/ПРОЛОГ/
- Я хотел сына, - мужчина ударил кулаком по столу, отчего бумажки и фотографии полетели на паркет, - а не это чудовище, Ивон! Он похож на дикое животное, и мы не знаем, на что Риммон способен.
Женщина, едва напоминающая тростинку, которую вот-вот снесет ветер, сидела напротив, закрыв лицо обеими руками.
В какой раз она выслушивала этот скандал, доводящий ее до истерики?
Ивон вытирала слезы, пыталась вымолвить хоть слово, но муж не слушал ее, продолжая всячески уверять ее в том, что ее сын сущий демон, зверюга, сломавшая клетку.
- Проклятье, - мужчина выругался вполголоса, на минуту замер, прислушиваясь к скрипу лестницы, - с меня хватит, Ивон. Я согласился взять его по твоей прихоти, но я совсем не ожидал, что это нечто.…
Внутри женщины что-то кольнуло, будто вновь тревожащая ее старая, давно забытая обида.
Ее глаза слипались от очередных попыток остановить слезы, но ее ватное бессильное состояние, постоянное давление со стороны мужа, в какой раз доводили ее до повиновения и согласия.
***
Первое, что я почувствовал, открыв глаза – головную боль, доводящую меня до грани.
Первое, что я услышал, освободившись от царства Морфея – крик отца.
Слышался треск веток, едва различался шум проезжающего поезда. Свет фонаря, находящего прямо около окна моей спальни, заставлял меня поморщиться.
Сглатываю ком в пересохшем горле, понимая, что Они вновь окружают меня, стараясь отобрать все человечное, что осталось в моем сердце.
Каждую ночь Они говорят мне, что я должен что-то предотвратить. Порой голоса часами заставляют меня бесцельно лежать с открытыми глазами, не чувствуя ничего и пугая мою мать, которая хоть и переживала за мое состояние, но в глубине души, как и мой отец, мечтала избавиться от этого вечного груза, выкинуть меня на помойку, как паршивую шавку, надоевшую избалованному малышу.
Голова по-прежнему раскалывалась, они звали меня на первый этаж, говорили, что это единственный способ обрести свободу.
Единственный способ избавить их от вечных страданий, и голоса уж точно не имели в виду то, что я должен покинуть семью навсегда.
Немного погодя, прижимаясь к холодной стене и стараясь не потревожить этот рой человеческих голосов, которые раз за разом повышали тон. Пытался привыкнуть к темноте и не удариться об косяк двери, которая неудобно расположилась у огромного шкафа, иногда трещащего, заставляющего думать, что он вот-вот рухнет.
- Что ты несешь, Джеймс? – мать повышала голос, но потом всхлипывала, и как бы извиняясь, бормотала под нос, - Он всего лишь ребенок, ему и 12 нет.
Я медленно подкрался к винтовой лестнице, стараясь казаться незамеченным и не разбить мамину вазу, украшающую коридор.
Уже около последней ступени, я вдруг поворачиваюсь, видя, как отец яростно ударяет ее по лицу, отчего она перестает дышать на секунду.
- Единственное чудовище в доме, рвущаяся на свободу, - мать вытирает алую жидкость с губ, морщась от запаха и привкуса, напоминающего ржавый металл, - ты.
Она машинально поднимается, забывая о порванной ране, тяжело хлопая дверью, стук которой проносится адским гулом в моей голове.
Я чувствую, как тысячи голосов, разрываются хохотом, как воздух наполняется ужасом, и уже не понимаю, действительно ли это их крик или же меня разрывает от боли изнутри?
Толчок и падение с лестницы, а потом вдруг темнота.
« Господи, очнись, пожалуйста!»
Слышу, погружаясь в вакуум, в котором отчетливо различал мамин голос, смешанный с их смехом и дьявольскими криками, напоминающими рикошет резинового меча по бутылке.
А потом вдруг запах мертвечины и бесконечные паутины из воспоминаний, будто не моих, заглатывающих меня, словно беспомощное маленькое насекомое.
« Твой выбор сделан, Риммон, теперь твои образ и подобие Божие принадлежат нам.»
22 декабря, Германия.
"Иллюзия...Мир сплошная выдуманная иллюзия."
Говорил я, просыпаясь после очередного ночного испытания.
Ужаса, пронизывающего тело холодом и заставляющего понимать, что нахожусь один на один со своим страхом.
