Расторопный кок

Александр Шелякин
     Сияя бронзовым загаром лица, улыбаясь щедро, черноморский подводник  Алексей Груздин был в великолепном расположении духа. Темные дуги бровей так и взлетали над прищуренными от солнца веселыми глазами. После более чем трех лет службы на подводной лодке в Севастополе моряк отправлялся домой, в отпуск.
Некрупное сибирское село запряталось в таежных лесах за сто с лишним километров от железной дороги, и ехать до него от Севастополя нужно было больше недели, но даль и время езды не волновали моряка. Десять дней отдыха предоставлялись ему без учета времени на дорогу.
Краснофлотец Груздин считался умелым и прилежным корабельным коком в экипаже. Приноровился к беспокойной флотской жизни и трудностям, к исполнению своих коковских служебных обязанностей. Поэтому и внеочередной отпуск получил, как поощрение.
Черное море нравилось сибиряку. Но домой тянуло. Там не только родители и братья с сестрами. Там и любимая девушка, которая ждет его не дождется не один год. “В отпуске, может, женюсь, если Наташа не будет против, - думал он. – А там и дослужить с гулькин нос останется. Семью как у всех порядочных людей строить начну…”
Забит до отказа железнодорожный вокзал. У билетных касс очереди, толчея. В  вокзале и на привокзальной площади жарко. А солнце как расколенная плита –  жарит и жжет.  И билета не достать. “Не уеду сегодня – уеду завтра, - рассудил он,  думая о том, что чересчур торопиться не стоит. – Завтра воскресенье, пассажиров должно быть меньше…”
Хотя задерживаться не хотелось и настрой был только ехать, Алексей вышел из вокзала. Тряхнув кудрявой шевелюрой, он бережно водрузил белую бескозырку на затылок и пошел к бухте, на плавбазу подводных лодок.
- Пробивного сопроводителя будешь подбирать себе, Алексей Михайлович? – с насмешкой встретил его краснофлотец Подстрункин, дневальный по кубрику, как только Груздин упомянул о большой очереди на вокзале. – Толкач быстро билет  добудет… Даже я согласен быть твоим поводырем. Возьмешь?
Не пришлось отпускнику уехать домой ни завтра, в воскресенье, ни в последующие дни. Ночью с субботы на воскресенье немецкие фашисты бомбили город, а днем страшное слово “война!” обрушилось на моряков подводной лодки и на всю страну страшным обескураживающим сообщением наркома иностранных дел страны: “Фашистская Германия без причин и без объявления войны напала на Советский Союз”.
                *
                *              *
Погашены огни маяков, затемнены улицы и дома. На подводные лодки загрузили боезапас, продукты. Южная бухта, где стояли подводные лодки, опустела вскоре.
Посланная на боевое задание к румынским берегам лодка Груздина,  расстреляв значительную часть торпед по шаландам с рыбаками, плавала почти бесцельно последние сутки. Моряки уже не надеялись встретить более или менее крупное судно врага, как вдруг обнаружили сухогруз. Искусно  увертывался и уклонялся сухогруз от атаки лодки, между тем торпеда  в него попала точно. Корабль затонул.
Во время атаки Алексей Груздин готовил пищу на камбузе. Но когда объявили, что вражеское судно тонет от попадания торпеды, Алексей оторвался от своих обязанностей и закричал “ура”. Обнимаясь с электриком отсека, бурно радовался успеху. На душе полегчало: враг получает сдачу!
Не всплывая, лодка повернула на обратный курс, домой. Был объявлен отбой боевой тревоги. Освободившиеся от вахт моряки, весело балагуря, растекались по отсекам.  Но вдруг загрохотали винты корабля над боевой рубкой. Треснула глубинная бомба. Гулко зазвенел стальной корпус лодки.
Уходя от преследования противника, разворачивающаяся лодка  накренилась круто. С кухонной плиты на палубу съехал противень с картошкой, свалился лагун с горячим борщом под ноги Алексею. Горячая жижа борща рикошетом брызнула и в лицо ему. Капустой с жаренным луком облепило камбузные переборки.
