Сергей Огнерябин не знал своего отца. Никогда не видел его. Вернувшись из школы, взволнованно спросил у матери с порога:
- Где мой папа?
- Чем ты обеспокоен, сын?
- Почему меня зовут безотцовщиной?.. Не хочу ходить в школу.
У мальчишки текли слезы из натертых докрасна пасмурных глаз.
- Успокойся, - мягко сказала мать. – Только глупые могут называть тебя так… Твой отец погиб на войне…
Она ласково погладила его по шелковистым волосам, притянула к себе.
- Папа был хорошим? – продолжал мальчишка.
На лице матери расправились морщинки у глаз.
- Он был подводником… - сказала она возвышенно и грустно.
Восьмилетний Сережа понял, что мать гордится его отцом.
- А кто такие подводники? Они под водой живут?
В тот вечер мальчик многое узнал об отце. Всколыхнулась и у него гордость за родителя, который воевал на Балтийском море и погиб вместе с подводной лодкой, защищая советскую страну. В облике мальчишки с того времени отложилась ранняя печать серьезности. Вдоль переносицы прочертилась мелкая складка, а на нежном округлом лице можно было заметить необъяснимую задумчивость.
Но к школе он стал относиться серьезнее. Записался в библиотеку. Брал книжки о моряках и морских сражениях. Через год-два в школьной библиотеке не осталось произведений о флоте, которых бы он не прочитал. Городская библиотека богаче, но и там вскоре он перестал находить интересующие его книги. Фамилии Огнерябина нигде не встречал.
Между тем его все более увлекали описания морских плаваний, морских сражений, корабли флотов, экипажи кораблей. Особенно, подводных.
Закончив обучение в средней школе, Сергей сообщил матери о своем желании поступить в военно-морское училище подводного плавания.
«По дороге отца решил, - поняла мать. Ей было приятно благородное почитание родителя. – Но ведь отец погиб, не вернулся с войны. Никто не знает, где он и покоится в морских глубинах…»
Сергей становился крепче телом, коренастее, широким в плечах. По взглядам матери, здоровьем юноша был годен для морской службы.
*
Прямо с вокзала абитуриента потянуло на Невский проспект. Пораженный красотой большой широкой улицы, он подолгу разглядывал дворцы, памятники, скверы, и все более волновался. Засматривался он и на бравых моряков, появлявшихся на его пути. Восторгу не было границ. Юноша думал и о том, что по этим широким респектабельным улицам и проспектам ходил когда-то его отец, видел красоты этого необыкновенного города.
И в училище Сергей долгое время не мог успокоиться от необыкновенных впечатлений о городе.
…Вступительные экзамены Сергей выдержал, но напряжение не спадало. Зачислят или не зачислят? Не по всем предметам получены хорошие и отличные оценки. А конкурс немалый. Что решит приемная комиссия? «А как бы повел себя папа на моем месте? – вдруг стал он сравнивать себя с родителем, старась походить на отца моряка-подводника. - Стал бы так волноваться?.. Папа, папочка!.. Как бы ты повел себя здесь? Что бы ты делал? Ты – сильный, мужественный. Я очень хочу учиться! Поддержи меня, научи быть сильным. Страшно услышать заключение председателя приемной комиссии: «Вы не можете быть приняты учиться на подводника!»
Душившая слабость прошла, так как решил, что если не примут сейчас, приедет в следующем году.
Но в конкурсе Сергей победил. А когда приступил к учебе, стал упрямее и напористее. В высшем военно-морском заведении учиться было труднее, чем в школе. Помимо оружия – ракетного, торпедного, минного – приходилось штудировать штурманское дело, связь, тактику ведения боев, теорию управления кораблем… Велика была и физическая нагрузка, особенно в летнюю практику на кораблях.
Преподаватели, лично знавшие многих выдающихся подводников Великой Отечественной войны, – Колышкина, Маринеско, Лисина, Травкина, Видяева и других асов, – увлеченно разбирали приемы ведения ими подводных боев с фашистами, а Сергей Огнерябин засиживался над описаниями замысловатых расчетов торпедных атак, хитроумных способов поиска противника в море, тяжелых и опасных походов на боевые задания. Когда начали читать лекции по истории военно-морского искусства, записался в научное общество этой кафедры.
Шли годы. Флот пополнялся новыми кораблями. На рукавах суконок курсантов пришивались очередные золотистые «галочки». Курсант Огнерябин за это время многое постиг в училище. А участие в исследованиях на кафедре военно-морского искусства расширило его флотский кругозор.
Очередной семестр завершался экзаменом по торпедному оружию. Класс уже опустел, когда к Огнерябину с экзаменационным билетом за столом подошел преподаватель капитан 2-го ранга Бурлаков.
- У вас электросхема торпеды? – склонился он к экзаменационному листу Сергея. – Не разобраться?..
Видно, преподаватель устал и хотел поторопить Огнерябина с ответом, чтобы побыстрее закончить экзамены в классе.
- Затрудняюсь, - признался Сергей, но вышел из-за стола. – Курсант Огнерябин все же готов отвечать… - доложил он.
- Курсант Огнерябин? – переспросил преподаватель. – Огнерябин?!.
