В жёлтой жаркой Африке - Эпизод 03

Кастуш Смарода
3

   Тропинка к Лысой Горе и вправду нашлась, хотя, за те несколько дней что ею не пользовались, она заросла вездесущим бамбуком и пришлось изрядно потрудиться, прорубаясь через его трёхметровые заросли. Но по сравнению с плотным переплетением стволов и лиан вокруг, её можно было считать чуть ли не проспектом.

   Рука с мачете быстро устала – дед Адам оказался прав насчёт балансировки. С горем пополам они всё-таки пробились к тому месту, где много лет назад маленький Артёмка, отойдя в кустики пописать, встретил настоящего живого лося.

   Уже во времена артёмова детства Лысая Гора перестала быть лысой и сделалась просто плешивой, но теперь обширная плешь почти полностью заросла, оставив только небольшую тонзуру на самой макушке и тонкий неровный пробор дорожки, спускавшейся с противоположного склона, по которому раньше зимой катались на санках.

   Обещав Артёму не скрываться из виду, Гешка сразу же умчался по дорожке вниз, расставив в сторону руки и издавая ртом звук, с которым, по его мнению, должен идти на посадку самолёт. Сам Артём немного задержался наверху, оглядываясь по сторонам и ничего не узнавая, а потом начал не спеша спускаться вслед за сыном.

   Когда-то подножие Лысой Горы покрывали густые заросли малинника и лещины, которые теперь сменились невысокими деревьями грецкого ореха, словно виноградной лозой увитые ползучими ветвями маракуйи. Глянцевые фиолетовые плоды размеров с кулак свисали чуть ли не до самой земли, и Гешка, сорвав один из них, тут же смачно откусил, измазавшись до ушей вязкой зеленоватой мякотью. Артём тоже сорвал несколько плодов покрепче и бросил их в сумку, перекинутую через плечо. Для Лидии.

   С этой стороны Лысой Горы тропинка почти совсем не заросла – видимо с Заречья за маракуйей бегали чаще, чем из Осиновки. Артём с облегчением загнал на место уже наполовину вытащенное из чехла мачете и, пустив сына вперёд, поспешил за ним, на ходу стараясь разглядеть, прятавшихся в верхушках деревьев тропических птиц, голосами которых были наполнены окрестные заросли.

   Вскоре деревья стали редеть, сквозь просветы в плотных широких листьях в глаза ударили лучи предполуденного солнца и через несколько минут они с Гешкой, миновав змеящуюся по краю джунглей дорогу, вышли на граничащий с речкой луг, посреди которого торчал узловатый ствол молодого баобаба.

   На его месте прежде росла крепкая раскидистая сосна, но, не выдержав длительной конкуренции с африканским великаном, она зачахла и была спилена на дрова – только пенёк и остался между выпирающими из земли могучими корнями.

   Гешка, взвизгнув от восторга, помчался мерить обхват чудо-дерева шагами. Артём уселся в тени баобаба и, блаженно вытянув ноги, закурил.

   - Сорок восемь! – довольно констатировал Гешка, появляясь с противоположной стороны ствола и усаживаясь с ним рядом.

   - Солидно!

   - Пап, а мы на тот берег сходим?

   - Легко! – Артём предпочёл бы никуда не ходить, а просидеть в тени гиганта до самого вечера, но он обещал сыну экскурсию, да и самому было интересно побывать за рекой, где, как он слышал, начиналась самая настоящая саванна.

   Чтобы туда попасть нужно было добраться до старого деревянного мостика. Артём хотел пойти по дороге, но Гешка потащил его к реке сквозь густые заросли сухой колючей травы и приземистые кусты ройбуша.

   Река, которая в это время года представляла собой извилистый мутный ручей на дне полувысохшего русла, и её противоположный берег были скрыты от глаз высоким жестколистным кустарником, названия которого Артём не знал.

   Гешка сильно разочаровался, поняв, что до воды не добраться, но сразу повеселел, узнав про мостик. Он носился в высокой траве, нарезая круги вокруг Артёма и распугивая красноносых африканских воробьёв. Артём боялся, что тот наступит на змею, и хотя Антип убеждал, что всех ядовитых местные «папуасы» уже давно изловили на нужды фармакологии, а в футляре на дне артёмовой сумки лежал набор шприц-тюбиков с антидотами, его всё равно переполняло гнетущее душу беспокойство. Особенно после встречи с гиеной.

   «Не ходите, дети, в Африку гулять…» - вспомнилось ни с того, ни с сего.

   Мостик оказался там же, где и должен был быть.

   Когда-то Артёму нравилось ходить по нему: мостик выгибался красивой дугой так же, как на картинке из книжки про муми-троллей, и легко можно было представить, что на его перилах сидит Снусмумрик и играет на губной гармошке.

   Но то, что теперь предстало перед его глазами мало напоминало ту картинку: доброй трети брёвен настила не хватало, а те что остались - замшели и покрылись неаппетитной белой плесенью; перила с одной стороны уцелели, но опираться, а тем более сидеть на них было бы крайне неразумно. Просто удивительно как грузовичок с продуктами умудряется здесь проезжать.

   Но Гешку мостик совершенно не разочаровал: он тут же взбежал на его середину, ловко балансируя на рассохшихся брёвнах и уселся на краю, свесив ноги.

