Это письмо я пишу для себя самой. Вначале я не могла понять, что заставило меня после всего случившегося сесть за ноутбук и начать набирать эти строки. Но в процессе написания, по мере того, как набранный текст увеличивался в объеме, вмещая все переживания автора, я осознала, что это поможет мне разобраться в том, где я могла ошибиться, уличить себя в нечестности или еще в каком-нибудь непростительном грехе, который уже не искупишь. И, возможно, понять, почему судьба так жестока к своей ничем не примечательной подопечной…
Мне посчастливилось найти место в одной большой продвинутой иностранной компании, поддерживающей европейский уклад и современные методы работы. Но, так как опыта у меня в профессии было еще маловато, к тому же сказался перерыв в стаже, зарплату ежемесячно начисляли довольно среднюю. Вполне хватало на нечастые обновки, поесть и заплатить за квартиру – семьи у меня не было и живу я однокомнатной квартирке самого обычного панельного дома. В общем, на излишества средств не имелось. Работать в коллективе таких же бухгалтерш, на удивление, оказалось удобно. В компании, куда я только устроилась, не поощряли травлю сотрудников, как это бывало в советские годы, никто не обсуждал тебя тайком, никто не отворачивался с презрением при встрече, корпоративная политика только способствовала мирному общению кадров. В конце концов, у каждого своя собственная жизнь и здесь уважали личное пространство. А может, просто потому, что в офисе ничего примечательного не происходило или мое первое впечатление создалось по незнанию.
Спустя два года я уже ни о чем не тревожилась, место за мной прочно закрепилось, начальство вроде как оказалось довольно своей новой сотрудницей. Мне, одинокой, тридцатидвухлетней женщине, много и не нужно было – на работу я ходила по привычке, офис могла найти с закрытыми глазами, со всеми перезнакомилась до мелочей. Как в любой современной компании, арендовавшей весь огромный этаж бывшей фабрики, переоборудованной ранее в бизнес-центр, у нас имелся свой дополнительный персонал, который не нужно было каждый раз вызывать из других фирм-подрядчиков. Все-таки наличие большого количества оргтехники, компьютеров вынуждало держать «под рукой» армию админов, электриков, охранников и уборщиц. Всяко лучше, чем ждать до посинения, когда освободиться тот или иной техник в конторе по ремонту или обслуживанию.
Электриком в нашем большом коллективе работал мужчина средних лет по имени Максим Павлович. Сотрудники помоложе и сам директор именно так к нему и обращались, мы же, по большей части замужние и разменявшие четвертый десяток, звали нашего работника не иначе, как Максим. Или Макс. Выглядел он довольно статно: подтянутый, широкоплечий, высокий и хорошо сложенный. Внешность Максима привлекала далеко не всех женщин, а лишь тех, кто не гнался за смазливостью и явно заметным прессом на торсе. Наш электрик был обычным представителем сильного пола для своих годов – обремененный семьей, сыном-старшеклассником и реализующим себя по профессии, которую избрал в начале трудовой деятельности. К слову сказать, Максим Павлович справлялся со своей работой отлично, всегда приходил на помощь к какой-нибудь бухгалтерше или секретарше, забившейся от страха под стол, едва увидев махонькую искру в розетке. Потолки исправно светились энергосберегающими лампами, каждая розетка вовремя ремонтировалась или заменялась, а замыкания в проводке вообще исключались, как явление – все благодаря Максиму. Да и сам он был вполне доволен небольшой зарплатой и своей рабочей подсобкой со всеми необходимыми инструментами, большего он никогда не требовал. Недостаток имелся только один – он выпивал. И с каждой неделей все больше и очевидней.
В последние полгода я стала отмечать, что Максим Павлович пребывает в каком-то мрачном настроении, казалось, он старался избегать зрительного контакта со всеми работниками компании, даже здороваясь или о чем-то беседуя. Коллегам не было дела до перемен в обслуживающем персонале, хотя и никогда не конфликтовали с электриком, а наоборот, уважали. Но я по каким-то неведомым причинам отчетливо разглядела, насколько Максим осунулся, явно переживая какое-то неприятное событие за пределами офиса. Было заметно, как окунаясь в работу с головой, он старается забыться, а спиртное, похоже, помогало ему заглушить душевную боль. По своей природе я достаточно сочувствующий человек, пусть и пережила в юношеские годы глупую ненависть ко всему человечеству. Как только становишься старше, вся эта молодежная блажь исчезает без следа, а взамен открывается истина, с которой спорить нет смысла: чем ближе старость, тем меньше хочется шагать по жизни в одиночестве. Дело даже не в пресловутом стакане воды и прочей сопутствующей чепухе. На самом деле я чувствовала, как давно изголодалась по самым обычным человеческим эмоциям. Наверное, еще в тот день мне стоило осознать эгоистичность своих помыслов.
Тогда я испытала два чувства – искреннюю жалость к Максиму Павловичу и сильное любопытство. Но нагло лезть в сокрытые от чужих глаз личные проблемы я не решилась. Все-таки родительское воспитание прочно осело в подсознании, да и я сама уважала чужое право на секреты, ведь и у меня они имеются. Тем временем руководство начало косо поглядывать на состояние, в котором все чаще стал пребывать их работник. Наш электрических дел мастер не являлся на работу пьяным, вовсе нет, он выпивал прямо в офисе, закрывшись с собственной мастерской возле главного входа. В этом я убедилась после пары наблюдений. В восемь утра Максим Павлович являлся на работу, как огурчик, отводил пару минут на переодевание в рабочую одежду и, с уже привычной мрачной замкнутостью, отправлялся на ревизию помещения на предмет неполадок в проводке, ну или зачем-то еще – никогда не была сильна в профессиях. Отправляясь за кофе на корпоративную уютную кухню или просто в туалет в течение рабочего дня, я поглядывала по пути на дверь мастерской электрика. Так мне удалось «поймать» сотрудника выходящим из мастерской «подшофе». К этому времени в походке Максима намечалась легкая нестройность, а стоило пройти мимо него в коридоре, как за ним следовал едкий шлейф, который ни с чем нельзя было перепутать.
Мой рабочий стол, огороженный кабинкой, находился, как оказалось, в удобном положении – оттуда я могла время от времени поглядывать на людей в коридоре, снующих по своим делам. Дни сменялись следующими, но Максим становился все более угрюмым, а алкогольные возлияния - еще чаще. Руководство попыталось вразумить электрика, явно не желая так легко расставаться с толковым кадром, однако наш техник продолжал в том же духе, разве что не дебоширил в офисе и не распевал баллады. Он просто молча и осознанно скатывался в пропасть, судя по всему, действительно этого желая. Максим не был похож на грубого, недалекого и вечно пьяного мужика, было заметно, что это состояние чуждо ему в обычных обстоятельствах. В его глубоких синих глазах светился ум, пусть уже и залитый алкоголем под завязку. Но что могло так угнетать его? Что или кто настолько влиятельный подавил мужскую гордость, заставив выпустить на волю непростительную слабость? Я часто задавала себя подобные вопросы, всем сердцем желая выяснить причину его горя.
Постепенно эта цель превратилась в навязчивую идею. Я и не заметила, как каждый рабочий день стала ожидать появления этого мужчины в коридоре, или еще где-нибудь, искренне желая, чтобы именно сегодня у него все наладилось. Мне виделось, что сегодня Максим Павлович придет на работу в новой рубашке, с прямой осанкой, а во взгляде будет светиться, пусть не радость, но умиротворение. Но, увы, Максим и дальше рушил свою жизнь. Однажды мне удалось стать свидетелем напряженного спора между его коллегами – завхозом и одним из охранников, кажется, давно поддерживающих с электриком дружеские отношения, и самим Максимом Павловичем. Оба что-то усердно, но негромко внушали своему слегка нетрезвому товарищу, но тот, пару раз попытавшись оправдаться, в итоге разочарованно махнул рукой. Разговор прекратился и с тех пор бывшие друзья больше не стремились общаться с коллегой, видимо, утратив надежду вразумить его. Это еще больше подкосило Максима. Он теперь дольше задерживался в своей каптерке, покидая ее лишь по экстренному случаю, а запах перегара отныне стал его перманентным спутником…
Меня не покидало чувство тревоги, но вместе с тем, я начала удивляться самой себе – по какой причине мне так интересна жизнь этого, по сути, чужого мне человека? С какой стати я волнуюсь о том, что с ним происходит? А вот ответить на эти вопросы вразумительно не получалось. Жалость, вперемешку с обычным человеческим сочувствием… или просто занятие от скуки? Но судьба распорядилась иначе, вывалив все нужные ответы в одночасье, буквально в них меня утопив.