За окном с грохотом и постукиванием проносился очередной дряхлый автомобиль, неприятный шум заставлял накрыть лицо подушкой, задумываясь о том, как бы невзначай задушить себя ею, забывая о тех мыслях, мешающих моему сну ночами.
Каждая ночь, каждая бессонница равняется внутренней борьбе, которая собирает все "за" и "против" в одном флаконе, а позже разрывает мое сознание на маленькие фрагменты, заставляя понимать, что Дьявол имеет серьезные намерения на мой счет.
Тело неприятно хрустело, когда я потянулся, стараясь взглянуть на чертовщину, творящуюся за окном.
Дождь ударял по крышам домов, асфальту, отзываясь в моем сознании трепетом, который мучительно действовал на мой разум.
Все картинки прошлого, эпизоды, которые я не помнил, собирались в одну кучу, заставляя меня схватиться за больную голову, и упереться лицом в ледяную стену.
Конечно, я пытался улизнуть от подобных пыток, но Дьявол не желал останавливаться.
Он никогда не давал пощады.
Вынуждал думать о том, что мое вечное проклятье - это существовать в мире, в котором даже люди, с которыми я работал, желали моей смерти.
Люди и мир давно потеряли отголосок в моем сознании.
Я ненавидел толпы чудаков, яро желавших прогнуть под себя вселенную, заполучив ее в свою собственность.
Махины, огромные монополии, которые скрывались под видом производства хлопьев для завтрака, знали все наши слабости и пороки.
Взгляните на рекламу новых гаджетов, которые якобы сделают наш мир проще, или на те средства, принимая которые вы будете чувствовать себя моложе.
Готов поспорить, что при виде очередной рекламы, звучащей настолько правдоподобно, мучительное желание приобрести очередную бесполезную вещичку, пробуждалось в сознании.
И вы, конечно же, бежали в первый попавшийся супермаркет в поиске того, в чем совершенно не нуждались.
Люди и делают, что берут, безысходно разрывая друг другу глотки, якобы выставляя себя в лучшем свете.
Даже не задумываются о том, что такое "богатство" стоило им очередной подкормкой для животного, так яро желавшего загрызть планету окончательно.
Дьявол предвидел подобную вечеринку, заранее приготовив место для тех, кто не замаливал свои грехи, или же плохо вел себя по отношению к Господу.
Да и кто я такой, чтобы судить?
Лишь отброс, очередной отпрыск, ошибка человечества, которого не замечали или же запирали в одной из клеток, как зараженного зверя.
Я был ничтожно маленьким насекомым, попавшимся на уловку хищника, которого вот-вот мог сожрать человек, представившимся близким другом.
Все они являлись волками в овечьей шкуре, и я точно знал, что все те, претворявшиеся невинными детьми, готовы на любые кровопролитные жертвы ради спасения собственных шкур.
- Как говорилось, - выругался я, сплевывая кровавый сгусток в раковину, - все мы созданы по его образу и подобию. Значит, и ему свойственно убивать.
Отражение расплылось в довольной улыбке, заставляя рану неприятно колоть, а я тем временем пытался прийти в себя.
Голова ныла, но даже очередная дьявольская выходка, не принуждала меня к отказу от работы с чертежами, которые я ненавидел всей душой.
Я надеялся, что когда-нибудь спроектирую орудие, которое сотрет кровососов с лица Земли, навсегда освободив ее от вечных страданий и избавив от ада, который мы создали.
- Укажи мне на человека, - говорю своему изображению в зеркале, ухмыляясь, - который ни разу не врал, и я дам ему в морду.
Неожиданно оно разбивается на тысячи осколков, и я смотрю на свой окровавленный кулак, в который впивались острые обломки, окрашенные в алый цвет.
Чувствую, как сердце ответило мучительной болью, и я заливаюсь смехом, глядя в раздробленное зеркало, в котором четко видны мои темно-карие глаза, напоминающие мне бездну, не имеющую конца.
- Глаза - это отражение души. - произношу, глотая очередной ком, - Значит моя пуста, совершенно.
Я вновь беззвучно выругался, собирая разбросанные чертежи, и лишь думал о том, как бы закончить проекты, которые я обязан сдать к вечеру следующего дня.
Рука неприятно покалывала, а я ободрился, понимая, что моральная пытка закончилась.
Понимая, что выделенного времени, мне хватит лишь на несколько никчемных работ, которые я в лучшем случае успею закончить до того, как Дьявол просечет мой план.
