К вечеру подул северный ветер. Высунуть нос из теплой кабины автомобиля не было желания.
В очередной раз старший матрос Птица прогрел мотор и вынул ключ из гнезда зажигания. Который уже раз! В ожидании начальства. А ждать да догонять – ох как трудно! «Скорее бы определили конкретное задание, - думал он, недовольно сводя к переносице густые черные брови. – А то с этим «книжником» дара речи лишишься. Ни слова, ни полслова за полдня…»
Заканчивался зимний период учебы. Старшему матросу Птице было известно, что с часу на час в батальон должны нагрянуть проверяющие, которые подкидывают вводные, экзаменуют всех подряд – по результатам проверки скажут, на что способен батальон. Занятий, тренировок, учений немало проводилось с морскими пехотинцами. И хотелось, чтобы ратный труд был оценен по достоинству. А то бывало, из-за какого-нибудь ротозея все шло прахом.
Рядом сидел с книжкой в руках матрос Липатов, недавно присланный служить в батальон радистом. Недотепа, хиляк – флотской находчивости, сообразительности кот наплакал. Такой легко может провалить труд батальона.
Который час торчи на холоде, жги бензин без толку. Даже избавь бог слить воду из радиатора! А уж о времени приезда инспекторов не заикайся. Все чтобы внезапно, неожиданно было. «Ну, и служба, - вздыхает Птица и бросает томительный взор к окну. – Секрет на секрете».
- Чем недовольны, товарищ старший матрос? – спрашивает вдруг Липатов, взглянув на хмурое лицо Птицы.
На передвижной радиостанции, которую возил на спецавтомобиле старший матрос Птица, теперь стал служить и новичок, радист, закончивший учебный отряд по этой специальности, но Птица не сошелся с новеньким.
- Посиживай на своем месте, читай книжки… - буркнул Птица.
Липатов не обиделся. А Птица, помолчав с минуту, продолжил небрежно:
- Вот ты читаешь, читаешь, а толку? Шоферскую душу тебе все равно не понять, - он повертел в руках книжку Липатова, листнул ее и, не найдя интересного, бросил на колени владельца. – Профессор… кислых щей!
И на это Липатов не реагировал. Хотя тон старшего матроса Птицы не нравился ему.
А Птице хотелось, чтобы сослуживец хотя бы спросил о самочувствии водителя, старшего на машине, о его душевном состоянии, его стремлении не ударить в грязь лицом по вводной проверяющих. Он, Павел Птица, вчера получил письмо с ошеломляющей вестью. Черноглазая, разбитная Варюха выскочила замуж вдруг. И за кого? За свинаря Ваньку Шелуносова. Хотя все виды на нее еще со школьной скамьи имел он, Павел Птица. Но горше всего было на душе от жалобы матери, что отец все чаще стал прикладываться к рюмке. Мать переживает, чтобы не спился.
Рывком Павел открыл дверцу джипа, цвиркнул слюной в обледенелую полынь, а закрывая, хлопнул так, что вездеход закачался на рессорах. И опять радист не взглянул на шофера.
- Ты что ж, ядрена мамка, все книжки почитываешь, а военную специальность Пашка будет совершенствовать, Пашка будет отчитываться перед инспекторами? – с придиркой начал старший матрос Птица. – Штудировал бы устройство радиостанции, а то в нужный момент ненароком в галошу сядем…
- Вам что-то надо? – оторвался от книжки Клим Липатов.
- Да я так, - сник вдруг Птица. Ему показалось, что и к молодому матросу нельзя относиться с необоснованной претензией. Какой ни есть он, а он же матрос морской пехоты.
Показался капитан Лавреньтев, начальник штаба батальона. Старший матрос Птица мигом покинул кабину, отрапортовал офицеру, что экипаж машины готов выполнить любое задание. Но капитан, кажется, не обратил внимания на усердие подчиненного, неторопливо развернул карту на капоте машины…
- Идите поближе, - позвал он обоих.
Птица и Липатов приблизились. Офицер неторопливо ознакомил моряков с тактической обстановкой, предполагаемыми трудностями для батальона в районе учений. Сказал:
- Вам надлежит выехать в район болот и топей возле Высоких гор, - показал он пальцем точку на карте. – Разведать «синих»…
- Ядрена мамка! – выдохнул Птица. Он еще не сообразил, как можно разведать «противника», но отчеканил «есть» и хлопнул каблуками сапог.