Испуганно Алексей шарахнулся вон из камбуза в проход отсека. Но из отсека не выскочишь – с боков стальные борта, спереди и сзади переборки. Прижавшись к камбузной двери спиной, будто за ней было желаемое спасение, Алексей в дрожи ждал очередного взрыва бомбы над головой. Но вторая бомба разорвалась далеко от лодки, а недавняя победительница, меняя глубину  и скорость, чего Груздин не очень хорошо представлял в своем разгоряченном сознании,  уходила все дальше от берегов противника.
К счастью, лодка удачно оторвалась от противолодочных кораблей врага, преследовавших ее, и сбавила скорость. Но всплывать было нельзя. Вражеские корабли все еще вели поиск и могли обнаружить ее. А корабельная аккумуляторная батарея к этому времени разрядилась, и электрики начали обессточивать  второстепенные механизмы с приборами, сократили и освещение, чтобы экономить электроэнергию.
Волнуясь, кок не подумал, что и еды экипажу не приготовить. А когда переступил комингс, возвращаясь на камбуз, обнаружил еще и остывшую плиту в своем закутке. Чем людей кормить? Камбузный закуток снизу доверху заляпан борщом. На стенках ошметки капусты с луком. Под ногами чавкает. Но главное – нет еды морякам.
Между тем камбузная беда была разрешена. Командир лодки велел на обед выдать консервы с компотом. Алексею бросил с шуткой: дескать, не горюй, в другой раз борщ - в сторону, пеки пироги с вареньем.
И Алексей  совсем успокоился. Даже вспомнил о доме. Почти два месяца войны – время тревожное, - а он еще не послал ни одного письма родным и нареченной. «Наташка, небось, заждалась весточки,  каждый  раз почтальона встречает за селом, - кололо угрызение совести. – Да и мать волнуется». Но, вспомнив свое поведение во время бомбежки вражеским кораблем, омрачился. О своем поведении стыдно было признаться матери с невестой в письме.  Моряк – и  струсил! Лагун с борщом не удержал на плите!  Как пугливая мышь, забился  в угол. Противно и тяжело вспоминать о происшедшем. А было бы отрадно написать невесте: «Твой Алеша бьет фашиста по-черноморски! Вражеский корабль потоплен в боевом походе.  Как картошку раскрошили его торпедой. А краснофлотец  Алексей Груздин  исполнял свои обязанности ответственно и умело…»
Наташе были известны смекалистость и смелость Алексея.
Накануне призыва на военную службу, Алексей отправился на промысел в облюбованное место в тайге.  Набрал полный мешок кедровых орехов, повернул к повозке, которая находилась в распадке за горой. Там промышлял дед Наташи, Семеныч. И наверняка тоже был уже не с пустыми емкостями.
Вдруг страшный крик от распадка заставил содрогнуться Алексея. Никогда такого ошеломляющего крика не слышал таежник. «Что произошло там?» Алексей кинул мешок с плеча, рванулся на крик. Еще издали увидал опрокинутую телегу и  бьющуюся лошадь в запутанной сбруе. Под разъяренным медведем в сухой траве кричал благим голосом старик, дед Наташи. Косолапый мохнач навалился туловищем на жертву  и  рвал ее  когтями.
Вроде и не подступиться было к ревущему дикому зверю, но Алексей, не задумываясь, кинулся на помощь Семенычу. По самую рукоятку всадил он лезвие ножа в хребтину разъяренного животного. И вовремя! А стоило на минуту опоздать, и не стало бы на свете Семеныча, дедушки невесты…
После боя и отрыва от преследователей, была объявлена готовность номер два и подводная лодка взяла курс домой. Звякнули задрайки переборочных дверей. Из дизельного в четвертый отсек явился моторист Подстрункин, рабочий по камбузу.
- Жив, кормилец? –  забалагурил он, увидав кока в перепачканной борщом одежде, с мрачным лицом.
Он взял швабру. Подсмеиваясь, сунул ее растрепанной пенькой в лужу под ногами Алексея.
- Стало быть, флотский борщ за борт?! – трунил он. – Живность морскую подкармливать…
Алексей молчал, пересиливая себя. Со стыда готов был провалиться под палубу, в глубину моря.
