Крещенские морозы
В преддверии крещенских морозов, я всегда вспоминаю те дни, когда дворы и улицы Киева были покрыты сугробами снега и толстой блестящей коркой льда. Тогда, на улице, мороз нещадно щипал уши , нос, руки так, что ты, сочувственно глядя на меня, останавливался и крепко обнимал, пытаясь согреть: растирал своими теплыми ладонями мои уши , нос , натягивал повыше воротник шубы. А потом бережно снимал с моих рук перчатки и грел своим горячим дыханием. Тогда я забывала о холоде.
Это был первый наш медовый месяц. Я еще не любила твой город, тосковала по своему теплому краю, родным и очень хотела домой. Ты спешил с работы побыстрей домой, потому что знал, что в этом чужом краю мне нужно было, чтобы ты был рядом. Всегда.
Пока ты был на работе, твоя мама водила меня к лучшей своей парикмахерше, чтобы сделать мне модную современную стрижку. Тогда были в моде стрижки "паж" и "гарсон". Мне больше подошла стрижка "гарсон". Я была хороша. В зеркале на меня смотрела симпатичная девушка с аккуратно подведенными серым карандашом стрелками на веках и карминового цвета помадой на губах.
Вот эти яркие красивые чешские бусы, длинные тонкие серьги и нежная шелковая блузка - это не мое желание. И даже польские духи "Пани Валевска" любимые духи не мои , а твоей мамы. Мне очень хотелось быть для тебя самой лучшей.
Ты , увидев меня , крепко обнимал и с сожалением, трогая мои стриженные волосы, просил больше не стричь волосы. Не слушать маму и поступать так, как мне самой нравится. Ты выговаривал маме за стрижку, но мне нравилось все то, что со мною происходило. Единственное, что меня приводило в отчаяние - это высокие каблуки на зимних сапогах. Я носила обувь на низком ходу, но твоя мама убедила, что шпильки придают женщине "особый шик." Я тогда не понимала, зачем так легко иду на поводу желаний и советов твоей мамы. Мне не хотелось ее обидеть. Но ведь и нравились все те изменения, которые во мне происходили!
В крещенские морозы нам не хотелось сидеть дома. Мы не могли с тобой никак наговориться, побольше побыть вдвоем и потому постоянно куда- то уходили из дома. Обычно шли пешком от Маргаринки до Владимирского рынка и по улице Красноармейской доходили до костела Св. Николая, построенным в готическом стиле с высокими башнями со шпилями высотой до 62 метров знаменитым архитектором В.Городецким. В нем находился Дом камерной и органной музыки. Если получалось сразу купить билет "на сейчас" , то мы были счастливы и проходили в просторный концертный холл , быстро согревались и слушали органные концерты Баха, Шопена и Моцарта. Длительность концерта около часа нас устраивала. Мы наслаждались звучанием органа и акустикой, но большое впечатление производил, конечно, контртенор концерта. Мы сидели с тобой рядом , взявшись за руки и удивлялись возможностью органа заменять собой целый музыкальный ансамбль, состоящий из разных инструментов.
Рядом сидели зрители разного возраста: кто -то сидел, закрыв глаза и наслаждался живым волшебным звуком органа; кто- то слушал и одновременно рассматривал архитектуру и стиль костела. Высокие арки, лепные потолки в виде ангелов и лепестков, цветные витражи на стеклах окон , иконы и, конечно, орган.
До концерта ты быстро ведешь меня к органу и рассказываешь о том, что он состоит из трех клавиатур (мануальных и педальных), по которым распределено 55 регистров и из 3846 труб разных диаметров и длины. Большинство труб сделаны из металла, но некоторые из них из дорогих пород дерева. Я пытаюсь запомнить каждое твое слово. Зачем? Не знаю. А когда заканчивается концерт, не хочется уходить из костела. Впечатление промытой души от всего ненужного и наполненной необычайно щедрым светом и теплом от увиденного и услышанного, греет нас и воодушевляет. Мы идем гулять дальше по зимним улицам города.
Наконец, доходим до Владимирской горки. Там, внизу, замерзшие воды Днепра и голые склоны ее высоких берегов с широкими мостами, соединяющих районы города в одно целое. Здесь, наверху , такая живая энергетика, такой чистый свежий воздух, что дух захватывает от восторга. И ты улыбаешься, потому что ни словом не просишь полюбить твой город. Ты водишь меня по своим любимым местам и понимаешь, что я уже начинаю забывать о своем доме. Я уже люблю этот город , восторгаюсь им, а ты смотришь на меня и весело смеешься.
Иногда мы присаживались на замерзшую, запорошенную снегом скамейку, чтобы я могла расслабить свои уставшие ноги. Потом мы идем греться во встреченные магазины и кафе. В одном известном сувенирном магазине, в центре города, ты заставил меня примерить понравившееся меховое зеленое пончо. Оно было такое легкое, пушистое, насыщенно зеленого цвета. Легкое и теплое, оно мне было к лицу. Ты уже пошел к кассе, чтобы выбить чек, когда я успела поспешно снять с себя эту зеленую прелесть и убедила тебя , что в моем гардеробе оно ни к чему не подходит. Ты удивился и спросил, а нельзя ли в нем ходить дома, когда будет холодно.
Мне нравилось, когда мы заходили в маленький теплый кафетерий на улице Свердлова и ты обязательно заказывал "Пражский" или фирменный "Киевский" торт с кофе и двумя рюмками водки. Широко улыбался и говорил, что это необходимо для того, чтобы не замерзнуть и не заболеть. И так, согреваясь, мы бродили зимними улицами города. И когда начинали окончательно замерзать, садились в троллейбус №1 и спешили домой. Там нас ждали родители и теплый чай.
А потом была ночь. Мы включали прозрачный ночник с плавающими в нем разноцветными мелкими блестками. Тихо играла музыка Поля Мориа и Джеймса Ласта, где то в углу медленно, в такт музыке, кружились светящиеся блестки, за окном завывал холодный зимний ветер, а ты был рядом. И ничего на свете было больше не нужно.