"Холодно, - думает Алиска, - Холодно-холодно-холодно. И если бы речь шла о дожде и низкой температуре - было бы легче, но ведь не в них, черт возьми, дело. Хотя и они, разумеется, в наличии - вишенка на торте драного в клочья дня. Эх....".
Она нога за ногу подходит к остановке маршрутного такси. Смотрит на часы. Предпоследняя маршрутка уехала три минуты назад. Последняя - вольная гуляка и расписания ей не указ, так что может приехать через десять, а может и через тридцать, например, минут - как ее заднему левому колесу или уставшему шоферу, захочется.
Ждать. Под мелким сентябрьским дождем, в котором уже совсем не осталось летней ласковости, напротив - проступает зябкий намек на грядущие предСамайновские заморозки.
...Алиска могла бы идти с курсов вместе с девчонками. И со своим молодым... нет, уже не со своим. Короче, с тем самым, который. Но сейчас это было бы все равно что надеть маску смеющегося зайца поверх разбитого об асфальт лица, и всю дорогу, получается, доказывать что ты не взъерошенный комок боли, а дебильный заяц-оптимист. Потому она выбрала отстать ото всех, отсидеться во внутреннем дворике на качелях и когда начался дождь - подставить ему лицо, протянуть себя навстречу небу - "Утешишь?" Мокрые дождевые хризантемы неловко тыкались ей в нос, мазали по щекам, и сбегая в водосточные трубы, что-то утробно бормотали оттуда. Может даже сетовали на то, что барышня, рыдающая под дождём - это натуральное мелодраматическое клише, там, в недрах хлябей небесных, от Альки не ждали таких банальных ужимок.
А, возможно, напротив - утешали, кто ж разберет дождливый язык сходу, не вставив в него пару-тройку своих мыслей. Да, банальных. Да, ни разу не веселых.
Встала и пошла на остановку маршрутки, и дождь пошел с ней. И сейчас топчется вокруг Алиски, разве что стал тоньше и прозрачнее. Теперь сквозь него хорошо видны колкие светлячки горящих окошек в понатыканных вокруг новостройках.
Считается, что вид светящихся в темноте окон вселяет надежду. Но вот именно сегодня Алиска понимает: едва ли так бывает всегда. И даже наоборот - сами по себе чужие окна, за которыми, быть может, происходят вполне себе развесистые драмы или отягощенные лирикой серебреного века одиночества, ничего не способны вселить в человека, если нет у него в душе, где-то в самой середке груди, под ребрами, личного окна-со-светом. Зато если оно есть, если светится щекотно, то все вокруг сияет его отраженным светом - чужие окошки, мокрые витрины, фонари вдоль дорог. Сам себе маяк, сам себе смысл. Потянули подреберный рубильник вниз - и все, баста. Отражаться нечему - мерзни. Дичай.
Жди маршрутку, короче.
- Я тебя укрою?
- Ой, - сказала Алиска скорее капризно, чем напугано. И только потом обернулась через плечо.
Из под косой каштановой челки - взгляд синих, с хитринкой, глаз. Мальчишеская улыбка, хотя лицо сегодня убедительно почти-взрослое.
- Еще скажи, что так и не привыкла. Что испугалась.
- Тебя? Вот еще!..
Алиска ощущает, как сама оттаивает от собственных балованных ноток, которые звучат в её речи все явственней. Как рядом со старшим братишкой.
А что. Почти так и есть.
- Укрыть тебя? - и на неё тут же перестают падать дождевые капли.
- Зачем спрашиваешь, если ответа не ждёшь...
Он молчит пару секунд, словно разминает ее настроение в пальцах, и лишь потом решается спросить:
- Очень плохо, да?
И она без слов утыкается ему в плечо. Кожаная куртка утешающе скрипит.
Алиска не собирается плакать. Она, в общем, понимает что дело не в мальчике, который сегодня... а, ладно. В общем - расстроил её. И не в первом курсе, на котором интересно учиться, но тяжело ужиться с девчонками-однокурсницами - какой-то параллельный мир, чужие ей темы, постоянная необходимость держать под рукой маску зайца-дебила и всё равно не ясно, в каких местах начинать смеяться. Не в конфликтах с родителями, которых она так подвела (по их словам) поступив не туда, куда они хотели и тем самым не продолжив традицию многих поколений семьи. И даже не в дожде дело, дождь вообще молодец - утешал, как умел.
Проблема в том, что ей, Алиске, семнадцать лет, и это тот возраст, когда от детства осталась лишь сдувшаяся цветная оболочка, а как притвориться взрослой, жить в мире таких же притворяющихся (или впрямь взрослых?), соблюдать хотя бы основные правила их игры и при этом оставаться собой - ни черта не ясно. А это всё надо как-то просто пережить, вовсе не просто, конечно, но - шаг за шагом. Иного пути нет, и слезами тут не поможешь. (Ну хорошо: те, что были, дождь спрятал в свой милосердный карман еще в институтском дворике, и на сегодня, пожалуй, хватит).