- Тебе, Груздь, тюльку-кильку доверить нельзя, - продолжал Подстрункин.
- Почто так? – поднял натертые грязным кулаком глаза Алексей.
- Косточками ненароком исколешься…
Подстрункина не остановить.
- Горячий лагун страшнее фашиста, - продолжал с насмешкой рабочий по камбузу. – Смотрю, не подводник ты, а…
В старшинской кают-компании, что ютилась за фанерной переборкой в отсеке, гвалт, хохот. Несмотря на неутешительные последние известия с фронтов, недавно услышанных  радистом, старшины смеялись, балагурили – корабль ведь противника потопили! Ловко обманули и преследователей: лодка, как рыба, из дырявой сети ускользнула от них целой и невредимой.
Но, может быть, поводом для веселья был камбузный недосмотр, врезалось Груздину в мысли. Хохочут, потешаются над никудышным коком!  Алексей побледнел от досады.  А тут еще и Подстрункин ляпнул, что коку Груздину даже камбуза нельзя доверить на лодке во время боя.
Бросив тряпку, которой протирал стенки помещения, Алексей шагнул к Подстрункину. Хмурый и злобный, отобрал у него швабру. Кинул в сердцах:
- Помощнички такие мне не нужны…
Показал  на размазанную им грязь по палубе и кивнул решительно на дверь камбузной загородки.
 – Шпарь отседова!
А  сам  как натянутая струна схватился опять за тряпку.   
По характеру Алексей Груздин был отходчив, не злопамятлив. Через полчаса-час инцидент был исчерпан,  и корабельный кормилец, как с симпатией многие звали Груздина, остепенился, сам отдраил  переборочную дверь в дизельный и крикнул:. “Кто тут не нарубался, тащи бак!”
Но как бы ни держал себя в руках кок, досада все же таилась в глубине его души. Алексей не новичок на лодке. Не один барказ каши наварил подводникам. Черные крылатые брови его сошлись на переносице, будто сцепились друг с дружкой в борьбе. “Это я – не подводник?! Мне нельзя доверить кильку с костями? – захлестнула всплывшая волна горькой обиды. -  Пошто  смеются и паясничают?..» 
Он взялся за чистку картошки, но не мог справиться с ножом – будто одеревенели пальцы рук. Невидимая тяжесть легла на плечи, чем-то стянуло грудь и, казалось, невозможно было дыхнуть. Да еще едкие запахи электролита, хуже выхлопных газов от дизеля, били из-под палубы в ноздри.
Появился Василь Сковорода, приземистый широкоплечий старшина мотористов. Его раскатистый голос только что был слышен в старшинской кают-компании. Заметив хмурые и грозные морщины на лбу Алексея, остановился:
- Це ты из-за брехни того хлопця разстроився? – спросил он о Подстрункине, которого Алексей с негодованием отправил в дизельный. И, не дожидаясь ответа, добродушно посоветовал: - Не слухай дурня. Вин ще ума не набрався як пидводнык.
Участливо похлопал Алексея по плечу.
Алексей подобрел. В груди несколько отлегло.  А в сознании кипятилась обида на себя, как на нерасторопного подводника. «Защитничек, мать твою черт!..» – обвинял  себя с презрением.
Лодка между тем почти бесшумно шла на глубине. Чуть слышен был шелест воды за бортом. Готовить ужин в подводном положении – одно удовольствие. Не трясло, не качало. Лишь не всегда было известно, что делается наверху, на поверхности моря, и в центральном отсеке. Вместе с тем Алексей не мог успокоиться.
До Севастополя было недалеко. Экипаж возвращался с победой. Это как-то  размывало, притупляло угнетающие думы  Алексея, но гадкого его настроения не меняло.
Вскоре он услыхал голос, донесшийся по переговорной трубе:
- Боцман, всплывать…
Это был голос командира корабля.  Думалось, что победительница подходила к родным берегам. И надо было поторапливаться на камбузе.
Лодка мелко задрожала, поднимаясь носом из глубины. Звонче  зашуршала вода в шпигатах легкого корпуса, забулькала над головой.
