Глава 29
Помнят ли в Кандагаре Михаила Кирсана?(пароль)
Вокзал станции Костеньково был обычным. Ну, совсем обычным вокзалом. Не очень новым и не очень старым. Обшарпанным, но с новыми пластиковыми окнами. В небольшом скверике слева от входа в вокзал стоял памятник Ленину, выкрашенный серебристой краской. Хорошо, хоть не зелёной, как в предыдущий год.
Справа от входа в вокзал на привокзальной площади стоял Михаил Кирсанович, своим внешним видом составляющий конкуренцию вождю мирового пролетариата. Кирсаныч был росл, монументален и неподвижен. Казалось, он спит. Но это было ошибочное предположение. Часть своей молодости Кирсаныч провёл в Афганистане по причинам, всем понятным, и был он там разведчиком. Посему он мог подолгу, в силу привычки, находиться в весьма обманчивом неподвижном состоянии, двигая только глазами.
Майя подошла к Кирсанычу, поймала его взгляд и вежливо произнесла:
-Здравствуйте, Михаил Кирсанович. Меня зовут Майя.
Кирсаныч, странное дело, пошевелился, прищурив глаза, вгляделся в неё и сказал:
-Здравствуй, девушка Майя. Надо же, имя какое. И коса. Просто барышня. Ты меня знаешь, а я тебя нет. Ты чья? Что-то я тебя не узнаю?
Майя вздохнула и произнесла грустно:
-Ничья я, наверное. Восемь лет была ничья, а с утра… а с утра и вообще без никого. Значит, совсем ничья.
-Понятно, - произнёс Михаил Кирсанович, хотя ему абсолютно ничего и не было понятно.
- Ну, как там, в Кандагаре, помнят ещё Михаила Кирсана? – старательно выговаривая слова, произнесла Майя.
Кирсаныч замер и задумался. Потом произнёс.
-Кто сказал пароль?
-Мария Ивановна.
-Куда везти?
-На хутор к Марии Ивановне. Точнее, до Калиновки.
Кирсаным сменил позу:
-Она же уехала. Ты ей кто?
-Я знаю, что она уехала. Я ей никто, - честно призналась Майя.
-Ну, если пароль сказала и в дом к себе пускает, значит, ты для неё родной человек. Странная она старушка. Ни с кем не обещается, но её все любят. Ехать туда далеко, часа два, знаешь?
-Знаю, она говорила. Вы не переживайте, деньги у меня есть. Сколько скажете, столько и заплачУ. - сказав это, Майя уставилась на Кирсаныча.
-Надо же, молодёжь в город едет, а ты, вижу городская, на хутор едешь. Прячешься от кого?
Майя промолчала. Но вздохнула.
-Понятно, - сказал Кирсаныч. – Если спрятаться надо, так у меня можешь пожить. Денег не возьму, половине моей в радость будешь. Она всю жизнь о дочке мечтала, да не получилось. Два сына у нас. Уже взрослые. Живут отдельно.
-Спасибо, - вежливо сказала Майя. – Я не могу. Я свои проблемы сама решаю. Извините.
-Ишь, ты. Сама решаешь, а с виду пигалица. Ладно, садись на переднее сиденье в машину, на заднем у меня товар. Сумку давай я в багажник поставлю. Домой ко мне заедем, я товар сгружу, да поедем.
-А можно я Вас попрошу. Я из машины выходить нигде не буду. А мне продукты купить надо. И не продуктов. Я список напишу, а Вы мне купите, пожалуйста, в магазине то, что я напишу? И мне ещё сумка большая старенькая какая-нибудь или мешок большой нужен, продукты сложить.
-Пиши, Майя, куплю. Ох, и жизнь. Девка молодая, ладная и ничья. Ладно, дорога длинная, ещё наговоримся. Не хочешь, не говори.
