Сладкие пьянки юности

Александр Самоваров
О, какие сладкие пьянки были у студентов в конце 80-х годов ХХ века!  И они тем более были сладкими, что руководство КПСС ввело «сухой закон», а запретное слаще! Куда-то ушли в небытие черные, депрессивные пьянки времен позднего Брежнева, ушли по всей стране и во всех сословиях. Страна перестраивалась в предвкушении неведомого счастья, хотя никто не понимал, в чем именно оно будет заключаться. Женщины хотели замуж и хотели рожать детей.  Горькие беспробудные пьянки всего народа от академиков до дворников ушли, пить стали сладко, и наиболее сладко пили студенты. Ибо молодость тут накладывалась на внезапно возникшую надежду на какое-то чудо.

Но разве не чудо, что сгинул вечный Брежнев?

- Он был похож на Вия, - смеялся Витя Стремглов, курчавый и белобрысый парнишка, - выйдет чмокая на трибуну и ждешь, что  скажет – Поднимете мне веки!

 Стремглов сделал страшную рожу и зачмокал.

- Нет, - прервал его Жорик Удальцов, - у него были не веки, а брови, и  он был Гамлет нашего времени.

Тут студенты засмеялись, даже забились в пароксизмах смеха.

- Ви одесский юморист – выдавил из себя в промежутках припадка  веселья  третий студент Иван Елагин, - ви меня убьете своим одесским юмором. Какой  Гамлет, он на  Ивана Теркина не тянет.

Жорик Удальцов  и Витя Стремглов были секретными сотрудниками Комитета государственной безопасности. Эти юноши из рабочих семей здорово недобрали во время поступления на истфак и им сделали вполне приличное предложение:

- В стране у нас сейчас положение сложное, и анализ событий будущими историками помог бы КГБ разобраться в происходящем.

С этой миссией - помочь КГБ разобраться в событиях - эти два мальчика и начали свой жизненный путь. Но Стремглов сачковал в работе на органы, а вот Жорик увлекся. Его куратор-чекист посоветовал ему развивать  актерские способности, и он стал ходить в студенческий драматический  театр и упорно учился перевоплощаться. Сейчас он был увлечен «Гамлетом» Шекспира.
Удальцов поднялся с пузатой фигурной  рюмкой дореволюционной работы, которая неведомо как  попала в их семью, и произнес торжественно, но в подтексте издевательски, как и полагалось секретному сотруднику:

Кто поселял в народах страх,
Пред кем дышать едва лишь смели,
Великий цезарь — ныне прах,
И им замазывают щели.

Выпили самогонки, закусили квашеной капустой. Как-то совсем  душевно стало.

- Да, - щуря красивые глазки, сказал Ваня Елагин, - теперь хоть пред нами какие-то пути открываются.

Он тоже был из рабочей семьи.

Два секретных сотрудника Стремглов и Удальцов мгновенно переглянулись и одновременно   подавили усмешки. Бедный Ваня. Он думает, что пути открылись перед ним! Да, он умен, красив и обаятелен.  Но в этой стране пути открываются только для детей номенклатуры и секретных сотрудников КГБ, и больше ни для кого! И этот железный закон не будет нарушен никогда.

А самогонки было хоть залейся! Ее гнал дядя Удальцова, он работал на закрытом военном заводе, и на этом же сверхсекретном заводе смастерил великолепный самогонный аппарат из самой лучшей секретной  стали, которая шла на производство  сверхсекретного оружия. Две трехлитровых банки самогонки стояли в углу. Студенты отливали понемногу от одной их них, самогонка была крепкая, а потом в банку доливали воду. Дядька Удальцова пил уже тридцать лет почти каждый день, вкусовые рецепторы у него притупились, и ребята часто пользовались его самогонкой, а дядька потом удивлялся, что «не берет».

- Хорошо хоть Андропов околел, - сказал со злобой  Ваня Елагин, - еще та тварь была, это надо же,  наша партия вся такая антисемитская, а на пост главы КГБ еврея поставили.