Очередной рабочий день, точно такой же, как и предыдущий, законный обеденный перерыв - я заученным путем отправилась за чашечкой бодрящего напитка к шумной кофе-машине на кухне. Дорога лежала как раз мимо двери мастерской электрика, оказавшейся чуть приоткрытой. Как только я поравнялась с ней, тут же невольно остановилась, не в силах отвести глаза… Моему взору открылся идеальный порядок, царивший в комнатке, небольшое окно без гардин и… Максим Павлович на фоне освещенного солнечным светом прямоугольника. Мужчина пребывал на взводе, прямо при мне он с силой два раза грохнул по металлической передвижной тумбочке для инструментов, поверхность которой по высоте приходилось ему до пояса, и этим до жути напугал меня своей яростью. Но по неясным причинам я вовсе не сбежала в панике, а, наоборот, приблизилась к двери, раскрыв ее шире. Максим, казалось, совсем не заметил невольного свидетеля своей вспышки гнева. Он продолжал судорожно сжимать бортики тумбочки руками, так сильно, что пальцы побелели от усилий. Заметно было, как он пытается сдержать клокочущее внутри него пламя, потому время от времени двигал головой из стороны в сторону, будто отрицая одному ему известный факт.
Когда Максим резко выпрямился, шагнул к подоконнику и снова вернулся к прямоугольной части мебели только для того, чтобы опять безжалостно ударить по ней кулаком, я смело закрыла за собой дверь мастерской, дабы защитить происходящее от лишних ушей коллег и начальства. Вот только я осталась внутри этой самой мастерской. Наедине с ним.
- Максим Павлович? - несмело произнесла я сразу после очередной выходки электрика.
Мужчина неожиданно быстро обернулся на свое имя и взглянул прямо на меня. В тот момент мое сердце защемило до боли - в глазах Максима стояли слезы. Самые настоящие человеческие слезы горя, душевной боли и гнетущей, бездонной обиды… Сообразив, что его подловили самым нелепым образом, коллега тут же отвернулся, смахнув с глаз предательскую влагу.
- Уходите. Я занят. Подойду позже, - выпалил он, едва не скрепя зубами.
Вопреки всему, я осталась. В конце концов, не убьет же он меня на месте только за то, что увидела его в момент слабости. Потому-то уходить я не желала, пора выяснить, что же мучает этого человека все время. И я шагнула от двери ближе к технику:
- Максим Павлович… у Вас что-то случилось?
В моем голосе звучало искреннее участие, но Максим его должным образом не воспринял:
- Ничего…, - лишь произнес он и снова грохнул по металлу тумбочки, кажется, слегка помяв его.
После этого он уже не смог сдержать эмоций – слезы снова навернулись на его глаза, а подбородок подло задрожал. Мужчина изо всех сил пытался сдержать всхлипывания, отчего получалось, будто он шумно сопел. Но, в конце концов, заговорил. Просто дал вволю своей жгучей боли, которой собралось так много, что плескалось через край. Это давно в нем варилось и скапливалось, не находя лазейки для выхода, и вот подвернулась я, совершенно незнакомый ему человек, если не считать общего офиса, в котором мы числились. И именно я приняла весь его тягостный груз, невольно, а, возможно, и по собственному неосознанному желанию. Стоит ли говорить, что мое любопытство тут же было удовлетворено сверх нормы?
Максим Павлович давно и бесповоротно женат на настоящей кровопийце, по его же словам. Эта женщина регулярно съедала его сердце живьем, чтобы на следующий день проделать с мужем тоже самое. Жена считала своим долгом унизить своего супруга самыми бесчеловечными доводами и не гнушалась делать это даже на людях. Максим стоически терпел довольно долгое время, но всякому терпению однажды приходит конец, и он не выдержал, начав заливать тоску водкой, но легче от того вовсе не становилось. Едва его супруга почуяла запах спиртного, ее издевательства удвоились. Каждый вечер или выходной день она орала истерическим голосом о том, какая бездарность ей досталась, что ее муж хуже, чем бездомные на улицах, о том, как ей кошмарно с ним не повезло, непрерывно обзывала его тряпкой и прочими словами, от которых любому мужчине захочется удавиться. Ее бесили любые действия супруга, даже самые невинные: если ему вздумалось поставить чайник на огонь позже определенного времени – в квартире вспыхивал скандал, наполненный высоким, раздражающим слух визгом благоверной, которой, видите ли, мешали спать. Максим едва успевал возражать, вяло вставляя слово. Иногда кричал и он, но когда расстроенный ссорой родителей сын со страхом поднимал взор на разъяренного отца, мой коллега тут же затихал, впоследствии поедая себя изнутри чувством вины перед единственным ребенком. Отец, который повышает голос на мать, какой бы она ни была - Максу даже страшно было предположить, что при этом творилось в голове его юного сынишки.
И он терпел дальше. Тянул одну и ту же лямку, зарабатывая на всю семью, ведь супруга не собиралась искать работу, предпочитая жить за чужой счет – в ее понимании, добытчиком может являться только мужчина и никак иначе. Если же не способен, то грош ущербному цена. Коллега держался только ради сына, тому нужно было окончить школу и, в дальнейшем, поступить в университет. Он ведь просто перестанет себя уважать, если не обеспечит ребенка всем необходимым. На мой вполне ожидаемый вопрос о том, почему же он не разведется с женой, чтобы, наконец, избавиться от гнета, Максим Павлович тоскливо покачал головой, поведав, что не может так поступить с сыном и бросить его на съедение этой мегере. Хоть ему иногда и казалось, будто сын выбрал сторону матери. Злобная, агрессивная, отталкивающая и очевидно психически нездоровая фурия запросто могла сесть на шею подростку, потребовав от него зарабатывать на ее жизнь, ни разу при этом не пожалев о своем решении. Максим не мог допустить такое.
Он почти плакал, рассказывая мне свою историю. Поведал, насколько ему опостылела каторга с жестоким надсмотрщиком, выедающим мозги, как надоела гнусная жизнь, вечные проблемы и нехватка денег. Не мог он работать за компьютером, как другие, это никогда его не привлекало, он предпочитал созидать руками, но никто, абсолютно никто даже не пытался хоть на толику ценить его честные умения. Дома вместо заботы и ласки его ждали истерические крики, поток грязи изо рта некогда любимой супруги, пустой холодильник и очередные требования купить что-то новое, каждый раз другое. Мой коллега неоднократно задумывался о самоубийстве, но всегда вовремя себя одергивал – так трусливо он не поступит. Он продумывал вариант с арендой квартиры рядом с домом семьи, где ему удастся хотя бы высыпаться по ночам, но, к сожалению, на это у него не хватало средств. Родители ничем не смогли бы помочь отчаявшемуся взрослому сыну – их у Максима Павловича давно не стало. Вот так он и крутился в паутине «черной вдовы», ежедневно отрывающей от еще живой добычи куски плоти. Макс пытался говорить с друзьями о своей ситуации, только в ответ всегда получал одно и то же: брось ее и дело с концом. Потому и начал выпивать, надеясь, что это поможет справиться с безысходностью, но, как оказалось, не вышло.
