Лето химер - VI. Друг

Кирилл Пожарский
 - За все время, так долго тянувшееся для вас и не заметно прошедшее для меня, вы ни разу и не задумались о том, что обещания, которые вы даете, нужно выполнять, иначе ваши слова, попросту не стоят ничего. Вы опустели. – мужчина будто бы говорил не со мной, а сам с собой.
 Я обернулся на него и узнал в нем, того Отто, дворецкого. Хладнокровного и рассудительного. Но я не мог даже сделать какое-либо движение или жест, не мог сказать хоть одно слово. Не было сил, я только как ни в чем не бывало, просто сидел на скамейке и слушал то, что он говорил:
 – Что же за пустота внутри вас, Александр? Неужели эта пустота утраты или это пустота беспокойства, отчуждения, лишения смысла дальнейшего существования. Может вы, так и хотите продолжать жить в этом тяжелом одиночестве и нести это бремя? Не думали ли вы, что, когда отдаете другому свои чувства, то можете получить нечто большее. Понимание. Ведь вам только этого не хватает, ведь так?
 Я поник еще больше, такое чувство, будто он мой психотерапевт. Я собрался, все мысли крутились как в волчке, словно на дикой карусели... мой ответ:
 – Мне уже нечего терять и нечего обретать. Я не могу для вас теперь ничего сделать... оставьте меня в покое. Если бы был бог, если бы он хотя бы существовал один день, то я попросил бы его, чтобы он уничтожил меня, так как сам я, не в состоянии. Я хочу уйти.
 Я резко встал, даже не посмотрев на Отто, не зная, откуда взялись силы, но только сделав один шаг, я тут же замер. Тело не слушалось. Я остановился, как и все, что вокруг меня. Мое тело, словно превратилось в камень, люди кругом, птицы, облака, все, что находилось рядом, остановилось в одно мгновение, так же как и я. Это мертвая тишина... ни звука, ничего.
 Отто подошел ко мне, молча посмотрел на меня и куда-то ушел. Я стоял все в той же позе, все в той же тишине. Это продолжалось будто бы вечность, будто бы я стал совершенно отстранен от какого-либо движения. Страх неизвестного, проник в самую глубь сердца.
 - Неужели это и есть смерть? Это я заслужил? – говорил мой внутренний голос, я не мог пошевелить даже зрачками. Я не владел своим телом. – Эта вечность теперь меня и будет держать у себя в плену. Чертов Генрих, Чертов Отто, Чертова Алиса, Ева, Филин, Мать, Отец ... пошли вы все, вы меня не знаете и вряд ли когда-либо узнаете вообще, то, что я чувствую.
 Потом... я молчал. Я молчал и думал, думал о многом, о людях в целом, о том, что они ведь так же, могут чувствовать боль, как и я, но все люди разные, у всех разная боль, у всех свое отношение к этой боли. Я вел себя так, словно я не принадлежал к ним, словно люди не были для меня разными, они были все одинаковыми, все на одно лицо. Какое заблуждение. Я хотел сказать это, что есть силы, хотел пробиться сквозь тишину. Моя первая искренняя слеза, упала вниз. Это не была слеза горя, слеза отчаяния. Это слеза очищения, избавления от самообмана. Только, когда ты в плену тишины и всеобщей пустоты, только тогда ты можешь что-то оценивать, тогда ты можешь узнать себя лучше. Заглянув за свою темную сторону.
 Я будто бы ожил и тут же, сделав, свой настолько долгий шаг, я упал на колени, никогда в жизни ничего хуже не ощущал, и ничего лучше тоже. Когда немного успокоился, я сел обратно на скамейку, люди, все окружение, так же и осталось стоять, как раньше, в мертвой тишине и без какого-либо движения.
 - Все тот же фокус с часами, да? – сказал я вслух.
 - Дело не в часах. – вдруг услышал я снова рядом голос Отто. – Вы испугались?
 Я сказал ему все как есть.
 - Да... я испугался. Мне стало очень страшно. Думал, что я никогда уже не смогу сделать хоть шаг, хоть один маленький шаг к чему либо. – ответил я.
 Отто только усмехнулся надо мной и спросил:
 – Что это за маленький шаг? Куда же он ведет?
 Я повернулся к нему, посмотрел в его глаза и ответил:
 – К жизни...
Отто поднялся и дал мне свою руку.
 - Встаньте Александр. – сказал он громким голосом. – Я даю вам свою руку. Это жест не жалости, а жест помощи. Ведь вы так близки к цели, что даже не догадываетесь насколько.
 Я тут же отмахнулся от его руки. Посмотрел ему в глаза. Теперь я все прекрасно осознавал. Когда он лишил меня, какого-либо малейшего движения, все, что происходило со мной, меня поменяло, поставило другого человека. Это уже был не я.
 - Что с вами? – спросил немного с удивлением Отто. – Почему вы не хотите принять мою помощь? Я даю вам надежду, а вы прогоняете ее. Александр, вы понимаете последствия отклонения моей помощи вам? Вы жалки, беспомощны и ничтожны, по сравнению с обычными людьми, которые привыкли радоваться простым вещам, которые знают цену каждой минуте своего времени.
 Отто сделал шаг назад и вдруг замолчал, он видимо ждал объяснений с моей стороны.
 Я встал и спросил:
 - Дайте свою руку еще раз?
 Теперь Отто действительно был удивлен.
 - Хорошо, вы еще не утратили мою веру в вас. – сказал с одобрением он.
