Увечная правда

Володя Смирнов
Он не стал для матери подарком, хотя родился под Новый год. Мать отказалась от новорожденного.

Но судьбе показалось мало, что он сирота, надо было у него отнять и ноги. Леня Корсаков представлял из себя половину человека, ног у него не было совсем и он передвигался на инвалидной коляске.

Меня в нем поражала жажда жизни и однажды мы разговорились. Леня не пенял особо на судьбу. 

- Я родился в Кемеровской области, в городе Ленинск - Кузнецкий. Мать меня оставила в роддоме, и я свою мать никогда не видел. Жил до семи лет в детском доме. Потом отправили в школу - интернат, там я учился до седьмого класса, когда эта беда со мной стряслась: поездом отрезало мне ноги.

Я рос хулиганистым, но в интернате все такие были, и крали с малых лет, потому что государство не оденет, как хотелось, и конфет не купит, и на мороженое не даст.

- Как ты пережил потерю ног?

- Сначала я не верил, думал, это сон, проснусь, и все будет нормально. Попал в институт протезирования в Новокузнецке, два года там провел. Мне протезы сделали, один протез весил 6 килограммов, я ходил как терминатор. Поэтому, в основном, передвигался на коляске, но я быстро ездил, меня даже Шумахером прозвали.

- Стоп, Леня, только честно, ты сначала думал, сон, но потом, когда увидел, что ног нет, мысли о самоубийстве приходили?

- Нет, никогда, клянусь, я отвечаю, честно. Просто шло привыкание к новой жизни, стал спортом заниматься, там же специализированный институт и для инвалидов были созданы условия, чтобы они могли спортом заниматься. У нас даже бассейн был и я плавал, чтобы научиться держаться на воде без ног. А после института меня отправили в специнтернат для инвалидов. Там я приловчился красть, в основном по карманам лазили, шмыгали возле магазинов; если пьяный подвернется, мы его обчистим, а так чтобы специально шли на кражу – нет, такого не было.

Когда стал совершеннолетним, меня перевели в другой дом инвалидов, там же в Кемеровской области, а в 1996 году друг детства, Саша, он тоже сирота, мы вместе были в школе-интернате, предложил перебраться в Москву.

В Москве мы сняли квартиру, сошлись с московскими карманниками, Саша был вхож к ним, и 5 лет проработали в метро.

- Проработали?

- Да, это мы так называем. Потом Сашка исчез, как будто в воду канул, у меня появился другой товарищ, работают всегда вдвоем. Звали его Ромка. Он был беженец из Азербайджана и с малых лет работал по карману. У него, можно сказать, был криминальный талант: у кого хочешь вытянет. К нему многие тянулись, но он выбрал меня. А познакомились мы на Курском вокзале. Карманники всегда там собираются, перед тем как спуститься в метро. Ромка вытащит и мне передает, чтобы его с поличным не взяли. Я очень быстро научился различать подставы. Мне достаточно было взглянуть на пьяного и я уже на сто процентов мог сказать, подстава это или нет.

Работали мы по вечерам. Бывало, сразу деньги поднимали, а бывало, что спускались в метро несколько раз. У каждого карманника своя линия в метро.

Деньги, в основном, тратили на развлечения. Ромка помогал родным. Я любил сидеть в компьютерном кафе, по интернету лазил, смотрел фильмы и понемногу откладывал на импульсные протезы, они работают на биотоках, один протез стоит 16 тысяч долларов.

Мы вместе с Ромкой провели 6 лет, а потом нас приняли в метро, мы попались с телефоном. Тогда я получил свой первый срок. Мне дали год, а Ромке два с половиной года.

Десять месяцев провел в тюрьме, а приехал в колонию, в Орловскую область и пора была освобождаться. Отпустили на четыре стороны, и я опять за старое. А что? Ни отца, ни матери, ни родины, ни флага. И уже по-крупному попался. Сейчас сижу за магазин, набрал фотоаппаратов на полтора миллиона рублей. Это было 9 мая, на праздник, в центре Москвы, на Новокузнецкой, магазин «Мир фото» называется. А вышло все случайно. Охранник из магазина вышел к киоску пиво попить. Он уже поддатый был, и я подъехал на коляске за водой. Мы познакомились. Он пригласил меня выпить в магазин. Ему одному скучно было. Я ему побольше подливал, и он уснул прямо на диване.

Я объездил магазин, вскрыл ножом витрины, охранник сам видеонаблюдение отключил, чтобы не видели, что постороннего пустил. А меня сняла уличная камера, вот этого я не учел, и меня потом вычислили. В конце мая приняли второй раз и срок у меня теперь четыре года.

Под следствием я оба раза был в Бутырке. В 2006 году был в общей камере, она не была приспособлена для инвалидов, там было 60 с чем-то человек, а шконок всего тридцать. И в 2008 году опять была общая камера, но перегруженности уже не было и «реснички» с окон убрали. Евросоюз в этом плане здорово помогал.

- А пенсию по инвалидности ты получаешь?

- Пенсия была, но она маленькая была, я даже не помню сколько. Я ведь как уехал в Москву, так нигде не становился на учет и пенсию не получал. А теперь – другое дело. Судят меня как инвалида первой группы с детства, вот приговор у меня на руках. Судят как гражданина России, а в зоне выясняется, что я не гражданин России, потому что паспорта у меня нет, и пенсию не оформляют.

Делают запрос в Кемеровскую область, где я паспорт получал, оттуда нет ответа и так эта канитель год тянется. Видят, что я в инвалидной коляске, видят, что без ног, а инвалидность не оформляют и пенсию не дают. Это такая несправедливость, что мои кражи, по сравнению с ними – это ни о чем. В тюрьме вся сущность жизни познается. Не зря же говорят: кто был в тюрьме, тот в цирке не смеется.

- Леня, получается, что у тебя нет выхода; освободишься – и опять в метро?

- Может быть, получится найти своих родителей, я устал от бесприютности, хочу затеять поиск, как-то зациклился на этом, хочу написать в программу «Жди меня», может быть, они помогут. Если родителей найду, начну другую жизнь, семьей обзаведусь. Я мог бы на компьютере работать и содержать семью. У меня был друг Алеша, Мошкин Алексей, мы вместе протезировались в институте, у него ног нет, но у него свои колени, так он по горнолыжному спорту на Паралимпийских играх занял первое место. Привет мне передавал. Видишь, как у него сложилось. А у меня по криминалу пошло. Но у него родители, отец и мать, ему, конечно, легче, у него поддержка есть.

- Леня, а если государство обеспечит тебя импульсными протезами, назначит хорошую пенсию, ты пойдешь воровать?

- Нет, конечно.

- А по привычке? Привычка – вторая натура.

- Нет. Как может человека потянуть в тюрьму? Это я от безвыходности воровал.

Леня на меня смотрел как на дурачка, и я понимал, что молол пустое: государство предпочтет опять запихнуть его в тюрьму, но не станет раскошеливаться на протезы.