За три дня до свадьбы золовки, у свекрови случился сердечный приступ, и торжество перенесли в дом Карины. Она металась как по горячей сковородке, но всё успела. Правда, устала очень, и совсем не собралась на море, куда должна была с сынишкой выехать уже завтра. Билеты были давно куплены. Не менять же?.. Да и отпуск не резиновый…
Вот и получилось, что побросала она в чемодан платья и бельё не стиранными, зажарила, уже в полночь, курицу, отварила десяток яиц, и всё. Упала замертво.
До вокзала четырёхлетний Вадька бежал вприпрыжку. Уж очень хотелось на поезде прокатиться… Сутки Карина пролежала на нижней полке как снулая рыба. Сил хватало только сдерживать буйство ликующего Вадьки и вяло покусывать недоеденную им куриную ножку.
Так что, когда в окнах показалось море, она даже удивилась:
– Что-то рановато. Неужели уже приехали?..
По проходу начали продвигаться люди с чемоданами и сумками. Вадька ёрзал от нетерпения, притиснутый маминой спиной к окошку, чтобы никому не мешал…
На край Карининой полки незаметно подсела тучная, изрядно вспотевшая женщина в цветастом оборчатом платье.
– Вы с ребёночком?..
– Да. – Кивнула Карина.
– Знаете, мы с Донбаса, шахтёры. В первый раз едем. Тоже – с маленьким, и большой ещё имеется, – кивнула она в сторону хмурого пятнадцатилетнего верзилы со «Спидолой» на плече.
– Видно, силой его на море вытащили… – отметила про себя Карина. – Конечно. У таких уже свои интересы…
За спиной старшенького виднелся и муж. Лицо у мужа было серо-буро-малиновым и всё испещрено мелкими дырочками. Только глаза были светлыми, как окошки в кирпичной стене.
– Вы дикарём? – не унималась женщина.
– Да.
– И где решили сходить?
– В Лазаревской.
– Почему же не в Сочи?
– Да… понимаете, город большой, с квартирой в сезон будет сложнее, и пляжи наверное забиты. А в Лазаревской я уже была года три назад. Спокойно. Тихо. Цены приемлемые.
И тут Карину зябко передёрнуло, она даже оглянулась, не приоткрыл ли кто окно? Ещё Вадька простудится…
– Ну, тогда мы - с вами… – наконец, решилась попутчица – Витя, тащи чемоданы, до Сочи не поедем. Мы – вот с этой… Да и малышам веселее будет!
Перрон к концу дня был не просто тёплым, а горячим. От него так и несло подтаявшим гудроном. Тихо шелестели вялые, будто плоские, акации. Оставив вещи на вокзале под присмотром старшенького, все отправились вдоль шоссе с припаркованными по обочине легковушками к длинной синей палатке под тёмным раскидистым платаном. Там, как им и обещали, располагалось бюро по съёму частной жилплощади.
Шахтёрша, как более боевая, конечно, оказалась впереди. Она долго выясняла что-то в окошке, поминутно одёргивая малыша, теребившего уже надорванную оборку её платья.
– Не мешай! Да отстань же! Иди к отцу.
Мальчик уже потихоньку скулил… И от жары. И от усталости. А больше от обиды.
Сунув ему конфету, чтобы успокоить, Карина чуть не ахнула, малыш был совершенно беленьким: и кожа, и волосы, и брови, и даже ресницы. Она таких ещё не видела. Причём глаза у него были тёмно вишнёвыми, как у белого кролика.
Сунув конфету в рот, он сердито топнул ножкой в жёлтом сандалике и, как и велели, отправился к отцу.
Наконец шахтёрша освободила окошко, и подошла Каринина очередь.
– Ваш паспорт… И тут Карина вспомнила, что паспорт-то остался дома, на телевизоре!
– Извините… – растерянно буркнула она и потащила Вадика обратно, к видневшемуся в конце дорожки вокзалу. Вещи-то были там.
– А где наш Санёк?.. – заглянула за спину Карины ещё более сомлевшая шахтёрша. – Он же вроде за вами пошёл…
– Нет. Вы сами его к отцу отправили.
– К отцу, говорите? Да Витька уже минут пятнадцать пиво на скамейке пьёт!
И тут началось… Карину, с уже дремлющим Вадиком, посадили возле груды вещей, а семейство шахтёров начало носиться вдоль перрона в поисках малыша. Его искали всю ночь и всё утро. Обзванивали недавно отошедшие поезда, вдруг кто-нибудь по ошибке, как отставшего, подсадил ребёнка в тамбур… Подключили милицию. Обшарили весь посёлок. Искали на берегу: у каждой пристани и под каждой перевёрнутой лодкой. По дворам и скверикам. В магазинах и у палаток. Тщетно.