Тут Стремглов и Удальцов опять переглянулись и едва улыбнулись. Ваня был умный, в науке силен и девкам очень нравился, но при этом он был и дурак. Еще Ваня был любимым учеником известного профессора Регентова, который  разоблачал масонов, ненавидел евреев и утверждал как-то на лекции, что был личным врагом Андропова.

-  В спецслужбах  нет национальности, - сказал осторожно  Жора Удальцов, чтобы спровоцировать Елагина. Не то чтобы это было нужно зачем-то, но приятно было на дураках оттачивать профессиональное мастерство.

- Нет национальности, - заорал Ваня и тут же впал   в истерику, перечислил всех руководителей НКВД еврейской национальности,  вопил  о поляках, латышах, китайцах и венграх в ЧК. – А Ярослав Гашек, этот милый чех, который написал приключения «Бравого солдата Швейка», он чего так рано издох от алкоголизма? Он же в России в ЧК служил, белых пытал или смотрел на это, вот  и не смог жить после этого. Он же писатель, впечатлительный.

Все трое как раз перечитали  «Бравого солдата Швейка».

-  Он же женился на русской, а потом чекисты его заслали делать революцию в Чехословакию, - заходился Ваня.

- Ну и сделал бы революцию, - сказал Жора Удальцов, - это же весело, сделать революцию.

- Вы что, дураки, что ли? – удивленно моргал глазами Ваня, - это же кровь, садизм, нищета и ужас.

- Это безграничная власть, это кокаин, это любые бабы, какие захочешь и допросы врагов по ночам, - сказал  Витя Стремглов, закатывая, как барышня глаза в восторге.
 
Ваня опять набрал воздуха в грудь, чтобы обрушиться на придурков, он даже не понимал, что над ним  издеваются, потому, что считал себя умнее этих двоих, формально он и был умнее, но они уже знали то, что ему предстояло понять своим умом  только лет через двадцать.

Но Жора  Удальцов все продолжал тренироваться, только сейчас он ввел чувака в состояние истерики, но нового-то он все равно не услышит, потому следовало потренироваться, как чувака быстро вывести из этого состояния и переключить на что-то другое.

Жора быстро поднялся и  с напряженным лицом двинулся к балкону,  Ваня замолчал и смотрел на приятеля, а тот бросил сквозь зубы, что в квартире накурено, и предки орать будут,  открыл дверь балкона проветрить.
На улице был поздний сумрачный апрель уже без снега,  но и без солнца. Мрачные черные тучи застелили  небо, но все равно запахи  весны рождались оттаивающей землей. И запахи эти делали из мальчиков хищников, которым хотелось самок.

И на это все трое переключились сразу. Сначала постояли на балконе, поглядели на бескрайнюю московскую промышленную зону и хрущебы, а потом…
Удальцов встал посредине комнаты в позу чтеца и продекламировал:

Не верь, что солнце ясно,
Что звезды — рой огней,
Что правда лгать не властна,
Но верь любви моей.

- Жора, а ты и не можешь никого любить, - со своей прямотой сказал почему-то Ваня, - ты черствый…

- Он черствый, но очень сластолюбивый, - ерничая сказал правду  Витя Стремглов.

- Эх, хоть бы одну бабу сюда, просто для писка и кокетства, - сказал Ваня, - а то эти мужские пьянки уж очень мрачные.

- Ну да, - сказал с серьезным лицом Удальцов, - все тебя  тянет про жЫдов в НКВД поговорить.
Ваня засмеялся.

- Вань, - а ведь у тебя  всегда баб-то было навалом, - сказал Витя, - а вот у меня невеста.

- Были бабы и разошлись, - мрачно сказал Ваня, - когда они тебе нужны, они почему-то с тобой не разговаривают в это время, у них менструация  или они переживают мрачный период раздумий на тему, уж не поддонок ли ты?

- У меня здесь в двух остановках сестра двоюродная живет, - сказал Удальцов, - она нормальная. Веселая. Можно ей позвонить, сказать, чтобы духами надушилась, будет «дышатьдухами и туманами» и смеяться как дура, она нам одна десять баб заменит.

