Глава двадцать первая. – Начальник Чукотки.
* * * * *
Довольно странно, но после того, как Урсула узнала о моем самопожертвовании в тот момент, когда она была на грани гибели, я получил от нее прозвище Бэтмена. Ну, скажите мне, при чем тут летающая мышь? Я никогда в жизни не летал ни на самолетах, ни на вертолетах, ни на любом другом летательном аппарате. Единственный полет, который я помню за всю свою сознательную жизнь, это тот случай, когда я чебурахнулся с крыши двухэтажного здания маслом, как говорится, вверх и при этом не набил даже и синяка. Впрочем, это уже несколько другая тема…
Последние две недели, которые Урсула провела в больнице, пролетели как-то сами собой незаметно. Она поправлялась с «первой космической скоростью» и даже смогла набрать четыре кило живого веса. Ее имидж возвращался в нормальное состояние, вот только лицо моей возлюбленной немного отставало от всего организма. «Были бы кости, а кожа нарастет!», - любила говаривать моя бабушка Маруся, мама моей матери, и в этом я полностью был солидарен с ней.
Когда Урсула оказалась дома, то должна была, по идее, выйти на работу. Но после того, что натворил ее шеф, об этом не могло быть и речи, чтобы вернуться на прежнее место в банк «Аваль». Эдуард Францевич, отец Урсулы, подключил все свои связи и помог ей устроиться в другое банковское учреждение «Укрэксимбанк». Хотя изначально на семейном совете вопрос стоял так, чтобы вообще перевести Глиссер-младшую в разряд домохозяек, но моя невеста так запротестовала против подобной повестки дня, что все пошли ей на уступки, чтобы не спровоцировать новый срыв неокрепшей девичьей психики.
Она проработала неделю на новом месте, когда после окончания трудового дня я заехал на такси за ней. Урсула вышла из офиса в очень приподнятом настроении, я сразу же заметил это и поинтересовался о причине ее веселья.
-Через пару дней приезжают мои два родных братика, Вилли и Йори, - сообщила она. – Я уже года полтора не видела их. Йори заехал к старшему в Киев и они, наслышанные о моих злоключениях, решили наконец-то навестить меня. И помимо этого, к нам в город вместе с ними приезжает наш старейшина, дядя моего отца Ян Полосовски.
-Какой еще старейшина!? – удивленно переспросил я.
-Ты разве забыл, что я и мои родители принадлежат к народности фризов, представители которой когда-то в прошлом переехали жить в Украину? На Украине есть совет нашего народа, так называемый «Фризенрат». И дядя моего папы, Ян Альфредович, является старейшиной всех фризов на Украине, - объяснила она.
-Типа пахана? – грубо уточнил я.
-Мне не нравится это слово «пахан»! – поморщилась моя невеста. – У нас же не банда, а этнос. Дядя Ян, очень уважаемый человек, образованный и интеллигентный. Ему восемьдесят два года, но он управляет многими делами нашей общины сам без чьей-то помощи.
«Ну, вот еще этого старейшины не хватало! – огорченно подумал я. – Приедет какой-нибудь старый мухомор, который будет нудить на каждом углу и читать морали по каждому поводу. Без него забот хватает!».
-А какова цель визита вашего фризского старейшины? – я старался говорить уважительно об этом человеке, чтобы не оскорбить национальные чувства моей избранницы.
-Он всегда пару раз в год приезжает в наш город, но в это раз у него еще есть и особый повод, - замысловато, с улыбкой на лице, сообщила мне Урсула.
-Это какой такой повод? – попытался уточнить я.
-Дело в том, что одна девушка из нашей общины имеет намерение заключить помолвку с одним местным парнем и отец очень хочет, чтобы дядя Ян благословил нашу будущую семью, - ответила она.
-Даже так, - протянул я с видом полного идиота, не подозревающего ни о чем. – А что если он передумал?
-Как передумал? – надо было видеть лицо девушки, всю гамму красок на ее лице, чтобы понять, что она переживала.
-Это была шутка! – улыбнулся я и тут же получил слегка по шее.
-Это тебе за излишнее чувство юмора, - констатировала факт она.
