Фронтовые награды

               
                Со слов папы, Бердинского Филипп Федоровича 1919-2000 г.

Разбудили, когда в землянке стало  совсем нестерпимо холодно.  По моему зимой было гораздо теплее, а сегодня первое марта, совсем весна, нужно «накрутить хвоста» дежурному, хотя и понятно, за зиму до чертиков надоело топить нашу прожорливую буржуйку, да и дров, в округе практически не осталось. Всю зиму , после снятия блокады с Ленинграда, эта землянка была нашим домом, в ней мы застряли на долго и наше убежище нам уже давно надоело, хотелось куда то двигаться , хоть куда, лишь бы не сидеть на месте. Про «хоть куда» я конечно скривил душой, конечно до одури хотелось домой, лично для меня эта война растянулась уже почти на пять лет, но я понимал что путь до дома лежит через тысячи километров на запад, через нескончаемую череду боев и лишений.
За плащ палаткой блиндажа   было первое марта 1944 года, и совсем не факт что каждый из нас ,в итоге, все таки дойдет до своего родного дома. Точнее сказать мечтали об этом все, и почти все в это чудо не верили, хотя шансов остаться живым, в этой нескончаемой бойне, у нас было чуть больше чем многих других. Я объясню почему.
 
Воевали мы в составе 1300  го полка гаубичной  артиллерии. Странно, до сих пор помню командира полка, подполковника Шапиро, а ведь прошло уже почти пятьдесят лет.

Постараюсь объяснить, что это такое. Полки данного типа вооружались тяжелой артиллерией, это в основном 122 и 150 миллиметровые пушки, во времена Великой Отечественной это было грозное оружие, с помощью его взламывались мощные укреп районы, они эффективно работали по всевозможным ДОТАМ и ДЗОТАМ, эффективно они «пахали»  и любые земляные укрепления. В общем, не заменимое оружие при наступлении, а как раз этим и занималась наша Красная Армия сначала 1944 года.
 
Осенью прошлого 1943 года мы этими пушками перепахали всю линию фронта осажденного Ленинграда, за это их очень ценила пехота, стреляли из них грамотные, специально обученные  расчеты, и все это тщательно берегли. 
Дальнобойность этой артиллерии тоже впечатляла, поэтому устанавливали их перед боем на довольно значительном расстоянии от самой линии фронта и на закрытые позиции. Огонь по неприятелю велся с помощью корректировщиков находящихся в непосредственной близости от врага. Связь между артиллеристами и корректировщиками   обеспечивали полковые связисты .
 
Вот одним из таких взводов связи я и руководил, уточню, должность моя была заместитель командира взвода, звание старшины мне присвоили еще в учебки на Дальнем Востоке 1940 году. На практике складывалось, так что офицеров просто не хватало, и такими подразделениями, периодически, командовали  старшины и сержанты. Присвоить мне офицерское звание просто не могли, мое образованнее из двух классов церковно-приходской школы, этого не позволяло. Меня это, кстати, мало смущало, большой воинский стаж, с 1939года, и партийность, я на фронте вступил в Компартию, да и просто возраст ( я лет на пять был старше остальных), делали меня довольно авторитетным.  В общем, к службе я как то приноровился, наверное, какую-то роль сыграли и мои крестьянские корни, меня уважали.

Нужно еще отметить, что на фронте, вообще, любые таланты, особенно на бытовом уровне, были очень востребованы.
 Я умел практически все, отец научил меня портняжить, я был не плохим сапожником, любил и знал железо, поэтому часто слесарил, но самое главное я любил и знал лошадей, в нашей семье, до коллективизации, их было две, я с удовольствием за ними ухаживал.
Тем более это имело значение потому, что все наши тяжелые полковые орудия перемещались по Российским просторам конной тягой. Конечно, в полках были и фельдшера и кузницы, но в моих услугах нуждались  и часто обращались за помощью. Говорят что в конце войны, многие полки для перемещений орудий стали использовать тягачи, но они были американские и требовали хорошего топлива, поэтому часто ломались, а наш полк со своими тяжеловозами так и вошел в Берлин.

Кстати и в моем хозяйстве, для транспортировки оборудования связистов, имелась и своя лошадь, так что передвигался, пешком, я довольно редко. И еще один очень существенный «плюс» в близости лошадей заключался в том, что наши лошади были тягловыми тяжеловозами, а чтобы они таскали наши пушки, их необходимо было хорошо кормить, так, что отсутствие в обозе овса для лошадей, считалось почти преступлением.
 В крайнем случае, о них заботились больше чем о бойцах, ну и лошади частенько, «делились» своим кормом с солдатами, овсяная каша, в общем съедобная,  частенько нас выручала.
 
