Плюс и минус

Наталья Юрьевна Сафронова
Наталья Сафронова

ПЛЮС  и  МИНУС



- Я не удивлюсь, если однажды ты сядешь в поезд и уедешь, - сказал муж.
- Куда? – не поняла Мила.
- Куда-нибудь, - преданно взглянул на нее Виктор. – Но потом все равно вернешься, потому что я буду тебя ждать.
- Вернусь, не сомневайся, - не стала разубеждать его Мила. Муж был уверен, что у Милы есть поклонники, а также предполагал в ней наличие некоторой ветрености и взбалмошности. Не ревновал, просто у него сложился такой идеал женщины, и он дорисовывал, дотягивал Милу до своего идеала.  Относился к ней, как к королеве.

     В юности близкая подружка ставила Миле в пример признанную на курсе красотку:
- Присмотрись к ней.  Она не красавица, но ведет себя, как красавица. Поэтому все относятся к ней, как к красавице. Потому что она ни секунды не сомневается в своей неотразимости.  Ты в сто раз симпатичнее, но тушуешься, скромничаешь, стараешься всегда быть в тени. - Мила слушала подругу, смотрела в окно, рисовала на запотевшем стекле  Золушку в переднике и башмаках на босу ногу под окнами дворца. Во дворце бал, а замарашка, затаив дыхание,  смотрит на принца, кружащегося  в вальсе с записной красоткой. Ах, как до чего же бедняжке хочется оказаться на ее месте! Рядом с Принцем!

     Мила боролась за свое счастье  пять  лет студенчества (дышала в телефонную трубку, как снисходительно шутила близкая подружка), а потом еще два года писала Виктору в армию. При этом провожала в армию Виктора другая девушка, та самая признанная красотка курса, а Мила писала как друг. Но невеста проводила и выскочила замуж, а Мила тут как тут со словами утешения и признаниями в любви.  Она подкупила Виктора своей преданностью  и постоянным присутствием в его жизни. Он к ней привык. И сделал предложение руки и сердца.  Хотя на самом деле ему нравились  женщины яркие и раскованные, привыкшие быть в центре внимания. Королевы.  И он относился к Миле как рыцарь к своей Даме, потому что не мог иначе. Был так воспитан. Дарил цветы, говорил красивые слова.  И Мила, наконец, почувствовала себя красавицей.  Не так уж сложно стать идеалом для любимого, если тебя любят. 
     Теперь она могла безраздельно и единолично любоваться своим Принцем, правда, старалась делать это тайком, когда он спит, например, или облекала свое любование в шутку, потому что понимала, что такое явное обожание выглядит смешным либо пугающим.  Мила верила и не верила в свое счастье, просыпалась ночью и всматривалась в лицо мужа, он это или только кажется, осторожно касалась его руками, проверяя на ощупь. Ждала с работы, не отводя глаз от секундной стрелки, и оказывалась у двери вместе с первым поворотом его ключа  в замке. Виктор всякий раз удивлялся, радовался ли он безмерной любви жены, это еще вопрос.
- Любовь  - это уже отклонение от нормы, - пожимала плечами Мила на его просьбу умерить свой пыл. Но все-таки старалась поменьше показывать свое обожание.  Она боялась потерять мужа, не верила, что он рядом с ней навсегда. Даже когда родилась дочка, Мила все еще чувствовала, что муж не до конца рядом с ней. Вот он здесь, но вдруг задумается,  уходит мыслями куда-то. Мила догадывалась, куда.