«Все смешалось в доме Облонских…», - так начинается одно из бессмертных произведений русской классики, и нечто подобное происходило по приезде братьев Урсулы и старейшины фризов дяди Яна. Я лично предполагал, что с визитом к Глиссерам заявится всего лишь три персоны, но на самом деле оказалось, что народу прибыло значительно больше: дядю Яна сопровождала его родная племянница Грета, дородная женщина лет пятидесяти и еще три лица, имен которых я не знал и, честно говоря, особого желания знать не испытывал.
Собственно говоря, меня мало интересовали даже братья Урсулы, которые вели меня с собой ровно, то есть, в общении с ними я не испытывал никакой неловкости, но и особой фамильярности они тоже, ни себе по отношению ко мне, ни мне по отношению к ним, не позволяли. Не знаю почему, но и Вилли и Йори напоминали мне каких-то застывших белых фарфоровых или желтых янтарных слоников.
Нет, конечно, нельзя было сказать, что они были флегматичными, как «горячие эстонские парни», просто они все делали как бы по привычке, или как привыкла выражаться молодежь, на автопилоте. Но независимо от моего к ним отношения, я вел себя с ними с почтением, демонстрируя уважение, если приходилось сталкиваться с ними. В конце концов, в их жилах текла та же кровь, что и у моей возлюбленной Урсулы.
Меня в большей степени интересовала харизматичная фигура дяди Эдуарда Францевича Яна Полосовски. Один его внешний вид внушал мне чувство, граничащее с благоговением. Дядюшка Ян, как его называла Урсула, был поджарым старичком лет восьмидесяти, хотя внешне ему можно было дать не больше семидесяти, одевался не по последней моде, но выглядел по-стариковски довольно элегантно. Его взгляд был, с одной стороны, мягким, но при беседе с ним возникало такое ощущение, что он видел тебя насквозь: в его присутствии было очень сложно не то, что врать, но даже слегка прихвастнуть; а с другой стороны, казалось, что он вообще не слушает тебя, страдая какой-то рассеянностью, но его последующие вопросы или фразы, которые изрекал этот немногословный старик, показывали, что он держит руку на пульсе, обладая феноменальной памятью и способен запоминать самые мельчайшие детали даже самых незначительных событий.
Лично я воспринимал его как некоего патриарха, к чьему слову следует прислушаться, и даже просто присутствие в одной компании с ним наполняло душу каким-то непонятным спокойствием, сквозившим из его уверенной в себе натуры. Было такое впечатление, что дядя Ян знает чего такое, что не знают другие, и именно знание этой тайны кладет между ними и всеми остальными в доме глубокую незримую пропасть, хотя это следовало не из поведения старца, а из самой природы вещей.
Первый день приезда родственников и братьев Урсулы можно было назвать днем семейных, ненавязчивых воспоминаний, как это обычно бывает между близкими людьми, долго не видевшими друг друга. На второй день родня отправилась гулять по городу и эту часть событий я пропустил по той причине, что находился, впрочем как и Урсула, на работе. Третий день должен был стать днем помолвки: об этом, как бы между прочим мимоходом на ушко, при нашем расставании, сообщила мне моя любимая. Я весь разволновался и полночи не мог абсолютно заснуть: у меня было такое ощущение, что завтра на торжественной школьной линейке меня должны были принять в пионеры.
Меня, конечно, больше всего интересовало, что я должен делать, купить или доставить на квартиру Глиссеров в день помолвки, но Урсула заверила, что все это не моя забота, а исключительно компетенция ее родителей. Единственное, что от меня требовалось, это быть хорошо одетым и принести самый лучший букет для нее. Это было не сложно сделать и я немного успокоился, приведя свой праздничный костюм в порядок и заскочив предварительно в цветочный салон.
В назначенное время все семейство собралось в квартире Глиссеров. Урсула выглядела великолепно в новом бирюзовом платье с элегантной прической и я не сводил с нее восхищенных глаз. Это была настоящая невеста, ну разве, что не в белом подвенечном платье. Казалось, из ее изумрудных глаз излучалось само счастье, наполнявшее всех присутствующих небесным светом. Все, для меня рядом с Урсулой, тоже воспринимались мной в позитивном ракурсе и я был готов любить целый мир.
