Разочарование – не итог наших заблуждений, а их начало.
*****
Осенним погожим днём громко разговаривают, прогуливаясь по многолюдному московскому скверу,
три немолодые, но ещё не утратившие реваншистские настроения учительницы. Их внешность, тщательно проработанная и тщетно скрывающая прожитые годы, их нелегкая походка под тяжестью широковатых спин, их старомодные жесты дам с претензией на изящество - всё говорит о женственности, вступившей в пору неравной схватки с годами. И только мимолетно пробегающую искру в глазах, изредка и неожиданно, можно занести на счёт сил сопротивления, неистребимых в душе женщины даже самого зрелого возраста.
Дамы задержались после работы. Бабье лето. Погода бархатная. Как-то само собой, не решая заранее, отвлеклись от привычного бега суеты и забот, задержались просто подышать и «потрепаться». Тема? Одна хвалится летним отдыхом. Вторая, молча, вздыхает. Третья задает вопросы невпопад:
- А ты, часом, не разводишься?
Краткая пауза.
- Даааа… Ты прям как сосед по даче. Пришел посмотреть нашу новую печку. Муж расхваливает: такой кирпич, такие заслонки! А он спрашивает: «Ещё не треснула? Нет? Ну, так обязательно треснет».
- Это ты о чем?
- Так, ни о чём… Лучше расскажи о своей дочери. Она- то не развелась?
- Да скоро уже, думаю, недолго осталось ждать.
- А тебе чего ждать?
- Терпеть его не могу. Жрёт и спит.
- И всё?
- Ну, в туалет ходит.
- Ах, девочки, давайте о чём-нибудь отвлечённом, - встревает та, что до этого момента молчала.
- О другом? Можно. Давайте в выходные шопинг себе устроим с целью психологической разрядки. Мне сапоги нужны.
- Давайте.
-Давайте.
Здесь мнения всех троих сошлись.
В парке они, конечно, не одни. Рядом школа, поэтому периодически появляется разновозрастная ребятня. Тут же мамочки с колясками и энергичные пенсионеры с внуками и без. Все эти люди ничем не выделяются, а как бы переплетаясь друг с другом в канву дня, незаметно растворяются в нём.
По дорожке навстречу нашим достойным дамам походкой делового человека движется стройная мужская фигура в элегантном черном пальто. Волосы до плеч грациозно чуть подпрыгивают, глаза, глубокие и холодные, смотрят открыто и уверенно в себя. Губы улыбаются привычной мимической игрой. Молодой человек так хорош, что наши учительницы замедляют свой ход и прекращают разговор. Он, прелестный и неожиданный, не замечая их, проходит мимо, оставив шлейф парфюма и лёгкое послевкусие: что-то личное, не бравурное.… Но говорить об этом не хочется. Просто настроение испортилось.
- Ну, ладно. Пора по домам.
*****
- Вы не хотите сменить образ?
- Сменить?
- Да. Поменять цвет волос. Сделать новую стрижку. Немного ботокса для морщинок и губ. Мейкап.
- И что? Будет лучше?
- Конечно. Появится блеск в глазах. Для женщины это главное – драйв и надежда.
- Которая умирает последней?... У меня и так всё хорошо.
- А будет лучше.
В большом зеркале элитного салона красоты два женских отражения смотрят на себя из глубин зазеркалья. Один взгляд как бы небрежен, но внимателен, другой – как бы внимателен, но небрежен.
- Ну, что ж. Это дорого?
- Не дороже денег. На всё скидка 50%. Мой подарок ко дню учителя.
- Я согласна.
В последний день сентября Елена Петровна пошла, как всегда, в салон красоты, где мама её не лучшего ученика постаралась изменить её внешность так, чтобы на линейке ко дню учителя она была довольна собой: моложава, но не смешна. Настроение нехитрые фокусы подняли, и вслед за Раневской Елена могла бы сказать, что красота – страшная сила. Но уже недели через две Елену Петровну посетили её обычные мысли об отдыхе, отпуске, Египте. Ждать оставалось ни много ни мало – до конца четверти.
*****
Египет, с его яркой палитрой живых красок, исключает визуальное безразличие, присущее жителям московской среды обитания, среды больше раскрашенной людьми, чем созданной природой. Усреднённый, статистический ритм человека, искусственно подключенного к механическому органу мегаполиса, прерывается. Вместо него с запахами восточных терпких масел, с ароматами от сладкого до горького в нутро просачиваются звуки бесконечно протяжного и однообразного напева невидимого, вечного юноши. Незаметно этот напев без участия воли становится твоим ритмом.