- Так точно, товарищ капитан второго ранга, Огнерябин, - подтянувшись, подтвердил Сергей.
- Ваш отец служил на подводных лодках Балтфлота?
- Вы знали моего отца?! – как бы окатило горячей волной Сергея обращение преподавателя.
- Дениса Андреевича?..
У Сергея подкосились ноги от услышанного. Не шевельнуть и губами. Он впервые встретил моряка, который знал отца по службе на подводных лодках в минувшей войне. У сутуловатого преподавателя на тужурке колодочка орденских планок. Седые виски.
По-новому Сергей взглянул на своего преподавателя по торпедному оружию.
И Бурлаков с интересом разглядывал подтянутого курсанта, стоявшего у классной доски перед плакатом электрической схемы торпеды. Он был удивлен и обрадован, что неожиданно встретил сына сослуживца. Курсант походил на своего отца своей выправкой, проницательным взглядом. Был и лицом похож на него.
- С Денисом служил на одной подводной лодке, - сообщил Бурлаков, - но в последние недели 1941 года наши пути разошлись…
- И на боевые задания ходили вместе?
Время клонилось к отбою, а капитан 2-го ранга Бурлаков, забыв об усталости и колготе на экзаменах, тепло улыбался, увлеченно рассказывал о минувшем.
В учебных помещениях начали гасить свет. Дробно застучал колючий снег по стеклам. Но этого не замечали ни офицер, ни курсант. Бурлаков перенесся воспоминаниями к годам войны.
…Подводная лодка пришла к Готланду, к острову на Балтике, расположенному милях в пятидесяти от скандинавского побережья. Подзарядив аккумуляторную батарею, погрузилась. А спустя какое-то время командиром корабля был обнаружен немецкий конвой из грузовых судов и кораблей охранения, который держал курс на Германию. Хотя конвой шел по мелководью, прячась за островом, подводная лодка атаковала его. После торпедного залпа, отрываясь от кораблей охранения, лодка пошла в глубину, но непредвиденно на большой скорости врезалась форштевнем в неизвестный гидрографам выступ на дне моря.
- Я тогда с твоим отцом в первом отсеке был, - вспоминал Бурлаков, заволновавшись. – С треском и грохотом в момент столкновения полетели к торпедным аппаратам разножки, банки с сухарями, посудины с краской и консервированными продуктами. Да и мы все, кто был в отсеке, повалились на палубу. В отсек хлынула ледяная вода. Через переговорку слышны шум и крики в центральном отсеке…
У Бурлакова побледнело лицо, изменился голос:
- Сам понимаешь… - мрачнел он. - Отсек затапливается. Струи воды бьют во все стороны. Люди мечутся. Воды в отсеке уже выше настила. И почти сразу же началась бомбежка… - Он смолк, задумался надолго, темнея лицом, но за рукав тужурки нетерпеливо его тронул Сергей. - Пожалуй, только Денис, отец твой, меньше других растерялся, - продолжил Бурлаков с трудом, – дал воздух высокого давления из баллонов в отсек...
- Чтобы сдержать поступление воды в лодку?
- Струи забортной воды перестали хлестать. Но бомбы рвутся невдалеке и сотрясают корпус лодки. Мы уже по уши в воде, - а осенняя вода зуб на зуб не попасть, - начали искать ветошь, аварийные инструменты, затопленные водой. Воздух высокого давления, поданный из баллонов Денисом, к тому времени через пробоины уже начал выдавливать воду наружу... Но многие были ошеломлены и растеряны. Я, по правде сказать, уже думал, что все кончено, лодке не всплыть, так как бомбежка усиливалась, а вода прибывала и прибывала, затапливая отсек...
Горящие глаза Сергея излучали страх, ужас, нетерпение. Он подавленно переживал событие: то сжимался весь, пружинясь в ожидании рассказа о страшной напасти, то расслаблялся, когда капитан второго ранга Бурлаков сообщал о той или иной находчивости подводников в аварийном отсеке, либо, не придерживаясь военной субординации, восторженно хлопал ладонью по колену офицера, когда тот оповещал о каком-либо важном действии моряков. Бурлаков становился более оживленным.
- Докладываем в центральный пост, что воды в отсеке столько-то, - Бурлаков все еще был возбужденным, но становился спокойнее. – Оттуда: - «Заделать пробоину в прочном корпусе!». А мы, не дожидаясь этого приказа, ныряем по очереди в студеную воду и законопачиваем трещину паклей и ветошью, поджимаем и пластырь клиньями…
- А глубинки? – напоминает Сергей.
- Рвутся… - кидает мимоходом Бурлаков, будто взрывы бомб второстпенное событие для подводников. - Но к концу ночи, часов через пять, как-то заделали пробоину. И немцы к этому времени, перестав торчать над нами, ушли…
Бурлаков вытер пот со лба.
- А вы?! – по-прежнему волновался Сергей. – Воду откачали?