Не буду описывать всей суеты и мало значащих разговоров вокруг нашей помолвки, знакомство моих родителей с родителями Урсулы, которые поначалу чувствовали себя неловко, как не в своей тарелке, но со временем быстро освоились и вошли в роль. Мой папа, Игорь Савельевич, выглядел настоящим гусаром, галантно ухаживая за моей мамой, Фаиной Георгиевной, предупреждая каждое ее желание. Наконец, нас всех усадили за стол и началось само лицедейство.
Эдуард Францевич встал из-за стола, держа в руке бокал с шампанским.
-Дорогие гости, сегодня в нашей семье настоящий праздник! – начал уверенным и бодрым голосом он. – К нам пожаловали дорогие гости, Игорь Савельевич и его жена Фаина Георгиевна. Они – купцы: у них есть деньги, а у нас есть товар. Если сторгуемся, то ударим по рукам и в оба дома будет прибыль. Говорите, что вы желаете, купцы дорогие?
Мой отец закашлялся и встал, глядя будущему тестю прямо в глаза.
-Эдуард Францевич, дело наше и простое, и не очень. Мы прослышали, что у вас есть дочь на выданье. Мы сами не видели, но молва говорит, что настоящая красавица и рукодельница немалая. Правда ли это?
-О нашей дочери и половины не сказано о ее добродетелях, - усмехнулся отец Урсулы, - вам-то какое дело до этого? Неужто посвататься хотите? А коли нет, так проходите мимо, не про ваши деньги товар!
-Не то, чтобы посвататься, но только и у нас есть молодой князь, весь из себя, в доме настоящий хозяин и если что делает, то не спустя рукава, - продолжил свою брачную речь мой родитель. – А не спаровать ли нашего князя с вашей лебедушкой?
-Об этом саму лебедушку нужно спрашивать, - крякнул папаша Глиссер. – Дочь, слышишь, что купцы спрашивают, пойдешь за их князя?
Он посмотрел на сидящую напротив меня Урсулу. Та медленно встала и озорно улыбнулась, из чего я понял, что сейчас будет надо мной измываться.
-Пойти-то можно и пойти, ежели хорошее приданое за князем дадут, - заметила она. – Что князь даешь, чтобы я стала твоей женой?
-Даю целый кошелек денег, - ответил, вставая, я. – И кренделей целый мешок дома стоит. Дай только знать, красавица-лебедушка, в миг доставлю.
Все рассмеялись, кто-то даже захлопал в ладоши. Если вы думаете, что мы репетировали, то глубоко заблуждаетесь. Все это было чистой воды экспромтом. Но пора было переходить к серьезной части помолвки.
-Эдуард Францевич и Алевтина Борисовна, - я официальным тоном обратился к родителям девушки, - прошу у вас руки вашей дочери, которую я хочу взять себе в жены на всю жизнь, пока смерть не разлучит нас. Дайте свое согласие на нашу помолвку и последующий брак, дату которого вы назначите позднее.
-Ник, я буду рад иметь такого зятя, как ты, - ответил, немного смутившись, отец Урсулы, - и ничего не имею против вашей помолвки и брака с моей дочерью Урсулой.
-Я тоже согласна, - радостно вторила ему его супруга. – Теперь осталось спросить саму дочь. Урсула, ты согласна стать сначала невестой, а затем женой Ника?
Взоры всех присутствующих были прикованы к моей возлюбленной. Я понимал, что она сто раз согласна, но, надо отдать ей должное, она классически выдержала паузу и, немного потянув интригу, ответила негромко, но достаточно четко, чтобы ее ответ был слышен даже местным кухонным тараканам, если таковые еще имелись в доме.
-Да, я согласна стать женой Нику!
Затем свое согласие взять невесткой Урсулу в свой дом выразили и мои родители, хотя это уже было несколько лишнее и не было таким драматичным. Моя мама растрогалась и пустила слезу, а отец принялся успокаивать ее. Все зааплодировали после этого, но неожиданно всю идиллию нарушил уверенный голос дяди Яна, прозвучавший в самый неподходящий момент среди всеобщего ликованья родни.
