В последнее время воспоминания ополоумели. Дождались, я знаю, дождались, когда поутихла жизнь моя странная. И вот теперь яркие обрывки пережитого просятся в голову, выбирая самые неподходящие моменты.
Не зря зовут меня Марией...
Во всем виноват мой взбалмошный характер. Кажется, дело в нем. И вот я сижу здесь, под древней, как весь этот мир, швейной машинкой, рядом с матрешкой Катей, как делала всегда в детстве, дожидаясь дедушку. Только сейчас он не придет. Никто не придет. И с этой мыслью хочется приникнуть к Кате, как единственному ощущению покоя и, вдохнув аромат выцветших красок, выпасть на одно короткое мгновение из времени. Интересно, людям всегда было свойственно тосковать о прошлом, даже не побывав в нем? Тосковать о прошлом, игнорировать настоящее, мечтать о будущем. А, Катя? Твои глазенки с большими ресницами в обрамлении цветастого платка сотворил кто-то сотню лет назад. Он рисовал с любовью, оставив след своей энергии. Я чувствую ее. Вместе с энергией всей моей жизни. Мастер, наверное, и сейчас рисует тебя в каком-то из миров, по-прежнему не зная, что ты станешь отдушиной, взглядом и запахом, что отвлекают от неспокойных мыслей взбалмошную девицу будущего, что выслушивают нестройные фразы еще не родившегося ума, что слегка сглаживают тяжесть состояния- древнего, как весь этот мир, под названием «Одиночество». И во второй сотне лет двадцать первого века люди так и не нашли рецепта от этой болезни, которая вселяет волчий вой в горло, которая заставляет бояться времени. Любой точки отсчета, любого названия- « Прошлое», « Настоящее», «Будущее». Наверное, эта жажда живет глубоко в инстинктах, а потому люди так и не обнаружили простого и естественного рецепта. Конечно, мозг заставили верить в несуществующее тепло. Те, кому позволяют деньги, теперь могут опускаться в виртуальный мир, как колодец с захлопывающейся крышкой. Там утопают все ощущения и чувства, как сильно перченые овощи в усилителях вкуса. Там найдены рецепты любви, радости, улыбки и счастья. Податливое тело бездействует годами. Конечно, это касается пока только фанатов- первопроходцев в человеческой слабости видеть узко, еще Уже, совсем малое,сместив в одну точку. Метлой шустрой отметать все иное. Счастливчики.
Наверное, это верный выбор. Однако что-то мешает воспринимать это с восторгом. Находясь с детства в энергии прошлого, ароматах древности, слушая истории дедушки и придумывая свои, почувствовав, что необычное наслаждение рождается лишь через чувствительные усилия, через время, которое ты естественно, САМ, превращаешь в мгновение и одновременно- бесконечность, я не могу принять виртуальность в качестве сытного пирога. Отчего тогда нет покоя и в реальности?
Ты слышишь это, Катя? Слышишь и не впервые. Как не впервые видишь мой вытаращенный в стену стеклянный взгляд, разбросанные по полу длинные ноги в кроссовках, короткую стрижку под мальчика, упавшие плечи и капли слез на руке, которые я оставляю на твоем цветастом платье, когда обнимаю. Ты помнишь так много. Даже больше, чем я. Когда я касаюсь тебя, чувствую этот шквал вечности. Моя память многое стерла из прошлого, оставив лишь самые яркие мгновения. Вот они и приходят по утрам вместе с кофе и кругами под глазами, по вечерам- со слезами и короткими свиданиями в виртуальности.
Боль о родителях, погибших в автокатастрофе, утихла давно. Она превратилась в историю грустную, но дарящую сказочную надежду. Дедушка постарался, чтобы это было именно так. Моя фантазия добавила красок, пока руки красками создавали детские миры. Так утихшая боль превратилась в игру с обязательно волшебным будущим. Я не прекращала придумывать планеты для мамы и папы, искренне веря, что они там, им хорошо. Вкусив реальности взрослого мозга, игра превратилась в святую память, где нет мыслей, только ощущения. Эта память хранится со всей присущей мне нежностью, она не запятнана даже виртуальностью. Ни разу не возникло мысли вновь увидеть родные лица, подключившись проводами к обманным мечтам. Я не допускаю этого в святой мир.