С последним словом, мой коллега раздраженно смахнул рукой влагу с век, видимо, сообразив, что ведет себя совсем не по-мужски. Едва он замолчал, самым верным решением в ту минуту мне показалось сочувственно положить ладонь на предплечье Максима, коснувшись руки возле локтя. И тут же крепко пожалела о своей выходке. Мужчина круто развернулся и посмотрел мне прямо в глаза, сверху вниз, так как ростом я была ниже его на полголовы. Сколько длилась борьба взглядов, я не ощутила, но точно знала, что Максим сейчас вполне имел право с легкостью вышвырнуть меня из подсобки, громко хлопнув напоследок дверью. Но вместо этого… он вдруг положил свою сильную ладонь мне на затылок, быстро приблизил к себе и крепко впился губами в мои уста… Время словно остановилось в одночасье. Максим не просто чмокнул в губы свою сотрудницу, он целовал меня страстно, настойчиво, даже властно, будто, наконец, брал свое по праву. Он с торжеством прорвал все заслоны и позволил тому, что существует вне разума, разлиться широким, свободным от преград потоком. Я не сопротивлялась, полностью отдавшись этому волшебному моменту… В тот миг я пребывала где угодно, но только не на Земле и уж точно не в скучном офисе. Но короткий момент забытья окончился, Максим неожиданно пришел в себя и смущенно отстранился, тут же отведя руку, которой прижимал мою голову к себе:
- Извини… Черт, я сорвался..., - складывалось ощущение, что он пытался извиниться за все с самого начала: за то, что без спроса излил душу едва знакомой бухгалтерше и за то, что грубо поцеловал ее после, - я не должен был…
Этого я не хотела сейчас слышать. Всем естеством я жаждала совсем другого – продолжить бесконечный, сладкий до оскомины поцелуй, пробудивший во мне давно забытые ощущения. Потому просто не позволила Максиму договорить, без предупреждения бросившись мужчине на шею и запечатав его губы своими… Максим Павлович не сопротивлялся, он сжал свою сотрудницу в объятиях и окунулся в омут с головой. Теперь мы оба хотели большего…
Напрочь забыв о том, что дверь мастерской всего лишь прикрыта, мы принялись яростно сдирать друг с друга одежду. Взяв за талию, Макс одним движением усадил меня на край стола – больше открытого пространства для импровизированного ложа в узкой подсобке и не нашлось бы. В попытке быстро справиться с моими джинсами, он сразу же сломал молнию на ширинке, но тут же забыл об этом, буквально сдернув их с моих ног. Здравый смысл улетучился, как дым, а ведь он все это время тщетно пытался пропищать откуда-то из темного угла сознания насчет того, что мы с подвыпившим коллегой непременно пожалеем о содеянном. Пусть летит к чертям! Так хорошо, как в тот самый прекрасный для меня день, я еще себя не чувствовала. Ласки Максима заставляли дрожать каждую клеточку тела, он касался меня так, что хотелось отдаваться ему еще больше… Горячими от возбуждения губами он прошелся по моей груди, животу, но опуститься ниже словно не решился, вновь вернувшись к лицу. Там его губы и язык лишили меня последних сомнений. Я обвила руками шею мужчины, прижав к себе так, будто боялась, что он вот-вот исчезнет, а его объятия окажутся очередным эротическим сном, которыми мне приходилось обходиться до сегодняшнего дня.
Когда он взял меня, я едва нашла силы подавить возглас удовольствия… Нас легко могли услышать сквозь картонные двери мастерской, с которыми справился бы даже ребенок. Максим крепко держал меня в своих руках и каждый раз входил сильным толчком, он и сам едва сдерживал свое возбужденное рычание. Хотелось кричать от наслаждения во весь голос, пусть бы позавидовали коллеги в офисе и все приземленные существа. Я чувствовала его твердость, ощущала, насколько глубоко он погружался в меня, хотелось, чтобы эти моменты длились вечно, но сказке не суждено было стать легендой на века. Рутина, постоянный стресс и огромная пауза в интимной жизни повлияли на моего коллегу не лучшим образом. Спустя мгновение он натужно простонал и остановился, так и замерев у меня на груди. Его шумное дыхание все еще прерывалось, но в глаза смотреть он не решался. Слегка улыбнувшись, я погладила Максима по взъерошенной прическе, а он вдруг попытался встать, словно я спугнула его. Через минуту он уже натягивал свою клетчатую рубашку, старательно избегая со мной встречаться взглядом. Максим явно не был собой доволен. Я поднялась на локтях и села, тоже потянувшись за бельем, в беспорядке разбросанным по столу и полу каптерки. Кажется, в тот момент мужчина решился заговорить:
- Наверное, завтра ты посчитаешь это ошибкой. Я пойму. Прости, что так набросился, Надя…
Точно помню, что собственное имя, прозвучавшее из его уст, показалось мне тогда слаще самой прекрасной музыки. И ведь он знал, как меня зовут! Максим говорил низким, по-настоящему мужественным голосом, интонации которого успокаивали, при этом слегка картавил, выговаривая звук «р» на манер французского прононса. Этот дефект речи никак не портил впечатление о нем, наоборот, коллегу приятно было слушать. Опустив подол свитера, я взглянула на мужчину и сказала то, что думала, без прикрас:
- Максим, мы ведь оба этого хотели – ты и я. У нас давно не было ничего подобного, не отрицай, - руки нежно обвили шею коллеги, не дав тому отстраниться. Теперь мои глаза смотрели точно в его синие омуты, обрамленные темными густыми ресницами и сосредоточенными бровями. Он же смотрел на меня с недоверием, в его взгляде в этот момент отражались самые противоречивые чувства. Из-за этого он слегка поджимал губы, – Это не ошибка. Если бы я не желала того, что случилось, если бы не хотела поцеловать тебя, ушла бы еще полчаса назад.
Макс молча заключил меня в сильные объятия и держал так несколько минут. Но мои слова пробудили в обоих чувство времени, мы, не сговариваясь, вспомнили, что обеденный перерыв длиться всего один час и нас точно начнут искать. Когда Максим снова посмотрел на меня, я взяла в руки его лицо и ласково поцеловала в губы, мягко улыбнувшись. Мне хотелось сказать ему столько… Хотелось дать понять Максиму – тревожиться ему не о чем, я такая, как есть сейчас, без притворства, подоплек и масок, простая и естественная. Я не стану перемывать ему кости спустя час, не стану насмехаться над его небольшой мужской неудачей, не стану отказываться от него на завтра и делать вид, будто совершенно не знаю этого человека. Всей душой я желала убедить коллегу в том, что он может делиться всеми своими бедами сколько пожелает и всегда доверять своей сотруднице, нежданно-негаданно ставшей ближе, чем нужно. Мне до чертиков захотелось знать о Максиме Павловиче как можно больше – чем он живет, о чем мечтает, даже то, что ест на завтрак. Мой коллега стал для меня открытой на первой странице интереснейшей книгой, которую я невероятно сильно жаждала прочесть от корки до корки, буквально глотая каждое напечатанное слово.
Разговор внезапно прервался гулким стуком в дверь. Мы оба мигом выпали из волшебного забытья, принявшись с бешеной скоростью натягивать на себя оставшуюся одежду. Мои джинсы, как назло, не поддавались управлению, а настойчивый стук в дверь повторился. Сообразив, что молнию брюк уже не спасти, я спешно застегнула пуговку на поясе и спрятала зияющую дыру вместо ширинки под длинным краем свитера. Лишь бы только не забыть об этой оказии. Но едва мы облачились, встала другая проблема: если сюда войдут, то застанут бухгалтершу с электриком в его собственной мастерской. Будет весьма неловко всем троим даже без излишней фантазии. Максим Павлович вовремя придумал выход из ситуации, указав на небольшой платяной шкаф, за створками которого я немедленно скрылась и притихла. Через щелочку было видно, как коллега от волнения пару раз провел рукой по волосам, безуспешно пытаясь их пригладить, а потом крикнул, что уже идет. Как только дверь открылась, кто-то на пороге возмущенно спросил:
- Ты что, дрыхнешь тут? – затем пауза и снова вопрос, - и мокрый весь. Случилось чего?
- Нет, отжимался чуток, вот и вспотел, - прозвучал ответ электрика. Он едва заметно улыбнулся, вынудив меня тихо хихикнуть в импровизированном убежище.
- Ладно. Пошли, срочно помощь твоя нужна, - потребовал хриплый голос и наступила тишина.
Теперь мне придется как-то незаметно выбираться их этого помещения, надеясь, что Максим по привычке не запер дверь. Аккуратно покинув шкафчик, я подошла к двери и заметила, что она прикрыта не плотно. Уже легче. Осталось дождаться, когда коридор опустеет и воспользоваться мгновением, дабы прошмыгнуть к двери уборной. Посещение туалета уж точно никаких подозрений не вызовет. Мне удалось сделать все задуманное – через минуту я уже торчала перед зеркалом в уборной и приглаживала свои растрепанные каштановые волосы, поправляла косметику на веках, жаль только, что нет помады под рукой. Ну, да бог с ней. Глубоко вздохнув пару раз, я привела сердце и дыхание в порядок и вдруг… весело рассмеялась. В душе поселилась давно забытая легкость и какая-то странная беззаботность, а поднявшееся настроение грозило стать заразительным для окружающих. Но пора возвращаться к рутине, цифрам, документам и компьютеру, только как дождаться конца этого дня, я просто не представляла. Все это время я улыбалась себе, своим красочным мыслям, постоянно возвращавшим меня к событию в подсобке. Кажется, я рисковала ошибиться в расчетах и получить нагоняй от руководства, вот только тогда мне было откровенно плевать на все, что не касалось приятных воспоминаний. Память будто нарочно напоминала сладостную дрожь от прикосновений Максима, его теплые губы и поцелуи… Дошло до того, что перемену в моем настроении заметила коллега, сидевшая за соседним столом и, конечно же, не упустила возможности поинтересоваться:
- Подруга, ты прямо светишься с ног до головы. Не забеременела случайно?