Елена почувствовала приятную перемену в себе уже по пути из аэропорта в отель, будто ветерок, ласково дувший в открытое окно автобуса, смахнул с неё невидимую зеленоватую пыль.
Наши настроения, чаще всего зависят от изменчивости обстоятельств, изменчивость обостряет органы чувств и желаний. ЧЕЛОВЕК МЕЧТАЕТ ОБРАЗАМИ ЗРИТЕЛЬНЫМИ, и в этих зрительных миражах воображения, где обстоятельства складываются по его воле, уже домысливает себя счастливым. Обыденную реальность мы не склонны называть ни счастьем, ни несчастьем. Знакомо ли вам состояние устоявшегося, привычного, обжитого, в общем-то, своего родного, но вам не подвластного топкого болота? От него мы, если можем, стараемся убежать.
Берег моря, пальмы и ступенчатое здание с широкими террасами показались ожившей фотографией из туристического проспекта. Как хорошо здесь забыть обо всех проблемах в одно мгновение ставшей далекой Москвы. Номер был на двоих. Её соседкой по счастью оказалась женщина очень маленького роста и неопределенного возраста. В заблуждение вводила гладкая натянутость кожи лица, нарисованные черные брови и пухлые, блеском тонированные губы. Но локти и шея прямо выпевали, что ей за шестьдесят, и эволюция тела, по крайней мере, пошла в обратном направлении (что-то земноводное, жабье было в провисшей человеческой коже). Представилась: «Клавочка». Волосы на голове редким розовым венчиком, масса бижутерии на шее и руках. Маникюр яркий, разноцветный, а большой и указательный пальцы правой руки будто закрашены марганцовкой.
- Обожаю гранаты. Это так полезно.
Клавочка, видимо, вступила в полосу принудительного умаления возраста, когда женщина радостно демонстрирует свою позитивность, а прочие гримасы считает неприличными. С ней было легко за обедом и на пляже. Говорила, в основном, она, обо всём, и ни о чём не спрашивала. Клавочка была из той породы всезнающих женщин, которым кажется, что они никогда не ошибаются в оценке окружающих, близких и далеких, относя каждого к тому или иному типажу.
- Вы мой типаж. – Так она сказала Елене, считая это комплементом. Впрочем, Елена не уточняла, что Клавочка имеет ввиду.
Елена Петровна имела внешность солидную. Рост выше среднего, полноватая, но не грузная стать с узкими лодыжками и запястьями. Крепко посаженная прямо на плечи голова придавала всей фигуре уверенную монументальность. Лицо мягкое, с несколько смазанными чертами, расплывавшимися в нескрываемом подбородке, перетекающем в весьма заметную грудь, и близорукий, и потому, не напрягающий взгляд. Всё вписывалось в шаблон наших представлений о русском типе барыньки, уводящий подсознание к сарафанам и самоварам. 19-й век не могли скрыть ни белые бриджи, ни цветастая блузка с открытым воротом. А коралловые бусы только подчеркивали всё вышесказанное.
Для Елены, заключенной в формальности школьных правил и рафинированного домостроя, стали смелой авантюрой ночные купания в бассейне, на которые её сподвигнула Клавочка. Плеск тёплой, кажущейся в темноте густой воды возбуждали в ней некую забытую телесную радость. Не смущали даже местные секьюрити, которые каждый раз приходили и с улыбкой объясняли, что ночью нельзя купаться.
Утро было всегда солнечным, а день жарким. В прозрачной воде плавали разноцветные рыбы и люди. Всюду царило паркое блаженство отдыхающих тел. Разлитые в воздухе мажорные звуки: охи, ахи, вздохи, вскрики, смех существовали в форме какой-то оброненной недосказанной фразы, смытой шелестом волны.
В лёгком течении бытия без обязанностей и необременительных условностей прошли незаметно три дня, и осталось ещё четыре. В этом было что-то радостное с оттенком недостаточности, хотя ничего ещё не кончилось. – Ещё, ещё хочу! – кричала маленькая девочка в аквапарке и нежно скулила, повиснув на руках матери. – Ну, мы же идём «ещё», - утешала её мать. «Куда? О чем это они?»