- Видимо, - произношу вслух, принимаясь за проект, который заказала очередная компания, о директоре которой, не знали даже сами наемники, - тебя не учили, что лезть в чужую голову, не спрашивая разрешения, делает тебя ничтожным.
***
«Мучение.»
«Ты получил свой приказ, рядовой.»
Вновь пустота и никакой надежды на искупление былых ошибок.
То же царство сна, которое окутывает, а потом неожиданно переносит в иной мир, отличающийся от всех этих сказочных вселенных.
"Наслаждайся вкусом крови, солдат."
И тут я осознаю, что полностью беспомощен и подвластен Люциферу, который наблюдал за очередным концертом через красные бархатные ширмы.
Вдруг ощущаю неприятный хлопок, пробуждающий "чудовищ",готовившихся разорвать меня на кусочки, не оставив и следа.
Неприятный запах, металлический, но далекий от алой жидкости, о которой напоминал женский голос.
Что-то совсем не похожее на былые сновидения, будто Дьяволу осточертел сценарий с расправой, которая продолжается на протяжении двадцати пяти лет.
"Повтори, что ты сказал?"
Чья-то бледная рука касается моего плеча, она совсем не похожа на живую; худощавая, изрезанная, и по ощущениям холодная.
Но родная.
- Избавь меня от страданий, - как можно спокойнее отвечает она, с силой стиснув мое плечо обеими руками, отчего я начинаю морщиться, - ты ведь знаешь... О чем я прошу, верно?
Ее нежный голос заставлял меня забыться, словно я поддался чарам, пренебрегая делом, который назначал Дьявол.
Я знал, что это испытание, которое в очередной раз размажет меня по стенке кровавым пятном за невыполнение.
Истерически глотаю воздух, пытаясь придти в себя, но вдруг осознаю, что кислород не поступает в легкие.
Словно Люцифер решил позабавиться, устроив мне казнь цианистым калием.
Чувствую, как тело подкашивает, а девушка, сжимает меня сильнее, ногтями впиваясь в кожу, и кажется, ломая плечевые кости.
- Тяжело дышать, верно? – произносит она, давясь отравленным эфиром, от которого хотелось выплюнуть легкое.
Осознаю, что если не распахну глаза, вновь проиграю, поэтому стараясь высвободиться из лап кровопийцы, которая тем временем заливалась смехом, пробуждающим голоса, которых я так долго держал в глубокой спячке.
Едва могу контролировать тело, которое начинало биться в судорогах от болевого шока и давления.
- Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего, - она улыбается, превращая мое плечо в кровавое месиво, с выступавшими костями, - видимо, в детстве родители не научили Риммона молиться. – я притаился, в ожидании ее действий, и почти не дыша, понял, что это мой последний шанс на спасение. – не убивай.… Скольких людей ты уничтожил, мерзавец?
Смекаю, что в кармане поблескивает что-то металлическое, и я усмехаюсь, пытаясь обескуражить девушку, тем самым отвлекая ее от найденного острого осколка.
Но неожиданно остановился, представляя, как фрагмент впивается ей в грудь, и как она со вздохом падает на землю, утопая в лужах алого цвета.
- Неужели ты думал, - нервный смешок вырывается из ее груди, - что я не замечу подобной выходки? – кровопийца вырывает осколок из моей руки, и я понимаю, что шансов на спасение нет. Что мне остается ждать пытки, которая никогда не заканчивается убийством, а лишь с каждым днем превращает этот кошмар в умерщвление длиною в бесконечность.
« Взгляни на себя и вспомни.
Воскреси все мертвое, что живет внутри.
Ведь ты никогда не сможешь извергнуть Бога.»
/Глава 1. Тысячи осеней./
« За окном -11, предвидятся осадки ближе к вечеру.
Синоптики предполагают, что дождливая погода в «***» простоит всю неделю, а сейчас к другим новостям. »
Девушка вздохнула с облегчением, вновь принявшись заниматься уборкой, приглушая радио громкой музыкой, которую, казалось, слышали соседи, находящиеся тремя квартирами снизу.
Утренние лучи света проникали в комнату через щели в металлических шторах, которые вписывались в интерьер весьма нелепо.
Запах мыльного раствора, смешанного с какой-то едкой жидкостью для чистки пола, едва перебивал аромат осени.
