Энтони захлопнул за собой дверь каюты и обернулся к зеркалу. Намочив небольшой лоскут красной ткани в пиале на столике, он начал медленно стирать с себя грим. Сначала натер до красна белый лоб, убрал со щеки непослушную черную слезу, и уж тогда пришел черед ярко алых, неестественных губ. Лицо веселого лицедея в минуту стало молодым, но слишком суровым для своего возраста. С виду ему было лет двадцать семь – тридцать, но постоянно наносимый грим и не слишком легкий жизненный путь сделали его облик усталым и огрубевшим. Мелкие морщинки залегли в складках губ и возле глаз. Впрочем, все это было не так уж и важно, поскольку сам Энтони уже и не помнил, когда в последний раз беседовал с кем-то без своей опостылевшей белой маски. Людям абсолютно безразлично, как выглядит вне сцены тот, кто их развлекает. А его такое состояние вещей вполне устраивало.
Корабль мерно покачивался на волнах. Энтони отложил грязную тряпку и задумчиво склонился над миской, вытащенной из-под кровати. На третьи сутки морская болезнь отступила, но иногда на него все еще накатывали утомительные, опустошающие приливы тошноты. И, как ему казалось, дело было совершенно не в качке. Скорее, в окружающих его людях. А тут еще и сегодняшнее происшествие…
Хозяин решил, что гастроли цирку просто жизненно необходимы. Что ж, его право. Но зачем было тащиться в такую даль? То есть, коммерческая жилка Генри Саливана, конечно, не подвела. В каждом порту их встречали с большим интересом, радостью, а кое-где (и такие места артистам нравились гораздо больше) даже платили неплохие деньги… Да и что там скрывать, подобное времяпрепровождение Энтони было только на руку. Оно соответствовало основному жизненному принципу мима: не задерживаться подолгу на одном и том же месте. С некоторых пор принцип превратился в необходимость…
Однако в последние дни какая-то неуемная тревога сжимала сердце в кулак. На душе скреблись кошки. Честно говоря, по мере приближения к проливу Санта Лили, в котором частенько пропадали корабли, становилось все хуже. Мим ругал себя последними словами, называл суеверным простачком, но спокойствия, тем не менее, достичь не удавалось. А сегодня еще и это…
Ну не мог этот человек оказаться среди зрителей. Никак не мог. Все это было так давно и настолько уже превратилось в неправду. Он заставил превратиться. Медленно выживал из себя ту зимнюю ночь, когда потерял все и нацепил на себя несносную, но такую привычную маску…
Корабль раскачивало все сильнее. Энтони, пошатываясь, от стеночки к стенке, передвигался к намеченной цели. Было нестерпимо тихо – тишину хоть ложкой ешь. Набирай густой кашей и размазывай по поверхности тарелки… Наконец, мим добрел до нужной двери и громко постучался. Так громко, что сам вздрогнул от звука, разорвавшего непривычное молчание на части.
- Войди, - послышался скрипучий голос из-за двери.
Энтони решительно ввалился в каюту и неожиданно для самого себя застыл на месте. Честно говоря, гадалку, поднимавшуюся на борт, он запомнил совершенно не такой. Хотя… Точнее было бы сказать, что в ссутулившемся, накрытом цветными тряпками существе, он, к стыду своему, заподозрил привычную для этой профессии горбатую, страшную старуху. Однако...
- Ну, чего застыл? – усмехнулась сидящая на лежанке прекрасная богиня. Две черные косы змеями обрамляли ее лицо и спускались до талии. Тонкие и довольно ловкие пальчики быстро-быстро перебирали колоду карт, попеременно срезая ее часть и подкладывая куда-то в середину. Энтони невольно залюбовался картиной и иронично подметил про себя, что из нее вышел бы неплохой карточный шулер. – Отродясь не играла в карты, - ухмыльнулась прозорливая ведьма, - но с тобой, красавчик, возможно, несколько партеек бы и затеяла. Однако, эта колода судьбы. И ею я играю совсем в другие игры. Да и ставки гораздо выше. Садись, рассказывай.
- Что рассказывать? – растерялся мим. – Разве подобных вам людей не принято слушать? Да еще и раскрыв рот от изумления?
Девушка расхохоталась. Смех ее был неестественным, громким и немного зловещим.
- Что, думал, я старше?
- Да. Мне так показалось. Вижу, что ошибался.