   - Пап, а мы крокодила увидим? – наивно поинтересовался он.

   - Надеюсь, что нет.

   - А слона?

   Артём стал осторожно подбираться к сыну, опасливо косясь на щели в настиле.

   - Это сколько угодно. Вечером их с пастбища погонят – можешь сходить посмотреть.

   - Клёво!

   На середине мостика Артём остановился и, приспособив ладонь козырьком, сощурившись посмотрел на другой берег. Пейзаж там разительно менялся: трава была ниже и реже; местами глазу открывались голые проплешины оранжевого песчаника; тут и там, до самого горизонта, виднелись зелёные зонтики акаций, между которыми лениво бродили стада пятнистых длинношеих животных.

   - Жирафики! – закричал Гешка, мигом оказавшись на той стороне моста. – Пойдём, пап, быстрей!

   Пастуха они заметили не сразу: сначала услыхали далёкие щелчки кнута, гулко разносящиеся в неподвижном горячем воздухе, а уже потом увидели маленькую чёрную фигурку на резвой полосатой лошадке, по широкой дуге огибавшую далеко разбредшееся стадо, сбивая его в плотную кучу.

   Гешка закричал и замахал руками. Всадник обернулся в их сторону и, лихо развернув зебру на которой сидел, с гортанным улюлюканьем помчался им навстречу.

   В двадцати шагах он резко осадил своего необычного скакуна; ловко спрыгнул на землю, тут же подхватив на руки подбежавшего Гешку; усадил того на могучее коричневое плечо и уже шёл к Артёму, растягивая в белозубой улыбке толстые вывернутые губы, с заранее отведённой для крепкого рукопожатия ладонью.

   Артём с удовольствием пожал её.

   - Как твои дела, Макоду?

   - Все добре, Тёма. Тільки от дощу давно не було. [1]

   Макоду, которого в Осиновке все называли Мыколой или Николаем, был родом из Ценральной Африки – то ли из Судана, то ли из Камеруна. Он был на семь-восемь лет младше Артёма и в годы Всемирной Катастрофы ещё под стол пешком ходил (хотя какие там могли быть столы в плетёных африканских хижинах).

   Когда спасатели из «Корпуса Мира» добрались наконец до его заметённой снегом деревни, в живых осталась едва ли десятая часть жителей. Пятилетний Макоду потерял тогда своих родителей, братьев и сестру, да и сам едва остался в живых, поражённый обширной двухсторонней пневмонией.

   После длительного лечения его отправили в детский дом на юге Украины (тогда ещё одной из республик бывшего Советского Союза), где он и прожил последующие двадцать лет, выучился говорить на суржике, есть галушки и пить горилку с перцем. Только вот родным для Макоду его новый дом так и не стал.

   Он грезил Африкой – не той, какой она стала после Катастрофы, а той, какой была во времена его детства. Он продолжал видеть во сне бескрайние просторы саванны; банановые рощи, навылет простреливаемые солнцем и холмистые предгорья давно потухших вулканов.

   А Украина, даже превратившись в страну тёплых озёр и влажных тропических лесов из-за произошедших с ней глобальных климатических изменений, оставалась также мало похожа на его потерянный рай, как и раньше.

   И тогда Макоду уехал. По счастью он не был обременён ни женой, ни детьми, ни домом, ни материальными ценностями, ни предрассудками. Он уехал искать свою Африку, и нашёл её здесь – в глухой белорусской глубинке.

   С Макоду Артёма познакомил его двоюродный брат Андрон, который привёз их в деревню на машине вчера вечером, помог устроиться и почти сразу же укатил обратно в город. Тот же Андрон поведал ему печальную историю темнокожего пастуха.

   - Дядя Коля, а ты льва видел? – спросил Гешка у Макоду, обхватив тонкой рукой его шею.

   - А як же, бачив. У минулому році іх тут багато бігало. [2]

   Гешка наморщил лоб, соображая, что же ему ответили, но кажется догадался и переспрашивать у Артёма не стал.

   Артём улыбнулся.

   Они с Макоду немного поговорили о жизни в деревне и о скором сезоне дождей, вспомнили общих знакомых. Африканец порасспросил Артёма о городе и велел передавать привет второму брательнику Михалу, а Артём рассказал ему старый бородатый анекдот, который снова стал актуальным в связи с последними событиями в Украине.

   - Я і так бачу що ти не москаль! [3] – хохотал негр, сверкая белками увлажнившихся глаз, свободной рукой сграбастав Артёма за щуплые плечи.

   Артём вдруг вспомнил зачем ему нужно было непременно повидаться с Макоду.

   - Приходи вечером к Антипу, - сказал он. – Будет застолье по поводу нашего приезда.

   - Добре, Тёма. Прийду обов'язково. [4]

   Неугомонному Гешке надоело сидеть на плече у «дяди Коли» и он запросился на «зёбрика».


     1. Всё хорошо, Тёма. Только вот дождика давно не было. (укр.)
   2. А как же, видел. В прошлом году их тут много бегало. (укр.)
   3. Я и так вижу, что ты не москаль! (укр.)
   4. Хорошо, Тёма. Приду обязательно. (укр.)

Продолжение: http://www.proza.ru/2016/02/24/1853