Она лежала с закрытыми глазами уже не первый час. Маленькое худенькое тельце с бледным, «без кровиночки», личиком. Ей годик. Она вчера сделала свои первые шаги. Сегодня эти шаги помогли ей добраться до тумбочки, на которой лежало мамино лекарство - Галоперидол. Мама больна шизофренией, постоянно принимает этот серьёзный препарат. Мама-то сама ещё девчонка, всего 19. Но дочурку любит, растит одна. А вот тут такая беда – недоглядела. Спохватилась, когда девочка уже играла с открытым флакончиком, по полу были разбросаны маленькие беленькие таблеточки. Упаковка была начата недавно, поэтому легко удалось сосчитать, что не хватает четырёх штук. Мама принесла девочку уже без сознания. Я была дежурным педиатром на дому и за мной прислали машину. На улице стоял тёплый август - первая неделя моей самостоятельной работы. Наша больница вообще была уникальной. Кроме главного врача и начмеда, там были все доктора сразу после интернатуры. Я вызвала всех, кто мог прийти (это было воскресенье). Нас получилось трое – я, начинающий анестезиолог Татьяна(слава богу, она дежурила по ЦРБ!) и мой муж Михаил, начинающий хирург. Скажу правду – было страшно всем – мне, Мише, Танюшке, мамочке, которая рвала на себе волосы за дверью палаты. Страх этот витал где-то над нами, но не в нас. Как-то быстро распределились обязанности между нами. Промывался через зонд желудок, катетеризировались вена, мочевой пузырь, заряжались капельницы, всё было как в немом кино, в ускоренном темпе. Только это маленькое тельце лежало неподвижно и ожидало, куда повернёт судьба. Повезло – во время промывания желудка вышли две недопереваренные таблетки, значит – всосалось не всё! Вскоре Миша ушёл – дома осталась одна наша трёхлетняя дочурка. Потом ушла Татьяна - её ждали другие больные. Мы остались с Ирочкой вдвоём. Я вызвала из областного центра бригаду реаниматологов, но они ехали оооооочень долго. Мама ушла домой, т.к. ей самой было уже плохо. Нарушений дыхания не было, сердцебиение было ритмичным, а значит – есть надежда! В ожидании реанемобиля, я перештудировала всю имеющуюся литературу по отравлениям, не раз помолилась богу, трогая неподвижные пальчики крохи, не раз позвонила в областную реанимацию, сообщая основные параметры жизнедеятельности и получая рекомендации. Заходили девочки-медсёстры, принося инфузионные растворы, говоря мне: «Игоревна, пошла бы пообедала, мы посидим…», но я почему-то боялась от неё отойти, в страхе пропустить что-нибудь очень важное. Вдруг мне показалось, что дрогнули глазки…. Нет, не показалось! Ирочка пошевелила пальчиками и …. расплакалась! Я никогда так не радовалась детскому плачу! Прибежала Татьяна, мы обнимались, плакали, смеялись, друг другу утирая слёзы. К моменту приезда реаниматологов, наша Ириша уже активно и с опаской разглядывала нас, робко говорила «мама», но лежала спокойно, без капризов. Приехавший врач осмотрел девочку, внимательно проштудировал мой длинный список, где я каждые пять минут отмечала пульс, дыхание, АД, сколько введено, сколько выделено, улыбнулся, глядя на наши зарёванные физиономии и сказал: «Ну что, молодцы, коллеги! Все сделали правильно! Всё будет в порядке с вашей подопечной!» И уехал, оставив кой-какие рекомендации.
К выписке мама принесла Иришке самое красивое платье. Наряженная девчушка неуверенными шажками прокладывала между нами свой путь. Уже находясь у мамы на руках, она робко помахала нам и исчезла за большой белой дверью. Наверняка минут через пятнадцать она уже забыла о той беде, которая с ней приключилась, ведь она была рядом с мамой, и погода на улице солнечная, воробьи щебечут, а в руке новая кукла. А я не забыла эту девочку. Наверное потому, что в тот день я впервые поняла, осознала, прочувствовала себя врачом.