 Он снова протянул мне руку, а я крепко ухватился за нее и сжал настолько сильно, насколько это было возможным. Отто начал вырываться, его что-то вдруг переменило, на лице уже не было то, хладнокровное выражение, что всегда сопровождало его. Он поворачивал головой в различные стороны, кричал искаженным голосом. На мгновение, сила у него прибавилась и он с легкостью выбился из моей хватки, отпрянув на несколько шагов назад.
 Отто как-то странно улыбнулся и начал смеяться с нарастающей громкостью, пока не сорвался. Странно было смотреть прежде на того, серьезного, не многословного дворецкого доктора Генриха.
 - Так ты все понял. – через смех начал говорить Отто. – И как ты догадался, что Генрих. – это Я?
 Я шагнул ему навстречу и ответил:
 – Я уже не буду с вами на вы. Ты меня обманул и сдал себя. Я вот одного только понять не могу, зачем ты появился сейчас?
 Отто посмотрел на меня улыбаясь и ответил:
 – Что бы показать тебе твою никчемность. Ты думал, что найдется хоть кто-то, будь он в другом, параллельном мире, сострадающий тебе, тот, кто-бы тебя понял. – он засмеялся еще с большей силой. – Все что от тебя требовалось, это найти мне ту девчонку, она была почти в моих руках, но нет, тебе захотелось себя убить, покончить с жизнью.
 Я пропустил это мимо ушей и сказал, как я раскрыл его:
 - Твоя нынешняя оболочка слаба, под воздействием этого мира и моей силы, ты теперь не сильнее пятилетнего ребенка. Все твои усилия, они ушли на иллюзии для меня, ты создал старика, внес кое-какие изменения в его разум, тем самым он представился тобой и чертовски правдоподобно меня разыграл. Я не сразу понял, что здесь что-то не так, ты ведь даже в него заложил чувства. Все проделки со временем изначально были твои и только твои, старик появился лишь один раз в этом мире, не больше, так напротив, тебя я видел чаще обычного. Ведь все дело в часах? Я прав? У той девчонки есть такие же или какое-то зарядное устройство для твоих? С их помощью вы можете проходить несколько нематериальных уровней, прорываясь даже в само настоящее, и что удивительнее всего, проникая в сам сон? Как они работают? Расскажи, раз мне все равно умирать, как я понял, ты ведь не отпустишь меня, верно?
 Все вокруг начало искажаться, начался гул из резких звуков, противный шум, люди будто бы стали распадаться на микроскопические частицы. Отто занервничав, крикнул мне:
 – Если я не найду ее, то все будет кончено, а если это случиться, то не видать тебе твоей мечты о лучшем мире чем сейчас. Найди ее и ты никогда больше не будешь страдать, поверь хотя бы в это, часы могут многое. Чем быстрее найдешь, тем лучше и ты никогда не увидишь этого мира, а только лишь свой.
 И вдруг все снова стало нормальным, люди, дома, птицы, деревья, небо, все снова ожило и продолжало свое движение, как ни в чем не бывало, а Генрих исчез, он растворился, точнее, его исчезновение было похоже на то, что он растаял в воздухе.
 - Саша, вот ты где! – Это был взволнованный голос Эби, она подбежала ко мне и стала спрашивать, что я делал у них с Алисой дома, так как сама Алиса ничего говорить не хотела.
 – Я думала, ты уже ушел, что случилось? Ты с Максимом подрался? Вот он гад так гад, намазался к Алисе, рассказывает ей о том, какой он стал, мужественный, самодостаточный, а хотя я уверена почти на сто процентов, что он все равно так и остался висеть на шее у своих родителей, ты наверное и не знал, его на работу устроил его же отец, то есть, ты понимаешь, что вот вся эта как он любит говорить IT-кампания и принадлежит его отцу. У них почти вся семья такая, врут и лезут, вот так и крутятся. Не люблю его, лучше бы вы с Алисой помирились. Что у тебя с губой?
 Я был в замешательстве, зачем ей бежать сюда из-за меня, того, кто сделал больно ее лучшей подруге, чуть ли не ее сестре. Я не понимал, что же вело ее сюда? Собственные мотивы или нечто большее. Если же это было второе, то взаимностью, я отвечать не хочу, хватит с меня фальшивых чувств.
 - Я устал, – сказал я неохотно. – Можешь подбросить меня пожалуйста до дома?
 - Хорошо, но сначала мне кажется, нам нужно с тобой расслабиться, мне после работы, тебе после всей этой ерунды с Максимом. Поехали, выпьем, я думаю, что тебе это сейчас необходимо. Что скажешь?
 - Мне все равно, только за руль тебе пьяной нельзя. – ответил я.
 Эби посмеялась и сказала, что вызовет нам такси, туда и обратно, я согласился, мне было уже наплевать, что произойдет, если я напьюсь, что будет с моим организмом, не знаю, такое чувство что я стал уже не собой, а чем-то мерзким, перевертышем, был одним, а теперь другой.
 Метаморфозы. Выход из одной камеры в другую. Маленькие шажки на тонкой леске через бесконечную, черную пропасть. Можно даже взглянуть на секунду вверх, что бы увидеть ярко-красные небеса и больше никогда на них не смотреть. Теперь почти все встало на свои места, только я не там где должен был быть. Где тот, привычный мне мир? Где мои поиски чего-то несбыточного? Где поиски моей угасающей мечты?
 Провал.
 