-Друзья! Позвольте мне сказать несколько слов, - он сначала добился того, что все обратили внимание в его сторону. – Прежде чем вы обменяетесь кольцами в знак помолвки, мне хотелось бы уладить одну формальность: дайте мне, старику, полчасика переговорить с женихом с глазу на глаз в кабинете Эдуарда Францевича.
Это выглядело что-то вроде концовки гоголевского «Ревизора», когда жандарм сообщил местному бомонду о прибытии из Петербурга чиновника по особым поручениям. Гости переглядывались между собой, пытаясь понять, как им реагировать на это: то ли радоваться, то ли огорчаться по этому поводу. Я и сам как-то на секунду похолодел от какого нахлынувшего нехорошего чувства, но отогнал от себя это наваждение. «Да, умеет господин старейшина фризов нагнать туману», - вздохнув, подумал я.
-Я готов! – твердо во всеуслышание сказал, вставая, я и решительно вышел из-за стола.
-Прошу прощения за экспромт, очень важное дело, - как бы извиняясь, сказал дядюшка Ян и, пропускаемый мною, первым зашагал к кабинету своего племянника.
У меня было такое ощущение, что мы с господином Полосовски вошли во «святое святых», когда за нами затворилась дверь и мы уселись на два стула, стоящих у рабочего стола Эдуарда Францевича. «А я-то думал, что дядюшка Ян, как патриарх займет место за столом допросов!», - мелькнула у меня в голове задорная мысль.
Дядя Ян сначала смотрел пристально на меня, ничего не говоря примерно в течение двадцати секунд. Я испытывал некоторое смущение от такого поведения с его стороны и слегка заерзался на стуле от нетерпения.
-Вы меня извините, Ян Альфредович, - я был вынужден разорвать тишину, которая уже начала тяготить меня, - я не совсем понимаю цели нашего уединения. Может быть, вы мне объясните, зачем мы встали из-за стола и ушли сюда?
-Ник, вы не волнуйтесь, я не буду пытать вас ни о чем. Просто мне нужно переговорить с вами по душам, а в довольно шумной и многолюдной компании это сделать весьма проблематично, - пытался успокоить меня старейшина Ян.
-Вы так считаете? – переспросил со вздохом некоторого облегчения я. – Итак, что вы хотите знать?
-Ничего особенного, - уверил меня тот, - просто, дружок, удовлетвори мое стариковское любопытство. Согласись, мы ведь незнакомы с вами и я ничего не знаю ни о тебе, ни о ваших отношениях с Урсулой. Если младшую Глиссер я знаю практически с пеленок, то тебя вижу в первый раз. Как ты с ней познакомился? – тот перешел незаметно на «ты» со мной.
Я очень коротко, но красочно обрисовал историю наших взаимоотношений с моей будущей женой Урсулой. Дядя Ян слушал меня очень внимательно: иногда он многозначительно поднимал брови вверх, иногда едва заметно усмехался, иногда его глаза загорались каким-то далеко не стариковским огнем.
-Значит, ты любишь Урсулу и хочешь на ней жениться? – спросил меня он. Нельзя сказать, что этот вопрос застал меня врасплох, но мне было тяжеловато как-то сразу и однозначно ответить на него. И дело было не в моих чувствах, а в той мере ответственности, которая возлагалась на меня после этого шага.
-Признаться честно, - на меня почему-то вдруг нахлынуло желание позволить себе откровенность в разговоре с Яном Альфредовичем, - я никого не любил так, как люблю Урсулу. Если разобраться по-настоящему, то я никого не любил вообще. Я понял это лишь со временем. И я так трепетно отношусь к нашему браку с ней, что боюсь обидеть ее чем-то, когда мы с ней все-таки поженимся. Даже мысль об этом страшит меня!
