Старинный книжный зал
Жизнь между тем шла своим чередом. Маленькой дочерью занимались всей семьей, но главную поддержку, конечно, оказывала нам бабушка (моя мать), которой приходилось, особенно до ясельно-детсадовского возраста, практически, каждое утро, кроме субботы, воскресенья и праздников, ездить из района Черемушки к нам на Юго-Западную. Л-я продолжила занятия на дневном отделении, я работал и учился на вечернем. Сразу после работы приходилось, по крайней мере,4-5 раз в неделю, отправляться на вечерние лекции и семинары, благо от Кропоткинской, где находился мой Институт Экономики, до Истфака МГУ на Моховой и ул. Герцена было рукой подать. Кроме того, много времени уходило на подготовку к семинарам, написание рефератов, контрольных и курсовых работ. Написание курсовых работ была одной из основных форм обучения студентов МГУ. Это была очень интересная, но трудоемкая форма научно-исследовательской подготовки студентов. Приходилось самостоятельно искать и перелопачивать гору исторической литературы и публикаций. Очень часто интерес, переходящий в азарт исследователя вел тебя все дальше и дальше, и ты уже не мог остановиться, пока не понимал, что в исследовании темы нужно поставить себе жесткие границы, иначе вообще ничего не сделаешь. Необходимость этого всегда была для меня одной из самых мучительных и трудных проблем. Теперь с удивлением вспоминаешь, как хватало сил, после работы бежать на вечерние лекции, а после них, как не раз бывало, еще и успевать в читальный зал и сидеть там до его закрытия, т.е. до 22-30 – 23 часов (в то время многие центральные библиотеки работали до более позднего времени, чем теперь). Чаще всего я ходил в юношеский зал библиотеки Исторического музея, который был ближе всего по расстоянию от Истфака, имел неплохие книжные фонды по истории и был открыт до позднего времени, да и читателей в нем было немного. Вход в зал был со стороны правого проезда на Красную площадь. Читальный зал находился на последних этажах музея и представлял собой громадное помещение, со множеством удлиненных готических окон и высоким, кажется, обрамленным лепкой, потолком. В нем тянулись рядами длинные столы с лампами, а по стенам шли полки до потолка с энциклопедиями, словарями и разной другой подсобной литературой. Великолепный старинный зал, в котором для меня была своя романтическая атмосфера, такая же, например, как и в залах «Ленинки» и «Исторички», и Фундаментальной библиотеки Академии наук СССР, и в юношеском читальном зале «Ленинки», помещавшемся в Доме Пашкова, и во многих других читальных залах крупных библиотек Москвы и Ленинграда, в которых мне привелось побывать и поработать.
Не книжный зал, а бригантина…
Сосновой мачты скрип,
Букинистические вина
И ветхий манускрипт.
И стеллажи вокруг, как соты,
И только в книгах суть.
Пусть за кормой свершают годы
Свой кругосветный путь.
В пергаментов, рескриптов будни,
Как в ссылку, как в мечту
Уйду, как парусное судно,
И в далях пропаду,
Где мачты распускают флаги
И в горле острый бриз,
И райские архипелаги,
Как облачный каприз,
Где я купец с лицом орлиным,
Схоласт, посольский дьяк.
Со мной, с печатями, старинный,
Сургучный арманьяк,
Где исчезают все границы
И океан в глаза…
А рядом ворошил страницы
Старинный книжный зал.
Занятий в университете было много. Московский университет славился широтой предлагаемого образования и многообразием смежных научных дисциплин. Наряду с лекциями по истории России и зарубежных стран, уже на первых курсах преподавали современные и древние языки, палеографию и археографию, источниковедение, архивоведение и археологию, историю культуры, искусствоведение, философию, диалектический и исторический материализм и многое другое. Преподаватели менялись с каждым курсом и запомнились из них далеко не все, а, конечно, прежде всего, те, кто преподавал исторические дисциплины: Кроме Зайончковского, это были Новицкий, Дробижев, Милов, Маяк, Дмитриев, Штаерман и др. Чем ближе подходила экзаменационная сессия, тем больше трепетали студенты. Некоторые преподаватели слыли очень строгими и многие из студентов старались избежать сдачи экзаменов у них. Особенной суровостью во время приема экзаменов славился Петр Андреевич. Ходил даже такой анекдот по этому поводу. Встречаются в коридоре после экзаменов Петр Андреевич и другой профессор. Между ним происходит разговор. Как прошли экзамены, Николай Иванович? - спрашивает Зайончковский. - Блестяще: одна оценка «удовлетворительно», две - «хорошо», остальные – «отлично». А, как у Вас, Петр Андреевич? – Прекрасно! – отвечает он, потирая руки: одна оценка – «хорошо», две – «удовлетворительно», остальные – «неуды». Получить отличную оценку у него было очень трудно, практически невозможно. Это было под силу, может быть только любимым его ученикам. Интересно, что моя дипломная работа «Секретный комитет по крестьянскому делу 1839 – 1842 гг.» была оценена им на «хорошо» и я был очень рад этому, так как далеко не всем дипломникам удалось получить даже такую оценку у него. В Институте истории СССР, поданная мною при поступлении в аспирантуру, эта работа была оценена на «отлично», потому что его «хорошая» оценка стоила отличной оценки у многих других преподавателей. Все это говорит о высоте той планки, до которой Петр Андреевич старался поднять будущих молодых ученых и преподавателей, и высоте его требований к тем, кто собирался посвятить свою жизнь исторической науке. Вместе с тем, профессор часто ездил с нами, студентами, в различные поездки в окрестные старинные города. Одна из них в Ростов Великий особенно запомнилась.
Экскурсия
Шоссе летит… в автобусе гитара…
Старик профессор кряжист и умен.
Мы возвращаемся с поездки, мы устали,
Историки-студенты… Клонит в сон.
А позади, в преданиях великих,
Осталась древних городов беда,
Где быть должны бесстрастными, как лики,
Историки, поэты – никогда.
Тех городков старинных запустенье
У стен и башен царственных кремлей
Мне, как урок, как стон, немое объясненье
Далекой жизни, невозвратных дней.
Пусть было все: жестокость и страданья,
По всей земле безумство и обман.
Мне дорого само напоминанье,
Что жизнь стремлений вечный караван.
И пусть живу другою верой, целью,
Но с тою жизнью древних крепостей
Я связан неразрывной цепью,
Всем вековым сообществом людей.
Автобус мчит вперед, Москве навстречу
И в палисадниках шоссейных деревень
Сирень горит, как свадебные свечи,
Извечно триумфальная сирень.