- Командиром экипажа назначаю старшего матроса Птицу…
Павел еще пружинистее вытянулся перед офицером. Доверие ему пришлось по душе. Не каждого командиром экипажа или группы людей посылают в разведку! Шутка ли: разведать «противника».
Он вскочил на сидение, сунул ключ зажигания в гнездо. Мотор заурчал.
- Вот тебе, Варюха, ядрена мамка, и отвергнутый жених! – непринужденно, с гордостью хлопает он по плечу Клима Липатова, разворачивая машину к проторенной дороге.
- Вы меня перепутали с кем-то, товарищ старший матрос, - говорит Липатов, с недоумением взглянув на водителя.
- А-а… - крутнул Птица баранку. – Извини. Баба одна была в нашей деревне.
- Девушка, по-видимому?.. – поправляет его Липатов мягко.
- У нас в селе все женщины – бабы…
Автомобиль кособочится на рытвинах, подбрасывает морских пехотинцев в кабине, но Птица не сбавляет газа. Он плечист. С зоркими глазами. Крепкими сильными руками. Вращает баранку джипа, как заведенный робот.
- Любовь была? – взглянул на него Клим Липатов с догадкой.
- Любови нигде нету, - язвит Птица и резко поворачивает голову к напарнику. – Откудова ты взял про любовь? Нету любови никакой на земле и не было…
Клим усмехнулся, помолчал.
- «Любовью дорожить умейте, с годами – дорожить вдвойне…» - начал цитировать он стихи поэта Щипачева. – Читали?.. «Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне…»
- Складно, - кивает Птица.
Машина выравниватся на колее.
- Чудно! Это в твоих книжках написано? – скосил глаз Птица от дороги. – Только брехня все это, Клим, про любовь… Нету никакой любови.
И уже не косит глаз от дороги, но сильно жмет на аксельратор – машина, как вздыбленный конь, рванулась на пригорок, застучала твердой резиновой обувкой по мерзлой земле.
Павел Птица щурился в напряжении, так как дорога становилась менее проходимой. Лицо стало неподвижным, будто окаменевшим.
А начинало смеркаться. Он повернул руль. Под колесами зачавкало. Машина пошла юзом по топи. И уже было почти не разобрать: проезжал ли кто-нибудь здесь или машина идет по целине. Клим Липатов, полагаясь на опыт водителя, не стал спрашивать, почему повернул Птица с указанной на карте дороги. Подумал лишь с догадкой, что у Птицы нервы сдали в связи, как он понял, с какой-то неразделенной любовью. Поэтому он сегодня неуравновешенный несколько или расстроенный.
Дорога словно растворилась в осоках. Скользя на льду, машина поползла в сторону. Наскочила на мерзлую кочку и чуть не перевернулась.
- Осторожней.
- Без тебя знаю!
Скорости водитель не сбавил.
«И какого черта лезет не в свои сани, - начал злиться Птица ни с того ни с сего на радиста. – Рылся бы своим длинным носом в своих книжках… а в шоферские дела не совался».
Настроение его ухудшилось, так как перед глазами все чаще стала представляться Варвара. То в одном платье, как тогда на первомайском празднике, то в другом, цветастом, что надевала, приходя на вечеринку и садясь рядом. Вот она подплывает павой, стреляет глазками и говорит: «Может, проводишь!». Он вздрагивает за баранкой. Варвара была перед ним как живая, а не видение. «Ядрена мамка, и теперь заигрывает, за живое человека берет!.. Вертихвостка чертова». Павлу трудно разобраться в своих чувствах. Любви, по его соображениям, у него не было к ней. Но то ли ревность, то ли зависть, а может, чувство досады, что не с ним пошла Варька, а с другим, которого и парнем-то никто не считал в деревне, взвинчивало его. Известие о замужестве Варвары и злило его. А к этому еще добавок в письме матери: отец совсем подпал под влияние выпивох проклятых. «Почему самогонщицу из села не выгнать? – лезет в голову. – Жизни не дает мужикам. Мать там, наверно, слезами исходит из-за пьянств отца. Меня отец как-то слушался еще…» Письмо матери было горьким и слезливым.