Дома Кирсаныч выгрузил товар, принёс Майе прочную полосатую сумку, с какими раньше, да и сейчас ездят челночники, пакет красивых горячих пирожков, и они поехали в магазин.
Он вынес из магазина сумку с продуктами и другими покупками, поставил её в багажник, сел в машину, задумался и сказал:
-Не знаю я, Майя, от чего ты бежишь… Я тебе вот что скажу. Там дорогу перед Калиновкой перекопали, газопровод тянут. Я тебя должен за три километра до деревни высадить. Дальше мне не проехать. Придётся тебе эти три километра пешком идти. У тебя две сумки. Как ты их потащишь? Я бы тебе помог до деревни их донести, да не могу, я только после инфаркта. Нельзя, прости. Но ты до деревни дойдёшь, там домов пять жилых. Люди хорошие, одни старики, не обидят. У всех машины или мотоциклы. Попросишь, тебя от деревни до хутора довезут. Не думай, денег не возьмут. А им в радость пообщаться с молодой, да с такой косой. Или вообще, давай, никуда не поедем, а ко мне домой вернёмся. Никто и знать не будет, что ты у меня живёшь. А там, гляди, и расскажешь, во что влипла, да, может, помочь чем смогу. У меня друзей много, и в полиции, и не только в полиции. Как?
-Нет, не могу, извините. Спасибо. А в деревню я заходить не хочу. Можно её обогнуть? Тропинка, может, какая.
-Ладно, поехали, по дороге договорим.
И они поехали.
-Снимай куртку. В машине тепло, - предложил Михаил Кирсанович.
Майя сняла куртку и осталась в чёрном пуловере. Привычно поправив брошку-стрекозу, она уселась, как примерная ученица и устремила глаза на дорогу.
-Брошка красивая, - заметил Кирсаныч.
-Это от мамы осталась, - сказала Майя.
А потом произошло то, что и должно произойти. Это как в поезде. Едут два человека в купе поезда, знакомятся и разговаривают. И разговаривают, и разговаривают. И один или оба рассказывают о себе всё то, что не решились бы рассказать кому-то другому, даже близкому. С Майей получилось так же. Она рассказала Кирсанычу почти всё. Но не всё. Про Романа и эту страшную историю она не рассказала ему ровным счётом ничего. Отделалась фразой. - А потом я в историю плохую попала, но о ней я Вам ничего не скажу, кроме того, что я лично ничего плохого или подлого не делала никогда. И в случившемся нет моей вины.
Кирсаныч долго молчал, а потом спросил:
-Парень-то у тебя есть?
Майя задумалась и сказала твёрдо:
-Нет у меня парня.
Потом они вдвоём долго молчали. Ехали медленно, потому что дорога была плохая, и приходилось объезжать колдобины. Майя пересела на заднее сиденье, грустно смотрела в окошко и раза два принималась плакать. Плакала она тихо, чтобы не услышал Михаил Кирсанович.
Через два часа езды он сказал:
-Всё, Майя, приехали. Дальше дороги, считай, и нет. Может, ещё передумаешь? Я с женой в гости к родне собираюсь ехать почти до Нового года. Если передумаешь сейчас, мы никуда не поедем, останемся. Или с нами поехали?
-Нет, -твёрдо сказала Майя, - спасибо, я пойду.
Кирсаныч вытащил из багажника сумки, посмотрел на них, вздохнул, полез в багажник, вытащил какую-то дерюгу, обвязал ею сумки снизу, привязал к сумкам верёвки и сказал:
-Вот, сделал я тебе поезд, два товарных вагончика. Один продукты везёт, а второй – промышленные товары. Иди по берегу речки, никуда не сворачивая. Там раньше дорога была, да стадо по ней гоняли, ровненько получилось. Травка небольшая, и ты сумочки, как саночки по снегу, по травке повезёшь. По дороге отдыхай. Я тебе пакет пирожков положил, а вот тебе ещё бутылка компота. По дороге перекусишь. Вот на бумажке тебе мой телефон. Невмоготу станет или ещё какие причины, дойдёшь до деревни и позвонишь, а я соображу, чем тебе можно помочь. Свет на хуторе есть. Телефона нет. Раньше волки в лесу через речку водились, но уже сколько лет нет их, перевелись или ушли, не бойся. И не вешай нос. Самое переживательное для молодой девушки, это когда любимый бросает. Будет у тебя ещё в жизни любимый человек. Хороший. Ну, давай прощаться. Денег не надо. Не доставай. Обижусь.
