(предыдущее: http://www.proza.ru/2016/02/19/1821)
С этих пор жизнь Ву потекла веселее. С ним стали здороваться незнакомые ангелицы, причём, многоопытные «матроны» -- имевшие много полосок – в основном, жалели его за маску и готовы были опекать, а «девицы» – малополосочные – хихикали и пытались узнать за какие такие дела Архангел наградил Ву эдаким изображением? Ведь он помнил своё прошлое…
Наш ангел отшучивался, не зная, что отвечать. Стоит ли говорить о своём прошлом? Это обидит остальных, не имеющих его, да и ничего из того, о чём можно рассказывать, не впечатлит хранительниц. Взяли Ву ребёнком, потом прогнали, он упёрся, погиб в песках и стал ангелом. Ну, учился в пустыне тому, что вряд ли пригодится здесь…
Поэтому он в ответ лишь воздевал руки к небу. Мол, не велит рассказывать!
Да, права Пустыня: в этом мире без хитрости пропадёшь…
Теперь наш ангел, скорее, имел избыток общения, иногда не зная, как избежать его, не обидев сестёр. «Матроны» покровительствовали Ву, любезному со всеми, «девицы» в шутку флиртовали, а братья, завидуя такому успеху, из «Членистоногого» переименовали его в «Бабника». «Архангел-Посвятитель наградил его такой маской, - злословили между собой братья-ангелы, - зная о прошлом этого ветреника!»
Ву лишь многозначительно посмеивался, когда сёстры передавали ему не вполне ангельские слова. И ангелицы вновь убеждались, что новичок явно что-то скрывает. От чего он казался загадочным и ещё более интересным. Не зря ж ему оставлена память…
И он вновь вспоминал Пустыню, которая предложила держаться женщин, существ непоследовательных, но благосклонных. «Ведь сначала она убила меня, а Всевышний воскресил, после же прониклась симпатией и отпустила, снабдив верными советами. Надо поблагодарить её, если когда-либо встретимся…»
Ву попытался поузнавать у сестёр про разгром библиотеки в близлежащих краях, надеясь, что всплывёт истинная история старца из пещеры. Однако не преуспел в этом.
Он привык обходиться без личного местоимения, находя даже нечто забавное в построении речевых конструкций вроде: «Как представляется пред вами стоящему…» или «Этот ангел (указывая на себя)…» таким образом, перестав упоминаться в отчётах сестёр.
Ву давно уже молился со всеми, благодаря Всевышнего за прошедший день и прося о дне предстоящем. Он не решался обратиться к Всеблагому от себя, ожидая знака, поскольку раньше сообщил Богу, что знает как изменить положение дел, но Тот пока не откликнулся. Вероятно, у Творца были на то свои резоны.
Ву, конечно, занимал вопрос: сколь долго находятся в положении изучающего здешнюю жизнь без своего подопечного?
- Как правило, такое продолжается три местных года, - ответила, взявшаяся опекать его, «матрона» Уду, хранительница матери здешнего правителя, - это ученичество называется послушничеством. Обычно кто-то из братьев берёт на себя роль наставника на этот срок и потом сообщает: готов ли его опекаемый служить самостоятельно.
На что Ву опустил голову. Шансов, что один из братьев согласится стать его наставником, не было никаких. Уду с ним согласилась. А потом неожиданно сказала:
- Слушай, но нигде не говорится, что запрещено иметь… наставницу! Если хочешь, Уду может быть ею.
Поражённый Ву сначала замер, после же низко поклонился:
- Благодарю за честь!
Ох, Пустыня-Пустыня… ты научила меня большему, чем мудрый старец.
Так началось, пока без объявления, его послушничество.
Уду не имела опыта в данном деле, и они решили, не сообщая братьям и сёстрам о своём намерении, прежде как бы невзначай выведать, что полагается делать наставнику и послушнику. Оба, независимо друг от друга, заводили разговор на подобную тему, потом переводя на другое, чтоб не подумали, что в действительности интересует. К тому же наблюдали за ангелами-новичками, вставшими на сей путь, сравнивали с поведением наставниц-сестёр с ангелицами.