Ветер тревожил опавшие листья, заставлял их кружиться в быстром танце, а некоторым велел яростно биться об окошко, и присоединяться к остальным «падшим» собратьям.
- Лора, - кто-то вырубает музыку, и громко выкрикивает, - ты вновь отлыниваешь от учебы? Сколько раз тебе говорить, что прогуля приносят вред репутации?
- Да какое мне дело? – резко обрывает девушка, отшвыривая очередной мусор, найденный в ящике, - Я не хожу лишь на информатику.
Лора оглянулась, видя, как ее брат водит рукой по табелю успеваемости, удивляясь тому, как ее еще не выперли из гимназии.
- Знаешь, - он усмехается, хватая ее в свои цепкие мужские объятия, от чего она почти может дышать, - Лорки, будь я твоим отцом, ты давно бы уже сидела под домашним арестом, - юноша щекочет ее, вырывая из рук очередной комок бумаги, - почему бы тебе не попробовать отправить это в какой-нибудь журнал или газету? Ты ведь знаешь, как туго сейчас с деньгами, да я и не думаю, что мать потянет твой университет.
Лора театрально натянула на себя угрюмую гримасу, вырвав у брата бумажку и разорвав ее на маленькие кусочки, которые полетели в мусорную коробку, стоящую в углу стола.
- Арн, не заводи об этом разговор больше, - она обиженно закатила глаза, схватив очередной блокнот, исписанный вдоль и поперек, и закинула его в пакет с хламом, - ты ведь знаешь, что ни одно издательство не заплатит мне и гроша за эти никчемные попытки. - девушка тяжело вздохнула, - Пойдем, приготовим ужин, иначе мама вновь упрекнет нас в том, что мы бесполезные спиногрызы.
Арн ничего не ответил, переспорить сестру было бы бесполезным занятием, да и кто мог внушить в нее уверенность, в которой она так нуждалась?
- Онигири? – пробубнила Лора, смотря на упаковку риса, - Хотя, зачем я спрашиваю? Полки пустые, осталась только коробка с рисом, у которого истекает срок годности.
Девушка поникла, понимая, что мать уж точно не принесет денег, а брат хоть и зарабатывает копейки, но их недостаточно.
Обучение в университете начинает казаться запредельной мечтой, а накопленной суммы хватает лишь на семестр.
Лора поникла, дрожащими руками хватаясь за упаковку и осознавая, что продуктов в доме больше не останется, что ей вновь придется искать работу.
Весь день они провели в тишине, спрашивая друг у друга лишь о том, сколько риса сварить и какой соус приготовить, чтобы сделать блюдо сытнее, истратив при этом минимум.
- Я, пожалуй, пройдусь. - промямлила под нос девушка, приподнимаясь со стула, который изрядно скрипел, - Постараюсь вернуться к десяти.
- Не потеряйся, Лорка, - Арн расплылся в улыбке, протягивая ей купюру, - купи чего-нибудь на обратном пути, и не забудь зонт, кажется, по радио обещали ливень.
Девушка обронила нелепое «увидимся», осознавая, что ее голос был каким-то низким и охрипшим, вероятно, от стеснения и неловкой паузы, повившей в воздухе.
Тьма заполонила небольшой городок на окраине Германии, а люди спешили по домам, голодные и уставшие от ежедневной рутины.
Трамваи, проходившие через главную улицу, в которой каждое здание являлось офисом, были перегружены, и толпы, если бы девушка не просочилась в конец транспорта, зажали бы ее хрупкое тело своими сумками и чемоданами.
Лора шла по маршруту, который она вызубрила наизусть.
То место, казалось ей тихим и умиротворенным. Парк, находящийся буквально в глуши маленького города, редко посещали жители, особенно в дни, когда дождь лил не переставая.
Для девушки он был ее собственным миром, куда она могла прийти и спрятаться в коконе, откуда ее никто не мог достать.
Небольшая беседка находилась в паре минутах ходьбы от входа, арку которого уже давно обвили заросли колючего терновника.
Наконец, остановившись в паре шагов от небольшого «домика», Лора осознает, что отнюдь не одна находится в своем секретном «убежище».
Фигура, на которую девушка пялилась на протяжении двух минут, вдруг устремляет на нее внимание, и она отчетливо видит силуэт мужчины, которому не дашь и двадцати семи.
Парень выдохнул, принявшись рассматривать испуганную Лору, туша сигарету об вырезанную из дерева лису, которая украшала стену, ограждающую скамью с внешним миром.
