Любовь

 
Глава 1.
  Иван Васильевич открыл глаза, испугавшись того, что задремал.  Видимо напряжение последних рабочих дней перед самым Новым годом выбили его из колеи. Это же надо, чтобы уснуть в кабинете на рабочем месте! Если бы кто-то заглянул к нему и увидел его спящим, непременно указали бы на  приближающийся  пенсионный возраст старшего научного сотрудника. И уж не миновать было бы шуток и подковырок на этот счёт.
  Молодым и проворным  кажется, что те, кто перешагнул порог молодости, уже  глубокие старики, а он не чувствовал старости! Да, внешность не та, что прежде, но душа оставалась в той поре, когда ему было лет сорок, когда он ещё был  окружён заботой любимой жены, которая давно и безвозвратно ушла. Ушла  из жизни, оставив о себе замечательную и добрую память.
  В каждом возрасте есть свои плюсы. Накопленный жизненный  опыт хотелось успеть реализовать.  Да, он понимал, что его время, отпущенное ему жизнью,  неотвратимо  и безвозвратно уходит, но не хотелось думать о том, что может прийти конец, а ещё того хуже – старческое слабоумие.
  Иван Васильевич вздохнул, и подобие страха заставило его напрячься. Сердце ёкнуло в груди. Дыхание приостановилось. Он не узнавал своего кабинета.
 - «Что за чёрт! - мелькнуло в голове, - неужели помрачение?»
  Кабинет выглядел непривычно пусто. Исчез  куда-то компьютер. Даже любимая репродукция картины французского художника Джеймса Тиссо исчезла с противоположной стены. Картина была необыкновенной! Молодая дама, так похожая на его покойную жену во времена их молодости, на полотне художника  безмятежно склонилась на борт старенькой лодки. Её взгляд и нега пленили Ивана Васильевича, даря чувство близкое к присутствию жены. Ведь случилось так, что был утрачен их семейный альбом.  Если бы не эта картина, сегодня он острее мог чувствовать одиночество.
  Иван Васильевич кинул взгляд в сторону окна. Ещё пару минут назад за окном в свете ночных фонарей медленно кружили снежинки.
  Долго раздумывать не пришлось. Развитию панического состояния помешали. В помещение вошли люди. Их было не много. Иван Васильевич сразу обратил внимание, что на новых сотрудниках иная, чем принято у них, форма. Поверх лёгких комбинезонов одеты светло-серые халаты, плотно облегающие стройные фигуры. Лица визитёров прикрывали защитные маски с непроницаемым со стороны профессора стеклом. Впрочем, и у них работники лаборатории носили защитные комбинезоны, но эта форма оставлялась в пределах лаборатории.  В форме никто не разгуливал по территории научного центра.
 - Чем могу быть полезным? – привычным тоном старшего по должности поинтересовался растерявшийся Иван Васильевич и сразу же вспомнил, что перед тем, как очнуться в кресле, он уже покидал своё рабочее место. Да. Точно. Последнее, что подсказывало воображение, плохо прикрытая оконная форточка. Ему надо было перед уходом закрыть её на затвор, и он подошёл к окну.  Но где она, эта форточка сейчас? Не понятно, поскольку не было и самого окна.                               
 - Извините, - последовал вполне вежливый ответ со стороны посетителей и вперёд вышел самый рослый из присутствующих, слегка склонив голову вперёд, будто демонстрируя  своё расположение и доброжелательность, - мы пригласили вас в гости в нашу лабораторию, занимающуюся теми же проблемами, которые изучаете и вы.  Вы ведь биолог, не так ли?
 - Да-да, именно так, - отозвался всё ещё не успевший прийти в себя Иван Васильевич и попытался подняться навстречу тем, кого считал своими гостями. Именно попытался, потому что тут же почувствовал, что ноги не подчиняются  желанию встать.

Глава 2.
 Иван Васильевич нервно поправил сползшие к носу очки и несколько раздражённо  произнёс:  - Вы сказали, что пригласили, - и уже выкрикнув  неожиданно хриплым и высоким от волнения голосом, сделав упор на слове «пригласили» - и он перевёл взгляд на непослушные ноги, собираясь возмутиться, но его порыв предупредили люди в масках, а ему оставалось только откашляться.