Отрицательный ответ, естественно, ее не удовлетворил. Ведь я говорила с улыбкой, которая никак не желала покинуть мое лицо вот уже несколько часов кряду.
- Наверное, замуж выходишь? – не унималась женщина, но и здесь получила загадочное «нет».
С той минуты я старалась прятать назойливую улыбку, но у меня совсем ничего не вышло.
А на следующий день я получила то, чего с нетерпением ждала уже несколько недель – Максим пришел на работу посвежевшим, тоска и мрачность словно пропустили своего подопечного вперед, позволив ему немного оправиться от негатива. Он стал здороваться увереннее, даже слегка улыбаться, чего не обнаруживалось за ним ранее. От этого преображения коллеги день показался гораздо светлее, а спустя час и вовсе стал радостным. Мимолетные улыбки Максима Павловича доставалась только мне, пусть и тайком, исподтишка, но он старался перехватить мой взгляд и просто добродушно усмехнуться. Когда он это делал, его глаза сразу же преображались, излучая воодушевление. В обед он дождался меня в коридоре, а, едва увидев, схватил за руку и втащил в свой «кабинет», сперва убедившись, что нас никто не заметил. На этот раз мы плотно заперли двери, чтобы никто нам не помешал, и спустя мгновение уже сгорали в объятиях, буквально поедая друг друга. Никто из нас двоих не протестовал против коротких интимных встреч, мы одинаково упивались происходящим, забыв о последствиях…
Вокруг меня изменилось все: снова ощутив себя желанной, я не пожалела денег на обновки, чтобы нравится Максиму еще больше. В моем гардеробе, как в юности, опять появились короткие юбки и облегающие платья, а наступившая весна казалась яркой и наполненной солнечным светом, даже сквозь проливной дождь. Я не замечала, как быстро преображаюсь внешне и больше всего внутренне, радуясь призрачному счастью, словно юная невинная девушка, еще не познавшая горя. Зато коллеги мое цветение отмечали невооруженным глазом – как ни старалась, скрыть внезапные перемены мне не удалось. Но больше всего меня заставляло улыбаться другое. Максим переменился в лице, темные круги под глазами от запоя стали исчезать, он стал приветлив и более добродушен, отныне перестав избегать взгляда собеседника. В его сознании неожиданно зародилась мощная защита от нападок ненавистной жены, казалось, ее ядовитая желчь отныне просто скатывается по коже, как с гуся вода, не отравляя разум и не тревожа сердце. Он научился отключаться и не слышать гадости в свой адрес, все время думая обо мне и наших будущих встречах.
Кроме тайных свиданий в мастерской Максима Павловича мы находили время и просто поболтать обо всем, убегая во время обеда в недорогую кафешку недалеко от офиса. Выходили через главный вход отдельно, либо притворялись, что идем в разные стороны, а в месте, где нас не могли засечь, встречались и давали вволю нежности. За простым пластиковым столиком и чашечкой чая Макс рассказал о сыне, а я том, как мне жилось в детские годы. В такие обеденные перерывы я стала с удовольствием пополнять свою копилку знаний о ставшем очень близким мне сотруднике. Пока еще не осознавая истинных чувств, я ловила себя на мысли, что постоянно скучаю по Максиму, едва отвлекаясь на работу, казавшейся теперь смертельно тошнотворной. С моим мужчиной происходило точь в точь тоже самое. Мы оба перестали считать дни и часы до следующей встречи, осознав, что время тянется невыносимо долго.
Вскоре Макс устроил мне приятный сюрприз, правда, поначалу напугал до коликов. Всю дорогу домой из офиса, я мечтала о нем, неосознанно шагая по направлению к дому благодаря автопилоту, запрограммированному на один и тот же путь в обе стороны. Даже влажная грязь под ногами из-за растаявшего снега и промокшие сапожки не сумели омрачить мои фантазии. Несмотря на непогоду и довольно холодный ветер, я чувствовала невероятную легкость на сердце и во всем теле, улыбалась самой себе, весне, прохожим, не задумываясь о том, какое впечатление оставляю. Тогда это не имело значения, важны были лишь светлые перемены в жизни, им стоит радоваться и принимать, а не откладывать на потом. Поднявшись на второй этаж, как обычно, в миллионный раз, приблизилась к двери своей квартиры с уже зажатым в руке ключом. Но вдруг кто-то сильно обнял меня со спины, жутко перепугав… Страшный незнакомец тут же развернул меня к себе и зажал рот поцелуем… нежным, ласковым, полным страсти и жара… Оказалось Макс просто проследил мой пусть от офиса до дома и решил таким образом нанести непрошеный визит. Сюрприз удался. Сердце колотилось, не переставая – сперва от страха, а потом от сумасшедшего возбуждения. Мне даже не хотелось тратить время на поворот ключа в замке, потому коллега сделал это сам, почти внеся меня в собственную квартиру.
Спустя пару минут небольшой пятачок коридорчика однушки был усеян верхней одеждой, обувью и прочим, образуя тропинку до единственной широкой кровати. Здесь, никого не стесняясь, мы дали свободу своим эмоциям и чувствам. Когда обжигающая волна первобытной страсти выдохлась, мы просто лежали вплотную друг к другу и в полудреме общались на разные темы, из-под век наблюдая, как постепенно темнеет за окном. Мне не хотелось ни есть, ни пить, ничего, кроме наслаждения от присутствия Максима. Хотелось просто уснуть на его груди, слушая мерный стук сердца и наслаждаясь его естественным запахом. Омрачало лишь то, что день, да и ночь, слишком коротки…
У нас было все, что можно увидеть в мелодрамах: совместное пробуждение, томные разговоры, вкусный завтрак и хозяйка в рубашке своего мужчины на кухне - о большем я и мечтать не смела. Кто-то скажет - ничего нового, банальщина, лучше бы взялись за голову и перестали вести себя, как подростки. А что, если так и есть? Что если хочется прыгать, как беззаботный ребенок от счастья? Почему нельзя радоваться тому, насколько хорошо с мужчиной, которого ты… любишь? Разве это грех, блажь, только потому, что нам давно не двадцать? Я осознала свои чувства в один из таких выходных, когда не хотелось шевелить и пальцем от неги, а только смотреть Максиму в глаза и без устали целовать его щетинистое лицо. Щемяще сладкое ощущение обуяло сердце и больше не отпускало, но сказать правду я не решалась – слишком много на него свалилось, да и мои чувства могут оказаться отнюдь не взаимными. Но к моей великой радости, Максим Павлович развеял все страхи, в этот же день раскрыв и свои чувства. Это ощущение ни с чем сравнить невозможно, ты словно паришь в облаках и теплый, ласковый ветер обдает твое тело, забираясь под одежду. В организме царит невероятная легкость, душу согревает солнце, сердце просто заходится от безграничного счастья, а разум без умолку внушает, что теперь все абсолютно будет хорошо. Непередаваемо приятно любить того, в ком видишь свой смысл жизни…
Время шло, мы сближались еще больше, если такое вообще возможно, уже не смысля друг без друга. Максим стал иногда ночевать у меня, остальное же время проводил с семьей, возвращаясь с работы к ненавистной жене, которую уже не воспринимал слишком близко к сердцу. Ольга – так звали кошмарную благоверную моего любимого мужчины – только утроила скандалы, ругая мужа на чем свет стоит, как только он являлся домой после длительного отсутствия. Сыну приходилось врать, что у него появилась некая подработка. Максим чувствовал вину за свою нечестность, но знал, что так будет лучше для всех. Даже для нее, бестии сумасшедшей. И только одной темы мы оба старательно избегали – о том, необходимо ли коллеге бросить опостылевшую семью и уйти навсегда ко мне. Ни я, ни Максим не решались заговорить об этом, зная ответы. Он не мог бросить сына, а я…
- Вы как всегда великолепны, монсеньор, - томно проговорила я, едва чувство наслаждения уступило томной, приятной организму усталости.
Максим посмотрел на меня, не сумев сдержать довольную улыбку, обнял и ответил в тон:
- Как и вы, моя дорогая, всегда на высоте, - он поцеловал меня в губы.
Несколько минут мы смотрели друг другу в глаза. В этот момент нам не нужны были слова, любовь сама находит средства проявить себя почти во всем. Каждый из нас знал то, что стало незыблемым – мы жаждем быть вместе несмотря ни на что. Максим вдруг заговорил:
- Надюш.