- Не всю. Но с предосторожностями всплыли, - кивает Бурлаков. – Наверху немцев уже нет, светит луна. Штиль. И ни морщинки на поверхности моря. Но невдалеке масляное пятно на воде и буй с деревянной крестовиной на буйрепе! – вспоминает офицер, улыбаясь с хитрецой: - Это немцы обвеховали лодку, рассчитывая, очевидно, снова бомбить нас утром или спустить водолазов, чтобы убедиться, что лодка потоплена… Ты, наверное, читал об этом походе и бое нашей лодки?
- Читал.
- И не знал, что твой отец был там?
Бурлаков уперся локтями в стол, задумался с печалью на лице. Но встрепенулся вдруг, проговорил:
- Как вчера все это было…
- Потом что? – заерзал Сергей на стуле в нетерпении, трепеща, хотя исход боя и похода лодки знал по книгам.
- Потом?.. Наградили нас всех, - сказал Бурлаков. – Отца твоего орденом Боевого Красного Знамени, меня – Красной Звездочкой… - Он положил руку на плечо Сергея, с глубокой задумчивостью добавил: - На подводных лодках побеждают все, а если гибнут, то - тоже…
«Каким был папа?..» – всплыл перед Сергеем образ отца на карточке, сфотографированного до войны. Сергею хотелось представить родителя живым в подводной лодке. Но в воображении не мог представить, что юное лицо отца того времени могло быть с морщинами, глубоко прорезающими лоб, с мешками под глазами, с сединой на висках, как у его сослуживца капитана второго ранга Бурлакова. В глазах Сергея образ отца оставался все таким же – молодым, с устремленным взглядом, красивым, с орденом Боевого Красного Знамени на груди.
- Вы и в другие походы ходили с ним вместе? – с нежностью и уважением притронулся он рукой к рукаву тужурки Бурлакова.
- Меня положили в госпиталь, как мы вернулись с того боевого задания. С поврежденной ногой. Потом списали в пехоту морскую… А Денис по-прежнему воевал в составе бригады подводных лодок.
Сережа слушал повествование товарища отца с душевным трепетом, в напряжении. Сопереживал каждый штрих в жизни родителя. Запоминалось все. Теперь ему стала известна лодка, на которой служил отец, кто был ее командиром, в состав какого соединения кораблей входила она.
- Как найти место гибели папы? – спросил он вдруг у Бурлакова. А в засветившихся его устремленных глазах мелькнули далекие блики надежды.
Бурлаков уставился недоуменным взглядом на сына боевого своего товарища: «Что ты задумал, парень? – подумал фронтовик. - Неужели искать погибшую подводную лодку в войне собрался?»
- Много лет прошло… - тягуче проговорил он, переводя омраченный взгляд вдаль. – Трудно найти... А может, и совсем не разыскать.
- А хоть что-то узнать можно?
- В архиве документы военных лет, - сказал Бурлаков, но отрицательно покачал головой. – Точного места гибели, разумеется, ни в одной бумаге не указано…
Попрощавшись с преподавателем, Сергей Огнерябин пришел в кубрик. Курсанты были уже в койках. И хотя через минуту дневальный погасил свет, а дежурный громко объявил отбой, соседи дружно полюбопытствовали, где их сокурсник пропадал столько времени. Друг Сергея Огнерябина Степан Педенко засмеялся:
- Отличную оценку за экзамен вымаливал у Бурлака будущий флотоводец!
Сергей не обиделся на товарищескую подковырку, сказал:
- Тройку получил.
- Тройку?! Вот так рааз!.. – перестал смеяться Степан. – Первую тройку за всю учебу? Ну, и Предохранитель Инерционный!
Редкий преподаватель училища не имел прозвища. А Бурлакова в своей среде курсанты иначе и не называли, как Предохранитель Инерционный или Бурлак. Бурлаков на лекциях дотошно излагал объяснение о назначении инерционного предохранителя, прибора, вводившего торпеду в боевое положение после выстрела из торпедного аппарата. Да и у кого не было метких прозвищ в училище! Преподаватель астрономии, лысый капитан первого ранга Андреев, с незапамятных времен был окрещен Глобусом, англичанку звали Птичкой, а долговязого Фомичева, начальника кафедры тактики, - Балериной.
- Бросьте осуждать капитана второго ранга Бурлакова, он честно оценил мой ответ. К тому же… он – боевой товарищ моего отца.
- Шутишь?!
Пришлось рассказать о затянувшейся беседе с капитаном второго ранга Бурлаковым..
- Жаль, места гибели лодки не найти… - глухо добавил Сергей печальным голосом.
- Почему не найти? – приподнялся вдруг от подушки Степан Педенко. – Слышь, Серый, Бурлак правильно советует обратиться в архив.
- Не называй ты его Бурлаком! – проворчал Сергей. – Он с папой на боевое задание ходил в войну, орден у него за это.
- Извини, парниша, - поднял руки кверху Педенко.
Курсанты притихли, но ненадолго. Снова заговорил Степан:
- Слышь, Серый, в морском архиве наверняка есть какие-то следы о погибшей лодке твоего отца...
Пружинисто он сел в койке.
- Давайте, флотоводцы, пошукаемо пидводну лодку! – обратился он к курсантам в постелях, волнуясь и переходя на смешанный украинско-русский язык. – А?.. Поедем в военно-морской архив…
- Почему бы не поехать?.. – раздались голоса в поддержку.
- Зимние каникулы на носу!
