Это чудо я увидела, когда мы пришли с Настей на болото. Старый раскоряченный во все стороны пень.
Это сейчас он застыл и засох.
А ночью он оживает, скрипит обрубками корней, кряхтит от болотной сырости, вдыхает холодный туман и зорко следит за тем, как зреют ягоды, как медведь чешет свои когти о засохшую сосну, как чавкает и булькает в большой трясине.
Его серые, выветрившиеся под дождём сучья, превращаются в щупальцы. Они ползут и тянутся до островка сосен. Там лежат самые крупные ягоды, как вишни. И насыпано их вёдрами.
Утром старый пень засыпает и каменеет.
И дорога, хоженая мной не раз, иногда уводит совсем в сторону.
Когда идёшь с Настей в лес, а Настя местная и старше меня лет на девять, она не умолкает. Есть такие люди, которым надо, чтобы только их слушали. И всю дорогу она без конца говорит.
Передо мной мелькают картины её детства, учёбы, великого пожара, который уничтожил всю деревню, больше тридцати домов и уже метнулся к лодкам на озере…
Я стала свидетельницей её первой любви и того, как не дали родители Ивана им пожениться потому, что она была из бедной многодетной семьи.
Я видела её, плывущую за буи на море. Вода была уже прохладной и отдыхавшие немцы на берегу кричали:
- Frau! Sie schwimmen, wie eine Katze!
- Nein! Ich schwimme, wie ein Hund!- кричала им она и отчаянно плыла, не боясь ни холода, ни удаляющегося берега.
Подумаешь, я тоже понимаю их речь и могу говорить. Когда мы жили в районе нефтяников в восьмидесятые годы, там строили нефтепровод «Дружба».
Они зашли в магазин и выбирали игрушки для своих детей. Ещё им нравился наш хрусталь. Продавщица не знала, как с ними общаться.
Я всё поняла, но не вмешалась в разговор. Во мне сидела та память о войне, которая была непонятным образом передана от отца. Это была генная память.
До немцев в вагончиках жили югославы. Они были дружелюбны, дарили нашим женщинам джинсы, которых мы раньше не видели.
Потом югославов сменили немцы. Они были закрытыми и молчаливыми, высокими и упитанными.
Однажды у нашего мужика в пути сломалась машина. И он обратился к ним, чтобы его подвезли. На что получил короткий ответ:
- Твой дед дошёл до Берлина, и ты дойдёшь пешком.
Я не могла этого не запомнить. Это засело у меня в памяти.
А Настя снова говорит и говорит…
Вот я вижу, как они с Иваном, уже немолодые, встретились вечером в деревне у своих родовых домов, где окна смотрят друг другу в глаза, где не довелось им любить и перешагнуть запретную грань…
Они ночью бродили по дороге, вспоминая молодость.
- Он был женат. А я вдОва, - ответила она на мой молчаливый вопрос.
Мы машинально шли с ней по дороге. И она всё продолжала говорить, и мы не заметили развилки дорог. Свернули налево.
Прошли минут двадцать, пока я не спохватилась.
- Давай, вернёмся обратно. Смотри, дорога не та. Огромные пни встречаются прямо на пути. Лес не тот. Видно, это прошлогодняя делянка. Видишь, не всё вывезли.
Настя махнула рукой. У неё какая-то беспечная уверенность в том, что мы не заблудимся.
Но я к лесу отношусь насторожённо. Иногда я ощущаю, как он втягивает в себя, заманивает, завораживает, чтобы потом закружить, заколдовать…
Помню: лето было жаркое. Стала сохнуть трава. В лесу не было грибов. Оттуда им взяться? Грибницы почти выгорели. И ягоды подсыхали. А меня всё манила тропинка, звала, словно шептала…
Вдруг за поворотом откроется что-то небывалое. Это и есть зов леса. Вовремя я спохватилась и повернула к деревне.
Надо остановиться. Нельзя верить этой незнакомой дороге. И мы поворачиваем обратно. Доходим до развилки, где налево стоит избушка лесорубов. Мы заходим в неё.
В стекло бьётся коричневая бархатная бабочка.
Садимся на широкие лавки у железной холодной печки. Отдыхаем в прохладе.
А потом снова шагаем по дороге, по заросшим высокой травой старым тракторным колеям. Пахнет сиреневыми зонтиками валерианы, уже отцветшими. Пахнет прелой золочёной листвой берёз и грибами.
Вот и столик лесников под крышей.
Теперь направо, к самому болоту.
Вот и наша старая стоянка. Поваленные и обгорелые лесины, на которых мы сидели у костра.
Вот и пень вывернутой ели, чудище болотное, которое следит за ягодами, зверями и людьми.
Тишина. Только где-то высоко в небе стрекочет вертолёт.
И что же нас тянет сюда?
Так радостно и светло здесь дышится.
Так открыта кладовая даров осенних.
Так золотисты ковры листьев, брошенные нам под ноги чудищем болотным.
Так осыпает он нас шуршащим золотом.
Так сини ляги лесные, в которые опрокинуто небо вместе с червонной позолотой берёз.
И красные резные листья по - девичьи тонких рябин тёплыми ладонями тянутся к нам навстречу.
фото автора