- Ммм? – промурлыкала я в ответ.
- Мы уже несколько месяцев вместе, но ты ни разу не заговорила о моем разводе с Олей.
Я знала, что наступит сей момент, знала – придется отвечать на поставленный вопрос. И все для себя решила. Мой любимый мужчина стоит этого…
- Потому что меня все устраивает. Ты со мной и я счастлива, как никто. Штамп в паспорте ничего ведь не изменит, правда?
Я лукавила, на самом деле всем сердцем желая заполучить коллегу по праву. Но кем я буду, если начну требовать от него развода, ставить жесткие условия или заставлять сделать выбор, ежедневно капая на темечко, словно производя пытку? И что в итоге? Я стану не лучше, чем его мегера. Этому не бывать.
Но Максим Павлович вдруг изменился в лице. Он отвел взгляд, затем аккуратно вытащил руку из-под моего плеча и поднялся с постели, сев на ее край.
- Значит, ты просто развлекаешься? Из жалости? – слова мужчины резали по живому.
Теперь и я встала, накинув рубашку Максима на обнаженные плечи. Встав напротив, я взяла в руки лицо мужчины и заглянула ему в глаза:
- Максимка. Я люблю тебя больше жизни, так сильно, что часто не нахожу слов, - мне действительно казалось будто моим чувствам нет предела, - ты дорог мне, ты - моя душа, мой разум, жизнь. Ты мое все, - говорила я на одном дыхании, - нет никакой жалости, и не было. Ты тот, кого я так долго искала. Но я никогда не стану вынуждать тебя совершить поступок, о котором ты пожалеешь. Не стану требовать развода, потому что меньше всего на свете я хочу мучить тебя, - пальцы ласково гладили скулы Максима. – Но, поверь, ничего так сильно я не желаю, как быть с тобой, мой хороший. Не представляешь, сколько раз в день мечтаю о том, как ты, наконец, освобождаешься от уз несчастливого брака и становишься полностью моим! – эти слова заставили глаза Максима увлажниться и он тут же опустил голову, дабы скрыть это. Я обняла его за плечи и прижала к себе, - я буду всегда с тобой, любимый, пока ты сам не решишь выбрать кого-то из нас или… я просто тебе не надоем...
- Не говори так, - перебил Макс, - я уже не смогу без тебя.
Он обнял меня за бедра, прильнув к животу лицом, а после с облегчением глубоко вздохнул. Мне стало так спокойно…
- Прости меня, Надюша, - тихо добавил коллега и развел в стороны края рубашки, обнажив мое тело.
Ласковый поцелуй коснулся пупка, затем губы Максима принялись блуждать по всему животу и, наконец, стали плавно опускаться вниз… В момент, когда я ощутила их в самом чувствительном месте, мир реальности провалился в пропасть, оставив только безграничное наслаждение…
Немногим выше я попыталась обмануть себя, сказав, что не замечала, сколько длились отношения с Максимом. На самом деле дни, которые мы проводили вместе с ним, даже рабочие, когда только виделись издалека или перебрасывались парой слов на кухне за чашкой чая, я считала все, до единого. Каждый день являлся для меня маленьким счастьем, и эти частички собственного мира любви я складывала в сокровищницу, оберегая ее, как зеницу ока. Потому я могу с точностью сказать, какое количество времени прошло с момента нашего первого близкого знакомства, до того дня, когда все пошло наперекосяк…
В середине ничем не отличающейся от остальных недели мне понадобилось срочно посетить врача – обычный ежегодный осмотр, в общем, скука. На это мне позволили отвести половину рабочего дня до обеда, потому с утра я отправилась прямиком в поликлинику. Быстро уладив все формальности и бюрократические дела, я, в предвкушении увидеть в офисе Максима, сразу же отправилась на работу. На пороге арендованного компанией здания я получила смс от Макса – мы давно уже затеяли переписываться, когда не могли по каким-то причинам увидеться. Едва прочитав сообщение, я похолодела. Коллега предупреждал меня о том, что сотрудники в офисе как-то пронюхали про наши отношения и уже вовсю эту тему обсуждают. Мне сразу же захотелось круто развернуться и попросту уйти, но вовремя себя одернула. Может быть, не все так страшно? И ведь не узнаешь, пока не войдешь. Выбора не было – на рабочее место я все равно вынуждена вернуться, а иначе придется после объясняться с начальством. А если и руководитель тоже в курсе? Оставалось надеяться, что начальству откровенно плевать на чей-то адюльтер в офисе, лишь бы это не мешало работе.
У двери мастерской меня встретил Максим Павлович, на этот раз просто серьезно кивнув головой в знак приветствия, не сказав ни слова. Это показалось мне странным. Он винит меня в случившемся или я неверно растолковала его взволнованность? Скорее всего, второе. Макс всегда плотно сжимал губы и сдвигал к переносице брови, когда был чем-то озадачен. Именно так он и выглядел сегодня – его глаза опасно сверкнули. Кивнув ему в ответ, я, напустив невозмутимость, отправилась к своему рабочему месту и через две минуты уже создавала видимость напряженной работы, хотя на самом деле совершенно не видела перед собой цифр. Мне казалось, что коллеги едва слышно шепчутся у меня за спиной, но вскоре я обнаружила, что явно галлюцинирую. Вот только опасения оправдались. Спустя мгновение по корпоративному месенджеру пришло сообщение от сотрудницы, которая работала за соседним столом: «Надь, привет. Это правда? Ты и электрик?...». Там был еще смайлик, видимо призванный смягчить атмосферу беседы. Сразу после первого сообщения подобные любопытные вопросы стали прилетать и от других бухгалтерш: «Максим Павлович женат, в курсе? Разрушать семьи нельзя…», «Надюх, ей-богу, он тебе не подходит. Надо искать мужика с зарплатой побольше, чем у нашего электрика…».
Я не стала отвечать. Никому из них. Нет уж, не буду кормить их никакой информацией, они и так получили слишком много пищи для обсуждения и тут же забыли о корпоративной этике. Будто давно искали, чем поживиться, а как только повод появился, набросились как голодные стервятники. Отключив напрочь «говорилку», я демонстративно встала со своего места и отправилась в уборную. Там я едва сдержалась, чтобы в кабинке не зареветь от обиды. Значит «разлучница» и «недальновидная»? Откуда этот цинизм, который они все маскируют под жизненную мудрость? Простая и элементарная зависть? Или, может, мы где-то позволили себе лишнее и нас элементарно поймали на горячем… Напрягая память, я попыталась вспомнить прошлые дни в офисе, встречи или мимолетные разговоры. И в ту же минуту поняла, откуда «растут ноги»… Вчерашний день, когда я и Максим встретились в небольшой кухоньке офиса, чтобы вместе выпить кофе. Я тогда приготовила напиток с одной ложкой сахара, так, как он обычно любит пить, и протянула ему чашку. А Максим ласково поблагодарил меня поцелуем - в тот момент, скорее всего, нас и застукали. Кто-то просто подсмотрел, намереваясь тоже посетить кухню. Нам стоило проявить осторожность…
Вернувшись к большому зеркалу на стене туалета, выложенной бежевой плиткой, я взглянула на свое отражение и вдруг мысленно бросила ему с вызовом: «Да какого хрена!? Это ведь не их дело с кем тебе быть! Это твоя жизнь и распоряжаться ею будешь только ты сама. Не твои коллеги! И никто не вправе корректировать твое направление. Я хочу быть с Максимом и я буду с ним что бы не случилось. А им всем придется пережить этот факт, так или иначе». Вскинув подбородок, я утерла влагу с лица, поправила косметику и спокойным, уверенным шагом отправилась на рабочее место, твердо решив не отвечать никому на вопросы – через время они наткнуться на стену равнодушия и, в конце концов, отстанут.
Впрочем, не только мой выбор подвергся критике со стороны коллектива, оказалось - сам Максим Павлович продешевил с выбором любовницы. По словам его коллег и друзей по совместительству, которые я ненароком услышала, выйдя на один из балконов здания. Дабы хоть как-то снять стресс, решила выкурить всего одну сигарету. И, благодаря этому узнала, что Ирина, которая блондинка, в раз десять лучше меня невзрачной и Максу следовало соблазнить именно ее, ведь кандидатка недавно развелась с мужем и теперь свободна, как ветер. Ира у нас числилась главным бухгалтером и, соответственно, получала намного больше всех нас, простых сотрудниц. Не начальница отдела, но все же невеста завидная, пусть и старше меня на лет пять. Хотя в бочке с дегтем нашлось и кое-что приятное – другой сотрудник, наоборот, был весьма рад за друга и поздравил Максима с удачными «похождениями», дескать, настоящий мужик. Весь коллектив нашей компании верил в то, что я всего лишь временное развлечение для разочарованного в браке мужчины.