Но ещё ужаснее было другое. Когда милиционер, в самом начале поисков, записывал приметы малыша, и ему объяснили, что Сашенька – альбинос, он даже присвистнул…
– Ну, тогда… Это – уже серьёзно, братцы… Альбиносы обладают универсальной совместимостью. Вашего малыша, наверное, от самого Донбаса пасли…
Тут уж понадобились валерьянка и нашатырь…
Часам к десяти утра Карине пришлось извиниться и идти искать себе теперь уже незаконное жильё. Слава Богу, их взяли и без прописки, видно Вадьку пожалели, но велели уходить со двора ещё затемно и возвращаться чуть не заполночь. Чтобы хозяйку не оштрафовали. Соседи могли донести. Конкуренция…
Так и гуляла потом Карина с сыном по скверам и кафешкам почти до заката, пока через пять дней муж не прислал паспорт.
Потом, в течение всего отпуска, она постоянно заходила в местный опорный пункт, справиться о Сашеньке, но все только отрицательно мотали головами и быстро опускали глаза, как будто им уже всё было ясно…
Карину весь месяц била незаметная для окружающих тихая внутренняя истерика. Ведь, ко всему прочему, она ещё и чувствовала себя виноватой. Не заговори она с несчастной матерью, может, шахтёрское семейство и добралось бы до Сочи вполне благополучно.
Карине было так страшно, что по ночам она привязывала Вадьку к себе бельевой верёвкой, снятой во дворе. Вдруг пойдёт ночью в туалет, и провалится меж проложенными поперёк ямы досками, или ещё что-нибудь… Может, тут вообще детей выслеживают и воруют! Но хуже всего… Она поняла это почти сразу. Эта страшная беда уже не оставит её до конца жизни. Пусть и чужая… Но, как оказалось, ничего чужого на этой маленькой Земле нет, не было и вообще не бывает! Все – чьи-то дети… Все – чьи-то матери и отцы.
– Ну, чего ты так убиваешься?.. Успокаивала её квартирная хозяйка. Судьба у них такая. Втроём одного мальца не уберегли…
Но Карина продолжала чувствовать что-то такое…, чего эта хозяйка видимо не могла да и не силилась понять.
– Все судьбы взаимосвязаны… И способны влиять друг на друга: подталкивать, притормаживать, брать на себя чужое… – мучилась Карина. – Вдруг, это всё со мной должно было случиться, а они просто подвернулись…
Прошло лет пять. Карина опять оказалась на море. Теперь уже в другом месте, что вполне естественно. Лазаревское было для неё теперь заказано. На этот раз она была одна. Вадька с мужем уехали к бабушке, в деревню, на парное молочко. А она без моря совсем не могла, хоть через год, хоть через три, а ездила.
И тут вдруг опять аукнулось…
Сидела она как-то на ещё тёплом вечернем песке, поджав коленки, и глядела на мощный, уж слишком полыхающий закат... Зрелище завораживало и даже пугало.
И тут поодаль расположилась парочка отдыхающих, видимо из соседнего кемпинга. Мужчина – молодой, хорошего телосложения, с красивым бронзовым загаром. Женщина – много старше. Полноватая. С химической завивкой. Она постоянно что-то ела, шурша бумажным кульком, пыталась совать этот кулёк под нос мужчине, но тот только отмахивался.
Он уже раз пять тайком поглядывал на Карину. Её белое платье и распущенные волосы слегка трепал прибрежный ветерок. А к узким белым ступням, будто заигрывая, в очередной раз близко подбиралась, волоча за собой мокрую гальку, тяжёлая тёмно-бирюзовая волна.
Заметив неподдельный интерес незнакомца, Карина, невольно улыбнулась ему.
И... сразу помрачнело как-то.
– Наверное, погода меняется… – зябко поёжилась она. – Прямо льдом дохнуло. А вода, вроде, тёплая…
Вдоль прибоя туда сюда, опасно приближаясь к берегу, уже с полчаса сновали две белые моторки. Карина пару раз пригрозила им, поднятым кулачком. Наконец они, казалось, угомонились.
Женщина с кульком зачем-то подалась к кемпингу. Наверное, еда заканчивалась. Мужчина заметно повеселел. Встал. Красуясь, перед Кариной, потянулся, поиграл мышцами и с разбегу кинулся в набежавшую волну. Он глубоко поднырнул, и его долго не было видно на поверхности. Карина даже испугалась. И вдруг – одна из тех двух лодок… Выскочила, как чёртик из табакерки, и прямо по вынырнувшей голове пловца!
Когда мужчину вытащили, он ещё дышал… Голова и плечи были исполосованы винтом.
И тут на Карину накатило. Она на выдохе истошно вскрикнула, и её начало раскачивать от рвущихся изнутри рыданий.
– Это опять из-за меня... Опять! И ведь ещё будет… Я знаю, будет! И куда теперь от этого деться? Куда…