Она недовольно вздохнула, но видом не показывая свое недовольство, направилась в сторону беседки, когда незнакомец вновь начал разглядывать ее с ног до головы, казалось, недоумевая тем, что кто-то еще приходит в заброшенный парк в дождливый вечер.
Лора осторожно подошла к скамейке, находящейся наискосок, небрежно швырнув сумку с блокнотами, всем видом показывая свое безразличие, но мужчину ничем не впечатлила подобная выходка, он лишь выудил из рюкзака очередную банку с пивом и с треском открыл ее.
Девушка ощущала, что ее начинало трясти, что сосредоточиться над очередной статьей ей совершенно не удастся, поэтому она исподлобья, закрывая лицо блокнотом, начала поглядывать на парня, который безразлично шоркал ногами по траве, отхлебывая напиток.
Взгляд парня был отрешенный, пустой, и Лора никак не могла понять, что творилось у него на душе.
Его пепельно-коричневая челка спадала, отчего разглядеть глаза было проблематично.
Он сидел сгорбившись, отчего его поза напоминала вопросительный знак, отчего неприязнь девушки лишь усиливалась.
Мужчина имел приятную внешность, которая, вероятно, вызывала животный интерес у девушек.
Его губа трескалась, а около носа виднелся шрам, который показался ей свежим.
На руках она заметила множество ссадин, из которых еще сочилась кровь, которую парень пытался остановить рукавом белой рубашки, прикладывая холодную банку из-под выпитого им пива.
Спустя мгновение, словно заметив мое недоумение, он перехватил мой взгляд, заставив меня отвернуться, пряча румянец в копне волос, проронив тихое «примите мои извинения».
- Не бойся, - незнакомец поднял свою голову, уставившись на девушку, - у тебя не найдется пластыря? Или куска материи?
Его губы расплылись в улыбке, отчего они начали трескаться, Лоре показалось, что он пытался вести себя добродушно, но его жалкая попытка лишь напугала ее, отчего она схватилась за сумку, хлопая по карманам в поисках нужной вещи.
Наконец, выудив небольшой платок, украшенный ее именем, она протянула его незнакомцу.
Она почувствовала, как его дрожащая холодная ладонь едва соприкоснулась с ее, будто специально для того, чтобы ощутить чье-то тепло.
- Спасибо, - он уперся спиной об опору скамейке, вытирая сочившеюся по руке кровь, - Лора?
- Да, - дыхание девушки перехватило, - меня зовут Лора, - она на секунду замолчала, стараясь набрать в легкое как можно больше воздуха, - а вас?
- Раммен, - небрежно отзывается мужчина, приподнимаясь, - пожалуй, не буду прерывать ваше вдохновение в столь поздний вечер, - мужчине с трудом удавалось сохранять свой безразличный вид, - быть может, вскоре увидимся очередным дождливым вечером, Лора.
Она нелепо улыбнулась в ответ, скрывая очередной приступ радости, перебиваемый недоумением и страхом, который она испытывала при виде хромающего мужчины, всеми силами пытающегося накинуть капюшон своими дрожащими избитыми руками.
***
- Сама Кёниг решила вознаградить нас своим присутствием? – голос преподавательницы заставил девушку вздрогнуть, - Неужели все мои высказывания по поводу твоей успеваемости дошли до родителей?
- Да, мэм, - вяло отозвалась Лора, вздыхая и пялясь в окно, которое выходило на огромный стадион.
Девушка ерзает на стуле, понимая, что слушать очередную лекцию о том, как работать с программой, ей совершенно не доставляло удовольствия.
На часах показывало 8.30, а урок начался лишь десять минут назад, которые для Лоры казались целой бесконечностью.
- Прекратите!
Отклик преподавателя заставил Лору вздрогнуть, остановив «игру», которая хоть как-то могла скоротать время сидения на стуле в ожидании звонка.
Мэм никогда не славилась добрым отношениям к своим подопечным и совершенно не умела ладить с детьми.
Все ее попытки, хоть как-то заинтересовать студентов информатикой, заканчивались крахом, после которых она закрывала лицо руками, стараясь не показывать то, что она готова рвать и метать всех и вся на своем пути.
- Кёнинг, - ее гневный взгляд заставляет девушку оторвать свой от окна, - не могла бы ты повторить то, о чем я сейчас рассказывала?