Каждый вечер два наших заговорщика тайком делились приобретёнными знаниями, нередко со смехом, представляя какое впечатление произведёт известие о послушничестве Ву! В ходе своей «подпольной деятельности» они подружились. Опытная Уду вела себя покровительственно и снисходительно.
- Каждый мой новый шаг становится скандальным, - говорил ей Ву, - Хотя видит Бог, совсем не стремлюсь к этому. Сначала маска, о которой мне даже не было сообщено, и первая же пара братьев чуть не умерла со смеху. Из-за этого вышло непонимание с ангелами, но зато был открыт мир сестёр. Представляю, что станут плести, когда узнают нашу тайну! Братья опять начнут завидовать.
- Даа… - соглашалась Уду, - разговоров будет!
Наконец они сочли, что известно достаточно и можно объявить всем. Наставница явно волновалась.
- Уду не должна бояться сделать что-то не так, - успокаивал её Ву, - её послушник всегда готов подсказать или подыграть ей. Пусть только попробуют сказать не то Уде или о ней!
- Послушнику нельзя дерзить никому, - невольно смеясь, напоминала довольная Уду.
- В крайнем случае, - отвечал Ву, - только в крайнем случае. Да и тогда все вместо осуждения начнут жалеть Уду: «Ей достался такой ужасный тип! Как она с ним справится?»
Уду только качала головой:
- Ну и послушник попался… Сам наставника учит! Не иначе – далеко пойдёт.
И вот день объявления настал. Уду сообщила о своём намерении наставничать только подругам.
- Этого достаточно, - сказала она Ву, - к концу дня весть станет известна всем ангелам сих мест. Не сомневайся, обет послушания тебе придётся принести при огромном стечении хранителей.
Весь день Уду пересказывала Ву мнения и пересуды, доносимые ей подругами.
Ангелы просто выходили из себя:
«Это невозможно! Неслыханно! Наставница у послушника… Срам! Это прямо разврат какой-то!»
«Правилами, конечно, не запрещено… Но мало ли что не оговорено правилами! Вон чакцы не выходят же голыми на улицу, хотя нигде у них об этом не сказано!»
«Необходимо отразить такую… несуразность в отчётах, отметив общее возмущение».
«Да, «Бабник» вновь показал себя! Хорош гусь…»
«Архангел Посвятитель знал, что ему изобразить на физии… Но какова Уду! Кто б мог подумать?»
«Она не должна была соглашаться».
«Видимо, очаровал… Хе-хе!»
«Ни один ангел не согласился бы стать его наставником!»
«Он это понимал, почему и сделал другой ход. Не дурак».
Мнения ангелиц разделились. Одни одобряли её решение, говоря: «Почему это братья так возмущены? А если бы кто-то из них по обоюдному согласию стал наставником юной хранительницы? Тогда всё было б как надо? Сами поставили собрата в положение, когда никто из них не согласился его наставлять, а после ещё возмущаются! Лицемеры!»
Другие не знали, что и сказать, чью принять сторону и растерянно помалкивали. Третьи шли на поводу у братьев, поддакивая им.
Неизвестно чем бы всё это закончилось, если б вдруг не распространилось новое ошарашившее сообщество известие: ангел Эони объявил, что примет обет послушания у будущей хранительницы!
Поистине всё смешалось в Божьем доме…
- Мы уже не одни! – обрадовался Ву, - Нужно встретиться с Эони и его послушницей.
- Непременно, - ответила Уду, - только наведу справки, чей он хранитель. Не помню такого… почему-то имя его смущает…
Эони оказался опекуном раба-акца, приведённого некогда в полон совсем мальчиком.
Это не обрадовало Уду.
- Пришлый… - сказала она, - чакские хранители его осудят уже только поэтому. Акские по той же причине поддержат. Небось, и будущая послушница из них. Пахнет расколом… Вряд ли такое наверху понравится.
Поражённый Ву молчал. Получалось, что ангелы, подобно своим опекаемым, не были едины!
