Глава 2.
Один на один.
Нина с трудом продиралась через джунгли, временами ползком, временами, прыгая на здоровой ноге. В непроглядной темноте спотыкалась о корни, сбивая босые ступни, падала, снова вставала. Ветки били по лицу, раздирая кожу, царапали руки и ноги.
«Скорее, скорее, дальше от клиники», - стучало в висках. Неожиданно почва ушла из-под ног, переворачиваясь веретеном, девушка скатилась по влажной палой листве в глубокий овраг. Сил выбираться уже не было, да и слишком опасно идти в темноте по лесу, кишащему змеями и другими опасными тварями. Она зарылась в кучу гниющих листьев и стала дожидаться рассвета.
Джунгли жили своей жизнью. Надрывно кричало какое-то животное, в верхушках вязло уханье совы, где-то совсем близко трещали ветви. Нина не спала. Сжимая в руках заточку, она готовилась защищаться от ночных хищников.
Наконец, небо посветлело. Слабые лучи солнца ласково коснулись густых крон, робко поползли по стволам деревьев.
Нина растеряно огляделась. Ну и как в этой чаще найти пещеру, где обитает Энтони Шеперд и его «неудачные» клоны? Несмотря на очевидные психические расстройства, опальный сын хозяина, смог бы помочь беглянке выжить в джунглях. Вместе они построят плот и попробуют доплыть до материка.
Цепляясь за лианы и корни, девушка выбралась из оврага. Она долго бродила по лесу в поисках пещеры и окончательно заблудилась. Но даже это не огорчало ее. Что может быть хуже заточения в подвале и ожидания скорой неизбежной смерти?
Нина все время оглядывалась и прислушивалась, понимая, что ее будут преследовать. За каждым деревом мерещились работники клиники. Окончательно выбившись из сил, девушка решила передохнуть. Она уселась на поваленный ствол. Пустой желудок напомнил о себе болевыми спазмами. Нина осмотрелась в поисках съестного. В метре от нее на невысоком дереве росли плоды по виду напоминающие авокадо. Девушка подняла с земли ветку и попыталась сбить крупный зеленый фрукт. Неожиданно с дерева сорвалась извивающаяся лента травянистого цвета и глухо шмякнулась на землю.
- Змея! – слишком поздно поняла Нина. Потревоженное пресмыкающееся взвилось вверх упругой пружиной. Девушка почувствовала острую боль в ладони, словно в мышцу вбили гвоздь.
Змея юркнула в заросли кустарника. Рука начала опухать и чернеть на глазах. Крича от боли, Нина надрезала недостаточно острой для подобных операций заточкой место укуса и постаралась выдавить отравленную кровь.
Но это не помогло. Уже через минуту, ее бил озноб, кожа покрылась испариной. Воя, девушка валялась по земле, не в силах вынести расползавшуюся по телу боль. В груди возникла тяжесть, каждый последующий вдох требовал все больших усилий. В глазах потемнело.
Нина почувствовала, как чьи-то руки поднимают ее с земли.
«Неужели меня нашли? - мозг отдавал команду сопротивляться, но мышцы уже не слушались, - Нет, нет, нет…»
***
Глухонемая уборщица спустилась в подвальный этаж. Хозяин клиники приказал приготовить комнату для медикаментов и намыть полы в коридорах. В лабораторию – святая святых ее не допускали.
Хмурое выражение делало и без того некрасивое лицо уборщицы уродливым. Она машинально водила тряпкой по белому от осыпающейся известки полу. Последнее время давящая на сердце тоска не оставляла женщину.
Почему-то Бог забирал все, что было ей дорого. С самого рождения – слух, потом родителей. И мать и отец спились, социальная служба определила девочку в приют. Там ей поставили диагноз олигофрения. Получалось, ни внешности, ни ума.
Но однажды счастье улыбнулось Ингеборге, она родила сына, хотя врачи отговаривали, ссылаясь на ее неполноценность. Счастье продлилось шестнадцать лет, а потом мальчик погиб.
Женщина сразу согласилась переехать на остров: что-то сломалось в ее душе и невозможно стало видеть счастливые лица соседей, терпеть одиночество, никомуненужность, насмешки и унижение.
В клинике было все, что необходимо для жизни, а главное, появился Энтони Шеперд, напоминавший Ингеборге погибшего сына. Но Господь прибрал и его.
Теперь у нее ничего не было, кроме давно опостылевшей работы. Конечно, уборщица не лезла в дела врачей, куда уж там олигофрену, но даже умственная отсталость не мешала ей понять, что занимаются они преступными вещами. Где-то в глубине сознания, Ингеборге чувствовала себя соучастницей, но покинуть остров не решалась, уж слишком она отвыкла от шумной, непростой жизни на материке. Да и вряд ли ее отпустят.
Тускло освещенные коридоры, шелушащиеся ошметками зеленой краски на стенах, привели уборщицу к запертой железной двери с небольшим зарешеченным окошком.
«Кто-то говорил, что японцы здесь американских пленных держали. Или наоборот», - вспомнила женщина.
Повозившись с заржавевшим замком, она открыла дверь и секунду помедлила на пороге темного помещения с низким потолком и толстыми, не пропускающими ни звука стенами. Сверху свисала хлопьями пыльная паутина, пол ковром устилала грязь.
Ингеборге вздохнула и вошла внутрь, оставив дверь открытой, чтобы свет из коридора хоть немного рассеивал темноту.
Она начала смахивать шваброй пыль с потолка, но вдруг под ногой что-то хрустнуло. Уборщица подняла валявшийся предмет, но тут же с отвращением отбросила. Это была человеческая челюсть.
Ингеборге почувствовала на спине взгляд, обернулась. Ее лицо вытянулось и посерело, глаза по-рыбьи выпучились от ужаса, швабра выпала из рук и гулко ударилась об каменный пол.