Вечером после купания засыпали не сразу. Клавочка любила пощебетать на ночь. Она была кандидатом каких-то гуманитарных наук (Елена пропустила мимо ушей каких), и, по-привычке, выдавала что-то просветительское: то про историю Египта – колыбель цивилизаций, то про фараона Эхнатона – родоначальника единобожия. Сегодня она смущала Елену своими наивными объяснениями различия мировых религий:
- Если представить иудаизм, буддизм, ислам в образе трёх сундуков с кладами и хранителями, к которым можно обратиться с одним и тем же вопросом, то я представляю это так. Иудей на вопрос: «Можно ли открыть сундук?» ответит вопросом: «А ты еврей?». Буддист откроет без условий с улыбкой равнодушного созерцателя: в сундуке будет множество книг по йоге и сопутствующим системам оздоровления и самосовершенствования. А также колокольчики, талисманы, аудио- и видеозаписи медитаций. «Это путь просветления и избавления от суеты желаний», - возможно, скажет буддист. Хранитель ислама снимет покрывало с сундука, и ты увидишь множество дверцей разной величины и формы, с замочками и без. Он откроет самую маленькую из дверей и, положив руку на грудь, чуть склонив голову, с нарочито вежливой улыбкой пригласит тебя: «Заходи, неверный. Тебе выпала большая честь стать праведным. Во всем слушайся старших, своих учителей и тогда после смерти попадешь в рай».
- А христианин, что ответит на вопрос: «Можно ли открыть сундук?»
Клавочка задумалась.
- Спросит, во что веришь.
- Почти как еврей.
- Да, если веришь в силу бескорыстной любви, то можешь открыть сундук.
- А просто так? Из любопытства?
- И просто так можно, только ничего особенного не увидишь.
*****
Море не подлежит описанию, потому что заключает в себе все тайны этого мира.
Каждое утро и каждый вечер Елена входила в море. И это обычное, по сути, купание в воде всё больше походило на священнодействие. Она заходила в воду по колено и, наклоняясь, мочила руки, глядя при этом ни вниз, а вдаль - в бесконечность. Потом медленно, не торопясь, плыла, не ставя себе ни задач, ни целей, ни границ, ни запретов. Взмахи рук и ног становились всё менее заметны. Тело, отдавшись волне, сливалось с волною. И не только тело, но и её чувства и мысли переставали существовать разрозненно, цепляться за частности предметного мира через слух, зрение и прочие проводящие системы. Всё в ней сливалось воедино и, подобно свободной волне, было частью огромного и вечного живого мира.
*****
Кроме водных утех были и другие развлечения. Например, шопинг по-восточному.
Магазинчики встречались на каждом шагу и напоминали нечто среднее между обжитым человечьим жильем, увешенным коврами, пропитанным запахами кофе и прелых трав, и складом неподдающегося систематизации набора совершенно ненужных вещей, в простонародье именуемых сувенирами. Однажды в одном из таких магазинов торговец предложил Елене погадать по руке.
- Сядь, отдохни, попей чаю. Я смотрю на тебя и мне не нужна твоя рука, чтобы предсказать твоё будущее. У красивой женщины всегда всё впереди. – Он улыбнулся, показав желтые уже немолодые зубы.
- А позади?
- Позади мужчина, работа. Так? Я не ошибаюсь.
- Нет, у меня два мужчины.
- Два?- продавец смотрел Елене прямо в глаза, недоверчиво и удивленно.
- Ну, да. Муж и взрослый сын.
- Так- так. Но это всё тебе нужно оставить в прошлом. Тебя ожидает новая жизнь, любовь, которой у тебя еще не было.
- О чём вы говорите?
- У тебя будет дочь. Хочешь дочь?
- Ну, это невозможно.
- Всё возможно, по воле Аллаха.
Елене как-то стало ни по себе.
- Спасибо. Я пойду.
- Купи что-нибудь своим мужчинам.
Она взяла две футболки, расплатилась и вышла, не оглядываясь.
Вечером перед сном Елена в разговоре с Клавочкой поделилась своими дневными впечатлениями. Рассказала и о гадании, причем в иронично-насмешливой форме. Клавочка, как всегда почти, ей противоречила. – Это вы зря, Елена, так отбрасываете шанс изменить свою жизнь.
- Боже! Какой шанс! О чём Вы говорите!
- Да, шанс. Если поверить в это, если захотеть, Этот ваш «гадатель» - только повод задуматься о своей жизни: довольны Вы ею или нет.
- Ну, так что Вы мне предлагаете – в пятьдесят лет с ума сойти?
- Значит, недовольны. – Помолчали немного. – Что такое «в пятьдесят»? Тем паче, Вы мне говорили, сорок восемь. Мне бы ваши годы. Иногда сойти с ума – тоже выход.
Елена не удостоила ответом Клавочкин каламбур. Она старалась ничему не сопротивляться, принимать то, что посылает ей жизнь, думать, что всё к лучшему, ни нам судить и напрягаться, и лучше плыть по течению.
- Одна моя коллега по работе как-то сказала, что я не люблю людей.
- Так и сказала?
- Да…. Я думаю, что она права. Я люблю только мою семью.