Трудно служивому пережить душевную чехарду. Ни с кем не поделишься чувствами и переживаниями. Кому можно довериться? С кем посоветоваться? Не с Липатовым же!
Липатов представал перед Павлом салажонком, необтертым матросиком. Шинель на нем как на колу, ремень вечно не затянут. А когда затянет, – не заметишь, ел он что-то на обеде или его не кормили две недели. Одно знает: книжки, книжки! Читает и читает. Сидит как счетовод колхозный за своими талмудами. Только серьезный всегда.
- Товарищ старший матрос, мы не туда едем, - осторожно подает голос Липатов, оглядывая окрестность. – Заблудимся…
- Знаю, куда ехать.
Но вскоре старший матрос Птица резко затормозил. Вышел из машины, походил молча вокруг да около, вернулся на место.
- И впрямь заблудились, - посмотрел он бегающими глазами на притихшего за спиной напарника. – Потерял дорогу…
Совсем стемнело.
- Очевидно, задумался, вот и пропустил поворот, - без осуждения проговорил Липатов. – В мечтах был?
Птица не ответил.
- Мечты-мечты, где ваша сладость!.. – опять подал голос радист.
- Ты мне брось! – вдруг занегодовал Птица и спешно включил зажигание. В душе же он был согласен с напарником.
Автомашина рванулась с места. Но почти сразу же ее скорость упала, так как колеса попали в топь. Птица перестал жать с остервенением на аксельратор. Осторожно поворачивая руль, вглядывался в низину и объезжал кочки. На Липатова не смотрел и не заговаривал. Но дулся на него и пенял его про себя. Ему что – сиди и смотри на белые свои ручки, не впивайся глазами в каждый встречный пень. Не ему же рулить. И вообще, ведет себя как интеллигент. Книжечки, тряпочки для протирки аппаратуры. Все по полочкам разложено. И медлительный как старик. Но тощий, верно. Будто дистрофик или как сук высушенный. Правда, у него все получается как надо, если он что-то делает. А у Павла Птицы ни черта ничего толком не получается. Даже к месту назначения по заданию начштаба не может проехать и, кажется, заблудился.
- Впереди здание, - оповестил Липатов вдруг.
Птица прибавил газу.
Луч фар машины осветил стену длинного строения, похожего на скотный двор. У дверей стояла женщина с ведром в руке. В рабочей одежде. С полузакрытым лицом какой-то марлей. Подъехали.
Птица от удивления, что в лучах света оказалась стройная молодая девушка, залихвастски сплюнул в приоткрытое стекло.
- Ядрена мамка, - выключил он мотор. – Вот это баба, Клим… - но поправился перед напарником, как обжегшись кипятком: - Девушка-а!..
Выскочил из кабины.
- Скажите, как проехать к Высоким горам, красавица? – вытянулся он перед ней, как перед начальником штаба батальона. В нос ему шибануло запахом парного молока. “Не иначе как доярка,” – подумал он о девушке и с удовольствием вдыхал знакомый запах молока в ожидании ее ответа.
А Липатов разглядывал ее из кабины. По возрасту – не более восемнадцати. Миловидная. Румяная. У стены помещения канны для молока. И хотя девушка была в ватнике и в кирзовых сапогах, она вовсе не походила на грузчика или на дворничиху. Голос ее был певучим.
- Так вам к Высоким горам надо? – вздернула она узкие брови. – Туда вы не попадете отсюда…
- Как так?! – всполошился Птица. – Высокие горы же недалеко?
- Если напрямую. Но по болоту шофера остерегаются ездить. Недавно один провалился. Трактором вытаскивали… А в объезд – часа два-три...
- Но мы же не успеем тогда… - цвиркнул слюной Птица. – Не по нужной дороге ехали, значит?..
- По времени мы уже не укладываемся, товарищ старший матрос, - подал беспокойный голос Липатов из кабины.
Опоздать, значит, сорвать задумку штаба. О противнике в батальоне ничего не узнают. А стало быть, батальон не выполнит своей задачи на учениях.
Девушка тоже почувствовала, что морякам не повезло. Более того, она заметила, что они расстроились от ее ответов на их вопросы. И сама несколько огорчилась.
- А зачем вам срочно туда, в такую темень? Обождите до утра…
Ее предложение еще более расстроило военных. Птица расстегнул воротник бушлата. Не хватало воздуха. А Липатов бурчал что-то.