Сергей возбужден, он отговаривает курсантов, чтобы не тратили личного времени на поездки и поиски, чтобы отдохнули от напряженной учебы и трудных семестровых экзаменов.
Но предложенная идея Степаном Педенко понравилась курсантам. Они загалдели, забазарили, предлагая разные варианты поиска. Сергей же места себе не находил от дружеского участия товарищей. Разволновался. Растрогался.
А утром начались хлопоты о заявках в архив.
*
Гулко трещал лед на Неве, хрустел снег под ботинками. Но Сергей с Павлом Ивановичем Бурлаковым, Степаном Педенко, Алешей Званцевым, сподвижниками по поиску, радовались морозцу, подгонявшему их по пути в Гатчино под Ленинградом.
А в архиве их было не отвлечь от столов с пожелтевшими папками.
Здесь приказы и распоряжения, справки и схемы, донесения и отчеты – тысячи пожелтевших документов, - пахнущих лежалой пылью и сургучем.
С волнением возвещает о находке Павел Иванович Бурлаков. Он обнаружил боевые приказы подводников Балтики военных лет. Прочитал выдержку из одного из них экипажу лодки, где служил отец Сергея Огнерябина:
«…уничтожать вражеские суда с пособниками немецких фашистов – латышскими и эстонскими эсэсовцами – в районах Курземского побережья, Кёнигсберга, Пиллау…»
Когда Сергей увидал дату приказа, у него навернулись слезы на глазах. «Совсем немного не дожил до конца войны папа…» - растрогался он.
А Бурлаков тем временем заставляет искать кальки с путями перехода лодок от места базирования к боевым позициям.
- В них детали переходов и мест перехватов вражеских конвоев, - поясняет он. – Не пропускайте текстов донесений, посылаемых с подводных лодок.
Папок много.
Степан Педенко нашел одну из радиограмм. В ней коротко сообщалось: «Пройдена четвертая». Было ясно, что в донесении командира лодки «пройдена четвертая» - важная условная фраза. Но она непонятна курсантам. Капитан же второго ранга Бурлаков расшифровывает эту фразу.
- Лодка прошла четвертую контрольную точку, - говорит он.
- А где она, эта точка? – воспламеняется Сергей.
По месту нахождения этой контрольной точки можно было судить о месте нахождения лодки в момент подачи радиограммы. Но где она, эта контрольная точка? Контрольные точки определял кто-то из штабных работников. Может даже, устно. Не фиксируя их в документах. У курсантов понизилось настроение.
Три дня ведется поиск бумаг с разработками боевых заданий подводникам. А нужных, проливающих хоть какой-то свет на последние часы жизни экипажей лодок, нет. В каком районе охотилась лодка Дениса Огнерябина, чтобы перехватить корабли противника с эсэсовцами? В боевом приказе на поход было условлено, что командир лодки сам выбирает себе позиции поиска, без приказов сверху, перемещается туда, где считает быть нужным. А в то время на военных кораблях, на транспортах, баржах, шлюпках и всяких других подручных плавсредствах фашисты бежали от расплаты из Риги, Вентспилса, Клайпеды, Лиепаи, Пиллау - на запад…
Нового не прибавляется в поисках. Все больше омраченных лиц. На перекуре Степан Педенко обмолвился: «Шукаем иголку в стоге сена». Алеша Званцев заговарил о знакомой девушке, к которой надо было бы наведаться. Сергей Огнерябин грыз ногти в отчаянии.
- Парни, сходите на каток, - советует он без эмоций.
Никто не откликнулся на это предложение.
А после перекура Степан Педенко вдруг обнаружил трофейную карту минных полей вдоль побережья Балтики, и настроение курсантов резко подскакивает кверху.
- Хлопци, ни яких катков! – восклицает он, объявив о находке. – Це ж важнейший документ…
На углу немецкой карты штамп с русским текстом: «Входящий №… 20 мая 1945 года».
По дороге домой Алеша Званцев все равно тянет нудно:
- Зря время тратим. Ничего не найдем путного… А погибшую лодку на дне моря и современными приборами не обнаружить.
Не поворачивает головы от окна вагона и здоровяк Костя Мухин, который одним из первых поддержал идею поиска, а теперь морщит лоб в недовольстве. Сергей Огнерябин молчал, уткнувшись глазами в пространство за окном. Не корить же товарищей. А Степан Педенко не стерпел.
- Надоело шукать – стопори ход, флотоводец! – накинулся он на Алешу Званцева, которому больше всех хотелось отдохнуть на каникулах. - Не буксируем за собой.
- Бросьте вы, ребята, - сказал Сергей примирительным тоном. Но для него стало ясно: вслед за капитаном второго ранга Бурлаковым, который был вызван начальником кафедры для работы в кабинете торпедного оружия, еще одного помощника он лишился. Хотя не разозлился, но осадок горечи на душе остался. Отпало желание пойти на вечер отдыха в медицинский институт, куда накануне был приглашен студентками.
- Не вешай голову, флотоводец, мы с тобой удвох пошуруемо в архиве… - успокаивает его Степан Педенко.