- А она хоть симпатичная? – спросил, скромно опуская глаза Ваня, ибо он  не сомневался, что девушка достанется ему,  тут и вариантов нет. Ибо у Стремглова была невеста, и он собирался жениться, а Удальцову эта девушка была сестра.

- Как ее зовут? – сказал Ваня.

- Это она сама скажет, она вообще любит говорить, - пошел звонить Удальцов, но остановился и продекламировал:

Засыпь хоть всей землей
Деяния тёмные, их тайный след
Поздней иль раньше выступит на свет.
И погрозил пальцем Ивану.

Была пятница, родители Удальцова уехали на дачу, первый раз с осени, решили прибраться, подготовиться к летнему сезону, у них там была печь и уехали они с ночевкой.

В ожидании девушки они выпили еще по рюмке.

- Бабы дуры, - сказал Иван.

- Дуры не дуры,  а вон некоторых на себе уже и женили, - вернувшись, сказал Жора, - не будем показывать пальцем.

- А вот я не буду ничего комментировать, - ответил  Стремглов. Но не удержался.- Нет ничего полезнее для молодого мужчины, как ежедневный здоровый секс, а то бегай по всем углам и помойкам.

- Я уже лучше еще побегаю, - сказал Ваня, - тем более скоро лето, все парки наши.

Так они  вяло болтали, ибо возбуждение их спало.  Так бывает во время пьянок, вдруг, замолкают все, печаль одолевает, это мозг медленно поражается алкоголем, чтобы уже через небольшое время дать всплеск неестественных эмоций и прилив  глупой радости, когда все начинают обнимать друг друга и говорить комплименты, ибо мир приобретает, опять же на время, розовые оттенки.
Так было томительных десять минут или двадцать…

- Что-то сестра твоя не едет, - сказал Елагин.

А может уже была и не нужна никакая сестра? Перед глазами Вани поплыли образы недавней последней встречи с одной собой, которая была старше его на десять лет. Особа эта  скандалила, как скандалят сильные женщины, которые старше своих партнеров. Она издевалась над  Иваном. Елагин сначала обиделся, потому что не считал себя в чем-то виноватым, а потом  его ангел хранитель пропел  ему в ухо, что это шанс, что это хороший предлог, чтобы больше не приходить к этой мрачной даме, у которой была печальная маленькая  дочь и всегда подавленная мать. А Ивану приходилось общаться с дочерью и говорить «здрасьте» матери, чтобы пройти в комнату с тонкими перегородками, где эта тридцатилетняя женщина  ему отдавалась непонятно зачем. Наверное, чтобы просто не быть хоть полчаса  одинокой.

- Почему с бабами бывает так иногда  тоскливо? – сказал с болью Елагин.

- Это не с бабами тоскливо, - хихикнул Жора, - это тебе от рассказов твоего профессора о масонах тоскливо.

- А ты был бы рад, если бы масоны захватили власть над миром? – Вяло огрызнулся Ваня.

- А ты думаешь, что лично для нас с тобой  что-то поменялось бы? – ухмыльнулся издевательски Жора.

- Масоны – это зло, - как-то очень смешно надул щеки Витя.
Все засмеялись.

- А, в самом деле, - завел за голову руки и опрокинулся на спинку стула Жора, готовясь к очередному представлению, - как было бы хорошо, если бы победили в  России евреи, а не Сталин. Они же умные. Они создали лучшую спецслужбу в мире – НКВД, они бы создали идеальное государство, они бы с помощью Коминтерна захватили власть над миром, а мы бы пожинали плоды.

 Елагин на это раз не поддался на провокацию. Он слишком хорошо для этого знал историю. И умел жить  не только мозгами своего профессора, но и своими мозгами умел думать.

- Какую власть над миром могли захватить эти чудики, когда они сами были ни на что не способны, умер Ленин и все. Троцкий сдулся. Вся власть была у Каменева и Зиновьева, а они проиграли русским -  Бухарину и Рыкову, притом, что  Рыков был алкоголик.

- Троцкий вроде Сталину проиграл, - сказа в некотором недоумении Жора.