     Дочку назвали Ирочкой в честь первой любви мужа, Милиной соперницы. Мила не сопротивлялась, у нее не было к сопернице никаких претензий. Даже наоборот, она испытывала чувство превосходства и снисходительности.  Ира своими руками отдала Миле Виктора, такое счастье, а сама, как слышала Мила, вышла замуж за полное недоразумение, которое и мужем-то назвать сложно, ибо оно пьет, бьет Иру и гуляет.   Мила всегда хотела быть вполне хорошей, ее идеал собственного «я» был высоким, и она стремилась ему соответствовать. Однако не все было так просто. 
     Через год после рождения дочери Мила родила сына.  Ей было стыдно признаться в этом даже себе, но она ревновала, когда муж брал дочку на руки и называл ее Ирочкой, испытывала почти физическую боль.  Ухаживая за девочкой, словно выполняла ритуал, не участвуя в этом сердцем. Она любила дочь, но любила отстраненно, мучительно пытаясь отделить свою любовь к дочери от ревности к той, которая, казалось, навсегда завладела сердцем Виктора.  Поэтому, когда дочке исполнилось три месяца, Мила перетянула грудь и стала покупать ребенку смеси. А когда вновь забеременела, вздохнула облегченно. Сознательно отвлекалась от дочери на будущего ребенка, разговаривала с ним, читала ему на ночь сказки, поглаживая свой живот.  Она назвала сына Виктором.  Пусть будут два, ибо для нее не было имени сладостнее, и она звенела с утра до ночи: Витя, Витенька, Витюша, и радостно смеялась, когда на зов откликались оба Вити. Обоих и звала. 
     Теперь муж делил свое внимание между детьми, и Мила успокоилась, перестала ломать себя,  стала ровной и теплой, как солнышко. Это было самое комфортное для нее состояние, когда она была довольна собой, она не любила и не прощала себя злую, ревнивую, дерганую. Испытывала мучительное чувство вины перед мужем, детьми и даже перед своей соперницей Ириной. Но теперь все хорошо, Мила нашла у себя в душе состояние равновесия, и все были счастливы рядом с ней.  Мать недаром назвала ее Людмилой, милой людям, и воспитывала в ней покладистость, стремление угодить, сделать приятное.   

     Дети росли, вместе пошли в садик, в одну группу, Мила не хотела их разлучать. Растила как близнецов, тем более, что они были очень похожи друг на друга и на мужа. Вязала им одинаковые шапочки, шила одинаковые комбинезоны. У Ирочки почти вся одежда была, как у мальчика, и она с удовольствием играла в машинки и пистолеты.  Платьев было мало, а одно, трикотажное, было настолько удачным, что когда Мила гладила его, оно словно становилось длиннее.
- Видишь, как платьице растет вместе с тобой? – спрашивала Мила дочку. Ира радовалась, думала, что платье волшебное. Тоненькая, с короткой мальчишеской стрижкой светлых пушистых волос Ирочка смотрелась в этом желтом платьице забавно, как подсолнушек.
    Дети дружили. В детском саду на занятиях и за обедом они сидели за одним столом, и рядом стояли их кроватки в спальне. Ирочка всегда защищала Витю, который был самым младшим в группе. Она часто дралась, Мила подозревала, что не только за Витю, дочка вообще любила подраться.  На нее нередко жаловалась воспитательница, но Мила не ругала Ирочку за драки. Если разбираться, то непременно выяснится, что Ирочка восстанавливала справедливость. А за справедливость нельзя наказывать. К тому же Витя находился под надежной защитой сестры, потому что самой большой несправедливостью для Ирочки было обидеть ее маленького братца. «Гуси-лебеди» стали любимой сказкой девочки, она часто просила маму прочитать ее «еще разочек», а на прогулке крепко держала Витюшу за руку, чтобы не потерять.
     Мила задумывалась над отношениями детей, корила себя, что она рано родила сына, лишила Ирочку большой доли материнской ласки, взвалила на нее непосильную ответственность за младшего брата. А еще она боялась, что девочка подсознательно затаит обиду на брата за отнятое в младенчестве тепло. Но нет, Витя был для сестры самой большой ценностью в жизни. Она не играла в куклы, жила интересами брата, сразу стала взрослой.

