Замечательно, когда ты получил отпуск и поехал отдыхать на южный берег Черного моря летом. Даже не в дом отдыха и не в санаторий, а просто так: «дикарем». Многие так и ездят.
Приморский город встречает тебя буйной зеленью субтропической растительности, ослепительным ласковым солнцем и, разумеется, нежностью теплого моря. Еще у вокзала бойкие хозяйки услужливо предлагают тебе жилье.
Остановив такси, ты небрежно суешь чемодан в багажник, помогаешь жене и хозяйке жилья удобнее устроиться в машине и… вперед!
В окнах такси мелькают современной архитектуры санатории, гостиницы, пансионаты. Легкое красивое сооружение из стекла и металла – кинотеатр «Спутник». К югу – море, широкое, спокойное, в ленивых пологих волнах. Автомобиль взбирается выше. Город как на ладони. Внизу блестит статуя быка. Это у мясокомбината, где производятся мясные изделия. Слева – Ривьера. Впереди – частные дома с садами и огородами. Вот и наш. Перед окнами виноградник. Стройные кипарисы, кудрявые ивы да пушистые грядки цветов. Все располагает к отдыху. Даже тишина. Хорошо!
В Сочи у нас нет ни приятелей, ни знакомых. Без них отдых менее интересен. И это заметно. Мы приехали с другого края земли, с далекой Камчатки, где солнце с теплом редко балуют людей. Оттуда не так много приезжает сюда. Далеко. Не по карману многим.
Но вечером в «Спутнике» встречаем Птюхиных. Веру и Олега. Камчадалов. Удивлены, рады. Олег, как и я, - моряк, подводник. Вера – продавщица продовольственного магазина военного городка. Олег служил помощником командира подводной лодки в одной со мной бригаде кораблей. Он молод, энергичен, но не красивый. Вере лет тридцать. У нее привлекательные голубые глаза, прямой тонкий нос и красивая прическа темных кудреватых волос. Если еще глядеть на нее на пляже, – ее фигура была стройненькой, броской, а ее походка мягкой и плавной, - то она вообще казалась красавицей. Чего нельзя было сказать о ее муже – Олеге, у которого была совершенно лысая голова и безобразно неприличный нос. Между тем они любили друг друга, что бросалось в глаза везде и всегда.
Мы были в восторге от встречи с ними. Теперь будет интересней, веселей, занимательней. У Птюхиных радость и довольство тоже светились на их бледных, еще незагорелых, но улыбающихся лицах.
- Завтра на Ривьеру?
- Конечно.
На пляж мы пришли, когда солнце еще было нежарким и едва вышедшим из-за аэрария. Но волны, задумчивые и тихие, приветливо, с призывом плескались в мохнатых камнях. Прозрачная вода пологими волнами медленно выходила на берег, спокойно перекатывала отшлифованную гальку, и уходила назад вместе с голышами. Волны как бы дразнили: «Ну-ка, заходи! Будет тебе дан заряд энергии». Я люблю утреннее море, когда волнами оно, ласково-нежное и почти сонное, наползает на берег и нехотя отступает, чтобы через несколько секунд снова вернуться к прежнему месту.
Жена еще охорашивала наши лежаки, покрывая их подстилкой, когда я бросился в прозрачную падь и поплыл вдаль.
- Куда ты? Птюхиных встречай, - крикнула мне вслед супруга, но я саженками удалялся от берега.
Без передышки я доплыл до буя ограждения зоны купания, оглянулся. Густела очередь за топчанами. Подходили прибывающие. Вера, устроившись на лежаке, выкладывала свертки из сумки к изголовью, Олег делал физические упражнения, вскидывая и опуская руки в такт бодрящей музыки пляжного репродуктора. Словно осколок стекла сверкала его лысина на солнце, и мне было смешно наблюдать шалости светила на его отполированном черепе.
- Хочешь кушать? – спросила Вера, как только я вышел из воды.
- Завтракал.
- Чепуха! Бери-ка вот это, - подала она мне сверток. – Сосиски…
- О-о. Сосиску можно, - согласился я. – Неплохо было бы с пивом…
- Бери еще. У нас много. А за пивом сходи в палатку.
Повернулась к жене.
- Вы у кого живете? – И, не дожидаясь ответа, засмеялась счастливо: - А мы – у ответственного работника городского мясокомбината. Ужасно повезло! Ты посмотри на сосиски.
Она извлекла из сумки объемистый пакет, развернула бумагу.
- Чудесные. Объедение! – и шепнула таинственно: - Правительственные…
Не меняя интонации в голосе, добавила:
- Свеженькие. Только что из цеха.
Я с интересом взглянул на мясные изделия местного производства. Сосиски эти вроде ничем не отличались от обычных, магазинных.