Зимние каникулы кончались. Просмотренные документы не открыли тайного занавеса. И это угнетало курсантов. Сергей стал угрюмее, Степан – сосредоточеннее. Бурлаков заметил перемену в их поведении, но не стал бередить их болячку. Он поведал им, что радиограмма, обнаруженная в архиве, содержит доклад командира лодки о прохождении четвертой контрольной точки, откуда все командиры подводных лодок, отправлявшиеся на боевые позиции, сообщали в штаб о благополучном прохождении опасного участка пути. Об этом он узнал от одного из бывших командиров лодок, служившего в штабе Ленинградской военно-морской базы.
Сергей Огнерябин с Педенко ободрились.
- Бывший командир лодки знает место нахождения этой контрольной точки?
- Надо искать кальку с курсами движения кораблей в назначенные районы действий, - говорит Бурлаков. – Там, возможно, указаны контрольные точки.
- А кто-либо из бывших командиров лодок не сможет помочь нам в поиске? – обронил Сергей Огнерябин, взглянув на капитана второго ранга.
Нужных документов в архиве и за последние дни каникул не было найдено. Курсанты возвращались домой утомленные и раздраженные. Поезд нервно стучал колесами. В такт стуку вздрагивал пол вагона. Тряска усиливала недовольство.
- Ума не приложу, что еще делать, - говорит Сергей, не отрывая пустого взгляда от окна.
- Мабуть, шукаемо нэ тамочки, - по-украински откликается Педенко.
Он вовсе не дремал, как показалось Сергею.
- Ты не подумал, - заторопился Сергей, - что документы на поход могли разрабатываться не штабом бригады лодок, а штабом флота?
- Тогда в документах бригады лодок не должно было быть радиограмм, - парирует Педенко, догадавшись, о чем думает друг.
Оба смолкли. Да и поезд подходил к Ленинграду.
- Слушай, Степа, а Верочка не отчислит тебя из состава своих преданных друзей? – чтобы сбить плохое настроение, Сергей переменил тему разговора. – Сколько времени ты носа не кажешь ей?..
- Перетерпит, - засмеялся Степан. – Пусть привыкает к флотским порядкам в будущей семье!
Базарили и в автобусе. Но пассажиры автобуса не разделяли балагурства курсантов. Подошедший кондуктор заметил с поддевкой:
- Это вам не на лекциях…
Пришлось выйти из автобуса.
- Может, на Охту к Вере махнем? – предложил Сергей.
Степан не стал ждать повторного предложения…
Дверь открыла Вера.
- Какими ветрами? – обрадовалась девушка приезду парней. – Каникулы-то давно начались.
Поведали о работе в архиве, посетовали, что зацепок не нашли. Вера кокетливо улыбнулась:
- Не там ищете… - заворковала она, накрывая стол для чая. – У нас сосед подводник. Он, правда, старенький, отставник, но он страшно много воевал на подлодках и много знает о сослуживцах. Хотите, познакомлю с ним?
- Только не сегодня, - воспротивился Степан Педенко, который не хотел утруждать переволновавшегося друга новым довольно неперспективным, по его мнению, занятием.
Но Верочка нахмурилась. Ее черные глазки сделались острыми, недовольными. Отказом Степан огорчил свою девушку, которая искренне хотела помочь им чем-то.
Сережка ширнул друга в бок.
- Пойдем!
У Верочки засветились глазки.
- Вперед! – бодро проворковала она, отправляя чайную посуду на кухню.
Двухкомнатная квартира отставного офицера была похожа на музей. На стенах картины маринистов, за стеклами шкафов модели кораблей, маяков, книги морской тематики, альбомы. Хозяин квартиры, высокий сутулый старик с сухим морщинистым лицом и редкими седыми волосами на круглой голове, с доброжелательностью отнесся к гостям. Рассадил всех в кресла и на диване.
- Я был флагманским штурманом бригады подводных лодок, - заговорил он, узнав цель визита курсантов к нему. – Помню вашего отца, молодой человек, - уважительно обращается он к Сереже Огнерябину. – Хорошо помню Дениса Огнерябина. Собранный был человек. Представительный. Обаятельный…
Курсанты с девушкой удивлены, что так неожиданно и непредсказуемо напали еще на один след в поиске погибшего подводника. А Верочка, воодушевленная своей затеей пойти к бывшему фронтовику, мило заулыбалась. «Вот видите, - говорили ее черненькие глазки, - а вы ездили в архив и не ведали, что здесь – живой свидетель. Их, таких свидетелей, еще много живет в Ленинграде…»
По рассказам отставника-подводника, лодка, где служил отец Сергея Огнерябина, в конце войны была послана в район юго-западной части Балтийского моря для перехвата фашистов, отступающих с советской территории и из Восточной Пруссии на кораблях в Скандинавию и в Англию. На фарватере от Пиллау, по утверждению хозяина квартиры, она потопила судно с эсэсовцами. Но потом от нее прекратилось поступление донесений.
- Что вам еще известно? – Сергею не терпелось что-то еще узнать о лодке отца.
Отставник прошел к шкафу с книгами. Нашел толстую тетрадь в коленкоровом переплете.