Собственно он и ранее замечал, что хранители и хранительницы со временем невольно проникались представлениями хранимых и жизни вокруг них. Ничего удивительного, ведь другой жизни у них, по сути, и не было. Ву неожиданно пришло в голову иное объяснение: что, если, не дай Бог, праведных смертных просто не хватало… а это вполне возможно… и приходилось использовать… не вполне пригодных. Но если так, то тем более, они лишались памяти для того, чтобы прежние неверные представления не тянулись за ними в новую, другую жизнь. Однако это же приводило к заполнению подобных пустот уже здешними. В основном, то, что ангелы обсуждали, о чём спорили или сплетничали – были жизни их опекаемых.
У бывалых опекунов, к которым принадлежала Уду, на это накладывался ещё и опыт работы с предыдущими хранимыми. Ангелы незаметно для самих себя начинали сочувствовать хранимым, не способным в своих условиях жить по принципу: «Не делай другому то, чего не хочешь по отношению к себе». Хранители не оправдывали своих нарушителей, но понимали, почему те так поступают. «Жизнь у них… - вздыхали хранители, - она заставляет. Но Закон есть Закон». Разумеется, крамольными вопросами они не задавались. Всевышнему виднее, отчего подобное происходит в этом «лучшем из лучших миров».
- Так что же? – прервал он молчание Уду.
Она вздохнула.
- Видишь ли, Безымянный брат, это ещё не всё, что сообщили… Он к тому же и чёрный, этот Эони.
Ву не понял.
Уду пояснила:
- Нигде не говорится, что наставник обязательно должен быть белым. Но…
Она помедлила.
- Но по заведённому обычаю всегда ангелы духа наставляют послушников. Ангел тела – наставник… это как-то попахивает ересью.
- А как же ангелицы? – растерянно спросил Ву, - Вы ведь бело/чёрные?
- Во-первых, хранительницы являются наставницами новеньких, то есть, «своей масти».
Тут Уду улыбнулась.
Потом, мы – всё-таки половинки… совмещая в себе. А Эони мало того, что чёрный, так и собирается наставничать над ангелицей. Разврат какой-то!
- Тогда как же мы?
Уду не ответила, опустив голову.
Ву не знал, что и думать.
Наконец он разразился тирадой:
- Почему такое творится? Разве ангелы не призваны делать благое дело, сообща, на радость Всевышнему! Разъединение их – Творцу не угодно… Значит, всё, что ведёт к раздраю, должно быть отметено! Именно, как ересь! Слышишь, Уду?
Та отняла руки от «лица» и подняла голову.
- Это звучит убедительно, Безымянный брат… Но лучше спросить в отчёте, подробно всё описав, как правильно поступить. Чтобы не ошибиться. Скоро день кончится, отошлём и получим ответ. Во всех спорных случаях требуется благословение свыше. Так заведено.
Беседуя, они парили над дворцом, где было время отдыха. И Ву вспомнил, что рассказывала его почти наставница о своей хранимой…
Опекаемая Уду, мать правителя чакцев, была одновременно -- страшным существом – хитрой, жестокой и властной, и необыкновенно любящей и заботливой матерью.
Она, подобно другим наложницам, некогда ребёнком была продана бедными родителями в гарем повелителя. Там она выросла, обучаясь танцам, игре на музыкальных инструментах, стихосложению, правильному поведению и… искусству угождать мужчине в его любовных утехах.
В 15 лет Уду расцвела и удостоилась внимания владыки судеб чакского народа, сумев угодить повелителю. Она росла среди зависти, интриг, ненависти других красавиц гарема, не брезговавших ничем, чтобы попасть в фаворитки и устранить соперниц. Подсыпали яд, душили во сне… Уду выжила и победила. Главным её оружием были: лицемерие и лесть. Она убедительно играла простушку, восхищавшуюся своим повелителем, как до этого изображала -- насколько впечатлена внешностью прочих одалисок, с которыми, конечно, сравниться не сможет, потому и не мечтает о большем, чем о дружбе таких красавиц. Те принимали её слова за чистую монету и не брали в расчёт, за что и поплатились.