- Ты попробуй, - словно разгадав мои сомнения, заспешила Вера. – Парные, тепленькие еще.
Парных да еще правительственных – никогда не кушал. «Что они – из специального мяса или необычной технологии приготовления?» Разломил надвое, очистил кожуру с одной из половин.
- Если хочешь – с огурцом! – услужливо подала Вера мне неразрезанный овощ в пупырышках.
Сосиска была вкусной. Это правда. Но мне казалось, что точно такие же колбаски я ел в закусочной у вокзала.
- Хорошая, - сказал я.
И Вера расплылась в обворожительной улыбке, обнажив ровные блестящие зубы. В ее красивом лице засветилась неподдельная радость. Ее привлекательные глаза стали еще привлекательнее. И совсем по-девичьи упруго дрогнула грудь под цветастым лифчиком. Понятно было, что человека постигла удача. Он полон был тем счастьем, которое бывает у ребенка, когда его похвалят за что-то. Так радовался мой трехлетний сынишка, когда за столом о нем говорили, что он очень аккуратен, не облился супом и не влез рукавом новой рубашки в тарелку с кашей.
Я не спросил Веру, кто продает сосиски в мясокомбинате, да мне и неинтересно было знать это, так как в любом буфете и в магазинах мясных продуктов было в изобилии.
Солнце заметно сдвинулось вправо, поднялось. Камни с песком нагревались. На пляже не осталось квадратного метра свободной площади – везде отдыхающие, приехавшие сюда с севера и с Дальнего Востока, из Средней Азии и с Урала. Обнаженные тела, словно кабачки с баклажанами на огородных грядках, лежали от края воды сплошь до душевых на берегу, наслаждаясь теплом утреннего солнца. В звенящем воздухе визг и смех детей. Пляжный репродуктор гремит джазом. Но становилось знойнее. Я спрятал начатую мной сосиску в свертке Веры, дурашливо позвал:
- Вперед, флибустьеры!
- Море зовет! – откликнулся Олег, с готовностью поднимаясь с лежака. – Самый полный…
И заспешил к воде, обгоняя меня.
Каждый день созревал новый план нашего отдыха.
Под вечер мы мчались в открытом автобусе (его зовут здесь торпедкой) через весь город к горе Ахун. Гладкая асфальтовая дорога стрелой лежала через высоченный мост и кружила потом змейкой к вершине высоты. Мимо скачут такси, «торпедки», на обочине мелькают стройные, словно солдаты, тополя, нарядные кипарисы, магнолии. От быстрой езды рябит в глазах. Становится весело и хочется петь.
Автобус останавливается на вершине горы у здания ресторана. Открылась удивительная панорама: на севере угрюмые отроги хребтов, на юге – синее-синее море в вечерних сумерках, на западе и на востоке – ущелья. Надо же было кому-то выбрать такое великолепное место для ресторана!
Приятно ощущать простор окрестностей, свежесть горного воздуха, тишину гор. Кому как, а мне нравились эти великолепные места.
Молоденькая девушка в кокетливом передничке цвета камчатского снега остановилась перед нашим столом, как только мы ознакомились с богатым меню.
- Пожалуйста, заказывайте!
Жены засуетились. Предметом их внимания были закуски. Мы, мужчины, обсудили сторону напитков. Наше предложение было утверждено сразу и без осложнений. А потом… И вспоминать не хочется. Вера категорически отказалась заказывать на закуску колбасу твердого копчения.
- Ее в моей сумке целый килограмм! – внушительно объявила она нам с гордостью и достала объемистый пакет.
- Вера, неудобно. Колбасу из сумки – на стол… - нерешительно пошевелила моя жена губами.
- Кого стесняться-то! – Вера кинула пронзительным взором своих красивых глаз по сторонам. – Чего она у нас… - Она спотыкнулась на слове, но мы поняли, что она хотела сказать. Колбаса была мясокомбинатская, откуда хозяин их квартиры тайком привозил ее домой. Стало стыдно. Я отвернулся к окну. Вера, наконец, поняла свою опрометчивость, но из-за упрямства, очевидно, продолжала настаивать, чтобы колбаса оставалась на столе.
- Пошла враздрай… - выронил Олег с улыбкой и поддевкой.
Вере уже не возражали. Она делала, что хотела, но настроение было испорчено. Тост за прелести Кавказа, выдавленный натужно Олегом, был воспринят в пасмурных усмешках.