     Устроиться на завод, на должность инженера,  женщине с двумя маленькими детьми нечего было и мечтать.  Близкая подруга по великому блату устроила Милу на временную клетку секретаря. 
- А потом можно будет перевестись по специальности, - успокоила она Милу.  Однако Мила оказалась настолько на своем месте в должности секретаря, что ничего другого не искала.  Она улыбкой встречала каждого посетителя, как будто только его и ждала,  угощала его чаем, еще и сахар ложечкой размешивала, указания начальника не просто выполняла, а предвосхищала. Начальник заметил, что на работу он стал ходить, как на праздник.  Совещания у начальника стали проходить плодотворнее и в приподнятом настроении, потому что Мила их не просто стенографировала, а ласковой предупредительностью направляла в нужное русло.  Каждый за себя, а Мила – за всех. 
     Когда секретарша, чье место временно занимала Мила, вышла из декретного отпуска, начальник нахмурился и сказал Миле:
- Милочка, вы останетесь здесь, а ее мы куда-нибудь пристроим. – Однако Миле было неудобно выживать женщину с законной должности, и она ушла с завода. Тем более, что Виктор не хотел, чтобы его жена работала секретарем, даже стеснялся этого.
- У тебя высшее образование, а ты всем чай подаешь, - ворчал муж. Ее принц оказался снобом.  Но все-таки это был ее Принц, и Мила послушалась. 

    Просматривала в газетах колонки с предложениями работы. Предлагались только вакансии менеджеров по продажам. Никто ничего не производит, но все что-то продают.  Мила устроилась менеджером в рекламную фирму.  Ее рабочий день оказался бесконечным, потому что Мила не умела ничего делать наполовину, и забирая поздно вечером детей от мамы, она не чувствовала ничего, кроме усталости.  Дети привыкли обходиться без нее.  Иногда вечером Мила, укладывая их спать, собиралась почитать на ночь сказку и натыкалась на неожиданное сопротивление дочери:
- Я сама Вите почитаю, - Ира рано начала читать, причем бегло и правильно.
- Почему? – не поняла Мила.
- Иди, отдыхай, мамочка, - с притворной лаской выталкивала ее из детской дочка. – Я сама уложу Витю спать.
- Кажется, Ирочка решила во всем меня заменить, - растерялась Мила.  Прошла в спальню, юркнула в постель и прижалась к мужу,  закрыла глаза, прислушиваясь к мерному ласковому голосу дочки из детской. Она читала сказку. Через некоторое время донеслись легкие шаги ее босых ножек, Ирочка заглянула к ним в комнату и доложила:
- Витя спит, и я тоже пошла спать. – Дверь за дочкой закрылась.
- Помощница, - улыбнулся Виктор. Он не понял всей трагичности происходящего, он вообще был оптимистом и воспринимал мир с его светлой, положительной стороны.  А Мила всегда копалась в себе и в поступках других тоже видела скрытые, корыстные мотивы.  Мила прижалась к мужу еще сильнее, ей хотелось, чтобы он защитил ее от целого мира, который Миле не поддавался, не выстраивался, как детские кубики, в желаемую картинку.  Защитил от усталости на нелюбимой работе, от постоянной нехватки денег, научил своему восприятию мира со знаком плюс.   Это был ее Рыцарь, и она доверяла ему во всем, доверяла безгранично. Виктор, как и раньше, любил и жалел ее, и дарил цветы просто так, без повода, чтобы она улыбнулась.

     Однажды Мила пожаловалась мужу:
- Витюша, а я ходила на консультацию к психологу. Он сказал, что если женщина много работает, она теряет свою женскую суть.
- Это как? – удивился муж. Ему казалось, что суть нельзя потерять, как любое эфемерное понятие.
- В работе женщина приобретает мужские качества, подменяя ими женские, -  объяснила Мила. – Если мы сможем обойтись без моей зарплаты, я бы лучше занялась домом и детьми.
     Однако на этот раз рыцарство изменило Виктору, он вяло улыбнулся Миле:
- Денег не хватает, моя дорогая, потерпи немножко.

     Мила терпела, а между тем близкая подруга ей рассказала, что на завод по специальности устроилась Ира, первая любовь мужа, и с работы они уходят вместе.  Детей из садика забирала мама Милы, сама Мила работала допоздна, свободного от семьи времени у Виктора было много, и он им распоряжался по собственному усмотрению.
- Ира ходит на работу с синяками? – спросила Мила близкую подругу.
- Почему с синяками? – удивилась подруга.
- Ну, ты же говорила, что муж ее бьет, - с надеждой посмотрела на подругу Мила.
- Так она развелась давно, свободная женщина, - предостерегла подруга. – Так что держи ухо востро.
     Собственно, я ничего не потеряла, пыталась рассуждать Мила, потому что ничего не успела приобрести. Первая любовь, как видно, не ржавеет. Королевой я так и не стала.  Королевы ведь не пашут, как лошади, не бегут потом за детьми и не встают на ночь глядя к плите.  Королевы ходят важно, степенным шагом, чтобы все успели полюбоваться на их неземную красоту. Близкая подруга учила Милу королевской поступи,  но Мила вечно куда-то торопилась. А королевы не торопятся, у них есть только одно дело: принимать всеобщее восхищение и поклонение.  Волшебство закончилось. Карета превратилась в тыкву, бальное платье – в бедные отрепья, а туфельки где-то потерялись, причем обе, не оставив Золушке никакой надежды на новую встречу с Принцем.