- … в 12-ти милях северо-западнее Пиллау потоплено пассажирское судно фашистов, - прочитал он записи в раскрытой тетради. – «Гюнтер Шрик» название этого судна. Широта… долгота… - сообщил он координаты торпедированного противника.
И еще было помечено в тетради, что «Гюнтер Шрик» был торпедирован подводной лодкой капитана 3-го ранга Губина…»
- Лодкой, на которой торпедистом был ваш отец, молодой человек, старший краснофлотец Денис Огнерябин, - добавил отставник с пафосом, обращаясь к заволновашемуся Сергею.
Записи отставника шокировали курсантов с девушкой Степана.
- Это достоверно? – просит подтвердить его Сергей.
- Из перехваченных радиограмм нам было известно, - добавил офицер в отставке, - что главный эсэсовец, который удирал на этом судне от возмездия, требовал немедленной помощи «Гюнтеру Шрик». Прямо скажу, орал в эфире…
Старый моряк глянул сверху очков на курсантов осуждающими подслеповатыми глазами.
- Вы что ж, не верите моим записям? – покосился он на гостей. – Извиняюсь, милейшие, извиняюсь. Но здесь все точно… Вот даже запись так называемых траурных воплей главного эсэсовца. Полюбуйтесь! – он повел пальцем по строчке в раскрытой тетради. - «Пробоина в левом борту. Вода заполнила машинное… Уничтожил пленных. Спасите ради бога! Помогите…»
Хмурясь, курсанты и Верочка склонились над этой тетрадью, где была зафиксирована запись об уничтожении пленных фашистами.
- Видите, какой изверг шел на судне! – протирает очки отставник. – И Губин на дно сопроводил его...
- Считаете, Губин потопил этого мизантропа?
- Я не «считаю», молодой человек, так было, - выпрямляется старик и бросает недовольный взгляд на Верочку, словно упрекая ту: «Кого ты привела сюда? Что за Фомы неверующие?» – Сам главный эсэсовец вопил в эфире о торпедировании судна и требовал выслать катера для преследования подводной лодки…
Он привычно зашагал по комнате. Но приостановился вдруг, разворачиваясь:
- Подводной лодки… - сказал подчеркнуто. - Не американской, конечно… – И уже у окна добавил: - В тот день она должна была взять курс домой, к своей базе…
- Это точно?! – встал с места Сергей.
- Клятву вам дать!? – снисходительно улыбнулся ему отставник. – В моем дневнике военных лет все точно, как в штабных документах того времени.
Он еще сделал пару галсов по комнате. Остановился.
- А вообще-то вы, товарищи курсанты, молодцы… - сказал он. – Вы и должны разыскать губинцев, отважных героев войны…
Порывисто вскочил с дивана и Степан Педенко.
- Понимаешь, Сережа, - пылко обращается он к другу, - мы не далеки от цели!
Он склонил голову перед старым моряком, добавил:
- В Ленинграде, наверное, много ветеранов, которые хорошо помнят боевые дела подводников…
- В Ленинграде их много, - соглашается бывший подводник. – Могут по часам и минутам расписать события тех лет.
- А можно вас спросить? – несмело вдруг поднял голову Сергей, пытливо обращаясь к отставнику. – Каким был папа?..
Быстрее обычного курсанты с Верочкой преодолевают лестницу пяти этажей. Путь курсантов в училище. И даже Верочка не возражает, что ее друг, Степа, мало времени уделил ей на встрече.
Новые данные о лодке Губина взбудоражили и остальных курсантов класса, когда в казарме появились Сергей со Степаном.
*
Хотя начался новый семестр в учебе, курсантам было не до занятий. После лекций они собирались в просторном кабинете торпедного оружия, которым заведовал Бурлаков, и обсуждали появлявшиеся новые проблемы по поиску лодки. Анализировали каждую новую мысль, каждую зацепку, которая хоть на капельку продвигала цель поиска.
К этому времени Сережа Огнерябин скопировал трофейную карту с нанесенными на ней немецкими минными полями, фарватерами и глубинами моря. Степан Педенко колготился с документами, поступившими от ветеранов войны.
- Дайте координаты места торпедирования «Гюнтера», - просит товарищей Огнерябин. – Есть они у нас?..
В кабинет торпедного оружия вваливаются курсанты других классов. Но без обычного балагурства, без галдежа. Интересуются живо, что найдено нового за последние дни. Они тоже зажглись благородной затеей поиска погибших подводников в годы Отечественной войны.
И уже чуть ли не весь факультет торпедного оружия обсуждает результаты работы группы курсантов с Сергеем Огнерябиным.
Предположения, догадки... На классной доске нанесена копия трофейной карты моря с пометками размещения немецких минных полей, фарватеров, глубин в районе потопления фашистского судна «Гюнтер Шрик».
Степан Педенко, подобно преподавателю, взял указку.
- По-видимому, подводную лодку Губина постигла трагическая участь вот здесь… - показал он указкой на место затопления немецкого судна. – Либо фашистские катера потопили ее вот на этом фарватере, но с этим не соглашается бывший флагманский штурман соединения советских лодок, либо…
Высказаны были и новые предположения. В частности, о том, что лодка могла подорваться на мине или была протаранена сторожевиком противника. Спор поднялся такой, что было никого не услышать. Но всем хотелось внести что-то свое в рассуждения и предположения.