 Мы ехали через оживленные улицы в бар, уже смеркалось, я увидел из машины, пару только-только загоревшихся звезд, они появились буквально, из ниоткуда. Эби сидела рядом со мной и писала что-то в телефоне.
 - Алиса! Дура. – чуть ли не крикнула она, а затем повернувшись ко мне спросила. – Хочешь новость?
 Я нисколько не удивился ее вопросу и сказал, что да.
 - Алиса и Максим, опять встречаются, – сказала чуть уныло Эби. – Поэтому, нам точно нужно напиться. Как не прискорбно, но она сказала, что после сегодняшней выходки стала тебя ненавидеть еще больше и добавила, что бы ты забыл про нее.
 Странно слышать такое от ее лучшей подруги, она так говорила это словно ей все равно, что я чувствую. Что ж, она никогда, не была особо со мной мягка и порой мне казалось, услышать что-то хорошее в мою сторону, от нее невозможно.
 - Остановите на углу, пожалуйста. – сказала Эби водителю и тут же дала ему деньги.
 Водитель остановил напротив вывески и мы с Эби вышли на улицу. Возле бара стояли несколько человек, один из них крикнул:
 – Парни, смотрите, это же Эби! Неужели она решила, наконец-то нормально отдохнуть, опять текила-бум и “Ребята, отвезите меня домой, я на ногах еле держусь”.
 Несколько парней тут же засмеялись, а мы с Эби, прошли мимо них, она показала тому, кто крикнул, средний палец и мы зашли в бар, вслед я услышал лишь противный смех.
  Там оказалось очень шумно, играла не приятная музыка и было много людей, некоторые, что-то бурно обсуждали, кто-то кричал пьяный какую-то невнятицу, мы прошли мимо столов и сели за барную стойку.
 - Это твои друзья? – спросил не с особым интересом я.
 - Два пива. – сказала она бармену, а потом повернулась ко мне.
  Она была прекрасна, я мог бы бесконечно любоваться ее красотой, сутки напролет, может из внутренней бездны я хотел выбраться к Эби на свет, чтобы только и любоваться ей.
 - Прости, что ты спрашивал? – сказала она.
 - Ничего, я просто хотел спросить, кто были те ребята. – ответил я ей.
 Бармен поставил нам за стойку два пива, Эби достала сигарету из пачки и прикурив, немного отпила из бокала.
 - Эти? Да знакомые, раньше сюда часто приходила и устраивала крутые попойки со своими псевдо-друзьями, потом, они все куда-то делись и остались только вот эти лица, что наблюдали все со стороны. Не знаю зачем я сюда привезла тебя, может просто по привычке, извини если что. – немного подавлено ответила она.
 Я взглянул на свой бокал, думая пить мне или нет.
 - Эби. – сказал я.
 - Все перестань, мне надоело, зови уже по имени, ты же мне не приятель-тусовщик, хорошо? – ответила она.
 - Хорошо... Настя. У меня нет денег, я потерял телефон и вообще мое положение сейчас не очень. – ответил я нерешительно, но надо было сказать ей как есть.
 - Да расслабься, я же тебя вытащила, я и угощаю. Не переживай. – Улыбнувшись сказала она. – Что ты теперь будешь делать? Начнешь искать новую девушку? Может и не нужно искать.
 Меня внезапно переклинило.
 - Что ты имеешь в виду? – тут же, чуть ли не перебив ее, спросил я.
 - Ах-аха-ха, да шучу я. – посмеялась она и тут же, стряхнув пепел, снова затянулась. – Да нет, если честно не это я хотела узнать. Филин рассказывал, что тебя сбила машина, давно, года три назад. Можешь рассказать, мне интересно. Он просто сказал, что когда подошел к тебе, то увидел то, что ты после всего этого лежал на дороге с открытыми глазами. Тебе не кажется это не нормальным?
 - Я помню, что очнулся в больнице. – ответил я ей и пододвинул бокал к себе. – Когда открыл глаза, я не видел там никого, кроме себя, на улице стояла ночь, меня еще удивил тот факт, что я мог спокойно ходить, у меня ничего не болело. Это я отчетливо помню. Я пошел искать сестру, но ее в приемной не было, я осмотрел все палаты, прошел больницу вдоль и поперек, ни души совершенно. Я вернулся в свою палату, лег и уснул. На следующий день, в больницу приехала моя мать, плакала, я ее успокаивал, людей было много, но по ночам, я находился один, постоянно. Когда я ложился спать, люди еще были, два соседа по палатам играли в карты, но просыпаясь среди ночи и открывая глаза, никого не было, все здание было пустое.
 Эби посмотрела на меня как на психа, подняв одну бровь вверх.
 - Не знаю, зачем я тебе рассказываю. – говорю я. – Наверное, надоело держать все это в себе. Я не могу тебе рассказать про все, что произошло со мной. Так что, хватит и этого.
 Эби затушила сигарету и достав телефон, что-то написала, видимо снова Алисе, и вдруг сказала:
 – Я не поеду домой, останешься со мной на всю ночь?
 Отпив немного пива, я чуть было не подавился им и тут же откашлялся.
 - Прости. – ответил я Насте. – Мне нужно домой, я хочу увидеть мать, мне с ней надо поговорить.
 - Бросишь меня одну? – уже с какой-то поддельной грустью в глазах спросила она.
 Я встал из за стойки и сказав Насте на прощание, – Я не могу остаться с тобой, извини, мне нужно идти. – вышел на улицу, услышав только как она мне крикнула на последок:
 – Ну и скотина же ты!
 