-Это хорошо, если так! – одобрительно кивнул головой в ответ дядя Ян. – Не все ведь дорожат своими отношениями с любимыми женщинами. А женщина, молодой человек, это как драгоценный, но хрупкий сосуд: одно неосторожное движение и он может разбиться. Конечно, можно попытаться склеить его, но шрамы останутся навсегда.
«Очень сильно сказано этим мудрым стариком! - я был восхищен его высказыванием. – Умеет же подобрать нужное и точное слово».
-У меня есть хороший приятель, его зовут Игнат. Еще в прошлом году, я не знал многих вещей, связанных с отношениями между мужчинами и женщинами, с браком, так чтобы семья существовала всю жизнь, а не несколько лет жить в браке, а потом развод. Он наставил меня на путь истинный и, хотя я еще некоторое время набивал шишки, но, в целом, направление движения было выбрано правильно, - продолжил рассказывать ему я.
-Скажите на милость, - откликнулся старейшина фризов.
Некоторое время мы общались с ним на разные вольные темы и где-то в глубине души у меня даже росло недоумение по поводу того, что можно было пообщаться и за столом, не прерывая процедуры помолвки.
-Урсула, наверное, скучает за нами, - я осторожно намекнул на тот факт, что нам было бы неплохо вернуться к гостям.
-Значит, у вас с моей внучатой племянницей все серьезно, - словно умышленно проигнорировал мои слова дядя Ян. – Что ж я рад за вас! Из того, что ты рассказал мне о вашей дружбе с ней, я вижу, что Господь Бог упорно вел вас к счастью.
-Знаете, Ян Альфредович, я ведь, когда понял после беседы с Игнатом, что мне нужно в жизни, то пошел сначала в церковь и впервые осознанно молился Ему, чтобы Он помог устроить мою жизнь. И когда Урсула заболела и чуть не умерла, то внутри меня что-то полностью перешло на рельсы веры. Я стал дважды в день, как минимум, молиться Господу и в течение дня постоянно разговаривал с Ним. Он мне стал, как родной отец, - я поделился и этой частью жизни с благоговейным стариком.
-А что это за история болезни, которая тогда случилась с Урсулой? Говорят, ее отцу Эдуарду Францевичу пришлось тогда туго и он почти все распродал, чтобы его дочь выздоровела, - Ян Альфредович заметно оживился, желая услышать от меня каких-либо подробностей.
-Да, свыше тридцати тысяч он потратил на лечение моей любимой, но это была лишь половина денег, которые нужны были для ее выздоровления, - поддакнул я, почувствовав, что внутри меня появилось искушение похвастаться своим благородством, но я смог подавить в себе это чувство, - но нашлись добрые люди, которые помогли ее отцу и безвозмездно дали ему сорок пять тысяч долларов, чтобы Урсула вылечилась.
Я смущенно опустил голову вниз.
-Скажите, пожалуйста, какие молодцы! – восхищенно проговорил тот. – Это поступок настоящей и сильной личности. Такое редко, крайне редко, молодой человек, случается в наше время. Вот бы увидеть этого человека, я бы пожал ему руку и поблагодарил его за участие в спасении родственницы.
Услышав эти слова, я еще больше покраснел. «Нужно переводить разговор в другое русло, - подумал я, - а то гости заснут там за столом!».
-Ян Альфредович, так, стало быть, вы ничего не имеете против нашей помолвки с Урсулой? – задал ему в лоб вопрос я. – Вы благословите наш брак?
-Не вижу препятствий, - старик весь встрепенулся. – Я реально вижу, что ты любишь Урсулу. По лицу моей внучатой племяннички заметно, что она души в тебе не чает. Когда ты говоришь или делаешь что-то, она с таким восторгом смотрит на тебя! Признаться, я даже завидую вам, молодой человек, вы удостоились любви такой славной и красивой девушки, как Урсула. Вот бы мне скинуть годков хотя бы сорок!
Я не верил своим ушам: старейшина фризов тоже мечтает вернуться душой в молодые годы. А я то думал, что этот человек столько же имеет в себе жизни, как и какая-нибудь древняя икона тысячелетней давности.
-Стало быть, мы можем уже сделать камбэк, то вернуться в общество родных и близких? – снова уточнил я.