- Жора, учи матчасть, - сказал Елагин, - были «левые» Троцкий, Зиновьев и Каменев, и были «правые»  Бухарин, Рыков и Томский, а Сталин почти не участвовал в дискуссиях. Ему нравились идеи Троцкого, но он примкнул к «правым» как к победителям.

- А Ленин-то был еврей, - достал последний козырь Жора.

- Он сам-то не знал, кто он был, - пожал плечами Елагин, -  один дед еврей, другой вроде чуваш, одна бабка калмычка, другая шведка.

- Зато Горбачев масон, - тихо, но при этом как-то пронзительно сказал Жора и всем корпусом обратился к  Елагину, готовясь услышать главное сегодня – считают ли масоном Горбачева в кружке профессора Регентова.

- Наверное, масон, - с неожиданным безразличием сказал Елагин, - его же в Бильденбергский клуб приняли, а это все масоны.

- Тайно приняли-то? – издевательски спросил Витя, встряхивая своими белокурыми кудрями.

- Да, тайно, в подвале, - печально и издевательски ответил  Елагин, - ну вы даете, фотографии же были в газете «Правда», Горбачев с деятелями Бильденбергского клуба. По первому каналу по  телевизору показывали, Миша среди них стоял бледный как  смерть.

Жора с Витей мгновенно переглянулись и помрачнели. Елагин явно не врал, а они были не в курсе. Но их кураторы из КГБ давали им совсем другие задания, профессором Регентовым они почему – то не очень интересовались, а при слове «масон» смеялись.

В этой время раздался вкрадчивый звонок в дверь.

- Это Ирка, - мрачно сказал Жора, ибо девушка  пришла  явно не во время, так и осталось непонятным, чего там с  этим Бильденбергским клубом. В самом деле, что ли Миша Горбачев в масоны вступил? А на фига ему?
Жора открывал дверь, а Ваня с Витей напряглись, хотя Витя-то вообще был жених.

- Ты видел эту Иру? - тихо спросил Ваня.

- Нет, но сейчас увижу.

- Тапочки нормальные есть, - зазвучал мелодичный женский голос.

- Пошло-поехало, - сказал Ваня, - сразу требования выдвигает, такая не отдастся сразу.

- А тебе вот очень это нужно, - почему-то вскипел Витя.

- Да, нужно, - с ироничной мрачностью, - сказал Ваня, - давно  баб не было.

И она вошла. Маленького роста, но грудастая, с прямой сильной спиной, на вид  ей было двадцать пять.  Очень обычная внешность. Она разочаровала Ивана, ибо по голосу он надеялся увидеть высокую красотку. Но сколько энергии в ней было. Она сдерживала эту энергию, она старалась ее скрыть, убрать свою улыбку, а ей явно хотелось улыбаться.

Она протянулся свою маленькую ручку Ивану, и представилась – Ира. И сжала сильно его пальцы и улыбнулась скромно ему. Так же она пожала руку  Виктора, но без улыбки.  Осторожно села на стул, оглядев его предварительно. Оглядела стол,  банку с самогонкой, рюмки и миску с квашеной капустой.

-  Ребята, - сказала она, - что же вы не сказали, что у вас еды-то никакой. Вы что, пьете самогонку и закусить нечем?
«Домовитую из себя строит», - подумал Иван.

- Я бы хоть бутербродов вам с колбасой и сыром привезла.

«А вот это было бы хорошо» - согласился про себя Иван.

- Но про самогонку я так и думала, - продолжала Ира, - но я ее пить не буду.

- Категорично как сказала, - хмыкнул Жора. – А в прошлый раз пила.

- Вот поэтому больше не буду.

- Это не компанейски, - сказал Витя.

А Ваня, сам не знаю почему, просто налил ей в рюмку самогонки и сказал – пей.
Ира посмотрела ему в глаза, не просто внимательно, а  впиякалась ему в глаза своим взглядом.

- А ты ел капусту? – спросила тихо она, - там же лук, он пахнет.

«К чему это она?» - в недоумении подумал Ваня.

- Я ел капусту и очень люблю лук,- сказал он. – А ты пей.
Ира молча взяла пузатую зеленую рюмку, выдохнула, вся сморщилась и затрепетала от предстоящего ужаса, и выпила.