 Стемнело очень быстро, тускло светили фонари во тьме ночной улицы. Ночь помогала этому лету остывать от дней, что плавили все вокруг. Люди задыхались, хотели пробиться к свежему воздуху, хотели почувствовать ветер, колышущий им волосы, пронизывающий насквозь. Я шел, путаясь через дворы, стараясь сократить расстояние, ведь примерный маршрут я уже продумал и осталось пройти буквально еще четыре квартала и я почти дома. Ключи от квартиры остались в кармане куртки, хорошо, что я их не выкинул как телефон. Находясь, в каком-то бесконечном пути к дому, я все время смотрел вверх, на звезды и повисший неподвижно в темном небе полумесяц. Какая красота, однако. Я раньше часто смотрел на ночное небо, но не понимал всей его прелести, не понимал, почему же люди не хотят сохранить его для своих потомков. Они не хотят, чтобы их дети еще спустя много лет, могли смотреть так же как я на него, на звезды что ярко сияют во тьме, охраняя землю от всяческого зла, освещая ее сверху.
 Луна – вечный спутник, в тихом, бездонном океане космоса, а я, маленькая деталь очень запутанной системы мироздания, я, может быть ее потерянная часть. Люди хотят затмить небо, уничтожить его.
 Когда я был в доме Генриха и шагнув за дверь взглянул на тот мир, где повсюду был пепел, там оказалось невозможно дышать и везде была смерть, на земле и в небе застланном испарениями с газами, как страху так и удивлению моему, не было предела. Там царила безмолвная зима. Она поменяла тот мир, люди сами захотели жить в вечной мерзлоте, не найдя выхода из нее. Было в том мире слишком пусто и холодно... ничего страшнее и ужаснее я не видел. Помню ту картину до сих пор, помню, когда сделал шаг и как холод пробрал полностью мое тело, залез в саму крохотную душу, как он заморозил сердце и оно чуть не остановилось, ресницы замерзли, в глазах стояла при виде всего этого, лишь мгла будущего видимого мной мира. Светлого будущего там не было, только бесконечная зима.