До прихода в базу требовалось накормить  экипаж. Хотя дел на камбузе еще было полно - пыхтела жаром плита, на которой варился суп-лапша с курицей, в духовке пеклись пироги - по совету командира лодки Алексей готовил их к вечернему чаю, - но Алексей думал и об отдыхе.
Едва лодка всплыла под перископ, как была дана команда подготовить дизеля к пуску. Всегда  так бывало для подзарядки аккумуляторной батареи. Но это значило, что в отсеке будут суетиться  электрики со своим причиндалами, мешая  приготовлению пищи на камбузе. За переборкой начнут грохотать двигатели. Коку, колготившемуся у плиты, такие помехи ни к чему.
Лодка всплыла. Слегка ее качнуло волной. Посуда на плите не сдвинулась с места. Значит, наверху не ветрено, лодку не станет класть с борта на борт.
Но вдруг залились тревогой корабельные звонки в отсеках. Глухо клацнули металлические запоры переборочных дверей. Последовал торопливый бег людей.
- Артиллерийская тревога! – оповестили из центрального отсека. И, как выстрел, приказ: - Артрасчет, наверх!
Кок Алексей Груздин по артиллерийской тревоге - подносчик снарядов к пушке.  Полагалось, немедленно отключить плиту, выскочить к корабельной пушке на верхней палубе и доставлять снаряды к ней. Но ведь на горячей плите  недоваренный бак с супом, в духовке пироги, которые вот-вот должны были поспеть, на кухонном столе чайник с заваркой! На размышления  нет времени. Наверх бегут те, кому положено быть там. Наводчики, заряжающий, управляющий огнем, командир корабля…
Моментально  Алексей сорвал с пояса передник, кинул его на стол,  отключил питание плиты,  поставил бак с недоварившимся супом  на палубу у стола. И все это в секунды. Мелькнуло в сознании, не опрокинется бак, если лодка накренится вдруг сильно или скособочится, как кренилась преследуемая вражеским кораблем.
Помчался  к выходу. И уже не думал ни о камбузе, ни об обиде на себя и на товарищей. Ни о чем другом, кроме как о своих обязанностях подносчика снарядов к пушке. На палубе сыро, скользко. Наводчики на месте. Сумрак туманит даль. Но сразу же бросилось в глаза, как вражеский противолодочный катер, словно птица, вылетевший из-за туманного горизонта, мчится к лодке.  С катера открыли пулеметный огонь. Пули  брызнули на стальной палубе, возле лодочной пушки, как струи, защелкали по ограждению рубки. Алексей подскочил  с тяжелым снарядом в руках к пушке. Но на палубе у станины орудия уже корчился раненый командир расчета, которого подстрелил вражеский пулеметчик. Снаряд у Алексея повис на вытянутых  руках.
Что делать с раненым?  И хотя пушка развернута на противника,  из нее было не выстрелить, так как ни затвор не был открыт, ни вложен снаряд в казенник. А вражеский пулеметчик с катера посылал очередь за очередью.
Конечно, пробить прочный корпус лодки пулеметными очередями невозможно, но людей скосить с мостика и с палубы  ничего не стоило. А лодочная пушка без командира артрасчета - не пушка.
Тем временем вражеский катер мчался наперерез, намереваясь, должно быть,  пулеметным огнем до конца расправиться с теми, кто был на палубе у пушки.
Темная волна лизнула пенистым гребнем ноги Алексея, а рядом - опять  пулеметная очередь. Но Алексей, держа снаряд на руках,  не пригнулся, не спрятался за пушку. Изловчившись, он сдвинул затвор с места, вложил снаряд в казенник. Клин затвора автоматически закрыл дуло ствола.  Алексей не заметил, как у него перестали дрожать ноги в коленках. Он выстрелил. Дослал второй снаряд. Опять выстреленный снаряд полетел в сторону противника. Но что-то  помешало ему в плече вложить третий снаряд в казенник.