И все таки вернемся к землянки, из которой мне нужно было вылазить. Откинув полог палатки, я плотно зажмурился, в глаза ударило теплым  солнечным лучом, его тепло мгновенно согрело мое лицо  и казалось, что пролезло под мой потертый бушлат и согрело, под ним, даже мою промороженную душу.

 Первое марта, я с детства любил это время года, природа еще не проснулась, но в воздухе уже все было наполнено весной, в деревнях в это время старики вылизали из своих хат, усаживались на завалинки и вместе с котами грелись в первых лучах весеннего солнца. Выгоняли из стойло скот, мы, детьми , крутились рядом, резвились облизывая сосульки  гоняя вылезших из подворье, собак.

Прервал мое благостное состояние окрик посыльного, мне необходимо было, срочно явится в палатку командира полка. Для меня это означало только одно, скоро наступление. Раньше тоже приглашали, к комиссару для политинформации, к зам по тылу, по хозяйственным делам, приглашали даже на приехавших артистов, куда все бежали с удовольствием.

 А вот приглашение к командиру полка означало только одно, НАСТУПЛЕНИЕ. Мое предчувствие не подвело, мы должны были собраться и в 21- 00 выступить в новое расположение к линии фронта.
  Трудно передать мысли кружащие в голове в этот момент, с одной стороны радость от того что пошли в перед, с другой страх , что для тебя это может стать последним наступлением, но преобладало все таки первое, главное вперед, а там будет что будет, «ожидание смерти, хуже самой смерти», уверен это придумали фронтовики
 
В общем, ночью мы выдвинулись, почему ночью читатель, наверное, понял, артиллерия стреляла с закрытых позиций, о которых знали не очень многие. Я уж точно не знал, не мой уровень.

Двигались не долго, часа через два, лошади еще не успели устать, поступила команда занимать позиции. В принципе все уже знали, кто и что должен делать, для меня главное сейчас найти корректировщиков, дальше мы действовали вместе.

Пару слов об этих ребятах, официально они были корректировщиками, мы, чаще, называли их разведчиками. Лихие это были ребята, гибло их немеряно, после затяжных боев из них мало кто выживал, зато в полку они пользовались не непререкаемым авторитетом, у меня иногда складывалось мнение о  их полной неподконтрольности
 
Их было не много, в количестве пехотного взвода, человек двадцать пять тридцать, но считали их ротой, и руководил ими офицер в звании капитана, вот только он для них был всем, и командиром и Богом и Матерью с Отцом, и подчинялись ребята только ему. Жили они, между боями, как правило, в отдельной землянке, вечно чему- то учились, питались они то же отдельно, в общем, держались особнячком.
Вот эти ребят мне и нужно было разыскать, уже почти в полной темноте. Это было их время, они скрытно продвигались к самому фронту, зарывались на каких то возвышенностях, для максимального обзора местности и тщательно маскировались.
 Иногда, при отсутствие необходимых возвышенностей, им приходилось и пересекать линию фронта и маскироваться там, это было не часто, но от туда  мало кто выходил живым, наверное, по этому мы, с уважением, называли их разведчиками

С ними же должен был находиться и мой связист со своим аппаратом и катушкой провода. Раций нам не выдавали, да и толку, во время боя, от них было мало, поэтому телефонная вертушка, в той обстановке, была не заменима.

В общем, разведчиков я нашел, прикомандировал к ним своего связиста, и через полчаса трое разведчиков нагруженные приборами и мой связист с аппаратом и катушкой провода ушли, куда то в ночь, стало холодно, а в темноте нельзя было разглядеть даже собственной руки, даже луна где то спряталась.

Артиллеристы разворачивали свои пушки, лошадей отвели в небольшой лесок, солдаты обустраивали, что- то похожее на командный пункт, роя в грязи не большой окоп, который впрочем, сразу заливало талой водой. Полк расположили в низине между двумя холмами, не удивился бы, если через пару недель, эту низину затопили бы талые воды, полностью. Я вместе со своими ребятами, то же начал как то обустраиваться, но самое главное необходимо было дождаться звонка от разведчиков, для меня это была первоочередная задача. И через пару часов этот долгожданный звонок раздался, корректировщики были на месте и окапывались. Я с облегчением доложил об этом командиру, время было примерно около полуночи.

В пять часов утра пушки открыли огонь, началась артподготовка, практически сразу полетели снаряды и с немецкой стороны, правда до нас они не долетали, а иногда рвались, где то не  далеко от нас в лесочке, где стояли лошади.

 Описать происходящее словами довольно трудно, грохот стоял неимоверный, от выстрелов стояло сплошное зарево, вот где на собственной шкуре чувствуешь силу наших орудий, стреляли «беглым» огнем, чередуя его с «залповым». Все кто не входил в боевые расчеты орудия, ( вроде нас) опустив ушанки и зажав уши жались к земле, привычные ко всему лошади метались по лесу, наверное то же ища защиты.
 То, что происходило, назвать кошмаром, это ни чего не сказать. Одно радовало бойцов, вся эта огненная мощь летела в сторону немцев,  среди грохота артиллерии слышались крики солдат, но в этих криках слов было не разобрать, по моему звучал сплошной мат. Это, своего рода, было послание немцам, сопутствующим летящим в их сторону снарядам.

