Колька решил сделать дома маленький ремонт: поменять кое-где обои и положить на пол фанеру, потому, что тот скрипел так, что казалось что по коже бегают мурашки и настелить на него линолиум под ламинад. На помощь он позвал двоих друзей с которыми он рос как говориться с титечного возраста. Родились его друзья в один день. Отцы их объеденились и так обмывали появление наследников, что с перепою назвали своих сыновей Калистратом и Афиногеном, тем самым испортив пацанам детство. Гнобить их другие пацаны начали как только научились говорить и дали им девчачьи прозвища: Каля и Феня. Ну а у Кольки фамилия была препохабная: Перепердиев, а прозвали его соответственно – Жопа.
Сначала они страдали порознь, но поняв, что сила в единстве, объеденились и многие малолетние ерники начали ходить с фингалами и опухшими носами. Теперь обзывать их рисковали только самые быстрые бегуны, но и те скоро притихли, потому – что Колька был злопамятен и мстителен и всё равно умудрялся их вылавливать поодиночке, после чего те ходили со следами внушений на лицах. И так эта борьба так их объеденила, что в конце концов, смешав свою кровь, они стали кровными братьями, что у всех народов, воинов, ценится выше всех родственных уз. Они везде ходили вместе, даже в армию их в один день и служить отправили и служили они в одной части, роте и взводе, да и домой они пришли в один день, да и женились они в один месяц с разницей в неделю.
Через два года у Кольки с Калистратом по дому бегало по пацанёнку. А у Афиногена никого не было потому, что в армии на посту он застудил всё хозяйство и вернувшись из госпиталя он сообщил своим друзьям, что детей у нег не будет, хотя мужиком он остался. Да и фиг с ними, на фиг они нужны – харахорился он перед друзьями по молодости, а когда у кровных братьев появились наследники, он взял литруху водки и пошел к Калистрату. Выставил водку на стол, хлопнул для храбрости стакан и начал: слушай братан, а заделай ты мне сынишку, а? С женой я поговорю, думаю она согласится, она сама ребёнка хочет. - Да ты чего, офигел что ли, как я в глаза своей, да и твоей смотреть то буду – вскочил ошалевший от такой прозьбы Калистрат – да и твоя скорей всего не согласится. – Ты вспомни про клятву и не вякай, такую услугу я могу принять только от тебя или Кольки, а жену я свою уболтаю – и хлопнув рукой по столу Афиноген ушел убалтывать свою половину.
Через четыре года у Афиногена по дому уже бегало три спиногрыза и тогда он, взяв литруху, пришел к Калистрату со словами: ну чего братан, может хватит уже ребятишек, а? Да как скажешь, для тебя всё что хочешь – развел руками Калистрат – ты только с женой поговори, а то она ещё одного хочет. От такого известия Афиноген совсем офигел и в этом состоянии ошарашил два стакана водяры подряд, отчего его на голодный желудок слегка приплющило. Посидел, посидел и выдал: ладно, сейчас я пойду и объясню ей что к чему, а если что, то позашиваю ей там всё, хватит с меня троих, да и тебя прошу, не строгай ты их мне больше, а? Калистрат молча протянул ему руку и кивнул головой. О чем он говорил с женой история умалчивает, но поголовье мелких в семье Афиногена больше не увеличивалось.