Они обнялись, и Майя пошла. За верёвочку она тащила за собой два вагончика. Два товарных вагончика.
«Отъехав» метров на пять, Майя вдруг бросила верёвочку, быстро вернулась к Кирсанычу и спросила:
-Скажите, пожалуйста, а что такое вьюшка?
Ошеломлённый Кирсаныч смотрел на неё и ужасался. Она стояла перед ним, как примерная ученица перед директором, и ждала ответа. Ему хотелось взять её за руку, отвезти домой, посадить перед женой, и больше никуда не пускать эту совсем молодую девушку, смотревшую так доверчиво и ясно.
-Ты печку когда-нибудь топила? Ты вообще, в деревне жила когда - нибудь?
Майя отрицательно помотала головой. Кирсаныч произнёс то же самое слово, что и мужик в тамбуре поезда. Потом рассказал про вьюшку и про то, как правильно затопить печку. Убедившись, что она поняла, он, на всякий случай спросил:
-Может, ещё передумаешь?
Она опять отрицательно помахала головой, встала на цыпочки, обняла его за шею и, хлюпнув носом, пошла к брошенным сумкам-вагончикам.
На его глазах она медленно поднялась на бугорок, повернулась к машине, около которой стоял не решавшийся ехать Михаил Кирсанович, помахала ему рукой и скрылась за бугром.
-Эх, не передумала, - с сожалением произнёс Михаил Кирсанович, сел в машину, но сразу не уехал, думая, что из-за бугорка покажется Майя и два товарных вагончика. Он прождал минут двадцать и потом уехал. Назавтра он с женой собирался почти на два месяца ехать в гости к родственникам в Читу.
Дорога заросла травой, но не высокой, низкой, и Кирсаныч оказался прав. Сумки ехали за Майей, как вагончики. Она обогнула деревню и направилась к небольшой рощице, в которой, как говорила Мария Ивановна, и находится её дом.
По дороге Майя подняла брошенную кем-то обструганную палочку, взяла её в свободную руку и стала сбивать ею растущую на обочине траву. Три раза перекусив очень вкусными пирожками, запивая их тоже вкусным компотом, она только за едой поняла, что за весь день у неё маковой росинки во рту не было.
Сев перекусить первый раз, Майя обнаружила, что потеряла свою брошку. И даже не могла предположить, где это могло произойти. Конечно, можно было вернуться и поискать её по дороге. Но Майя уже сильно устала, и сразу отмела этот вариант. Кроме того, брошку она могла потерять и в машине доброго Михаила Кирсановича. Если это было так, то за брошку можно было не беспокоиться.
Но всё равно, Майя очень расстроилась. И не только из-за брошки. Вспомнились слова Михаила Кирсановича. «Самое переживательное для молодой девушки, это когда любимый бросает». Её не просто бросили. Её хотели убить. Убить её хотел человек, которого она полюбила.
Хутор стоял на высоком бережку. От речки к хутору по косогору вела протоптанная тропинка.
-Дошла! Дошла! – радостно вслух сказала Майя. И остановилась. Из-за угла на тропинку вышла огромная серая собака и направилась к ней.
Продолжение http://proza.ru/2016/02/24/1800
Прочие главы удалены в связи с отсутствием читательского спроса. Со временем намерена удалить и оставшиеся на странице.
Извините!