В таком кошмаре трудно ориентироваться во времени, но примерно через полчаса ко мне прибежал посыльный, и сквозь грохот выстрелов я разобрал, в его  крике, что с корректировщиками пропала связь, которую требовалось срочно восстановить.
Делалось это до безумия просто, связист, взваливал на себя  телефонный аппарат, в одну руку брал металлический прут, чуть больше метра длинной, а другой рукой прихватывал провод, тянущийся к корректировщикам и двигался по нему разыскивая обрыв, при необходимости восстанавливал его , проверял , подключившись, связь, и возвращался. Кстати металлический прут, воткнутый в землю, служил вторым проводником к подключенному проводу, собственно так связь и осуществлялась, провод на катушке был одножильным.

Я отправил по проводу первого, при чем , самого опытного связиста, сам подсоединившись к приходящему концу. Прошло, какое- то время, связи не было, отсылаю следующего бойца, нервы на приделе, показалось даже, интенсивность стрельбы значительно снизилась,  да и понятно стрелять в слепую очень сложно, можно было «накрыть» и своих бойцов, а это уже непростительно, как минимум «дисбат» обеспечен.

В общем, беру аппарат, штырь и двинулся в том же направлении. Сумерки стали значительно светлее, уже можно было что то разглядеть сквозь не большой утренний туман, активизировались немцы, снаряды с их стороны сыпались чаще, а самое главное ,точнее. Усилилась и пулеметная стрельба, свист пуль заставлял прижиматься к земле.

Как бы то ни было, через высотку, отделяющую нас от фронта, я перебрался, и знал, где нахожусь,  животный страх буквально парализовал меня, до этого  вот так лицом к лицу с неприятелем, мне встречаться не приходилось. Страх этот прошел и прошел быстро, нужно было выживать и не просто выжить, а еще и восстановить эту «гребенную» связь.

 Нужно было по проводу двигаться дальше, до этого места он был исправен. Двигаться прошлось в сторону мостика, я еще чуть раньше обратил на него внимание, понял, что именно по нему и перебрались наши разведчики с моими связистами.
Что за мостик понять было трудно, то ли через речушку, толи через какой-то ручей, подобрался поближе и с ужасом увидел лежащие на мостике тела, определить, что это были мои связисты, большого труда не составило.
 Стало ясно, мостик хорошо пристреляли немецкие снайперы, и с рассветом перебраться через него было практически не возможно. Нужно было что то делать, и довольно быстро, артиллерийская канонада , с нашей стороны, практически прекратилась.
 
Между чахлых кустов подобрался к берегу и понял мостик этот, строился, когда то, через овраг, сейчас он был полон грязной весенней воды. Выбора не было, я зашел в ледяную воду, овраг оказался довольно глубоким, но не широким, проплыв несколько метров выбрался на противоположный, заросший кустарником, берег.
 Провод нашел быстро, но метров через десять он был оборван. Стал по кустарнику отыскивать второй конец, со стороны корректировщиков, и тоже довольно быстро его нашел. Ужас был в том, что между двумя концами проводов было метров пять-семь, попытка их стянуть, для соединения, результатов не дали, отчаянье было полным,  с собой у меня не было даже куска провода. Объяснить, как такое могло произойти мне до сих пор сложно, но на войне бывает всякое.

Соединился с помощью того же штыря с корректировщиками, связь была довольно приличная, и они криком крича, просили огня по определенным квадратам. Объяснять что либо было просто не когда,  отсоединившись от разведчиков я пополз к другому концу кабеля, и воткнув штырь в землю  уже через пару секунд,  кричал  координаты переданные разведчиками, в сторону  нашей батареи. Возобновившиеся канонада, казалось мне музыкой.

Около десятка раз мне пришлось еще корректировать огонь наших пушек, передавая в полк какие- то цифры, в которых  ничего не понимал, но потом это было чуть проще, на обоих концах провода поняли, что произошло, и всячески меня подбадривали.

Стало совсем светло, артподготовка кончилась, слышно было, как на линии фронт, наши пошли в атаку, я лежал в кустах и вдруг почувствовал нестерпимый холод, холод и дикую усталость, перед глазами плыли круги.

Подобрали меня наши возвращающеюся разведчики. Сами на последнем дыхании они помогли добраться мне до своих, мои ноги почему то ни чего не чувствовали, но через пару дней медсанбата я пришел в себя.

Чуть позже я был представлен к награде ордену «Красной Звезды». Пожалуй, вместе с медалью «За отвагу», эти награды для меня самые ценные.
                23 февраля 2016 г.