- Мужа и сына?
- Вообще семью как таковую. У меня ещё мама жива.
- То есть Вы любите некое понятие, которое для Вас значимо. – Помолчали. Окно в комнате было раскрыто и завешано шторой, свет выключен, так что лиц друг друга они не различали.
- Вы когда-нибудь готовили что-нибудь вкусненькое только для себя? Сами и только для себя? – продолжила Клавочка свой импровизированный тест.
- Не помню.
- А кто-нибудь это делал для Вас?
- О, часто, подруги, знакомые. Я люблю ходить в гости, люблю, чтоб меня угощали.
- Да, четкое разграничение: любите семью, а нуждаетесь в любви чужих людей, точнее, даете семье, а берёте у людей. Извините…
- Что даю? Что беру? – нечаянно с обидой в голосе, очень быстро среагировала Елена.
- Энергию, деточка, энергию. А любите ли Вы и кого – вопрос пока без ответа.
- Но…
- Что «но»?
- Но люди нуждаются во мне. Я учитель с большим стажем.
- Это понятно. Вам приятно быть нужной. Вы хотите сказать, что, возможно, даже любите, по-своему, нуждающихся? Мы все повязаны круговой нуждой. Но… Вы ведь не единственная в мире курица, несущая пусть и золотые яйца. «Придут другие, ещё лиричнее» - как сказал Вознесенский. Вы кажется филолог?
- Да, кажется.
- Всё, прекращаю изливаться и не мёдом. Простите, дорогая, мой желчный пузырь.
- Чушь, - сказала Елена,- всё это пустая чушь. Не о чем говорить.
Этим вечером замолчали раньше обычного. Елене казалось, что она долго не может уснуть. Хотя её состояние было чем-то среднем между забытьём и явью, она незаметно погружалась в сновидение:
Внутри огромного многоярусного сооружения с лестницами, подъёмниками, входами и выходами, витиеватыми ступенчатыми сводами в бесконечных очередях толпились люди. Движение их было почти незаметно, хотя ароматные, аппетитные запахи, исходившие из-за стеклянных дверей и перегородок, указывали направление этого движения. Звенела посуда, клубился дым, росло желание попробовать нечто, но очередь двигалась слишком медленно. Иногда охранники отсекали хвост из уже подошедших к двери и указывали другую очередь, в которую нужно перейти. « Сюда не стойте! Закрываемся!» Волнение внутри было вполне определенно и возрастало с каждым мгновением ожидания. «Успеть бы. Дойти и взять».
Она проснулась в сильном напряжении. Всё тело было сковано, сжато. Мышцы болели как от долгой ходьбы, сердце учащенно билось. Елена пыталась вспомнить, что видела во сне, но видение распалось на несвязные осколки, осталось только ощущение некого непреходящего внутреннего волнения.
*****
Елена с утра, перед тем как спуститься в ресторан и насладиться шведским столом, надев своё лучшее платье (несколько коротковатое), накрасила губы не обычной бледной, а яркой помадой.
- Королева! – с восторгом и чуть вопросительной интонацией воскликнула Клавочка, уже с утра увешанная бусами, кольцами и браслетами и соорудившая себе на голове чалму из цветастой шали. (Видимо, накануне она побывала в лавке «Сокровища Индии» и щедро украсила себя её дарами.)
- Да,- Елена моментально согласилась с комплементом, причём скорость реакции была обратно противоположна её уверенности, что Клавочка говорит искренне.
Неожиданно кто-то громко постучался.
- Войдите.
Дверь медленно отворилась вовнутрь, и, как в детской игре, последовательно, как бы дразня, появились сначала длинные ломкие пальцы, затем яркая белая манжета на фоне чёрного рукава. На несколько секунд повисла пауза, и рука, ухватившись за латунную ручку, притянула из тёмного пространства за дверью чёрный френч, чёрные брюки с острыми стрелками и такого же цвета остроносые лакированные туфли. Мягко ступая по ковру, в номер вошел высокий, худой мужчина, показавшийся очень молодым из-за роскошных густых волос до плеч и стройной фигуры, подчеркнутой черным цветом его костюма. Френч был не застёгнут на одну верхнюю пуговицу, и из-под него красовался ворот безукоризненной белоснежной рубашки. Эта как бы небрежность выдавала в нём щёголя. Сразу лица нельзя было рассмотреть из-за пронзительности взгляда огромных миндалевидных карих глаз, взгляда из-под густых черных бровей, неотрывно с первой секунды впившегося в Елену.