Лора испуганно приподнимается со стула и смолкает, прислушиваясь, как Агнет нашептывает ответ с задней парты.
- Поздравляю, Лора, - преподавательница раздраженно закрывает лицо руками, - вон из класса.
Девушка, конечно, пытается высказать свое «против», но женщина лишь указывает жестом на дверь, и Кёнинг безукоризненно повинуется, осознавая, что на прощение у нее нет ни единого шанса.
- Идиотка, - чувствует, как чей-то писклявый голос прерывает ее сон, - ты осознаешь всю свою глупость? Пришла впервые на занятие и получила замечание, ничему тебя жизнь не учит, Лорка!
Сумасшедший взгляд Агнет уставился на девушку, и она осознала, что этот активный ребенок будет по страшнее любой информатики.
Ее наливные розовые щечки выдавали ее добрый нрав и всю ее необъятную энергию.
- Ну, ничего, - рассмеялась она, прижимая Лору, будто они увиделись впервые за 10 лет, - мы устроим тебе твое «отлично» по информатике, уж поверь!
- Да кому нужна эта оценка? - отрезает девушка, приподнимаясь со скамьи и наблюдая за тем, как в довольной кошачьей улыбке Агнет проскальзывают нотки грусти и недоумения, - Мне нездоровится. - Лора хватается за голову, в очередной раз, устраивая этот приевшийся всем концерт.
Девушка понимала, что ей с трудом удавалось забыть ту встречу в парке, что если она не вернется и не встретит этого мужчину вновь, то любопытство загрызет ее изнутри.
Сон нейдет уже на протяжении нескольких дней, а обещанные синоптиками осадки не наблюдаются сквозь солнечные деньки с температурой под пятнадцать градусов с плюсом.
- Лорка! – закричала в след темноволосая, кажется, вытирая ладонью наворачивающиеся слезы, - Он не придет. Не придет, понимаешь? Не следовало бы тебе так привязываться к первому встречному, ты ведь.… Не знаешь кто он таков, верно?
Лора вдруг обернулась, поправляя прядь, которая выбилась из прически.
Взгляд ее был холоден, опасен, заворожен чем-то иным, в ее глазах не было прежнего блеска, а лишь противостояние чувств и нечто пожирающее ее изнутри, не дающее права двигаться дальше.
- Я…, - промолвила девушка, пытаясь прийти в чувства и не выдать собственного страха, - я просто хочу его увидеть, Ан, он привлекает меня своей незаконченной странной историей. Разве… Разве не в этом суть работы журналиста? Кто знает, каков он, - она улыбается, но чувствует, как по телу проходит мелкая дрожь, - не нужно судить людей, не зная содержимого, Агнет.
/Глава 2. Сказка для маленького Дьявола./
Перенесемся в тот день, когда малышу Риммону не было и трех лет.
Перенесемся туда, где мальчик еще не осознавал, что его способность окажется для него настоящей пыткой.
Туда, где ему было совершенно наплевать на то, что страхи готовы вырваться наружу, разрушая все на части.
Неужто сам Дьявол, подобно дитю, готов играть им, словно куклой-марионеткой, не осознавая того, что Мон, как называла его мать, был еще совсем ребенком.
- Дорогой, - женщина лет двадцати девяти протянула ему небольшую коробку, украшенную ярким бантом, - мы с папой надеемся, что это именно то, что ты так давно хотел, - она улыбается, целуя мальчика в щеку, отчего он морщится, - с днем рождения, сынок.
Риммон яростно разрывает упаковку, а мать смотрит на него с опасением, в глубине души желая, чтобы этот маленький демон не повредил содержимое.
Коробка была довольно увесистой, поэтому мальчишка никак не мог поднять ее, но он чувствовал, что нечто внутри шевелится, будто желая выбраться на волю.
И, наконец, разодрав все на кусочки, он видит, как маленькое животное пытается выкарабкаться по стенкам, глотая ртом воздух и радостно дыша ему в лицо.
- Что это? – удивленно спрашивает темноволосый, аккуратно хватая это «нечто» за лапы, за хвост, отчего оно начинает скулить.
- Это щенок, - женщина приободрилась, наблюдая за тем, как он без маскировки и прочих недовольств, смотрит ей прямо в глаза и улыбается, - мы с папой подумали, что тебе совсем одиноко, и не помешало бы завести нового друга.