 - Извините, ваше перемещение потребовало определённых усилий. Просто пока ещё вы не полностью восстановились. Ваши физические функции сейчас придут в норму.  -  Из группы,  оказавшихся  в положении хозяев, неторопливо вышел тот, кто был проворнее остальных, он приблизился  к профессору, коснулся  длинным щупом коленных суставов, и Иван Васильевич успокоился, ощутив в ногах новый прилив сил. Для уверенности он пошевелил поочерёдно каждой стопой и удовлетворённо качнул головой в знак согласия.
 - С кем имею честь говорить? – снова вошёл он в роль доминирующего в создавшемся положении человека. В конце концов, не он совершил над ними насильственные действия, не он похищал их, чтобы заискивать перед неизвестными субъектами. Теперь, когда профессор убедился в том, что руки и ноги его не связаны, ему стало намного спокойнее.
 - Ещё раз приношу вам свои извинения за временные трудности,  - почти по слогам проговорил долговязый собеседник, полагая, что так его лучше поймут,  и поклоном обозначил благосклонное отношение к человеку.
- «Хм, - думалось профессору, - уж не иностранные ли это службы, пытающиеся меня завербовать? Вполне возможно. Им есть, что узнать! Наши разработки в сфере генетики – не шуточные.  Похоже, что пытать пока не намерены, и ладно».
 - Нет – нет! - снова опередил ход его мыслей долговязый,  – это нас меньше всего интересует.  Генетика – простейший механизм формирования новых особей и форм. С этим мы умеем работать в любых условиях.  – При его словах остальные члены группы согласно закивали головами и тоже приблизились к профессору, окружив его плотным полу - кольцом.  Они периодически посматривали то на профессора, то друг на друга, будто их переглядывание заменяло им речь.
 Теперь уже Иван Васильевич проявил к ним интерес. Не каждый день встречаешь такое невежественное заявление. Конечно, он не мог, но так хотелось оспорить слова собеседника, рассказать ему о проведённых в лаборатории опытах и достигнутых результатах. Ему так трудно было промолчать и не вступить в спор, что он раскраснелся, как ученик перед экзаменатором, а потому ему оставалось только заносчиво хмыкнуть.

Глава 3.
  Долговязый собеседник склонил голову набок, выражая доброжелательность и почти собачью преданность человеку.
 - Меня зовут Тис, - представился он профессору.  -  Нет-нет, мы уважаем ваш труд, - заверил он Ивана Васильевича, не дожидаясь обратного представления, - только видите ли, мы не с другого континента и даже не с ближайшей планеты. Наш труд – создание подобных вам существ на планетах приближенных к Земле по характеристикам.
 Слово – «существ» неприятно резануло слух профессора, и он снова коснулся переносицы, теребя оправу очков.
 - Должен вам напомнить, что мы не существа, мы – люди! – профессор поднял указательный палец левой руки вверх для убедительности.
 - Именно это нас интересует!  - тоже с запалом отозвался собеседник Ивана Васильевича. – Мы понимаем о вас почти всё. В своём развитии вы делаете поразительные для таких особей, как вы, успехи. Непонятно другое: ваше взаимодействие между собой, - и хотя он говорил возбуждённо, всё равно его речь напоминала по звучанию медлительность людей Прибалтики.
 Профессор понял, что предстоит долгий разговор, потому что в данный момент кто-то интересуется его личным мнением по интересующему их вопросу о человеке или человечестве в целом. Впрочем, не кто-то, а те, кто заявили о себе, как о представителях иной цивилизации. Иван Васильевич заметно приободрился и приготовился к спору. Его осенила удивительное чувство первопроходца.
- «Вот это, да! Рассказать – не поверят! Я первым реально вошёл в контакт с разумным началом иных миров» - подумал профессор, а вслух сказал, стараясь побороть робость: - Уж если вы гости, добро пожаловать, - и тут же осёкся, потому что не он принимал гостей, а сам оказался Бог знает где. Собравшись с мыслями, Иван Васильевич выпалил:  -  Для начала снимите с лиц эти маски! Я – биолог, мне интересно видеть тех, с кем имею честь беседовать.
 В группе опять произошло лёгкое движение. Они явно безмолвно советовались между собой. Наконец, Тис утвердительно кивнул,  и  все присутствующие одним движением вдоль лиц сменили непроницаемое стекло обычным прозрачным экраном.