- Я прошу меня извинить, - он говорил по-русски с лёгким акцентом, не коверкая слова, - мне нужно с Вами немедленно поговорить. – Он всё так же в упор смотрел на Елену. Его нос, совершенно правильной утонченной формы, с четким изгибом ноздрей, и чувственный, несколько резкий рисунок губ, и некоторый синеватый оттенок лица, выдававший секрет его сегодняшней небритости, и несколько седых на прямом проборе волос, и тонкие пальцы, которые он мял у груди – всё вместе и так близко явилось для Елены Петровны чудесным виденьем с парализующим эффектом. Видимо, в подсознании настоящее удовольствие – это, хотя бы на время, избавиться от рассудка и предаться соблазнам бессмыслицы.
- Со мной?
- Да, с Вами.
- Ну, говорите.
- Нет, не здесь. Прошу Вас, выйдем из номера. Мне нужно наедине. Не бойтесь. Мы никуда не пойдем. В фойе есть место, где можно поговорить. Вы будете на виду. Не бойтесь. – Он говорил мягко, но настойчиво. Чтобы отказать, нужно было выйти из-под его тона.
- Я не боюсь. Чего мне бояться.
- Оккей. Тогда пошли.
Елена несколько растерянно посмотрела на Клавочку, возможно, перелагая на неё ответственность выбора. Клавочка, прикрыв рот ладошками, сложенными как бы для аплодисментов, с улыбкой шептала: «Идите!»
- Подождите меня в коридоре, - с трудом произнесла Елена чуть хриплым голосом.
- Только, пожалуйста, недолго. Я буду за дверью.
Незнакомец исчез также неожиданно, как и появился. Придя в себя, то есть, сделав несколько довольно бессмысленных шагов по комнате, Елена Петровна присела на край кровати и услышала, как бьётся её сердце.
Клавочка, стараясь не очень навязчиво следить за ней, подошла к столу и игривым движением открыла шкатулку со своими безделушками. Потом отодвинула стул и удобно расположилась на нем, изображая непринуждённость.
- Клавочка, что это было?
- Может, судьба, а может, чёрт из табакерки, - живо, с готовностью ответить на все вопросы отозвалась Клавочка.
- Но ведь это всё неправда!
- Что неправда? - Клавочка достала из своих закромов карты и, не поднимая на Елену глаз, тасовала их. – Представляете – он целует Вам руки, – она говорила с пафосом, подбирая слова, будто читала стихи, - а Вы выдумываете его! – Но поэтессы с Клавочки не получилось. Елене она напомнила, скорее, старую гадалку, собиравшуюся разложить мудрёный пасьянс.
В дверь постучали. Женщины вздрогнули, и Елена Петровна неуверенно посмотрела на плотно закрытую дверь.
- Откройте же.
- Может, не стоит?
***
Ноябрь в Москве – месяц откровенно не привлекательный. Все оттенки серого под ногами и над головой. Люди одеты, большей частью, в пуховики-скафандры и напоминают надутых фантастических гусениц. В мутноватом скудном свете нет живого цвета. Его суррогат - кичливые рекламные щиты отпугивают своей привлекательностью.
Елена Петровна ехала на работу, сидя в плотно набитом людьми вагоне метро. Жал новый сапог, и она шевелила ногой, пытаясь в нём удобнее устроиться. Хотя кругом было множество людей, ехала в этом поезде она совершенно одна, в своём пространстве, и никто не мог с ней его разделить. Казались бесконечно далекими дни, с которых началась эта осень. Ни маскарадных листьев, ни египетских дурманных запахов - только реальность застывших объектов, искривлено отраженных в окнах вагона.
P.S. ЛЮБИТЕЛЯМ ЯСНОСТИ.
Необыкновенный и загадочный незнакомец, постучавшийся в Еленину дверь, оказался менеджером по продаже «элитной» обуви, привлекающим чрезмерным обаянием возможного потребителя. Впрочем, это упростило выход из щекотливой ситуации женщине, несколько увлеченной некоторыми фантазиями. Надо понимать, что Елена Петровна априори не могла верить в сказки, но почему-то вполне доверяла солидным брендам, их волшебным свойствам передавать ценность от вещей к их носителям. Видимо она вздохнула с облегчением, узнав, что романтическое приключение ей не грозит. У людей, умудренных жизненным опытом, нет сомнения в том, что Прекрасный принц и Мефистофель реально не существуют. Так же, не требует излишних подтверждений тот факт, что в установленном для нашего удобства порядке существует бесконечное множество рекламных агентов, предлагающих нам всяческие товары с рьяностью Мефистофеля. Нехитрый бартер.
Отпуск закончился на весёлой ноте, со щебетом Клавочки, уверявшей Елену, что всё к лучшему, к лучшему…