- Флотоводцы, тихо! – повысил голос Степан Педенко, стуча торцом указки об пол.
Но даже спустя час спор нельзя было погасить. Лишь с появлением капитана второго ранга Бурлакова в кабинете несколько поутихло. Курсанты сели за столы. А Степан Педенко продолжил у доски.
- Задача с несколькими неизвестными, - начал он, призывая товарищей прекратить пикировки. – Давайте порядком ее решать…
В помещении угомонились. Но стремлений высказаться не поубавилось.
- Сомнений ни у кого нет, что только подводная лодка капитана третьего ранга Губина могла потопить «Гюнтера»? – продолжил Педенко. – Или есть?..
Стало совсем тихо.
- Значит, подводная лодка Губина, как максимум, находилась на расстоянии дальности хода торпеды в момент выстрела… - вычертил он круг с центром места потопления «Гюнтера», - и на площади этого круга. Согласны?..
Курсанты молчат.
- Но нам надо узнать, в какой точке этого круга она могла быть…
В рассуждениях Педенко обрисовывалась задача с несколькими неизвестными. Но первый неизвестный, по задаче Степана, стал известным. На площади очерченного им круга с центром места потопления «Гюнтера Шрик» находилась подводная лодка Губина в момент залпа. И нигде более.
- Мы знаем борт судна, в который попала торпеда, - оживляясь, подсказывает Алеша Званцев.
- Левый… - подтверждает Толя Петров, сидевший позади него. – Но это ничего не дает нам...
- Как это ничего не дает? – оборачивается к нему Педенко. – Курс “Гюнтера”, наверняка, на северо-запад, чтобы пробраться в Данцигскую бухту или к выходу из Балтики…
- Стало быть, лодка стреляла слева от «Гюнтера», со стороны берега, - подсказывает кто-то. - А по-над берегом, посмотрите на копию трофейной немецкой карты этого района на доске, сплошные минные поля… Немцы, как нам известно, поставили там около ста тысяч мин за войну. Значит, оттуда стрелять она не могла…
Насыщенные минами участки моря были серьезнейшим препятствием для проникновения лодок к вражеским фарватерам в этом районе. Это точно. Но если даже Губин и сумел пролезть между выставленными фугасами к месту залпа, то куда он мог уйти от преследования катеров после стрельбы торпедой?
- Кто не согласен с моими рассуждениями, давай свои, - реагирует недовольно Степан Педенко. – Лодка же из этого вот круга стреляла… - снова обводит он указкой площадь, окаймленную окружностью.
«Куда только мог пойти Губин после залпа? – задумывается Сергей Огнерябин. – То, что лодка находилась на минном поле, это было абсолютно точно. А могла ли она уйти с минного поля? Всюду опасности: фугасы, катера...» Он представил на секунду столкновение лодки с миной. Взрыв!.. Разрушается прочный корпус, врывается ледяная вода в отсек… И там, в первом отсеке, - отец. По спине ползут мерзкие мурашки, приподнимается волос на голове.
Не сразу берет он себя в руки. А когда успокоился, пододвинул к себе карту моря и – в который раз! – пытается разгадать тайну военных лет. Морская карта испещрена условными обозначениями. Карандашом на ней нанесены минные поля, фарватеры, путь «Гюнтера Шрик». В глазах рябит. И все же Сергея осеняет, что к берегу Губин не мог идти после торпедного удара по противнику. У берега малые глубины. К северу – тоже, потому что там тонул фашистский корабль. «Туда вряд ли поведет лодку грамотный командир, - рассуждает он. – Под тонущим кораблем нет спасения…» Оставались запад и восток, куда Губин мог уходить от преследования. Но на западе песчаная коса – длинный песчаный полуостров.
- Огнерябина к телефону, - появляется рассыльный дежурного по училищу.
- Кому нужен? – отрывает недовольный взгляд от карты на доске Сергей, где Педенко намеревался прочертить предполагаемый путь отступления лодки, вставая из-за стола.
Встает и капитан второго ранга Бурлаков.
- Губин мог пойти на восток, - говорит он. – Это наиболее выгодный курс отхода…
- Чего же он на минное поле полезет?! – бестактно перебивает его курсант Кирюха Наседкин, кивая на схему, где были нанесены жирными знаками мины, глубины, фарватеры и другие особенности моря.
- Командир лодки вряд ли осведомлен о минном поле, Без пяти адмирал, - насмешливо иронизируя, возражает ему Степан Педенко, приняв комическую позу «смирно» перед любующимся собой курсантом. – Поэтому…
Наседкин от сокурсников получил прозвище «Без пяти адмирал» за стремление показать себя непревзойденным знатоком морского дела.
Курсанты засмеялись.
Но Наседкин, вероятно, не понял поддевки, горделиво сел на место, осуждая в мыслях курсантов, которых он считал менее грамотными, чем он сам.
- Командир лодки не мог знать точного расположения минных полей врага, - говорит Бурлаков. – Мог только предполагать, что он на участке, нашпигованном фугасами. Но я, например, уверен, что он атаковал «Гюнтера», находясь на минном поле, и только он, и что, уходя от преследования катеров, наскочил на мину… - Подойдя к доске, он обводит указкой заштрихованную трапецию на схеме. Трапеция – минное поле. Говорит: - Искать лодку надо здесь, в этом «огороде».