- Что же нам делать? – упал духом Птица, спрашивая сам себя.
Девушка отнесла ведро в помещение.
- Может, по краю болота… - вернулась она к морякам. – Машина у вас вездеход, смотрю!
- Машина – зверь… - кивнул Птица. – Но… не знаешь броду – не лезь в воду, как говорят…
Джип сильная машина. Он мог проходить по бездорожью, преодолевать глубокие лужи, вязкие низины, колдобины. Две ведущие оси давали ему преимущество перед другими автомобилями.
- Выручить что ли вас? – блеснула кокетливыми глазками девушка вдруг.
- А сможете? – уже и не верилось Птице, что как-то удастся поправить дело. Оживился вмиг: – Выручите, пожалуйста... – попросил он, несколько засмущавшись перед ней.
И как это угораздило его поехать по неправильному пути? Когда он свернул с проторенной дороги на малозаметную тропу? Павел не помнил, когда и как он это сделал. И все из-за Варюхи, черт бы ее побрал, непутевую, ругал он про себя девушку из своего селения!
– Как проехать туда? – спросил Павел.
- Если попробовать по краю болота, - проговорила девушка, опять стрельнув глазками. – Но по краю рискованно…
- Но другого выхода, вижу, нет! – решительно Птица распахнул дверцу в кабину перед ней. – Садитесь, пожалуйста…
Машина тронулась. А Клим Липатов брякнул смело:
- Давайте знакомиться, красавица.
Впервые за поездку Павел с благодарностью кивнул напарнику, поддерживая его инициативу. Липатов представил старшего матроса Птицу, как главного в экипаже, назвал его имя, представился и сам. Девушка по очереди подала им обоим руку:
- Людмила…
- Сколько километров до Высоких гор? – продолжил Клим, полагая, что девушка может что-то поведать и о противнике, которого они должны разведать.
Обернувшись к Птице, девушка сказала, что ехать немного.
- Если тропа застывшая, товарищ старший матрос, - веселым голосом добавила она, - то быстро доскачим.
По обочине болота, где на тропе с трудом просматривались кусты, пни, кочки, машина шла ровно. Лавировала между препятствиями, хотя и цеплялась днищем за коряги с кочками. Мотор напрягался, ревел, но машина, подпрыгивая и переваливаясь, шла вперед, куда показывала Людмила.
- С такой скоростью мы вмиг будем на месте! – сказала она.
Вдали темнели Высокие горы на фоне едва светлевшего неба. Надежда, что скоро они доберутся до цели, окрыляла. Птица даже замурлыкал себе под нос песню о фронтовой дорожке.
Но вдруг зачихал мотор. Сбавляя обороты, он запыхтел, потом и заглох.
Птица выключил и включил зажигание, стартер надрывно зажужжал и не запустил мотора.
- Что за напасть, - шмыгнул он носом.
Громыхнув дверью, вылетел из машины. Вышли и Клим Липатов с Людмилой.
- Что там у вас, товарищ шофер? – заглянула под открытый капот Людмила, под которым Птица осматривал двигатель.
Павел щупал детали и узлы мотора. В темноте трудно было что-то рассмотреть, но и наощупь определить причину остановки двигателя было нелегко.
- Переноску, ключи, - скомандовал он Климу Липатову. Сам думал, что совсем некстати произошла остановка. Тем более, как он заметил, что девушка не сводит внимательных глаз с него и с его рук с ключами.
Как назло ключ сорвался с гайки и, падая, загремел под мотором. Не зажигание ли забарахлило? Может, что-то другое? Он хватается пальцами за карбюратор, за насос подачи топлива, дергал провода. Но вроде бы все было на месте. Ни одна гайка не отвинтилась, ни один провод в распределителе зажигания не оторван. Шарил в траве рукой, чтобы найти упавший туда ключ.
С лукавинкой Людмила наблюдала за колготившимся моряком у мотора.
- Ну, что, адмирал, ночевать здесь будем под вашим героическим командованием в управлении транспортом? – в голосе девушки зазвучала легкая насмешка. – Но до Высоких гор можно и пешком. Теперь недалеко…
Павел вытирает пот со лба.
- Кажется, топливный насос полетел, - оправдывается он.