 Если до сих пор у профессора оставались на их счёт сомнения, то теперь он замер, приоткрыв рот. Его не разыгрывали. То, что перед ним были не люди в общепринятом понимании – факт. Под масками сияли лиловые ореолы, заполняющие всё свободное пространство. Исходившее свечение неприятно резало глаза пожилому человеку. Он на мгновение зажмурился.

Глава 4.
Если вспомнить, как обычно изображают инопланетян, это окажется полным абсурдом по отношению к тому, что предстало его взгляду. Никаких раскосых пугающе огромных глаз не было.  Если бы Ивана Васильевича попросили описать эти лица или составить портрет, он оказался бы в затруднительном положении, поскольку детали трудно было разглядеть.  Он мало что мог рассказать о том, что успел увидеть, прежде чем зажмуриться.
  Да, глаза были крупными, но они напоминали акварельные работы, изображающие Ангелов небесных. Ничего не выражал их бесстрастный взгляд, направленный то ли на профессора, то ли сквозь него. Непривычная бледность лиц с голубоватым отливом светящейся кожи, узкие прямые носы, высокие открытые лбы, вот что характеризовало данных пришельцев. Сама кожа, излучающая свечение, которое выходило за пределы защитных масок,  ослепляла профессора и мешала дальнейшему общению.  Это заставило его прикрыть  лицо ладонями,  и пришельцы тут же вернули защитный экран на маски, чтобы не навредить человеку.
 - Как видите, мы не скрываем своих лиц, а просто предприняли меры предосторожности. Излучение в больших дозах опасно вашим органам чувств. Мы – не вы!
-  Да, уж, – только и смог проговорить профессор, - феноменально! - Прежде все очевидцы НЛО дружно уверяли, что на пришельцах светятся комбинезоны. Оказывается, светятся их тела. Светятся так, как могут светиться при изучении облучённые радиацией предметы. Как же они выживают и вообще, в какой среде надо обитать, чтобы вот так излучать свет?
 - В собственной среде наши тела не светятся, потому что мы обитаем там, где условия существования иные. Вам трудно будет понять многое из того,  как зарождалась наша жизнь и какими возможностями мы обладаем.  – Пришелец говорил уже спокойно, потому что осознал степень произведённого на человека впечатления, а Иван Васильевич теперь, молча, наблюдал за собеседником в состоянии близком к шоку. Он сник от того неожиданного, что предстало его взору.
Тис кинул взгляд на свою дружину и пояснил: - « Лиловый, как вы восприняли, цвет не является постоянным на Земле. Здесь искусственное освещение, а на природе в этом же месте свечение будет выглядеть фосфорическим. Таким образом, мы сольёмся с зимним пейзажем.
- Надо же! – удивился профессор,  - у нас на земле тоже есть такие формы жизни, которые обладают свечением в определённых условиях.
 - Мы пытаемся воссоздавать жизнь во всех её проявлениях на различных по составу планетах и спутниках планет. На вашей планете одновременно развивался каскад жизней, обладающих похожими возможностями. Но то, что мы наблюдаем здесь в форме человека, отличается от прочих живых существ.
 - И что же необычного в нас, людях, таких же теплокровных, как многие наземные животные? – поинтересовался профессор, копируя интонацию собеседника,  желая быть понятым должным образом.
 Тис  кивнул головой и, обернувшись к кому-то из группы, взял в руки свёрток. На развернутом листе оказалась та самая репродукция картины, которую сохранял Иван Васильевич, как реликвию.
 - Вот, - проговорил пришелец, указывая на изображение, - нас это интересует, - он на минуту замолчал, обдумывая, как поставить вопрос и продолжил, - что заставляет вас, умного человека, хранить картинку с изображением женщины? Мы наблюдали за тем, как вы советуетесь с картиной, принимая решение, как говорите с ней о своих планах. Странное поведение для солидного по возрасту человека. Не так ли?
  Иван Васильевич тяжко вздохнул. Он не знал, надо ли объяснять этим пришельцам то, что так дорого его памяти, и поймут ли они данную взаимосвязь картины и человека.

Глава 5.
 Однако, помедлив, он небрежно скрестил перед собой руки и, глядя в пол, в раздумье произнёс единственное слово:  -  любовь. 
Пришельцы снова переглянулись и согласно закивали головами так, будто именно смысл данного слова и являлся целью их визита.