Поэтому Алиска стоит, и вдыхает запах скрипучей кожи. Такой знакомый. Уютный даже.
Большая теплая пятерня ложится на её затылок. И - чудо из чудес - он греет её молча, без фальшивых, бодрых уверений в миллионах рассветов впереди.
Как всегда, впрочем.
Чудо из чудес, которое для него творить - обычное дело.
Алиска чуть отстраняется и просит:
- А кинь кубики. Пожалуйста.
Он достает из внутреннего кармана куртки два игральных кубика - черный и белый. Оба чуть мерцают в свете ближайшего фонаря.
- Загадывай.
Она загадывает.
Он кидает. Выпадают две шестерки. Лучше просто некуда.
- Ты меня утешаешь, - констатирует Алиска.
Алькин спутник смотрит на неё с неотразимой смесью стариковской мудрости и обиды уличенного в обмане первоклассника.
- Да я тебе просто не умею врать, Аленький, ты чего! - он задумывается, потом уточняет, - А что ты загадала, если не секрет? Вертолет до Авалона или чтоб утром проснуться без будильника? Или что у нас там еще есть условно несбыточное...
- Ну... это.
- А! Ну это-то будет. Точно.
- Как не стыдно читать мои мысли! - сердится Алиса, абсолютно не по настоящему, - И не будет ничего уже! Он...
Теплый палец ложится ей на губы.
- Тшш, Аль. Любовь больше истории про одного конкретного человека. Незнание этой истины погубило многие молодые жизни, но ты же у меня умница.
Алиска пытается укусить его за палец. Он, ойкая, потешно отдергивает руку - (развесилась, несмеяна, ну!). И Алька смеётся - смеётся просто оттого, что до неё доходит вдруг, что - да, всё верно, как она могла забыть - это теплое, колкое, пузырчатое, что заставляло её с улыбкой раздёргивать шторы по утрам, браться за кисти и краски, вдруг на ровном месте срываться и бежать наперегонки с первым апрельским теплым ветром - всё вот это никогда раньше не ограничивалось одним человеком, одним делом, одним городом и даже одним миром. Что её вдруг дёрнуло свести весь солнечный свет к одной человеческой точке? Бестолочь она, однако.
Синеглазый подхватывает ее смех, разделяет его, и вместе у них получается просто отлично.
Отсмеявшись, он вкладывает кубики Алиске в ладонь.
- Бери. Ещё пригодятся.
- Да мне больше нравится, когда их бросаешь ты...
- Это вообще неважно, кто их бросает. Совсем. А вот разбираться со значениями и последствиями тебе уже пора самой. Совсем самой.
И тут Алиске становится так холодно, будто сентябрь в панике шарахнулся из города и ему на смену прислали, попутав порядковые номера, злой спросонья декабрь.
- Т-ты что же, уходишь куда-то?! - от сильного волнения Алиска начинает заикаться как в детстве.
Обладатель косой челки и синих глаз чуть качает головой:
- Без паники, Алькин. Я не уйду, это факт. Поверить в это или нет - тут уже выбор за тобой. Но без подобных выборов никак, когда взрослеешь, - и торопливо добавляет, - Это не я придумал.
- Я почти ничего не поняла, - задумчиво говорит Алиска, теребя цветную нашивку на куртке своего собеседника (ладонь и два крыла -"Интересно, что это за фирма такая? Дома посмотрю в интернете"). - Но если ты не уходишь, я спокойна. И кубики возьму. А если что-то зависит от меня, то я ещё сто раз выберу, чтобы ты появлялся каждый раз, когда мне очень нужно с кем-то помолчать, посмеяться, поболтать ногами в воде, или в чьих-то карманах согреть руки. Ой, да, мои карманы тоже к твоим услугам в этом смысле! - спохватывается она, - Ты ведь как и я стоишь под дождём...
Он улыбается - одна капелька только ему понятной печали на весь свет его внутреннего окошка:
- Я не мерзну, Аль. Сколько тебе напоминать.
- Скоро придёт маршрутка?
- Через три минуты. Совсем скоро уже.
....Не так много в большом городе Видящих. А Видящих, у которых есть нужда бродить по улицам под дождем поздним сентябрьским вечером - таких вообще поискать, да в этом районе едва ли кто-то сыщется.
Потому никто не увидит - и, пожалуй, оно и к лучшему, - на пустынной остановке маршрутного такси два темных силуэта: тоненький, со смешным хвостиком на затылке - девичий, и второй, чуть повыше, что укрывает ее от дождя гибким, как тень приснившегося дерева, крылом.
24 февраля 2016 год.