Птица не брюзжит, не повышает голоса, как прежде в покровительственном тоне разговаривал с напарником. Сдерживается. Но ему так и хотелось бы выругаться трехэтажным боцманским выражением. Но опять же, Людмила не отходит от машины. Лезет головой под капот, будто понимает что-то в моторе. Запах парного молока от нее и здесь улавливается Павлом.
- Теперь вы не выполните задания? – продолжает Людмила. В ее голосе уже проскальзывают сочувствие и беспокойство.
Птица отворачивается, на его лице полосы масла и грязи.
- Бензин не подается в карбюратор, - неразборчиво говорит он.
И никак не найти улетевший ключ в траву под машиной. Досада, как камень, наваливается на него. Не будь здесь девушки, он запустил бы по-боцмански, что, несомненно, облегчило бы душу расстроенного водителя. Но ведь ее не прогонишь. А она стоит рядом и не отходит. Она ему нравится. Привлекательная. Красивая. Пленительная даже. С такой бы пообниматься в темноте. Исцеловать бы ее нежные губы, пахнущие парным молоком.
Он лезет под машину, шарит рукой в мерзлых стеблях бурьяна. Там же ищет и Людмила. Он натыкается на ее теплую руку, но отстраняется от нее, как от обжигающей печки. А ключ будто провалился сквозь землю.
И наваливается вдруг страх: экипаж не сможет разведать противника, как приказывалось. На учениях батальон будет слепым. Вся нелегкая подготовка к учению, в сущности, окажется неудовлетворительной. Инспекторы дадут низкую оценку личному составу. А ведь столько труда было потрачено на учебу!
Подлез с переноской Липатов под машину. Рука девушки отдернулась от руки Павла. Но ключ нашелся.
- Говорите, топливный насос вышел из строя? – спрашивает Клим, освещая под капотом насос с трубопроводом.
- Будто кумекает что-то в шоферском деле! – с досадой откликается Птица и пытается отстранить Липатова от внутренностей машины. – Тут тебе не книжками забавляться…
- Топливный работает! – заявляет Липатов вдруг наперекор утверждениям старшего матроса Птицы. – Но, похоже, трубопровод перебит… или засорился.
- Ты что?! – с негодованием возражает Павел. Ему и перед примолкшей девушкой стыдно еще. Что подумает о нем, как о шофере? И он перед выездом осматривал мотор, арматуру. Все было в строю, все исправно работало. Почему мотор не заводится? Вспомнил вдруг, что перед выездом подключения трубопроводов не осматривал.
Выхватил переноску из рук Липатова, кинулся с ней под машину.
- Точно, гайка на бензопроводе открутилась, - вскричал он. – Ключ! Прокладку…
Мотор заработал. Но сколько бензина осталось в баке? Он подтекал всю дорогу.
Птица кинулся к приборной доске. Бензина в баке, как говорится, кот наплакал.
- Ядрена маманя, - виновато глядит он на Липатова. – Вот тебе и боевое задание, Клим…
- Да вы что так расстроились? – Людмила участливо кладет руку на плечо Павла. Жалостливо смотрит на моряков, понимая, что они из-за поломки машины опаздывают куда-то, не могут выполнить какого-то важного поручения. – Что вы, миленькие?
- «Миленькие»! – прохрипел Павел, вращая баранку. – Теперь таких «миленьких»… на «губу» надо.
Липатов трогает девушку за плечо.
- А еще более короткой дороги нет к Высоким горам? – спрашивает он у нее.
Людмила сняла его руку с плеча.
- Тут недалеко пешеходная тропка есть. Но по ней ехать опасно. В прошлом году телочка утонула на ее обочине…
Решительно Павел перебивает проводницу:
- Вот что, Людмилка, у нас безвыходное положение. Показывай эту тропинку живей.
И уже с выключенными фарами машина рванулась в указанном направлении.
- Отчаянные… - в страхе говорит Людмила, хватаясь за плечо Птицы.
Лопался лед под колесами. Ломались ветки кустарника, сбиваемые бампером. Машина шла по едва заметной тропе, без остановок.
Но едва приноровились к темноте и никудышней дороге, как впереди вдруг из-за горы вырвались лучи сильных фар, которые, скользнув по бугристой поверхности поля, переметнулись к лесу и к тропе, по которой Павел вел машину.
- В кусты, товарищ старший матрос! – бросил Липатов Павлу, кинувшись к радиостанции.