- Мне не доставляет удовольствия созерцать, как это глупая шавка пытается укусить меня за нос, - Мон с трудом склоняется к щенку и сразу же отстраняется, получая резкий удар когтями по его глазам и щеке, из ран которых едва прорываются кровяные струйки, а животное начинает лаять, упиваясь недовольством и злобой, - чертово отродье! – мальчишка вытирает алую жидкость, ударяет собаку, отчего она нервно поскуливает, - ненавижу.
« Посмотри в ее глаза и пойми, какого ей.
Дьявол.
Бог свидетель тому, что ты никогда не поменяешь свой разум.
Тебе ведь доставляло удовольствие смотреть, как она плачет?
Как она упивается слезами, глядя на тебя с отчаянием, но все еще ощущая эту неразрушимую связь материнства.
Можешь не сомневаться, если в одно мгновение все растворится, и ты больше никогда не ощутишь ее взгляда.»
И вновь я просыпаюсь в холодном поту, переваривая очередной эпизод из прошлого, которого я раньше не помнил.
Маленький ребенок захныкал внутри, обнажая свою слабость под клинки голосов.
Сон - один из путей, чтобы вспомнить все.
Но каждый раз, видя очередное представление, мне становилось тошно от того, каким подонком я был в ранние годы своей ничтожной жизни.
Мое лекарство не работало, а тело до сих пор горело от очередных побоев, стараясь заглушить демонов внутри.
Подобное занятие занимало больше времени, чем привыкание к препаратам, которые врач выписывал всякий раз, когда я жаловался на бессонницу.
Они уже научились давать отпор всему тому, чем я пытался обороняться.
И каждую ночь, я был сломлен, пьян и убит, выслушивая очередной концерт, заканчивающийся лептой «измени ситуацию или умри.»
Но я пытался все изменить.
Пытался.
Вносил поправки, думая о том, как бы сбить тварей с толку.
На чертежах расписывал целые алгоритмы того, как заставить заткнуться самого злейшего врага.
Не поймите меня неправильно, но в один момент я перегнул палку, дав им вырваться на свободу.
С тех пор контролировать ораву стало еще труднее.
С тех пор я нырял и тонул, не понимая какой из эпизодов, задуманных этими притворщиками, принадлежал мне.
С тех пор они полностью захватили мое сознание, не давая ни единого шанса.
Я падал вниз и не представлял, как отсюда выбраться.
И каждый раз, стараясь выкарабкаться из этой ямы, я напоминал щенка, которого когда-то мать подарила мне на третий день рождение.
Мои ошибки, мое прошлое, которое являлось ко мне лишь картинками, обломками головоломки, которую я должен собрать, преследовали меня, не прикладывая усилий для того, чтобы стать лишь опытом.
Опытом, который когда-нибудь сыграл бы мне на руку.
Я покинул Берлин и поселился в тихом месте на окраине Германии.
Я по-прежнему ни черта не делал.
Нет, конечно, получал гроши за очередной чертеж, тратя все на алкоголь в баре, или же на соевый батончик, которого мне хватало на сутки.
Но сейчас этот городок больше не казался мне тихим.
Некто прикинул, словно определил мое местоположение и издевался, посылая в мой хрупкий, расколотый на части мирок, тех, кто будил во мне ту детскую любовь, которая была полна нерешимости; боязни растерять или обрести те чувства, которых я так давно сторонился.
Я нащупываю в кармане лоскут, на котором вышито слово – «Лора».
И повторяю его про себя, чувствуя, как приятное тепло разливается внутри, словно яд.
Падаю головой на подушку, видя перед собой ее испуганное лицо, выражающее любопытство и недовольство.
Если бы не детская фигура, которая нелепо вписывалась в ее образ, подумал бы, что девушка старше восемнадцати.
Но ее худощавое лицо, неухоженные волосы, в которых она прятала щеки, неидеальные пропорции уж точно не выдавали ни единой женской черты.
От силы ей не было и шестнадцати, но в ее взгляде, который не выражал беспокойство, будто не впервые она встречалась с подобным типом.
В выступающих складках на лбу, в отсутствие вмятин около губ, которые обычно имели дети и подростки: казалось, что ее жизнь была бесцельна и скучна.
Будто она была в поиске того, кто мог бы удержать ее, жесткого, заставляющего скрывать наворачивающиеся слезы.
Того, кто мог бы оттолкнуть ее настолько сильно,
чтобы она, наконец, поняла, что такие девочки, подобные ей, никогда не плачут.