Но хуже всего оказалось другое: отношения с коллегой заметно похолодели. Максим Павлович чего-то боялся, он явно страшился утратить пусть и паршивую, но семью, либо потерять сына в результате грандиозного скандала, который мог разразиться, узнай его благоверная об измене. Его не в чем было винить. А возможно мой любимый мужчина просто не желал и дальше развлекать коллектив, потому избегал разговоров со мной в офисе. Я лишь искренне надеялась, что Максим не станет жалеть о нашем сближении как таковом…
Тогда мне казалось, что я запаслась достаточным терпением, чтобы никто не смог выбить меня из колеи. Была уверена, что выдержу все эти пересуды, но, похоже, не рассчитала собственные силы. Спустя несколько дней, сославшись на внезапные проблемы с женским здоровьем, я осталась дома, решив дать себе передышку от работы. Хотя на самом деле втайне желала сегодня увидеть Максима, обеспокоенного моим здоровьем. Наверное, я хотела слишком многого, но за то время, пока мы не виделись, я очень соскучилась по любимому, а ждать, когда вся эта кутерьма, наконец, уляжется, было уже невыносимо…
Проспав до одиннадцати, я еще час нежилась в постели, думая только о Максе. Затем приготовила себе завтрак и, закутавшись в плед, уселась есть перед телевизором, намереваясь отвлечь себя от будней. Через время я задремала на диване, убаюканная какой-то совсем скучной передачей. Из сна меня выхватил неожиданный мелодичный звонок в дверь. Я моментально вскочила, будучи уверенной, что, наконец, увижу Максима. Быстро поправив волосы и пожалев, что не привела себя в порядок вовремя, я запахнула махровый халат плотнее и устремилась в коридор. Когда же я распахнула двери, не удосужившись посмотреть в глазок, моя радостная улыбка сразу же сползла с лица. Я никогда прежде не видела Ольгу, коллега не стремился меня с ней познакомить хоть отдаленно, показать фото или еще что-то, но в тот миг я точно знала, что смотрю в глаза именно супруге Макса. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы по метающим молнии глазам женщины догадаться о ее настроении – жена моего коллеги рвала и метала, разве что не дышала огнем. Ее убийственно злой взгляд с ненавистью уставился на меня, намереваясь прикончить прямо здесь и сейчас. Невольно, где-то на периферии сознания я отметила ее внешний вид, оставляющий желать лучшего. Под налетом быта и разочарованности в жизни пряталась вполне симпатичная женщина лет тридцати пяти, но вместо этого моему взору предстала потертая серая мышь с некогда черными локонами. Давно забывшие косметику веки опухли и отметились темными мешками под глазами – создавалось впечатление, что гостья пила, не чувствуя меры. Вытянутые скулы на бледном лице спускались к выцветшим губам, которых не касалась помада, по меньшей мере, десяток лет. Заношенная серая одежда висела на ней, будто другой в ее гардеробе попросту не существовало. Мне совсем не хотелось верить, что супруг держал свою жену в черном теле, ведь он говорил, что редко ей отказывал в обновках. Создалось впечатление, будто эта женщина нарочно вводит в заблуждение окружающих, желая обличить супруга в жадности и, черт знает, еще в каких грехах.
- А-а, так вот ты где, шлюха! Ждала своего любовничка, да?! – довольно громко проорала она на весь подъезд.
Готова была поклясться - звонкое эхо ее голоса прокатилось по всему лестничному пролету. К тому же, соседи уже наверняка превратились вслух за дверями своих квартир.
- Хрен тебе!! – вдруг прошипела Ольга в ярости.
Только в последний момент я заметила, что ее левая рука была отведена за спину. Не знаю, откуда во мне взялась прыть, но каким-то образом разум успел предугадать случившееся… Спрятанная рука женщины появилась из-за спины с какой-то емкостью, зажатой в руке, а в следующую секунду выпрямленная конечность выбросила в меня резко пахнущую жидкость плотной струей. Словно в замедленном кино, я увернулась от кислоты в самый последний момент, подставив оголенное предплечье.
- Сука! Не смей даже смотреть на моего мужа, иначе я с тобой разделаюсь, потаскуха!
Сквозь шум в голове и дикую боль, я услышала, как она гневно плюнула в меня, лежащую на полу, вложив в плевок всю свою ненависть и отвращение к разлучнице. А потом подошла и завершила свою месть крепким ударом в мои ребра носком потертой обуви. Сразу за этим быстрые шаги удалились по лестнице и вскоре затихли внизу…
Дыхание запнулось, я едва могла дышать от едких испарений, а через пару минут ощутила жар на спине и боку. Видимо, способность не впадать в панику в стрессовых ситуациях спасла меня – быстро сообразив что к чему, я стянула с себя ставшим непригодным махровый халат и отбросила его подальше. Плотная ткань одежды на несколько секунд задержала действие кислоты, не дав обжечь кожу спины. Мое лицо осталось невредимым, благодаря быстрой реакции, ведь именно в него метила эта психованная фурия, зато сильно пострадало правое предплечье, превратив руку в сморщенное кровоточащее нечто. Запах жженой плоти заставил меня выбросить накануне съеденный завтрак прямо на пол коридора. Пока я не кричала от боли, но адреналин постепенно покидал кровь и боль в обожженной руке становилась нестерпимой. Тихо подвывая от сильного ожога и отчаяния, я кое-как встала и в одном белье отправилась закрывать входную дверь. Халат бесформенной дырявой тряпкой лежал на полу рядом с темным пятном изъеденного кислотой паркета. От раздирающего горло смрада мне снова захотелось вывернуть желудок, но уже было нечем рвать. Едва добралась до ванной и открыла кран с холодной водой, подставив раненую конечность под мощную струю. Не помню, что было дальше, кажется, я утратила сознание и повалилась в обморок на кафельный пол ванной, ощутив неожиданное облегчение…
Когда же я очнулась, неизвестно сколько провалявшись без сознания, то увидела перед собой самое желанное, любимое и самое прекрасное для меня во всем мире лицо Максима. Он встревоженно смотрел на меня, сидя на краю кровати. Сразу по пробуждению боль навалилась с новой силой – нещадно заломило в правом боку и в обожженной руке, которая оказалась кем-то забинтованной. Я простонала, а Максим погладил меня по волосам, стараясь успокоить. Оказалось у меня не только травмирована рука, а еще и сломано ребро, должно быть, гнев придает неимоверные силы человеку, если Ольга в ярости умудрилась одним ударом лишить меня здоровья. Пока я приходила в себя, Максим Павлович рассказал все, как есть. Каким-то образом его ненавистная жена пронюхала про наши «незаконные» отношения почти сразу, как только об этом узнал весь офис компании, где мы были заняты. Не берусь гадать, кто мог сослужить такую медвежью услугу, наверняка человек считал, что совершает благородный поступок из лучших побуждений. Только, как известно, благие намерения всегда ведут в ад. Кто-то из наших общих сотрудников мог поддерживать дружеские отношения с семьей Максима и просто посчитал - будет нечестным оставлять обманутую супругу в неведении насчет предательства мужа. Коллега сразу заподозрил неладное – жена еще с утра вела себя странно тихо, а потом куда-то спешно засобиралась. Все это довольно хорошо вязалось с оглаской в коллективе. Он решил проверить догадку и просто поехал ко мне в обеденный перерыв, но вовремя, к сожалению, не успел.
- Я ее придушу… Эту стерву…, прикончу к чертям! - в сердцах пообещал Максим, злясь на себя, выжившую из ума супругу и вообще на весь мир за то, что произошло.
Я же просто попросила его успокоиться и не усугублять итак тяжелую ситуацию, которую нам нужно будет просто пережить. И опять, даже после всего, ни слова о разводе с его стервой я не произнесла, на самом же деле продолжая отчаянно хотеть именно этого.