Мелькнувшие из-за горы лучи фар были не только подозрительными, но и опасными, так как они могли быть и, скорее всего, были лучами машин «противника». Павел Птица тоже понял, что эти лучи среди ночи не что иное, как признак близости неприятеля, которого они должны разведать. «Но, кажись, мы не опоздали…» – подумал он. Свернув к кусту, Птица остановил машину за ветками.
А Липатов, настраивая, уже переключал тумблеры своей рации.
- Рябина, Рябина. Я – Черника… Прием, - взволнованно закричал он в микрофон.
Танки шли друг за другом. Их гул глушил щелканье в наушниках, голос радиста, но Липатов не прекращал радиопередачи.
«Молодец Клим, ядрена мамка, - думал Павел Птица. – С таким и в заправской разведке не будешь побежденным. А на вид, как и не моряк…»
- Рябина, Рябина, прошло двадцать восемь… Как слышите? Двадцать восемь вагонов. Приближаются платформы…
К лесу подходили гвардейские минометы и боевые машины пехоты…
Липатов обстоятельно докладывал, что фиксировал взором. Маневр противника, разумеется, будет учтен командованием «красных» в проводимых учениях.
Может, это все получилось так ладно потому, подумал старший матрос Птица, что рядом сидит обаятельная девушка, которая твердит милым голоском, что они, то есть ее подопечные моряки, находчиво действуют, смело и отважно проехали по опасной тропе. Огонь девчонка, ничего не скажешь. В груди стало теплее от дум о понравившейся ему помощнице, случайно оказавшейся на их пути. А мысли о Варюхе, «выскочившей» замуж, и об отце, «увлекшемся» рюмками, поступки которых возмущали его своей непорядочностью, словно отрубило из сознания.
«Была бы Людмила моим другом, - мечтательно вместе с тем подумал он, вдыхая приятный запах парного молока, которым пропитана была одежда девушки, - ни о каких Варюхах не нужно было бы думать…»
*
Вставало солнце. Слепило глаза. Но машину старший матрос Птица вел приличной скоростью. Задание выполнено. Теперь он отвезет девушку к молочной ферме и успеет вовремя вернуться в часть. А Людмила мило щебечет о чем-то. Понимает он лишь, что она хотела бы продолжать отношения с ним, возникшие вдруг так неожиданно. Но как только он доставит ее на место, он непременно попросит у нее адрес ее местожительства, может, и о встрече с ней договорится. В подсознании думалось и о напарнике, о Климе Липатове. Вроде ничего в нем нет особенного, без году неделю служит в полку морской пехоты, но неисправность нашел в машине, едва осмотрев двигатель. А колонну танков засек как охотник. Тотчас связался и со штабом. Павел Птица не первый раз бросал недоумевающие взгляды на узенькие плечи и тонкую шею морского пехотинца. По комплекции Липатов не подходил к военной службе в таком роде войск, как морская пехота. Но искренне оценил его способности. «Без него не выполнить бы было разведывательного задания».
- Клим, возьми под бок мой бушлат да поспи, - заботливо обратился Птица к напарнику. – Всю ночь же трудился…
- Спасибо, - кивнул Липатов и полез в карман за сигаретой.
- Дай и мне, - протянул руку Птица к пачке. – Откуда ты так хорошо автомашину знаешь? – спросил он.
- А что?
- «Гайка открутилась», «Бензин не поступает в карбюратор»… Как в воду глядел!
- А-а… В институте изучал.
Только теперь старший матрос Птица понял, что за «салажонок» ехал с ним в машине. После непродолжительной паузы Птица спросил:
- Ты… вы что ж – инженер?
- Да.
- Ишь ты… вы. А я думал…
Показалась штабная палатка вдали. Птица умолк, задумался. «Толковые ребята приходят в армию теперь, во всем разбираются…»
- Про любовь-то я неверно говорил, - вдруг виновато сказал он. – Есть она… Эта любовь.
- Есть-есть, - подтвердил Клим. – На мой взгляд… наша проводница неравнодушна к вам, Павел.
Птица лихо сбил бескозырку на затылок. Глубоко вдохнул, чувствуя запах парного молока.
- И мне показалось… ядрена мамка! – сказал он с легкой бравадой. - Видная девчоночка, обворожительная…