Впрочем, мстительной она не была. Только целесообразной. Осведомители извещали: кто злоумышляет, плетёт интриги, способные навредить. Такие уничтожались, а если не представляли серьёзную опасность, то изгонялись из гарема, теряя влияние, нередко выдаваясь замуж с приданным.
- Представляешь, - делилась с Ву наставница о своей хранимой, - она сумела завязать с повелителем переписку, где в стихах иносказательно восхищалась его мужскими достоинствами! Какому мужчине такое не понравится? В спальне её начинала бить дрожь при одном его взгляде, а ноги отказывали держать… в чём не стеснялась признаться ему. Ночью она стонала и кричала так, что лишала сна весь гарем! Соперницы рыдали в подушку и кусали руки. Ей пришлось остригать ногти, ибо вся спина владыки чакцев оказалась в шрамах.
- А вдруг… - заметил Ву, - она, в самом деле, его любила?
Уду с удивлением уставилась на него и холодно отрезала:
- Исключено. В любви глупеют, от чувств слепнут и совершают ошибки. Она же не допустила ни одной. Поэт верно отразил это:
«Любовь слепа и нас лишает глаз.
Не вижу я того, что вижу ясно.
Я видел красоту, но каждый раз
Понять не мог, что дурно, что прекрасно».
«Бедная любовь в таком мире! - вздохнул про себя Ву, - Попробуй-ка, спаси его! Скорее здесь другой вопрос: как ей самой спастись в нём?»
Уду несколько смягчилась, услышав его сожаление.
- Будущих возможных любовниц повелителя из детей выбирают евнухи, - сказала она, - Но у каждого правителя помимо мимолётных капризов есть и свои предпочтения. Во времена её супруга в гареме ходила об этом шутливая загадка. Мол, повелитель устроил смотр нагих девушек, и, выбирая на ночь, решил побеседовать с каждой. Он задавал всем один и тот же вопрос, на который они отвечали по-разному.
Первая сказала, что должно быть вот так, и он отметил: «Да ты – умная!»
Вторая сказала, что должно быть так, как угодно его величеству, и он усмехнулся: «А ты хитрая!»
Третья превознесла его за вопрос, до которого в жизни бы не додумалась. За это он назвал её льстивой…
Вопрос: кого из них он выбрал?
Уду посмотрела на Ву.
Тот только развёл руками. Откуда мне знать его предпочтения? Правда, раньше говорилось, что лесть – непобедимое оружие…
- Ты бы не дождался тела повелителя, - вынесла приговор Уду, - Не удивляйся, один любит девочек, другой – мальчиков… Надо знать слабости своего господина. Хороший слуга их всегда знает, дабы им потрафить.
И наложницам они были известны, - продолжила Уду, - поэтому девушки и отвечали со смехом: «Повелитель выберет ту, у которой бёдра шире!» Так как этот, самый весомый аргумент, у будущей супруги присутствовал, то ей оставалось закрепить успех уже иными средствами. Недаром её имя Уду переводится, как «Трепетная или Страстная».
Ву осталось лишь покачать головой.
Дальше он узнал от наставницы, что согласно давнишнему закону, призванному устранить междоусобицы, наследник, всходя на чакский престол, должен был перебить остальных возможных претендентов -- своих братьев по отцу от других наложниц, которых могло быть множество. Поэтому самые искренние слёзы в гареме по случаю смерти повелителя, это слёзы матерей других мальчиков…
Охраняя право своего сына, вдова Уду помогла организовать эти убийства, не забыв и о мамах. Тех топили в мешках.
- Что скажешь, почти послушник? Какой урок извлечёшь? – поинтересовалась наставница.
Ву принялся размышлять. В подобных условиях, если пытаться блюсти принцип: «Не делай другому то, чего не желал бы себе» -- долго не протянешь. То есть, сами правила игры препятствуют исполнению Закона Всевышнего. Тогда напрашивается вопрос: Как карать за это, не меняя правил игры? При иных обстоятельствах те же чакцы вели бы себя по-другому. Когда им выгоднее было бы не убивать, а сотрудничать.
- И где же царит у подобных существ названный послушником порядок? – фыркнула наставница.