     Потянулись тягостные дни.  Мила старалась не смотреть на мужа, чтобы не видеть его сияющих глаз. Обычно ровный и спокойный, Виктор теперь постоянно пребывал в приподнятом настроении.  Больше всего на свете Миле хотелось уехать, куда глаза глядят. Но хотелось и остаться, чтобы все-таки видеть мужа. Она готова была находиться рядом в любом качестве.  Пробуждалась ночью от тяжелого, спутанного кошмарами сна, вглядывалась в дорогое лицо. Виктор дышал ровно и спокойно, нежные, трогательно длинные ресницы трепетали, когда он поводил веками. Ему что-то снилось, и он улыбался во сне. Мила осторожно поцеловала его светлые волосы, Виктор вздохнул и отвернулся.
- Он счастлив, значит, я должна быть счастлива его счастьем, - подумала Мила, с трудом справляясь с подступившим к горлу комом. – А иначе, какая же это любовь, если мне плохо оттого, что ему хорошо?
     Она осторожно, стараясь не разбудить мужа, выскользнула из постели и прошла на кухню. Долго стояла у окна, всматривалась в ночной  город. Слезы, наконец, потекли у нее из глаз, стало легче дышать. Мила нарисовала на стекле туфельку. Одна туфелька  у Золушки все-таки осталась, а значит, не все еще потеряно.

   С работы Мила теперь возвращалась рано.  Все-таки у нее был свободный график работы, и она прикладывала массу усилий, чтобы сделать как можно больше в короткий срок, тем более, что это отвлекало от невеселых мыслей о муже.   А все, что не успевала сделать, со спокойной душой откладывала на следующий день.  Забирала детей из садика и усаживала их рядом с собой на кухне, с книжками и карандашами.
- Побудьте со мной, я без вас соскучилась, - просила она Ирочку, потому что решения принимала дочка.  Ирочка соглашалась, и даже когда чинно сидеть за столом и рисовать им с братом  надоедало, она приносила на кухню машинки, солдатиков  и кубики, и они строили рядом с матерью, стоящей у плиты, замки и крепости, устраивали тихие сражения и примирения.
- Моя маленькая мудрая женщина, - с горькой гордостью думала о дочке Мила. – Все-то ты у меня понимаешь, все чувствуешь.
     А когда приходил Виктор, Ирочка кидалась на шею отцу с такой радостью, что Мила подозревала, что дочка ждала его с еще большей тревогой, чем она сама. Виктор подхватывал дочь на руки и тоже проходил на кухню, где Мила, расчищая стол от игрушек, торопливо накрывала ужин.  Витюша  усаживался за стол рядом с отцом и сестрой, он вообще не существовал отдельно от Ирочки. Мила поставила в центр стола ароматный пирог с курагой и орехами.
- У нас сегодня праздник? – удивился Виктор. С тех пор, как Мила перешла на работу в рекламное агентство, она редко баловала их домашней выпечкой.
- Праздник, - улыбнулась Мила. – Папа с работы пришел. – На Милу смотрели три одинаковых лица с одинаковым, чуть задумчивым выражением. Это было забавно, и тревога впервые за много дней отпустила сердце Милы.
- Подождите, я быстренько, - сказала она и побежала в комнату.
- Внимание, сейчас вылетит птичка, - улыбнулась Мила, глядя на свою семью в глазок фотоаппарата. Но Ирочка взяла фотик у нее из рук, поставила его на высокий подоконник и нажала автоспуск.
- Ты с нами, - серьезно сказала она и притянула маму за руку в общий кадр.