Бурлаков не стремится связать инициативу курсантов преподавательским авторитетом. Поправляется:
- Рассуждайте…
В кабинет вбегает запыхавшийся Сергей Огнерябин. С порога он возвещает:
- Отставник, бывший флагштур, товарищи, обнаружил пометку о четвертой контрольной точке в своих дневниках. Вот ее координаты!..
Он взмахнул над головой листом бумаги с записями и стремительно направился к столу с морскими картами. Ищет место нахождения лодки на карте в момент передачи радиограммы.
- Четвертая контрольная точка, - объявляет Сергей, - тремя милями южнее места потопления «Гюнтера»!
- А когда получена радиограмма? – спрашивает Бурлаков. – Зафиксировано ли время отправления ее Губиным?
- Примерно, за полчаса до торпедирования, - отвечает Огнерябин.
- Около четвертой точки и погибла лодка! - взрывается кабинет разными взволнованными голосами. Но прорывается и печальный голос Жоры Здоровцева, который редко высказывал свои суждения о судьбе губинцев: – Может, мы и правы. Но наше заключение надо бы подтвердить…
- Подтвердить? Как, чем?
А Огнерябин Сергей уже сердцем чувствовал, что задача с многими неизвестными решена...
«…Дорогая мамочка, - сообщал он домой, - мы нашли место гибели лодки с папой... Да, да. Не удивляйся. Теперь осталось найти саму лодку на дне моря. Думаю, это будет сделано водолазами…»
Написав письмо матери, Сергей достал семейный альбом. С пожелтевшей карточки строгим взглядом взглянул на него отец. Как живой глядел он на сына. «Нет, я не безотцовщина, - вспомнил Сергей обидное прозвище, которое услыхал в раннем детстве от бессердечного дворового обывателя. - Отец погиб, сражаясь за нашу страну, я – наследник его. Папа защищал Родину… для меня, для всех честных, благородных людей».
И снова пристально он вглядывается в карточку отца. Военный моряк в бескозырке с ленточкой «Подводные силы КБФ». Притягательное лицо. Решительный подбородок. Внимательные глаза. В образе отца на карточке Сергей находит подобного себе моряка.
*
* *
Июльское солнце поднялось в зенит, когда корабли Балтийской военно-морской базы в кильватерной колонне выходили из гавани. В День Военно-морского флота нарядные толпы горожан и гостей запрудили улицы и набережную. Фасады домов в транспарантах. Флаги расцвечивания, словно крылатые чайки, приветливо машут людям на боевых кораблях, стоявших на якорях в гавани. Последнее воскресение июля – праздник военных моряков Советского Союза.
Сергей Огнерябин рядом с матерью на палубе ракетоносца. Тут же курсанты класса подводников. На их лицах сосредоточенность, задумчивая грусть. Впереди море.
В расчетной точке ракетоносец стопорит ход. Подошли остальные корабли колонны.
В динамике зазвучал голос, распространяясь над кораблями и морем:
- … Здесь, в морской пучине, погребены наши боевые товарищи…
- Смир-р-рно! Военно-морские флаги Союза ССР, приспустить! – последовала команда экипажам кораблей.
Застыли моряки на постах, присмирели гражданские люди на палубах.
Лишь морские волны глухо и уныло плескались за бортами кораблей, вещая о минувших боях героев.
Пролетела чайка. Крылом коснувшись зеленого гребня волны, закричала жалобно. В этом крике, показалось Сергею, был плачь Родины-матери, невосполнимо утратившей своих сыновей в войне.
На волнах качнулись венки, букеты цветов, спущенные с кораблей моряками и пассажирами. Траурными стягами повисли ленты матросских бескозырок.
Услыхав всхлипывания, Сергей повернулся.
- Не надо, мама… - прошептал он, обнимая ссутулившуюся мать рукой. – Не надо…
И Степан Педенко взял ее за локоть.
- Мы гордимся ими, - кивнул он к морю, где была погребена подводная лодка с экипажем.
- Товарищи! – снова зазвучал голос адмирала. – В памяти благодарных поколений навсегда сохранятся героические подвиги славных советских подводников. Памятником погибшим сияет великая Победа над врагом. Разрушенную взрывом мины подводную лодку капитана третьего ранга Губина Константина Васильевича с останками отважного экипажа сейчас поднять невозможно. Но место их гибели распоряжением правительства навечно объявлено Священным Памятным Местом…
Возвращается ли крейсер в базу или идет эскадренный миноносец на ракетные стрельбы, всплыла ли подводная лодка из морских глубин и направляется домой, здесь, над могилой героев-подводников экипажа Губина раздается и плывет на многие мили щемящий звук тифонов и сирен, а из репродукторов раздается суровая команда: «Смир-р-но! Военно-морской флаг Союза Советских Социалистических республик, - п р и с п у с т и т ь!»
Минутой скорбного молчания моряки чтут память подводников, погибших в войне с немецко-фашистскими захватчиками.