Горизонт с катером был уже совсем тусклым, но места падения снарядов были еще видны. Управляющий огнем с мостика командовал подправить угол возвышения ствола и угол разворота пушки по горизонту. Следущий снаряд, вложенный Груздиным в казенник, недолго оставался на месте. Со свистом полетел он в сторону мелькавшего на горизонте противолодочного катера.
- Быстрей, Груздин! – кричал управляющий огнем.
Груздин понял, что надо было не упустить врага, который мог нырнуть в хмарь, а потом тайком выскочить из нее с другой стороны и поразить лодку. Надо было накрыть катер очередным снарядом, пока он на виду. И хотя Груздин не мог с прежней ловкостью и быстротой управляться у пушки, он стрелял.
- Еще снаряд, Леша! – понукал наводчик.
- Я им огурчик солененький! – воодушевленно отвечал Алексей, досылая снаряд за снарядом в казенник пушки. Верно, значительно медленнее, чем прежде. – На закуску!..
За фонтанами воды, поднятыми  снарядами, катер противника скрылся. Может даже,  и  потонул. Но больше он не выходил в атаку и не появлялся на горизонте вдали.
Угроза нового нападения врага, по всему ясно стало, миновала. Прозвучал сигнал отбоя тревоги.
В туманных сумерках очерчивались крымские горы на северо-востоке. Лодка подходила к устью Северной бухты. Но Севастополя  не было видно.  Ни проблеска маяка, ни огонька в окнах домов. Будто вымерло все.
Когда Груздин  спустился в лодку, в четвертом отсеке собирались бачковые.
- Возле пушки ты расторопнее был, Кормилец! - заулыбался электрик с посудиной для пищи в руках. Он уважительно похлопал Алексея по плечу, но отдернул руку.  – Что это у тебя тут, пот?
Но на его ладони был не пот.
- Ты ранен, Леша?
Бачковые заколготились. Запросили медика из второго отсека.
Но появился сверхсрочник  Василь Сковорода, старшина группы мотористов. Почтенно поклонился он вдруг Груздину:
- Такого видважного пидводныка перший раз бачу…
Сковорода уже знал, как сметливо и сноровисто кок справлялся с двумя обязанностями у пушки, осведомлен был и о ранении Алексея, который с пулей в плече не ушел с боевого поста, пока с противником не было покончено. Наложил ему повязау на плечо.
- Перший орден тоби должон достатыся на лодке, Алеша! - не без гордости заявил он.
У Алексея засветились глаза.
- На ужин пироги будут, доложи командиру! – оповестил он вахтенного  отсека.
- Пироги-и?! – удивленно загалдели бачковые. – Когда же ты успел испечь  их, Кормилец?
Радостный, сияющий орудовал кок у духовки, не обращая внимания на разноголосье за спиной и на боли в плече.
Явился и Подстрункин, когда не все еще бачковые получили пищу.
- Извини меня, Алексей Михайлович, за глупые насмешки над тобой, - сказал он. – Не со зла я…
- Я ж казав, шо наш Кормилец,  - перебил его Василь Сковорода, -  на уси руци мастак… Не беда, шо вин борщ не сберег прошлый раз.
Зардевшийся  Алексей отмахивался.
- Пошто вспоминать? – говорил он. - Главное, ненавистных фашистов поколотили…
Ему хотелось уединения. “Вот и моя долечка в защите нашей земли советской появилась, - радовался он. – Теперь родителям и Наташе напишу. Пусть знают, каков их Леша… А поженимся после войны, если цел останусь, Наташу привезу  в Севастополь… Покажу свою подводную лодку с экипажем, которую враги боялись как огня. По морю покатаемся…”
Черные дуги бровей так и взлетали над прищуренными черными глазами. Тряслись буйные кудри. Одной рукой он вытащил из духовки румяные пироги, которые надо было разделить на бачки и на кают-компании, засмотрелся на свои изделия.
Вспомнил и о супе.
Но бачковые, с жадностью вдыхая ароматные запахи пирогов,  к недоваренному супу не прикоснулись.
Экипаж подводной лодки пребывал в хорошем расположении духа. Доля такого настроя по праву принадлежала  корабельному коку.  Действительно, расторопным и находчивым оказался он, самый обыкновенный корабельный кок - Алексей Груздин.