-Не скажи, хороший мой. Просто все мы носим маски и предстаем перед своими зрителями в том виде, в котором легче их расшевелить. Впрочем, не мне тебе это рассказывать. Ты ведь пришел ко мне побеседовать?
- Пришел узнать кое-что о своей судьбе…
- Врешь, - непререкаемо заявила колдунья. – Не веришь ты подобной чуши. Да и я, честно сказать, не привыкла гадать тем, кому это совсем не нужно.
Она деловито перетасовала колоду и протянула ее миму.
- Вытаскивай карту. Которую возьмешь первой, та и будет тобой.
- А вдруг ошибусь?
- Никто еще не ошибался. А ты бы поторопился, милый. И без того последний пришел из всей команды. Заставил меня ждать. Думала, уж и не покажешься.
Гадалка задумчиво перевернула выбранную собеседником карту и закинула ее обратно в колоду. А затем начала тасовать, быстро и методично что-то приговаривая. Энтони показалось, что его самого завертело в каком-то непонятном, стремительном шторме. Будто он не сидит здесь на маленькой лежанке рядом с ведуньей, а вертится в невероятной воронке колоды карт. Голова закружилась, его начало мутить, как при морской болезни. Парень резко вскочил, распахнул двери и его вывернуло прямо на палубу. Вслед раздался устрашающий старушечий (с чего бы ему быть таким) хохот. Мим вздрогнул, обернулся по сторонам, и только сейчас понял, почему так нестерпимо тихо. На корабле не было ни души, кроме него и таинственной незнакомки. И как он сразу не заметил?.. «И без того последний пришел…» - раздался голос в его голове. Что происходит? Куда все подевались?
- Эй, парень, ты куда запропал? – голос из каюты напугал его. Но, тем не менее, его магнитом затянуло обратно. И как раз вовремя. Гадалка вытянула несколько карт, положила их на небольшой прикроватный столик. – Вот это ты, - ткнула она пальцем в одну из карт, лежащую посередине расклада. Энтони всмотрелся в лицо подмигивающего джокера. Тот не вызвал в нем никаких эмоций. Картинка, как картинка.
Гораздо больше заинтересовали его карты, лежащие по бокам. Справа лежала соблазнительная дама червей, напомнившая ему молоденькую акробатку из их цирка, слева – бубновая шестерка, изображавшая парнишку лет тринадцати, ловко управлявшегося со снастями. Сверху – бубновый король в строгом коричневом костюме.
- Ну, рассказывай, зачем пришел! – усмехнулась девушка. – Не гадать же, в самом деле.
- Вопрос задать.
- Нет, ответ на твой вопрос. Мертвецы не ходят смотреть на выступления мимов. Не подсаживаются на корабли, идущие в чужие, далекие страны с целью убить или отомстить. Мертвецы так не делают. А вот живые… от этих хитрецов всего можно ожидать!
С этими словами гадалка вытащила последнюю, четвертую карту и положила ее сверху, над веселящимся джокером. Энтони на несколько секунд показалось… нет, этого не может быть! Он придвинул к себе трефового валета, всмотрелся в его лицо и резко подскочил, зацепив локтем колоду. Карты белыми хлопьями снега посыпались на пол… И тут артист увидел нечто такое, что напугало его гораздо больше внезапно воскресшего гостя из прошлого.
Маленькие картинки на лежащих рубашками вниз картах вдруг зашевелились. Шестерка бубен на поверку оказалась нахальным и противным юнгой, с которым он давеча ссорился из-за неубранной сцены. Червовая дама действительно походила на сладострастную акробатку, у которой было по роману в каждом порту. Бубновый король – Генри Саливан, алчный и циничный торговец искусством… Все они пытались выбраться из своих картонных клеток, беззвучно шевелили губами и, подобно крохотным мимам, перебирали ручонками по невидимой никому преграде. Так вот почему вокруг такая тишина…
- Что испугался? Не видел никогда плененного порока? Мышки в клетках. За сыром полезли, настоящее «я» показали и угодили в собственную ловушку. Не только ты грим с себя по вечерам снимаешь…
- Они… настоящие? – только и смог выдохнуть Энтони. Гадалка недоуменно посмотрела на него и устало вздохнула.