-Разумеется. Самое время сделать это! – кивнул головой Ян Альфредович. – Я, буквально, на минутку задержусь здесь в кабинете твоего будущего тестя. Ты иди, Ник, а всем остальным скажешь, что я присоединюсь немного позднее.
Когда я выходил из кабинета Эдуарда Францевича, то моему удивлению не было предела. Гости, наверняка, строили догадки по поводу того, что было темой нашей секретной беседы с Яном Альфредовичем, а мы вместо того, чтобы действительно обсуждать серьезные темы, провели время в дружеском трепе. Появившись снова в зале, я сразу же привлек всеобщее внимание всех.
-А где Ян Альфредович? – отец Урсулы выглядел растерянным, задавая вопрос мне.
-Он появится буквально через пару минут, - ответил я, присаживаясь рядом со своей, без пяти минут, невестой.
По залу пошел приглушенный шепот обсуждения подобно тому, как брошенный в воду камень порождает круги, расходящиеся кольцеобразно в разные стороны по водной глади. Мы переглянулись с Урсулой и она наклонилась к моему уху, чтобы задать интересующий ее вопрос.
-О чем вы там так долго говорили, Ник?
-Да так по-дружески болтали, - небрежно с оттенком фамильярности ответил я.
-С каких это пор ты, Ник, стал приятелем старейшине фризов Украины!? – у моей возлюбленной глаза здорово округлились от удивления.
-Потерпи, дорогая, - заметил я. – Ты еще и не то увидишь?
Пока Глиссер-младшая соображала, как отреагировать на мою реплику, в зале снова появился господин Полосовски. В своих руках старейшина фризов нес небольшой старомодный саквояжик, отдаленно напоминающий большую барсетку. Что-то в его поступи было пронизано величием и сознанием собственного морального превосходства, именуемого на языке религии «добродетелью». Он подошел к своему месту, но не сел, чем вызвал дополнительный интерес к своей персоне.
-Ян Альфредович, что происходит? – поинтересовался Эдуард Францевич, отец Урсулы.
-Минуточку, Эдуард, вы всё узнаете сейчас, - успокоил его старейшина, а затем обратился ко всем присутствующим. – Друзья, многие из вас не первый год знают меня, особенно с того часа, когда я был избран старейшиной нашего народа, фризов. Все эти годы я старался верой и правдой служить вам и Богу. И сюда я приехал не просто с целью благословить помолвку нашей младшей сестры Урсулы Глиссер с ее избранником Николаем Огнёвым, но и решить некоторые вопросы, связанные с этой семьей. Я имею в виду семью Глиссеров.
-Вы нас интригуете, дядя Ян! – его на мгновение перебила Алевтина Борисовна, мать Урсулы.
Тот, прежде чем продолжить свой спич, усмехнулся, взглянув в ее сторону, и, немного прокашлявшись, заговорил дальше:
-Вы все знаете о том, что в семье Глиссеров случилась беда и Урсула Глиссер была очень больна. На ее лечение ее отец Эдуард потратил фантастические деньги. Но, слава Богу, болезнь позади и Урсула восстановила свое здоровье. Совет нашего народа «Фризенрат» предоставил мне определенные полномочия для оказания материальной помощи этой семье и я счастлив сообщить, что единогласно все старейшины согласились выделить одноразовую субсидию Глиссеру Эдуарду Францевичу в размере пятидесяти тысяч долларов!
-Браво, дядя Ян!!! – восторженно воскликнул я и подлетел вверх со стула, не в силах сдержать свои эмоции.
Отец Урсулы, услышав подобное решение, сначала побледнел, а затем просто бросился обниматься с Яном Альфредовичем, пренебрегая правилами этикета под всеобщий гул аплодисментов.
-Что же это, Ян Альфредович!? – он не мог найти слов от благодарности. – Это значит, что я смогу восстановить свой бизнес полностью и даже вложить в него дополнительные инвестиции!
-И сыграть приличную свадьбу дочери, - улыбнувшись, заметил дядя Ян. – Но это еще не все… Дослушайте меня до конца! Наберитесь терпения, друзья, я не смогу вас перекричать, возраст уже не тот.