 Стоя у дороги к моему дому, я ждал когда загорится на дальнем светофоре зеленый свет. Рядом со мной, стоял мужчина с портфелем лет тридцати и постоянно смотрел на свои наручные часы, буквально с перерывом в пять секунд он все всматривался в них, потом обращал взгляд на светофор и говорил:
 – Ну же, давай скорее.
 Я не торопился, я знал, что меня ждет долгий разговор с матерью. Она меня потеряла, она, наверное, уже всех и вся обзвонила в поисках меня, но что странно, Алиса мне ничего не сказала, хотя я уверен, что мать позвонила ей в первую очередь. Моя мать из тех людей, которые могут разжечь пламя из любой, даже самой маленькой и невзрачной искры. Было, как-то неловко прийти сейчас и сказать, что все в порядке, что я здесь и ей не о чем переживать.
 Загорелся зеленый свет и я пошел дальше, не спеша, мужчина обогнал меня и свернув, побежал на соседнюю улицу, исчезнув из моего поле зрения. Подойдя к подъезду, я достал ключи и перебрав связку, открыл дверь. Каждая ступень казалась тяжелее предыдущей, словно какая-то ноша повисла на мне. У меня было чувство, что может и не нужно приходить сейчас, может, надо сделать это немного позже, но уже была ночь и время все уходило.
 Войдя в квартиру, я разулся и сказал, что я дома, мать тут же подбежала ко мне и обняла меня со слезами на глазах.
 - Я так волновалась за тебя! Куда ты пропал? Что с телефоном? – сквозь какую-то тягость говорила она. – Я уже не знала что думать, я обзвонила всех твоих знакомых, Алисе позвонила, говорила с ней.
 - И что она сказала? – спросил я.
 Мать вытерла слезы и сказала, чтобы я шел на кухню. Я прошел вдоль кухни и увидел, что на столе лежат два письма. Меня заинтересовало, что же за содержание было в них. Мать взяла одно с красивой маркой и сказала – Это тебе от твоего друга.
 Я взял его и открыв начал читать.

“ Александру, от его давнего друга.

 Привет, надеюсь ты понял кто это и не скучаешь там, в холодной и ужасной России. Это Филин и заметь, что я решил не писать тебе в интернете, так как ты все равно почти ничего там не читаешь, что тебе пишут люди”

 - И с какой радости ты вдруг дал о себе знать, спустя столько времени? – подумал я.