- Вечно вы, джокеры, считаете себя особенными. Меняете обличья, подмигиваете мне то одним глазом, то другим. А власти над собой не даете. Почему никогда не просите ничего? Не жаждете ни денег бубновых, ни мести трефовой? И пиковое тщеславие вам чуждо, и червовая распутность. Ищите вечно от жизни какой-то чепухи. То справедливости, то свободы. И нет чтобы унижаться, требовать у судьбы, вымаливать у богов. Думаешь, валет твой трефовый просто так на корабле оказался? Уж меня-то не обманешь. Я ведь знаю, что зря люди мимами, клоунами да арлекинами не становятся. Рассказывай, как дело было. Женщина, как всегда, причиной?
- Откуда вы знаете? – ахнул Энтони и опустился обратно на кушетку.
- Я многое знаю, милый. Женщины – существа коварные. Но откуда же ты мог знать, что камень, занесенный ее словами и опущенный твоею рукой, цели своей не достиг? Устал, наверное, прятаться да бежать? Сколько времени с тех пор утекло? Лет десять?
- Двенадцать. Так он что… того? Жив остался? Выходит, зря я все это время…
- Ну, зря – не зря, кто же тебе теперь расскажет? Ничего в этой жизни просто так ведь не случается. Посмотри на этих пропащих. Тьфу, не люди, а сборище мимов. Глянь на них. Зря ты на стихию да болезнь морскую грешил. Меня бы тоже от таких тошнило.
- И что, все они просили чего-то?
- Просили? Да они готовы были на что угодно, лишь бы получить куш, не пролив при этом ни капли пота. А как прикидывались-то добропорядочными… настоящий маскарад. Забавно, малыш, но единственным в этой компании человеком без грима оказался мим…
- И что же мне теперь делать? – спросил Энтони.
- А почем мне знать? Хочешь, нанеси грим и смеши людей дальше своими нелепыми выходками. Хочешь – смени профессию. Ни к чему прятаться. Никто тебя больше не ищет. Впрочем, никто и не искал… Без вины виноватым сам ты себя сделал. Глупость твоя да любовь твоя первая. Как говориться, вот лодка, вот весло. Катись на все четыре стороны и больше мне не попадайся, - гадалка стала собирать карты, и мим бросился ей помогать. – Я привыкла давать людям то, что им нужно. А вы, джокеры… В общем, не по пути нам, хороший мой.
- А как же они? – Энтони кивнул на колоду.
- Только не говори мне, что никогда не слышал легенду о том, что в проливе Санта Лили пропадают корабли, - подмигнула ведунья. – Что ж, прощай! Здесь наши пути расходятся.
Маленькая лодка медленно опустилась на воду и, хлюпая веслами, начала отдаляться куда-то в сторону горизонта. По крайней мере, берега пока видно не было. Да и к какому берегу хотелось пристать уставшему миму, он пока еще не понял. Было что-то неимоверно грустное в том, чтобы смешить людей своим молчаливым укором. Он сам смеялся над ними, показывал им отражение глупых напыщенных лиц, их гнуснейших пороков и недостатков. А они, глядя в это кривое, но все же правдивое зеркало, хохотали и попадались в нелепые ловушки судьбы. Не так-то просто сменить профессию, ставшую призванием…
А то, что побег, ставший смыслом жизни, оказался ему больше не нужен… Что ж, можно вложить в нее какой-нибудь новый смысл. В конце концов, что есть жизнь, как не смена приоритетов в вечном поиске чего-то… постоянного в бесконечно меняющейся воронке реальности?
Гадалка стояла на палубе и смотрела вслед отдаляющей лодке. Несколько минут спустя она хмыкнула, засунула потрепанную колоду карт за пазуху, разбежалась и прыгнула в воду. А потом стала очередной легендой для людей, которым нужно во что-то верить, чтобы объяснить, почему мир устроен не так, как им хочется. Поговаривали, что кто-то видел (интересно, каким таким чудесным образом, но слухи – есть слухи), как прекрасная русалка сидела на торчащем из воды носу затонувшего корабля, расчесывала свои длиннющие черные волосы и ехидным голосом напевала незатейливую песенку:
А в проливе Санта Лили
Пропадали корабли.
Нет, не волны их топили.
Их взимали за долги.
Здесь с людей срывали маски,
Здесь смывали белый грим.
А героем этой сказки
Неожиданно стал мим...
В моей старенькой колоде
Джокер получает клад.
Только он всегда свободен.
В его пользу мой расклад.