Калистрат с женой пришли первыми. Женщины сразу пошли в дом, увязывать тряпьё в узлы для выноса из дома, а Колька с другом вышли на улицу и присев на лавочку, стали ждать Афиногена. Через некоторое время появился их побратим. Плёлся он, потихонечку, по середине тротуара, осторожно неся свою больную голову, а за ним шла его благоверная, с лицом ведьмы, которой высшие силы запретили делать пакости людям и она от этого очень страдает, она распространяла вокруг себя злую черную ауру, при этом она что – то внушала своему супругу, отчетливо понимая, что каждое её слово, вызывает в голове мужа болезненный взрыв. Вчера у бригадира Афиногена был юбилей: ему стукнул сороковник и хотя в народе говорят, что сорок лет никто не отмечает, тот выставил такой стол, что вся его бригада полегла как один человек и их половинкам пришлось растаскивать своих мужиков по домам всякими доступными способами, ну а лучшего тракториста жена, на потеху всей деревни, везла на ручной тележке. Была она вздорной скандальной бабой, да ещё и ярой сплетницей, поэтому в доставке мужика домой на машине ей дружно отказала вся деревня. Оставить же мужика на месте лежки она не решилась, потому что знала, что спросонья он может зарулить к любой доброй одинокой женщине, которых на деревне хватало, а выковырять его оттуда будет очень трудно, да не дай Бог, ещё привыкнет к спокойной жизни.
Подплевшийся Афиноген осторожненько угнездился на скамейке, а с лица его супруги, как ветром сдуло злобную маску и она, мило улыбнувшись мужикам, пошла в дом. Страдалец с надеждой поднял глаза на хозяина: слышь Коль, у тебя же в холодильнике всегда водочка стоит, налей чуть, чуть ,а? Похмели ты меня за ради Бога! Да там же бабы, как я тебе незаметно, то вынесу – развёл руками Николай. От рухнувшей надежды голова Афиногена упала на грудь, при этом в ней что – то так громко булькнуло, что он с испугом посмотрел сначала на одного брата, потом на другого. Да ты братан смотрю совсем никакой ещё кони двинеш, сейчас что ни – будь придумаю – и Микола почти бегом рванул в дом. Через минуту он уже выходил из калитки, таща чуть надпитый пузырь и три длинных малосольных огурца, того сорта, который бабы между собой называют мечтой.
После первой полстаканной порции живительной влаги, Афиноген на глазах начал из зомби превращаться в человека: мутные глаза прояснились и заблестели, на лице появился румянец и даже волосы слегка приподнялись и начали поблёсткивать, а на довольной похмелённой роже появилась блаженная улыбка. Мужики тоже ополстаканились за компанию, да и другу налили немного, что – бы бедолага не перепохмелился и только тот поднёс стакан куда надо, как раздался ехидный голос участкового: ага, значит в общественном месте употребляете? Ну вот ждали деда Мазая, а пришел Герасим – забурчал хозяин, где ты тут общество увидел, придурок в погонах, ты для нас вообще не человек, а мы вообще братья, а те кто нас сейчас видят, скажут что тебя вообще сегодня в деревне не было, так что пиши не пиши свои рапорты нам всё по фигу. И друзья, пока мент, шалея от безсилия, злобно на них пялился, дружненько поднялись и зашли во двор, закрыв при этом за собой калитку на засов.
Этого участкового дружно ненавидела вся деревня и он так – же ненавидел всех и вся на деревне. Ему постоянно гадило всё население деревни: плевки на спину, сахар в бензобаке, проткнутые колёса и выбитые в доме стёкла случались постоянно, но одна каверза была вообще шедевром. Дом для проживания Сельсовет выделил ему в низине и во время редких но обильных ливней двор ему заливало дождевой водой, а к крыльцу ему приходилось добираться по доскам, которые он заранее устанавливал на кирпичи, завидев в небе черные тучи. Однажды он как обычно уложив доски, был вызван в город по своим ментовским делам. Кто – то про это узнал, кому – то сказал и вот уже несколько мужиков, предварительно отодвинув первую доску, выкопали яму в рост человека. Потом установили доску назад, увеличив расстояние между мостками, да так чтобы конец доски нависал над ямой. Дождались дождя и вымокнув до нитки, долго копали канавки, чтобы яма побыстрей налилась водой. После ливня в ментовском дворе все следы их работы были скрыты слоем воды, только вот с первой доски на вторую нужно было перепрыгивать. По деревне слухи распространяются моментально и скоро половина сельского населения попрятались по полисадникам на противоположной стороне улицы, чтобы насладиться зрелищем.