“Я живу со своей матерью и ее мужем. Ну да ладно, я же не об этом хотел тебе написать. Я пишу тебе о том, что начал очень скучать по нашим с тобой приключениям. Пусть ты конечно и типичный социопат со всеми вытекающими из этого, но я считаю, что ты мой друг, не знаю, считаешь ли ты меня своим другом. У нас очень часто льют дожди, погода обычно мерзкая, но порой бывает и приятной. Тут столько девчонок чувак, и ты прикинь, они все нифига не понимают по-русски, говоришь например одной – Эй, у тебя классная задница! – а она только на английском все время переспрашивает”

 - Очень интересное письмо... может его смять и сжечь? – подумал я уже, с каким-то отвращением к написанному.

“Только не выбрасывай письмо сразу, а дочитай до конца. Я прилетаю через несколько дней, получается, что уже послезавтра ночью я буду в городе. Отец сам позвал меня обратно, удостовериться, что я хоть каплю исправился, но конечно, я для начала притворюсь паинькой и буду делать все, что он попросит, а иначе он сорвет всех собак на меня и тут же отправит обратно. Короче, ты меня должен встретить, у меня к тебе дело и причем важное скорее для тебя. Приезжай в аэропорт послезавтра, в двенадцать часов ночи ровно, там будет мой рейс. Не игнорируй только меня, ты не пожалеешь, хотя я не знаю, ведь ты так изменился, ты наверное теперь не такой как раньше, но я все равно буду рад тебя увидеть спустя столько лет. Напоследок. Я отцу сказал, что сам доберусь и чтобы он никого за мной не посылал, поэтому у нас вся ночь впереди. Увидимся”.

 Я смял письмо и выкинул в мусор. Мать посмотрела на мои действия и спросила:
 – Что там было такое, что ты это смял и выкинул?
 Сев на стул, я глубоко вдохнул и выдохнув, пошел снял куртку, мать подошла ко мне и стала опять меня расспрашивать:
 - Что у тебя с телефоном?
 - ...Потерял. – ответил я.
 Она сделала недовольное лицо и рассказала о том, как позвонила Алисе.
 - Я позвонила ей в пять часов. – сказала мать, поправляя мою куртку на вешалке, видимо она рада была меня настолько видеть, что начала делать даже подобные мелочи. – Она вначале молчала в трубку, потом все-таки ответила, я спросила, не заходил ли ты к ней, она как то не понятно сказала мне, что если бы ты даже зашел к ней, то в квартиру бы она тебя не пустила, а потом сама спросила у меня, куда ты делся. Я ей сказала, что ты ушел на работу и что я не могу до тебя дозвониться. Алиса помолчала и ответила, что она уверена, что ты опять не понятно где шляешься один и скоро вернешься домой. Я немного успокоилась. Но, столько в голову лезло. Не оставляй меня больше пожалуйста... у меня ведь кроме тебя и твоего отца никого нет.
 Мать вдруг замолчала, я увидел, как у нее заслезились глаза, я просто ничего не сказал, точнее не мог, что-либо говорить. Я почувствовал горечь, где-то внутри, что я мог сделать неправильный шаг. Мать была сейчас совсем беспомощной и слабой женщиной в моих глазах. Я взглянул на нее и ответив, – Не переживай. Я о многом думал сегодня. Я тебя не оставлю, я буду заботиться о тебе, ведь у меня тоже никого кроме вас с отцом нет. Никого. Мне нужно было сегодня побыть наедине с собой. Прости меня, я поступил мерзко.
 Она снова обняла меня и я не сопротивлялся, а замер в ее объятиях и простоял так с ней несколько минут. Мы молчали и в этой тишине, словно мысленно, на подсознательном уровне, прощали друг другу все гадости, все плохое, что мы делали и говорили все время. Это была тишина примирения. Я простил ее, за ее слабость, за ее неуверенность и отчаяние в себе. Я простил женщину за то, что она вправе быть слабой, ведь нет силы без слабости, нет добра без зла, нет одной стороны без второй. Я слишком часто презирал ее и отца, за то, что они жертвы этой жизни, которой живут. За их редкие встречи с друг другом, за их лживую любовь.
 Теперь я не видел в ней той женщины противной мне до глубины души, я взглянул на вещи по новому и они приобрели совершенно другую форму, более приятную моему взору, эта форма была проста и в то же время великолепна, она была идеальна.