Дедушка покинул меня ранним утром, когда я обнаружила его в кресле рядом с нетронутым коктейлем. Он постарался не испугать меня. Тихий голос его ласково вибрировал у моего склонившегося лица, пока не стих, превратившись в горячие слезы на моих глазах. Я не рисовала ему планеты. Взрослые девочки этого не делают. Просто нежно добавила к родителям. Вещи из лавки, оставшиеся по наследству, перекочевали в скромное жилище на краю города, которое я смогла приобрести за деньги от проданной лавки. Потихоньку раритет был распродан. Ничего, зато это не привязывало к вещам и месту. Так я решила, однако оставила в память о дедушке швейную машинку, всю состоящую из недвижимых железных завитушек, и матрешку. К тому времени я была совершеннолетней, взбалмошной девицей, увлекающейся древней живописью, а, значит, тем, что являлось неперспективным. Лишь истинные ценители хотели видеть на своей стене недвижимую картину, остальным предпочтительнее были, конечно, последние разработки. К примеру, визуализация водопада или космоса. Случайные подработки в рекламных компаниях,сомнительных фирмах,которые скорее прикрывали живописью нечто незаконное, на ретро- концертах, где мои картины расходились, как открытки, не давали уверенности в завтрашнем дне, однако предоставляли некую свободу. Я жадно познавала мир, все больше развивая чувствительность- и природную, и привитую воспитанием дедушки. « Слушай сердце, внучка. Лишь самый тихий шепот верен тебе». Понимая его слова по- своему, я познавала. Эмоции распирали меня во всем. Захлестывала влюбленность. Эта энергия была разной, противоречивой, дарящей порции быстро проходящей, но яркой энергии. Из той же серии, что способно давать напряженное творчество. Да, здесь не было покоя, не было плавной эйфории, что меня абсолютно устраивало.
Рыжик, как непокорный мустанг, стоял под дождем у ретро- бара. Он был пьян, под мышкой держал картину. Ее он предложил мне, случайно проходящей мимо. Ну, или не случайно, потому как та встреча превратилась в дружбу. Она быстро крепла. Мы не интересовали друг друга, как сексуальные партнеры, и в нас было много общего, а конкретнее- то сумасшествие, что заставляло нас получать кайф от реального, неперспективного и приевшегося творчества. Теперь луна на щеке- это то, что рядом, что бредет спокойно и параллельно моим бурным увлечениям, приходящим и исчезающим из жизни.
Арина была капризной. Настроение ее менялось, словно перед концом света. Она спешила говорить, слушать, чувствовать и касаться. Маленькая родинка у глаз двигалась, когда взгляд улыбался, хмурился или широко, удивленно распахивался. Мы целовались на пороге, когда я распахивала перед ней дверь. Целовались, когда я готовила ее любимый красный кофе. Ругались, когда ее ревность вспыхивала на пустом месте, и плескался недопитый кофе в чашке. И снова целовались, позабыв о кофе. А и снова ругались, когда, проголодавшись, заглядывали на кухню… Я быстро устала от жгучих отношений. Мы расстались громко, как и полагается с Ариной. Она изорвала все рисунки, где восемь месяцев я своей энергией изображала ее живые глаза, чувственные губы, непоседливую родинку. Она уничтожила и записи. Она наговорила гадостей. Но разве ее забудешь…
Кристину я встретила на презентации новой продукции « УльтраМед». Огромный зал, полный кричащей рекламы в виде голограмм, проекций представительных докторов, счастливых матерей с детьми, хромосом и непонятных формул, был полон бестолковой суетой. Машинки по периметру штамповали еду и напитки, роботы разносили это по залу, удовлетворяя аппетит приглашенных. Моя задача, как и у десятка других подобных мне , была проста. Всего-то стоять в окружении своих работ, рисовать и улыбаться. Кто-то писал стихи, танцевал, изготавливал, как мозаику, роботов… Нас собрали из разных уголков города.Разных возрастов, разных жизней. Мы были подставной рекламой для рождения нового направления в медицине. Новой эры, как говорили голограммы. Так было проще внушить людям, что будущие родители могут выбирать наклонности и одаренности ребенка. Рядом пестрели все необходимые документы. Мы являлись теми самыми первыми испытуемыми. « Вот результат. Покупайте контракт!» Я выгляжу моложе своих лет, однако, думаю, скоро на такие мероприятия меня перестанут приглашать. Жаль, постояв так несколько часов, можно не думать о заработке, как минимум, неделю.