Потом вытаращила глаза и со стоном произносила – а! а! а! И махала маленькой ручкой перед ртом.

Это было так смешно, что смеялись все трое мальчиков.

Но Ваня что-то почувствовал, он почему-то понял,  что имеет уже какую власть над этой  девушкой. Он не проговаривал это в своих мыслях,  в делах с женщинами его всегда вел инстинкт, и он взял своей вилкой уже увядшую капусту с луком и протянул даме закусить. Ира помедлила,  ее взгляд встретился с взглядом Вани, и она аккуратно и изящно съела капусту с его вилки.
Потом они, конечно, снова пили. Жора включил  группу «Смоки» и те стали петь что-то жалостливое.

- Что хоть они поют? – спросил Ваня, он изучал немецкий.

- Он поет – я встречу тебя в полночь, - грудным голосом сказала Ира, - она пьянела на глазах, и пить больше не хотела.

А ребята выпили еще по рюмке, и мощная алкогольная волна наслаждения подхватила их, они стали смеяться, беситься, мордочки у всех раскраснелись. И волна их несла и вынесла в океан наслаждения, в океан каких-то новых красок, звуков и все было хорошо, просто отлично.

Вот бы так всю жизнь прожить, - мелькнуло в пьяных мозгах Ивана, а Ира ему стала казаться все притягательнее и притягательнее, его взгляд не отлипал от ее груди, а она расстегнула две пуговички, потом еще одну, хотя вроде и не смотрела больше в его сторону.

Тут замолчали «Смоки, а Витя взял гитару, тряхнул белыми кудрями, певец и музыкант он был плохой, но душа его хотела петь:

Люди, ради бога тише,
Голуби целуются на крыше.
Вот она сама любовь ликует,
Голубок с голубкою воркует.

У  Вани и Жоры не было голоса и слуха, но они с наслаждением стали подпевать, а Ира смеялась, откинул голову.

После хорового пения решили еще выпить, но Ира сказал – хватит. Но как хватит, если волна эта стала исчезать и больше не несла на себе в океан счастья, а наступило некое остекленение, когда все стало казаться прозрачным  и зыбким, все вокруг поплыло. Жора налил в рюмки, Ваня только начал поднимать свою, но рюмку его закрыла рука Иры, она уже сидела рядом с ним, на него в упор смотрели глаза опытной женщины, она улыбалась.

- Еще пара рюмок и вы будете блевать в ванной,- сказал она.

- Во как, - сказал Иван, и засмеялся смехом дурачка, но подчинился и не стал пить.

- Ирка - начальница, - откуда-то из тумана доносился голос Жоры, - она в министерстве легкой промышленности работает. Ты ей не перечь.

- Господи, - раздался жалобный голос Вити, - что я с вами тут делаю?

- Хи-хи, - мелко хихикал Жорик, подталкивая рюмку к носу Вани, - ну, за масонов и Билденбергский клуб.

- Ты идиот что ли? – злилась Ира.

Ваня оттолкнул рюмку.

- Молодец, Ванечка! – сказал Ира, хотя, что ей масоны.

И тут Жора встал среди комнаты, поднял руку и потребовал тишины и внимания и  злобно продекламировал:

Когда захочешь, охладев ко мне,
Предать меня насмешке и презренью,
Я на твоей останусь стороне
И честь твою не опорочу тенью.
Отлично зная каждый свой порок,
Я рассказать могу такую повесть,
Что навсегда сниму с тебя упрек,
Запятнанную оправдаю совесть.

- Сам придумал?- сказал Ира, поднимаю Ваню под руку, - молодец.

- Ирка, ты что? – делано, словно в священном ужасе кричал Жора, - это же Шекспир! Это Шекспир.

И он заломил театрально руки.

- Тоже ведь пьянью был ваш Шекспир, - тащила она Ваню в другую комнату.

- Не-а, - прорезался тут голос Вити, он был весь красный, а вокруг толстой мордашки висели  почему-то мокрые белобрысые кудряшки, - Рабле пил больше его и были сифилитиком. Сифилитиком – вопил он уже как резаный.