Подъехавший участковый видать услышал приглушенное хихиканье, но осмотревшись, не заметил ничего подозрительного и смело направился домой. Подойдя к концу первой доски, он почувствовал какое – то качание, но всё равно решил прыгнуть. Конец доски под ним резко ушел вниз и он рухнул в ловушку с головой, подняв огромный фонтан брызг, при этом доска встала вертикально, а когда он перепуганный напрочь, выскочил из ямы как огромный грязный дельфин, по пояс, эта доска, рухнув вниз, снова забила его под воду. При повторном окунании, вода почему – то вылетела из ямы уже веером, а когда он на четвереньках выбрался из ловушки, его настиг взрыв хохота. Хохоча и икая, все кто прятался по кустам, вывались на дорогу. Увидев что на дороге находится половина веселившейся деревни, участковый, схватив фуражку, плавающую вокруг него, уже без всяких досок, полетел по двору как скоростной катер, подняв изрядную волну, заскочил в дом.
Деревня ликовала. Из соседних домов повыносили столы, навалили на них всякую домашнюю снедь, вскладчину купили водки и овцу, принесли мангал и развели огонь, вскоре появился баян и понеслись над деревней такие частушки, про милицию и власть, что у непрывычного к мату человека, уши бы трубочкой свернулись. В общем в деревне началось стихийное народное гуляние с песнями и плясками, на которое собралась уже вся деревня, даже сельсовет подтянулся в полном составе. Гуляли весело: отомстили главному деревенскому гаду за детей поставленных на ментовский учет, за огромные штрафы и за все мелкие придирки. Гуляли с песнями и плясками до темна, а участковый всё это время смотрел на всё это безобразие через щель между шторами и если бы его глаз обладал свойствами лазера, сгорело бы всё деревенское население на фиг. Потом он написал рапорт о переводе, но ему отказали и продолжал он жить в деревне, отторгнутый и гонимый народом деревенским.
Мужики же, допив пузырь, спокойненько пошли работать. Мебель они решили, выгнав машину, перетащить в гараж, чтобы не таскать её из комнаты в комнату. Что они и сделали, заодно уложив вдоль левой стены узлы с мягким скарбом, теперь в гараже вдоль правой стены стояла польская стенка, а прямо по ходу, закрытый триляж, так что место для машины ещё осталось.
До обеда они уже сделали половину работы, пообедав и немного выпив, они до темноты успели всё закончить. Занесли в дом кровати, постель, стол и стулья, а остальное решили занести завтра и с стали быстренько сооружать обильный ужин. На столе появились: запеченная утка, разные домашнии разносолы и двухлитровый запотевший графин водочки. Перед тем как сесть за стол, женщины взяли фонарик и куда – то ушли, вернулись они уже накрашенные и соорудившие кое какие прически, после чего чинно расселись за столом. В их дружной компании царило полное равноправие: женщины не отставали от мужиков ни питье, ни в еде, а когда убыль спиртного перевалила за три четверти, слабую половину растащило на танцы, но так как музыкальный центр был завален в гараже узлами, то танцевать им пришлось под радио по которому шел «Маяк». Всё катилось как по нотам: когда шли новости с рекламой, они сидели за столом, а когда играла музыка, они плясали. Как всегда горючки не хватило и Колькина жена, сходив во двор, принесла пузырёк. Эх, не усек я где у неё заначка – с сожалением подумал Никола. После её уничтожения, Колька с женой проводили помощников за калитку и остались одни. Ну ты давай домой, а я покурю, да и машину, наверное, загоню – напутствовал свою жену хлопком по мягкому месту Николай.
