***

Власова Анна
А на замёрзших стёклах они любили выводить "скоро лето" или "люблю". И казалось, будто от этого их чувства становились вечны/крепче/безумнее.
Он целовал её у дверей лифта, вдавливая спину в стены одиноких квартир. Шептал всякие нежности и растворялся во тьме подъезда. Она аккуратно вытерла губы, поправляла юбку и - кидая маме лёгкое "привет" - пряталась в своей комнате. Там - лёжа в холодной постеле - она могла думать о нем круглосуточно. Перебирать в памяти каждые секунды встреч, придумывать возможные варианты продолжения и неизменно желать его.
Ей было и невдомёк, что где-то там - через пару трамвайных остановок - уже другие пальцы сжимают его ладонь и выводят "мы" на замерзшем стекле. Он был тем самым героем её романа, о котором не рассказывают маме и лишь тайком - самой лучшей подруге. Хулиган, с серьгой в ухе, слушающий рэп и "стопроцентно ни за что" попавший в "малолетку". И принимая от него подарки - мелочи в виде цепочек или колец, которые нужно уменьшить, тк он "не знал нужный размер" - она даже не думала о том, что он мог их украсть...
... Озарение пришло внезапно. Суматоха дня, вечная линия трамваев с номером "22" и он на другом конце вагона. Сначала - сквозь толпу - увидела знакомый профиль, ухмылку в левом уголке губ и с улыбкой направилась к нему. К тому, чьи руки прижимали к себе совсем не её... В смятении, в шоке, в какой-то неуклюжей попытке вымолвить хоть слово, она села в первое освободившееся место - спиной к ним. Выслушивалась в знакомый смех, в нотки постоянных мелодий и медленно снимала с себя подаренное накануне кольцо...
... Водитель объявил конечную, кондуктор осторожно потряс за плечо девушку, печально склонившуюся к окну. Она извинилась, вложила в ладонь некогда дорогой подарок и растворилась в ночной темноте. И лишь на замерзшем стекле слегка кривоватым почерком было написано одинокое "Прощай".