К сожалению, наши злоключения вовсе не закончились. На следующий день мобильный буквально разрывался от звонков сотрудниц, на самом деле вовсе не желающих поинтересоваться моим здоровьем, а узнать все подробности ужасного происшествия. Мне пришлось отвечать, но делала я это весьма сухо и старалась уложиться в пару предложений – это были совсем не те люди, которым хотелось выложить все до мелочей, излить душу и просто пожаловаться. Рука весь день ныла, ребро, наоборот, немного поутихло и больше не отзывалось такой дикой болью. Кажется, первый «диагноз» оказался ошибочным, зато в месте удара, на боку, появился здоровенный фиолетовый синяк. Он-то и напоминал о себе при резких движениях. Мне предстояло просидеть на больничном довольно долгий срок, все время посещать врача и ходить на перевязки. Я даже не решалась снимать повязку, зная, что зрелище будет малоприятным и, самое главное, жутко болезненным.
Ко всем бедам в кучу, позвонил Максим и сообщил неприятную новость: его супруга, влетев в офис на всех парах, устроила настоящий бешеный скандал. Она подняла на уши всех в компании, понося меня такой нецензурщиной, о существовании которой я даже знать не знала. Ольга кричала своим звонким голосом обо мне такое, чего не было и в помине, полностью убедив наших коллег в своей правоте. Похоже, эта сумасшедшая женщина нашла, наконец, жертву, оставив в покое мужа, а я, словно на зло, не стала сопротивляться. Вот и получила сполна – травму с незаживающими шрамами, да еще и работы, скорее всего, лишусь после больничного…
Максиму Павловичу досталось не меньше. После кошмарного спектакля в исполнении ревнивой жены одного из кадров, пока охранник не выволок ее силой из здания, начальник вызвал электрика «на ковер» и отчитал его, как нашкодившего пацана, начав с неподобающего поведения во время работы – это он про наш флирт с Максимом - и закончив сегодняшним переполохом. Я даже боялась предположить, что после всего этого чувствовал мой любимый мужчина, как много позора ему пришлось вытерпеть и сколько нервов сумасшедшая благоверная вымотала мужу за прошедшие два дня. Иной бы просто бросил всех и ушел, исчезнув из жизни тех, кто его знал, лишь бы избавиться от проклятого ада. И был бы прав.
Мои мысли явно были услышаны и материализованы. Максим не появился ни на следующий день, ни через два дня. Целую неделю я не находила себе места, терзаясь неизвестностью, в которую меня насильно окунули. На звонки и сообщения Макс не отвечал – поначалу я очень боялась тревожить его, чтобы еще больше не навредить, ведь его мегера могла устроить скандал и похуже. Но через несколько суток безрезультатного ожидания, я решилась позвонить. Он не отвечал. Многочисленные смс тоже ушли без ответа. Я металась из одного угла в другой от тревоги, все, чем я пыталась заниматься, валилось из рук. Сердце жгло от переживания за любимого человека. Где он? Что с ним? А если случилось что-то очень плохое? От напряжения глаза покраснели – я не могла уснуть, боясь пропустить звонок в дверь или на телефон. Бессилие приводило в отчаяние, но слезы не приносили никакого облегчения, я постепенно сходила с ума. Все больше я склонялась к мысли, что Максим Павлович решил прекратить наши отношения, выбрав нынешнюю семью, в которой был так несчастлив. Эти негативные предположения только сильней раздирали душу. Хотелось выть от тоски по единственному близкому человеку во всем мире, по тому, с кем всем сердцем мечтала соединить судьбу и прожить остаток жизни.
Внезапно пришедшее сегодня утром смс расставило все точки над i. Бросившись к телефону, я с замершим сердцем и трясущимися пальцами открыла на экране текст… И похолодела. Случилось именно то, о чем я усиленно гнала мысли из головы всю эту неделю: Максим написал, что уходит. Он остается с Ольгой и сыном, потому что боится за меня. Он не может допустить, чтобы его жена хоть как-то навредила мне снова. Эта сумасшедшая поставила ему жесткий ультиматум, пообещав превратить жизнь сына в настоящий ад, если Максим не бросит любовницу. Просил простить его и попытаться забыть все… Мне хотелось сейчас же вырвать сердце из груди, чтобы избавиться от той невыносимой боли, которая завладела им в ту минуту. Ледяной ветер прошелся внутри меня, заставив замереть на месте. Я не понимала… Не понимаю и сейчас. Почему? Забыть? Забыть все?! Почему со мной так поступает жизнь, бог или некие высшие силы? За что? Что я сделала не так, заслужив такую кару? Мобильный, кажется, разбился, выпав из рук прямо на край стеклянного столика, но мне было уже все равно. Слезы лились бурным потоком – теперь смысла их сдерживать не было никакого. Абсолютно. Максим не смог прийти и лично сказать все как есть, увидев меня, он бы просто не нашел сил расстаться, а я… а я бы приложила все усилия, чтобы он не ушел. Я снова оправдываю поступок Макса, потому что до безумия люблю его…
Машинально выключив пультом телевизор, я погрузилась в звенящую тишину. Благодаря ей я расслышала каждую свою мысль, вкусила все оттенки боли, глубокой тоски, навалившегося камнем отчаяния и тотального одиночества. Какое-то мазохистское удовольствие вынуждает меня раз за разом возвращаться к тексту сообщения, написанного Максимом. Я и вправду ощущаю за собой вину, мне кажется, во всем виновата именно я и никто иной. Только кто бы мне подсказал в тот роковой день, что стоило избегать встречи с коллегой любой ценой. Но я не жалею ни об одной минуте, проведенной с Максимом, ни о нашем знакомстве, ни единой частичкой сознания я не желаю вернуть все прожитое назад к скучной одинокой жизни. Если бы мне предоставили выбор, я бы с уверенностью повторила каждый момент, каждое касание, каждый его поцелуй хоть тысячу раз… Я испытала за эти полгода отношений настоящее счастье, то самое, за которое любой человек способен отдать душу дьяволу. Мое сердце до отказа полно любовью и нежностью к тому, кого люблю больше жизни. Увы, у меня больше не будет возможности излить эти чувства, я твердо уверена, что никто и никогда не сможет вызвать у меня подобной любви. Ее я оставлю в сердце навсегда. Пусть Максим будет счастлив, а я счастлива за него, раз уж он сделал выбор.
Кажется, у меня больше нет влаги в организме, чтобы лить слезы. Они сами скатывались на постель, а потом просто иссякли. Нет любимого, нет счастья, нет жизни, нет больше ничего, никакого смысла… Отныне я просто пустой сосуд с автоматическими процессами кровообращения, пищеварения и прочих безмолвных функций, разум для работы которых совсем не нужен. А зачем они работают? Зачем я дышу? И снова, в тысячный раз я принимаюсь съедать себя изнутри – что я сделала неправильно? Где допустила ошибку? Именно потому я пишу эти строки в последней отчаянной попытке разобраться, чем заслужила такую несправедливость. Быть может, это наказание за попытку разрушить семью? За желание дать счастье человеку, без которого уже не смогу существовать? Значит, в этом мое преступление… А может, мне просто не дано было завершить всю эту историю счастливым концом, как происходит у других, более удачливых пар.
Написав все это, я ощутила небольшое облегчение, ведь выговориться мне некому, нет никого, кому бы я жалобно поплакала в жилетку. Даже упреки были бы к месту – уж точно лучше равнодушия. Я задумалась о завтрашнем дне, но перед глазами и в душе зияет только пустота. Возвращаться на работу? Снова влачить жалкое существование, бегая из офиса и обратно в пустую, безжизненную квартиру? Ждать, когда о тебе перестанут судачить в офисе и забудут об этой истории… Зачем? Чтобы зарабатывать на жизнь? Ее больше нет… Не хочу жить без него, не могу… смысл утрачен весь, без остатка. Он был моим смыслом… В одну минуту я улыбалась счастью, а в другую – уже наблюдаю, как оно разбивается на миллион осколков о дно пропасти.