Покурив, он сел за руль и погнал машину в родной гараж, в который он влетал одним махом. Влетая в гараж, он поднял глаза и в голове его как будто что-то взорвалось: на встречу ему неслась, слепя фарами, другая машина. Не успел он ещё ничего сообразить, как сработал рефлекс: Николай резко повернул руль вправо и нажал на тормоза. Сразу раздался громкий грохот и звон, а на крышу и капот сверху рухнули какие – то деревянные тяжелые ящики. Встречная тоже стояла, светя одной фарой, ошалевший хозяин кое - как выбрался из машины и прошел вперёд. Никакой встречной конечно не было. Впереди стоял открытый треляж, в зеркалах которого по прежнему отражалась одноглазая машина. Так вот куда бабы с фонариком краситься бегали и внутри его начала разрастаться холодная злоба на весь женский род, постепенно заполняя всё его существо, но вдруг в душе его что-то лопнуло, звякнуло и на него обрушилась облегчающая волна пофигизма. Да ну его на фиг, все это барахло, главное что все живы и здоровы, а это всё еще наживётся и улыбаясь отправился спать, предворительно закрыв гараж. Чего это там так грохнуло – спросила его половинка. Да ничего, там вроде как гроза собирается – отозвался Колян и полез под теплый бок супруги.
Утром, пока жена ещё спала, он выгнал машину и как-то даже с удовольствием оглядел результаты вчерашнего проишествия. От стенки осталось два шифоньера: сервант и книжный шкаф были разнесены в щепки. У машины была разбита фара и снесено правое крыло, да на крыше и капоте были изрядные вмятины от рухнувших на них антресолей, но вчерашний пофигизм всё еще действовал и на душе у него было тихо и спокойно. Тут на крыльцо вышла, еще сонная жена, а увидев разбитую машину, моментально проснулась и побежала в гараж. Посмотрела на разбитую стенку, тихо заплакала и доплетясь до крыльца, плюхнулась на него, разглядывая своего весёлого супруга перепуганными глазами.
Да ты чего, родная – обнял её за плечи, севший рядом, Николай – не плач, мы здоровы, дети учится заканчивают, друзья наши тоже не болеют, сами мы не голодаем, а на деревяхи эти и на старую колымагу вообще наплевать. Я сейчас пойду овечку завалю, ты за водочкой сбегаеш, наварим шулюму, нажарим шашлыков, да и погуляем вволю со своими друзьями. А скарб свой сегодня таскать не будем, ну его на фиг, устроим себе праздник без всякой причины, просто потому, что все у нас зашибись.
Видать пофигизм штука заразная и за время Колькиных утешений супруга его вытерла слезы и уже улыбалась во весь рот. А и то, давай – вскочила с крыльца развеселившаяся жена – давай до их прихода все и организуем. Быстренько переоделась и побежала за веселящими напитками, а Николай пошел на задний двор. К приходу приятелей на уличной печи, которая в деревне есть у каждого хозяина, кипел большой казан, распространяя вокруг ароматы специй и баранины, в тени стояло полное эмалированное ведро с замоченным шашлыком, невдалеке находился мангал с уложенными дровами, а на столе, под развесистой вербой стояли тарелки с бочковыми огурцами и помидорами, квашенная капуста с лучком и пахучим подсолнечным маслом и моченые, в той же капусте, яблочками. Горой лежали свежайшие овощи с собственного огорода и крупно нарезанный хлеб. А посередине опять двухлитровый графин водочки, обставленный тарелками с мясными копченностями. Все было своё, домашнее, кроме конечно водочки, но и этот вопрос братья уже решали: по почте можно было выписать аппарат для изготовления спирта из самогона.
За всеми этими хлопотами они и не заметили, что гости уже пришли и ошарашенно смотрят на покалеченную машину, на щепки в гараже, на распрекрасный натюрморт под деревом и на ароматный казан на печи. Чего это вы ребята, а? – спросил офигевший от всего этого Афиноген – у вас вроде горе должно быть, а вы веселые и счастливые праздник устраиваете. Да ты, братан, послушай, чего я тебе скажу – и Николай рассказал ему, то, что он говорил своей жене. Гости переглянулись и лица у всех озарились счастливыми улыбками, а потом все дружненько уселись за стол и счастливее этих людей не было на всем белом свете.