Кристина была не одна. Плотный, седовласый мужчина лет примерно 100- 120 тяжелым взглядом практически наступил на пару моих картин, скривился и отошел к роботу с напитками. Кристина остановилась у рисунка, где была изображена Арина. Уже по памяти я восстановила ее образ, сидящий в кресле, сделав акцент на родинке, которая в ухмылке приблизилась к губам. Кристина смотрела долго, изящно отклоняя голову в стороны. Я же смотрела на Кристину. Длинные темные волосы, глаза цвета агата и то ощущение, которое дарила ее энергетика. « Эта девушка тебе очень нравится,»- голос ее был спокойным и мягким. Странно, но ответить я не смогла. Захлестнуло странное ощущение озноба, онемения. Она подошла совсем близко, коснулась кончиками пальцев моей щеки, губ. Я закрыла глаза, впитывая это ощущение разгорающейся страсти, однако в следующий миг, как выстрел, прозвучал грубый окрик. « Кристина!» Она вздрогнула, быстро направилась к тому, кто, раздраженно сжав губы, одной рукой поправлял пучки седых волос на голове, другой же властно подзывал Кристину. Что ж, я решила, что теперь хотя бы знаю ее имя. И знаю, что такое страсть, возникающая, словно надвигающийся шторм.
С Юлианой мы жили несколько лет. Белые волосы, очень светлая, словно прозрачная, кожа. Это редкость в наше время. Говорят, раньше были абсолютно золотистые, солнечные люди. Рыжие, да… Юлиана старалась угадать каждое из моих желаний, она встречала меня, как праздник. О, этот человек! Мне было невыносимо скучно с ней. Я все больше обозлялась, закрывалась и тайком рисовала Кристину. Разрыв был болезненный. Я обидела ее, и знаю- ношу теперь это с собой. Как и она, конечно. О, эта я!
Что ж, Катя, кофе? Может быть с никотином? Да, знаю, ты не одобряешь, особенно после моего увлечения наркотиками. Но с этим покончено, ты же знаешь…
Не люблю эти провода, осознание подвластности, ощущения яркости там и пресной реальности здесь. Но снова делаю, как развлечение перед сном, каждый раз создавая новое пространство, чтобы не привыкнуть, не запутать сознание.
… Лес густой и теплый. Прорезаются лучи солнца сквозь густые кроны. Домик маленький с большой террасой. Вот и она. Выходит навстречу, улыбается. Ника. Она похожа на меня. Ее обнаженное тело ласкает горячий ветер. Она обнимает меня, приглашает прилечь в тени.
- Ты устала. Отдохни… Я люблю тебя, помни об этом.
- Не говори этих глупостей.
Она удивлена, расстроена.
- Я говорю то, что хочешь ты слышать. Я чувствую, что ты хочешь. Всегда…
Я молчу, прикасаюсь рукой к ее плечу. Оно горячее, пропитанное солнцем. Мозг погружается в обман,и истома прокатывается по телу…
Продолжение следует. http://www.proza.ru/2016/02/24/1451