-Тихо! – в процесс включился Вилли, старший брат моей невесты.
Народ начал успокаиваться, возбужденный поначалу такими фантастическими цифрами благотворительности от «Фризенрата». Ян Полосовки подождал, пока установится тишина и лишь затем продолжил свою речь.
-Теперь, что касается, Урсулы Глиссер! – многозначительно произнес он.
Мы с Урсулой удивленно переглянулись.
-Что еще за номер отколет дядюшка? – едва слышно шепнул ей я.
-Сейчас увидим, - пожала плечами она.
А дядя Ян, между тем, видимо, задался целью и дальше шокировать присутствующих.
-Мои коллеги по «Фризенрату», учитывая некоторые обстоятельства дела Глиссеров и благородное поведение будущего супруга Урсулы Николая Огнёва, соблаговолили выдать свадебный чек на имя Урсулы на кругленькую сумму в сто двадцать пять тысяч долларов США!
-Сколько!? – у меня от волнения перехватило горло. – Сто двадцать пять тысяч долларов? Ян Альфредович, может быть, я ослышался и вы хотели сказать: тысячу сто двадцать пять долларов?
-Нет, вы правильно услышали сумму: сто двадцать пять тысяч долларов! – дядя Ян был неумолимо серьезен. – Этот чек сможет быть обналичен вами, то есть, вы только тогда будете иметь возможность снять деньги со специального банковского счета, когда предъявите в банке оригинал свидетельства о браке. В противном случае, по прошествии одного года деньги будут отозваны назад на счета «Фризенрата» Украины.
«Стоп, машина! Это что же получается? – мои мысли заработали с лихорадочной скоростью. – Если я женюсь на Урсуле, то смогу купить шикарную квартиру, у меня снова будет машина и навороченный комп. И даже после этого еще останется ей на всякое женское барахло! Но с другой стороны, не подумает ли она, что я женюсь на ней из-за денег? Фу, какая низость, но из браков, которые заключают люди либо из любви, либо по расчету, самые крепкие те, которые заключаются по любви, но из расчета!».
Видимо, я так увлекся подпольной мозговой математикой, что на моем лице сильно отобразились некоторые особенности этой калькуляции, так что Урсула с подозрением взглянула на меня.
-Если ты не любишь меня, Ник, - она негромко, но достаточно отчетливо, так чтобы мог слышать я, сказала в мой адрес, - тебе не обязательно жениться на мне! Если ты сделаешь это из-за денег, я обязательно почувствую это и тогда наш брак умрет, едва родившись на свет!
-Какие деньги, любимая? – ужаснулся я. – Разве ты забыла, чем пожертвовал я ради тебя!?
-Но теперь у тебя есть возможность вернуть потерянное, - возразила она.
-Если ты не доверяешь мне, тогда давай закончим этот спектакль! – в порыве раздражения парировал я.
-Не дождешься, - ответила она и обратилась к дяде Яну. – Ян Альфредович, благословите наш брак и объявите нас женихом и невестой. Через шесть месяцев мы станем супругами!
Тот внимательно посмотрел на нас и повернулся в сторону отца Урсулы. Эдуард Францевич уже держал в руках приготовленный поднос, на котором лежали два серебряных кольца для совершения помолвки. Господин старейшина взял кольца с подноса, подошел к нам и надел их по очереди: сначала мне, а потом Урсуле.
-Объявляю вас, Николай Огнёв, женихом для Урсулы Глиссер, и тебя, Урсула Глиссер, невестой для Николая Огнёва! Отныне вы не имеете права заглядываться на других парней и девушек, ухаживать за ними или совершать другие аморальные действия. Вы теперь обручены и через шесть месяцев станете мужем и женой друг для друга, если подтвердите на церемонии венчания свое решение создать новую семью перед лицом Господа Бога нашего и всеми людьми!
Мы с Урсулой совершили невинный поцелуй в губы под бурные рукоплескания родных и близких. Начинался новый, еще более ответственный этап в нашей совместной судьбе, что наполняло нашу жизнь надеждой и ожиданием благих грядущих событий.