- Вы позволите нам расположиться поодаль, чтобы мы все могли общаться с вами одновременно?  - поинтересовался Тис и, не дожидаясь ответа, сделал знак рукой,  призывающий своих спутников к действию. Те моментально и легко скользнули в округлый проём, служащий дверью и тут же возвратились с литой  скамьёй, выполненной из лёгкого гибкого материала в тон их одежды. Скамья была не обычной в нашем понимании, поскольку она трансформировалась в их руках в углу помещения в полуокружность.  То есть этот материал при желании мог принимать любую форму.
 Профессор удивлённо приподнялся в своём кресле, желая коснуться рукой интересного материала. Ему охотно позволили сделать это, уступив место перед скамьёй.  Нет. На ощупь скамья не была зыбкой, но зато довольно тёплой.  Профессор удовлетворённо поджал губы, что должно было означать  сдержанное восхищение.
 Пока присутствующие в лаборатории размещались по старшинству на скамье, профессор отметил про себя, что в их обществе своеобразная дисциплина, которую он бы назвал  иерархией. Ни суеты, ни гомона не было и в помине, если учесть способность инопланетян к телепатии, но всё-таки   создавалось впечатление, что представители иного мира просто не имеют права голоса в присутствии старшего.
  Иван Васильевич попятился, чтобы не терять собеседников из виду и, опираясь руками на подлокотники своего кресла, присел, только теперь понимая, что кресло, на котором он сидел, было выполнено точно из такого же материала, как и скамья инопланетян.  Он скрыл удивление и поспешил заговорить.
- Картина, - произнёс он, нервно похлопывая поручни кресла пальцами рук, - да, вот эта самая картина и есть для меня то, что мы, люди, называем любовью.  Вам трудно это понять.
  Инопланетяне переглядывались, и явное удивление застыло на обращённых к нему лицах. Похоже, что они не только ничего не поняли, но  и понять не могли.
 - Однако, - попытался уточнить речь профессора Тис,  - любовь, это есть взаимодействие полов.  Не так ли? Это отношение самца и самки в брачный период. То есть, способность к размножению.
- С одной стороны – да, - утвердительно кивнул профессор. – Только данная формулировка, скорее всего, характеризует взаимоотношение животных, не способных любить.  Это среди них существуют и брачные игры, и даже привязанность разнополых особей, и всё это ради одной цели – оставить потомство.  А человек любит не сам факт совокуплений, поверьте. Если бы это было так, мы, люди, могли превратить наши отношения в хаос и беспорядочность. – Иван Васильевич пристально посмотрел на собеседников, поочерёдно обводя их взглядом. Честно говоря, он сам чувствовал, что близок тупик объяснений.
 Среди пришельцев вновь пробежала волна безмолвного общения. Видно было, что они не уловили разницы в сравнительной характеристике любви. Но и профессор уже не знал, как объяснить человеческое чувство тем, кто понятия о нём не имел.
- Ну что вы смотрите? Скажем, самец зверя, потеряв самку, быстро найдёт ей замену, - Иван Васильевич смолк, вспомнив, что и люди частенько оставляют свои семьи в поисках иных чувств. – А вот я всю жизнь любил только одну женщину – свою жену!  Мне не надо другой женщины. Она в моём сердце, в моей душе, если хотите.  И детей у нас никогда не было, а я любил и люблю только её!
 Тис понимающе кивнул профессору и тут же спроектировал в пространство подобие голограммы, изображающей ту самую картину, которую так бережно хранил профессор все эти десятилетия.
- Вот. Это любовь. Она дышит, она тёплая. Она ваша, - этим Тис решил успокоить профессора.
Иван Васильевич привстал и ахнул.  Женщина кокетливо поглядывала на него, едва касаясь рукой борта лодки.
- Ольга! – только и смог выдохнуть он имя своей жены.  – Нет! Ольга не так бы повела себя при встрече со мной,  - прошептал  Иван Васильевич.  – Это не она.
Тис удивлённо пожал плечами и оглянулся на своих подчинённых. Те тоже переглядывались между собой, поражённые реакцией человека.  Та, которую профессор только что назвал именем своей жены, беспечно  повернулась ко всем спиной и, уходя по глади воды,  медленно растворилась в пространстве.
 По щекам профессора текли слёзы. Он не хотел больше говорить  с теми, кому казалось, что они всё на свете знают о людях, кроме человеческой любви.  Боль, смешанная с надеждой и воспоминаниями резко кольнула в сердце стареющего человека. Он всхлипнул, тяжело вздохнул, и, не отрывая глаз от картины бездыханно замер.