Ву подумал, что Милошево – исключение, и вынужден был согласиться, что не знает.
- Скажу больше, - усмехнулась Уду, - слышала, что некогда предпринималась попытка установить здесь Закон Всевышнего…
- И что? – подался к ней, не выдержав, Ву.
- А то… Это длилось недолго. Очень скоро властители чакские – коих тогда было немало, и они грызлись между собой, даром, что являлись братьями – нашли свои способы нарушить Закон. Одни так повели себя в отношении противника, что тому было стерпеть невозможно, а когда война началась – его же обвинили в ней и презрении Закона. Другие заявили: Всё вершится с согласия небес, а раз небеса не против нашей власти, то творимое нами благословляют. На небесах понимают, почему приходится так поступать. Народ наш неразумный того заслуживает, не понимая собственного блага. Третьи нашли своё толкование Закона: «Не делай другому того, чего не желал бы сам? Но где сказано, что нельзя делать то, что желаешь?» А желали они одного – власти, и значит, смерти врага, говоря, вот уничтожу недостойных, сяду один, и более войн не будет! Ведь те же благие цели преследует и истребление иных престолонаследников.
- Благие цели?.. – не поверил Ву.
- Разумеется, - подтвердила Уду, - Дабы не случилась смута с куда большими жертвами, как прежде не раз бывало.
У её послушника не было слов.
Через какое-то время он решился спросить об акцах, которых приводили в плен.
- А как в их краях жизнь устроена?
- Не надейся! – ответила Уду, - Вот по внешнему виду акцы похожи, не так ли?
Ву кивнул.
- Но речь их отличается, потому что принадлежат к разным племенам. Некогда они произошли из одной семьи, но те времена давно забыли, заселив разные земли и поклоняясь разным богам. У них нет городов, живут рыбной ловлей, охотой, в том числе, и на себе подобных, собирательством, что-то съедобное выращивают.
Их значительно больше чакцев, но друг с другом они враждуют не меньше, нередко вступая с чакцами в союзы против соплеменников, а их вожди даже продают своих чакцам в рабство.
Часть акцев ещё совсем дика, другие из них уже употребляют себе подобных лишь в ритуальных целях, а не для пищи.
Больше в тот день Ву ни о чём Уду не спрашивал.
Вспомнив это, он почти физически ощутил, как его заполняет грусть, как она растёт, подавляя внутри остальные чувства, как обнимает собою весь мир, и нигде от неё нет спасения…
Ву сник, уронил голову на грудь и совсем бы пал духом, когда б не промелькнула спасительная мысль: «Музыка…» Да! Услышать её сейчас… Может быть, она – первый из языков, на котором изъясняется Всеблагой… ибо она – божественна.
И Музыка пришла. При её звуках, лившихся с высоты, Ву воспрял. Он узнал гимн, который пели ангелы после заката и на рассвете: «Да возрадуется Всевышний нашему служению!» Только обычно его музыка звучала мощно вместе с хором их голосов, а сейчас, без них, оказалась проникновенной, стучавшейся в его душу и находившей там отклик.
Незаметно для себя он стал петь гимн, попадая в ноты, всё громче…
Очнувшись от наваждения, словно промытый изнутри, он мысленно поблагодарил Всеблагого. А после смущённо огляделся. Уду рядом не было. Вероятно, она спустилась по делу к опекаемой или отправилась писать запрос… «Слава Богу! – подумал Ву, - Не то сочла бы свихнувшимся и не видать мне наставничества её… Но так ли я хочу теперь быть послушником, участвуя в этих играх?» И тут же, испугавшись мысли, прогнал её.
В этот момент на крышу опустился чёрный ангел в чёрной маске, на которой белыми светились только две точки глаз.
Ву вздрогнул. Чёрный направился к нему и приветствовал обычным:
- Да возрадуется Всевышний нашему служению, безымянный брат!
- Да возрадуется… - неуверенно ответил наш ангел, ожидая продолжения.
И оно последовало.
- Перед тобой Эони, брат…
(продолжение: http://www.proza.ru/2016/02/21/588)