- Ну последнее, я думаю, нам не грозит, - прагматично сказал Ира, закрывая дверь за собой и толкая Ваню на кровать.

Ваня упал носом в подушки и уснул мгновенно, с ним такое случалось.
Проснулся он где-то через час, еще пьяный, в умилении. И обнаружил рядом с собой девушку. Ира лежала тихо, но не спала.

- Между нами что-то было, - тихо спросил Ваня.

-  Ну ты даешь, нет, конечно, –  сказала почти зло   Ира , она приподнялась на локте.

Она еще что-то ворчала, но маленькая ее ручка гладила нежно лоб Ивана, щеки, грудь…

« А она смелая и умелая» - подумал он с облегчением, в своем возрасте он очень ценил смелых и умелых женщин, предпочитая их всем прочим.
Ира  спросила тихо и почему-то виновато:

- Я разденусь вся?

За стеной уже не звучала музыка, но какие-то шумы раздавались.

- Эти войдут,- сказал Ваня, - ржать будут.

- Не войдут, - опять зло отозвалась Ира, - бревна не ходят. Они без тебя еще самогонку пили,  приползти могут, но завтра ничего не вспомнят.

- Раздевайся, - сказал Ваня.

Ира  одним движение перебросила свое тело через него, и стоя быстро разделась и легла с ним рядом.

- Какая ты ловкая и тело красивое, - сказал он, - ты спортсменка?

- Занималась пять лет фигурным катанием.

Ваня  ткнулся ей носом в шею…

Они спали обнявшись, тесно прижавшись друг к другу, уже доверяя один другому, когда за стеной ночью взревел магнитофон и раздались какие-то вопли. Ира опять ловким гимнастическим движением перекинула через Ваню свое бело тело,  быстро подскочила к двери, выглянула. Вернулась и хохотала.

- Спи, - положила она руку на губы Вани, - эти придурки опять выпили.

- А если они войдут сюда?

-  А нам по фиг, - сказала Ира, натягивая на себя одеяло. Кровать была уже разобрана, и лежали они на ней абсолютно голые.

« Все-таки спорт закаляет человека» - подумал Ваня, но пошел все же взглянуть. Он приоткрыл дверь, люстра заливала все ярким светом. Двое  лежали напротив  друг друга, ибо стоять не могли, и плевали друг в друга.

- Тьфу на тебя, масон, - говорил один.

-Тьфу на тебя, - отвечал второй.

И опять по кругу.

Ваня лег,  долго и тихо смеялся, а потом провалился в сон.
Сон был странный. Будто он оказался в их поселковой общественной бане, но почему-то в женский день. Все было так реально, знакомые ему шкафчики, тяжелая дверь из предбанника, мокрый белый пар, в котором плавали голые люди, но все они были женщины.

«Странно, как я сюда попал?- думал во сне Иван, - и почему меня эти женщины не видят? Почему они смеются? Но тут возникла хихикающая рожа Жорика и все пропало в темноте.

Утром он проснулся один, рядом с ним лежала записка, там был четким яростным почерком написан номер телефона и крупными буквами имя – ИРА.
Ну вот, опять он связался с не очень молодой бабой, не очень красивой и властной. Судьба что ли такая?

Он даже тогда еще не понимал, что судьба его связывала ровно с теми, кого он не боялся, а красивых и юных женщин он очень боялся, только не признавался себе. Уж очень он не хотел жениться.

Иван  оделся, голова не болела, все-таки вовремя Ира вытащила его из-за стола, он и выспался хорошо, и подвигался (последний секс был под утро), отсюда и настроение было умиротворенное.

Он разбудил этих балбесов, которые  спали на полу, легкими пинками, они застенали дуэтом, что их тошнит:

- Был бы тут какой масон рядом, я бы его облевал, - злобно сказал Жора.
Ваня вышел на улицу. Было сумеречное апрельское утро, в субботу прохожих было мало, дул в лицо холодный ветер, но метро было рядом. И на душе было хорошо, приподнятость какая-то была. Все-таки, хорошие они, женщины!