В течение нескольких суток, незаметно сменяющих друг друга, сердце кололо изнутри и, в конце концов, сил переживать горе больше не осталось. Сейчас я хочу только успокоиться, прекратить эту невыносимую, жгучую пытку болью в кровоточащей душе. К этому времени лицо опухло от соленых слез и превратилось в серую омертвевшую маску, голос охрип, тело с трудом поднялось с кровати и потащилось туда, где имелась временная панацея. Врач выписал мне действенное седативное, узнав, как я получила свою травму - вот этим я сейчас и воспользуюсь. Просто забудусь, возможно, еще на несколько дней или… навсегда. Уже все равно. Пузырек снят с полки, раскрыт и на ладони оказалась горсть белых кругляшей… Вкус сладкий, за несколько глотков воды я справилась со всем лекарством и отложила пустую баночку. Через десять минут стало легче. Боль утихла, убежав куда-то на задворки сознания. Я даже криво улыбнулась, вспомнив некоторые моменты за яркие полгода, проведенные с любимым. Интересно, как он сейчас? Посмотреть бы хоть одним глазком… Лежа на боку в разбросанной и мокрой от слез постели, я в воображении провела ладонью по густым волосам Максима. Эту любовь я унесу с собой, она – единственное, что связывает меня с тобой… Твой образ теперь будет жить внутри меня всегда, в сердце, в душе… А сейчас я просто хочу отдохнуть…
Из глубокого сна я возвращалась медленно, пытаясь осознать, зачем меня пытаются разбудить… Звук… какой-то настойчивый резкий звук звал меня отреагировать. Что это? Не важно, я просто буду спать дальше… Кажется, звук напоминал дверной звонок. К черту… Пусть звонят. Нет никого дома. Никого. Но гость не унимался и, в конце концов, стал трезвонить еще чаще. Может, пожар? Или помощь нужна? Ну… если получиться встать… Тело и сознание окутала такая апатия, что стало плевать на все на свете и на себя в том числе. Встать, правда, все равно пришлось, а иначе ведь не дадут поспать этим звонком. Едва поднявшись, с трудом переставляя ватные ноги, я потащилась к двери, чувствуя головокружение – кажется, отныне я стала самым настоящим зомби. Да и пусть. Плевать. Не помню, как открывала входные двери, наверное, на автопилоте, почти с закрытыми глазами. И вообще, зачем я это делаю… Сколько времени-то прошло? Может, я просто вижу сон…
Увиденное за дверью моментально заставило сердце забиться, будто после спринта. Глаза как по команде распахнулись, а по сосудам забегал адреналин, тут же пробудив организм ото сна. На пороге стоял… мой Максим. С букетом свежих красных роз, улыбающийся, с горящими радостью глазами. Я лишь недоуменно раскрыла рот, растеряв все слова. Даже вдохнуть забыла. Кажется, это точно сон… или… но ведь он только что… смс, его слова, о том, что он уходит…
- Надюша, прости меня! – с порога выпалил Максим Павлович и тут же подошел ближе, - прости за то, что написал в смс. Я никуда не уйду. Я очень сильно люблю тебя и хочу провести с тобой жизнь, потому что иначе я ее не представляю. С женой развожусь, уже подал все документы, если будет необходимо, даже через суд разойдемся. Пускай катится к чертям! Хватит мучиться.
Максим с воодушевлением и ощутимой уверенностью говорил слова, в которые почти невозможно было поверить и, главное, осмыслить...
- А Сашка со мной останется, он взрослый пацан, все понимает. Да и Олька сама его оттолкнула – устроила дичайший скандал, грозилась со всеми троими разобраться. Тогда я и понял, что допустил ужасную ошибку. Оставшись с ней, я не смогу тебя от нее защитить, а только сделаю больно. Мне нужно быть именно с тобой, родная, тогда уже никто больше не посмеет помешать нашему счастью. Надюша, любимая, ты выйдешь за меня замуж? Пожалуйста…
В голове заработала паровая машина, натужно пульсируя в висках. Рассудок звенел колокольчиком, словно эхо вторя: «...люблю… разведусь… замуж…». Я стояла как вкопанная неизвестно сколько времени и пыталась понять, явь ли передо мной или я грежу сквозь пелену большой дозы успокаивающего. Это правда мой Максим? Он действительно стоит здесь и, протягивая букет, говорит все эти слова, целует руки и зовет замуж? Не могу понять… Это сон? Как такое возможно? Постепенно до разума дошел смысл происходящего - Максим оказался реальным и он ждал моего ответа, желая быть только со мной, не с ней, не с бездушной, жестокой и психованной женой, а со мной! Я помню, что подняла сонный взгляд на самого дорогого во всем мире, бесценного, любимого человека и выдохнула:
- Да…
В то же мгновение стены почему-то наклонились, закружились огни, перед глазами встала фиолетовая пелена… Кто-то держал меня за плечи… Макс будто издалека встревоженно спрашивал, что со мной, еще раз и снова звал, но язык меня уже не слушался, не желал поворачиваться во рту, а потом я провалилась во тьму, получив то, чего так желала несколько минут назад до прихода любимого…
Уж не знаю где и когда я стала пробуждаться после явно долгого сна, но ясным и очевидным мгновенным стал тот факт, что в горле крепко пересохло. Многое отдала бы сейчас за глоток воды… А еще есть хочется ужасно, желудок прямо сводит от голода. А когда я ела последний раз? Что-то не припоминаю… Зато помню Максима, цветы и… Что? Он вернулся? Мой любимый, самый лучший на свете ласковый и нежный мужчина звал меня замуж на пороге квартиры, рассказывая, что, наконец, свободен, и жаждет быть со мной, а я так глупо бухнулась в обморок. Надо же было наглотаться этих таблеток…
Глаза с трудом разлепились, рассудок нехотя отогнал сон. Белый потолок, капельница, кушетка… Кажется, больница. Повернув голову на бок, я увидела того, кто заставил мое сердце тут же застучать быстрее.
- Максимка…, - слабо произнесла я, - ты мне не снишься?
А он без слов просто бросился целовать меня, радуясь тому, что жива. Оказалось, как только я упала без сознания, Макс уложил меня на диван и тут же заметил пустой пузырек от седативного препарата. Быстро смекнув в чем причина обморока, он вызвал скорую и уже через несколько минут мне промыли желудок. Я проснулась в отдельной палате, на которую Макс потратился, чтобы иметь возможность быть со мной постоянно, ведь в общие палаты обычно не пускали посетителей.
- Нет, моя родная, я никуда уже не денусь, - заверил меня любимый, - можешь ущипнуть меня, чтобы убедиться в реальности.
Я так и сделала, ради шутки слегка зажав кожу на его руке между пальцами. Максим ойкнул, нарочно повысив тон голоса, чем рассмешил обоих. Но потом с улыбкой пригрозил выпороть, если я еще раз с собой такое вытворю. После всего, что я пережила накануне, сейчас, лежа на больничной койке, я ощутила невероятное умиротворение, а потому никаких убийственных порывов больше и не будет. Еще немного не верилось в этот хепи-энд, но вот он – такой, каким хотела видеть его, пора принять свое счастье, сжать его в кулаке и не отпускать уже никогда. Мой любимый человек, весь мой без остатка, и это ничто не изменит. Я села на кровати, убедив Максима, что уже давно чувствую себя лучше, чем когда-либо, и схватила его в объятия, чтобы тут же зацеловать щетинистое, обожаемое лицо, веки, лоб и нос…
- Я так тебя люблю, мой Максимка, - шептала ему на ушко. Хотелось говорить ему это каждую минуту.
Меня выписали через несколько часов, сперва накормив скудной больничной едой. Чувствовала я себя превосходно и, собрав вещи, мы вместе отправились в мою квартиру. По дороге Максим рассказал, что вначале кутерьмы с разводом, Саша, его сын, все-таки поддержал мать. Любимый принял его выбор, но оставаться в этой семье больше не был намерен. Как он и говорил, разводиться пришлось через суд, Ольга не шла на уступки и не желала давать развод, да еще и оболгала мужа. А после того, как начала портить жизнь сыну, позоря его перед одноклассниками и оскорбив девушку, с которой тот встречался, Саша, имея право выбирать, с кем из родителей ему жить по решению суда, в итоге, остался с отцом. Мне и ему предстояло знакомство и попытки ужиться вместе, дабы в самом начале не стать друг другу врагами. Я знала, что будет нелегко, но мой любимый мужчина стоит всех этих стараний. Спустя время Максим получил полную и законную свободу от ненавистного брака, а я бросила нынешнюю работу – пусть все и закончилось хорошо, но после всего, что произошло, я больше не могла там находиться. Максим же пока остался, его не особо тревожили косые взгляды, друзья же коллегу только поддержали. Так что все закончилось хорошо.
Не знаю, по какой причине я все еще продолжаю писать этот рассказ, наверное, просто следую за желанием закончить историю, довести до логического завершения. Начиная набирать текст, я была уверена, что этот небольшой дневник недавних событий станет моей последней запиской. Возможно, предсмертной. Но судьба меня удивила, приведя в глубокое замешательство. Возможно, мне подарили шанс испытать все, чего я была лишена так долго – безумная любовь, потеря и невыносимая боль и, вслед за всем этим, настоящее, всеобъемлющее счастье. Не испытав боли, не оценишь драгоценный подарок свыше – это, похоже, мне и пытались показать. А может, несмотря ни на что, все это время я не переставала верить в чудо, как самый настоящий юный ребенок?