А нарезанная Верой колбаса горкой высилась на середине стола. Упругие кольца с белыми прожилками лежали нетронутыми. Вроде до них не было никакого дела. Никому не потребовался деликатес. Ни мне с женой, ни Птюхиным. На эти кольца старались не смотреть. Их вроде не замечали. Но каждый чувствовал, что середина стола – территория противоречий. С первого взгляда эта территория казалась нейтральной, но каждый к ней имел какое-то отношение. Я ощущал неудержимое желание взять тарелку с колбасой и швырнуть в открытое окно, с глаз долой. Птюхины крепились. Если бы мне пришлось съесть кусочек этого дорогостоящего правительственного деликатеса, меня стошнило бы. Стошнило бы потому, что я чувствовал отвращение к колбасе и к женщине, принесшей ее сюда. Терзала мысль о чести и порядочности, о чистоте поступков человека. Но в ресторане говорить об этом было бы глупо и неприлично. Оставить же все так, как есть, не позволяла совесть. Нейтральной территории и нейтральных людей за этим столом не должно было быть.
Я сказал Вере, видимо, тоном приказа:
- Уберите!..
Та послушно высыпала из тарелки кругляши на салфетку, накрыла второй и бережливо опустила в сумку.
Аппетит пропал, хотя мы с Олегом и пропускали рюмку за рюмкой внутрь себя. Жена моя нехотя и молча копалась в своей тарелке. Олег, засунув кусок телятины в рот, сосредоточенно жевал его, словно ему было не разделаться с ним. И лишь Вера бойко работала языком и вилкой, да оркестр пиликал что-то о морском дьяволе, которого хотят любить.
- И все-таки вы - дураки, что пренебрегли правительственной колбасой, - возобновила свое Вера, периодически доставая из сумки колечки деликатеса и отправляя их тайком в рот.
…Домой возвращались уставшими. Я злился на себя, что опрометчиво скомпановался с неподходящим сослуживцем на отдыхе. Отдых получался неотдыхом. Но Птюхины, пьяно ворковавшие на сидении впереди меня, были довольны. Мне требовалось внутреннее очищение, и я мучился. Чего не замечал за соседями.
Желание встречаться с Птюхиными, совместно проводить время отдыха на курорте пропало, но утром на Ривьеру Птюхины пришли почти одновременно с нами и, как ничего не случилось, заняли топчаны возле нас. Они, видимо, не успели позавтракать. Вера расстелила газету, и вчерашняя колбаса вдруг оказалась на импровизированном столе. Из сумки она извлекла сосиски, сардельки…
Казалось, Вера издевалась надо мной. Холодный пот залепил мне лоб. Стрельнуло в желудке. Я согнулся на топчане, подтягивая колени к подбородку. Пытаюсь утихомирить колики. Но изнутри, будто ввинчиваясь, лез к горлу ком, гнал впереди себя слюну, затруднял дыхание.
Взглянув на чету Птюхиных, дружно расправлявшихся с принесенным своим завтраком из мясных деликатесов, я не выдержал, сорвался с места и помчался к забору, ограждавшему душевые. Едва я забежал за забор, как из моего рта и носа хлынула вязкая масса. Ее выталкивало импульсами, словно поршнем насоса. Все, что поел я в кафе накануне, вылилось в ящик для отходов. Долго я отплевывался, у крана с водой прополаскивал рот. И к своему лежаку едва добрался.
Стараясь не смотреть на Птюхиных и на их завтрак, лег на свое место.
- Не спеши загорать, - тот же, на французский манер произношения, через нос, голос обращался ко мне. – Иди, покушай. У нас сегодня вкуснятина – сардельки… правительственные! Хозяин сказывал: по заказу Хрущева вроде бы приготовлены на комбинате…
«Правительственные!» Для Хрущева!
Этот голос я теперь узнал бы из тысячи. Меня от него передернуло. Судорожно сжалось в желудке, подкатилось к горлу. Диким прыжком преодолел я знакомый путь. Ладонью закупорил рот, а из ноздрей помимо моей воли ливнулись две упругие струи. Они хлестали метра на полтора. Пока не появилась зеленая жижа. Меня выворачивало наизнанку…
Как по штормовой палубе возвращался я назад. Ноги подкашивались, стучало в висках.
Что нам с женой оставалось делать? Уехать. Уехать немедленно. К немалому удивлению Птюхиных, мы и уехали. Сначала к родственникам, которые присматривали за нашим сыном, потом домой… на Камчатку.
Теперь, спустя значительное время, я мог бы сказать, что поступил неправильно, прервав единственный отпуск в летнее время за всю военную службу. Но и не хватило смелости, чтобы пресечь расхищение государственных ценностей каким-то «ответственным» работником сочинского мясокомбината.
На Камчатке Птюхины стали избегать нас. Видимо, стыд поколебал их сознание! А мы молчали, когда наши друзья и приятели спрашивали нас, хорошо ли мы провели отпуск на берегу благодатного моря.
Между тем, стоит мне увидеть на столе сардельку или колбасу твердого копчения, как меня тут же начинает выворачивать наизнанку, а судороги, как волны цунами, наплывают неимоверной тяжестью и перехватывают дыхание.