Пока мы едины…
Среди совсем чужих пиров и слишком ненадежных истин,
Не дожидаясь похвалы, мы перья белые свои почистим.
Пускай безумный наш султан сулит дорогу нам к острогу,
Возьмемся за руки, друзья, возьмемся за руки, друзья,
Возьмемся за руки, ей Богу.
Булат Окуджава «Союз друзей»
Леонова и Холодов с потоком пассажиров вышли на волю из каменного здания станции метро «Площадь революции», и Марк Викторович, вдохнув московского воздуха, не сразу догадался, почему здесь, в центре душной столицы, дышится так легко. Потом понял: площадь изменилась. Ещё совсем недавно сразу от лестниц, ведущих к станции, шли два длинных ряда деревянных столов с литературой самого омерзительного содержания. По одну сторону книжные лотошники предлагали купить брошюрки, восхваляющие великий гений товарища Сталина, а по другую сторону такие же книжонки ругали евреев, виновных во всех бедах России, и всячески восхвалялся русский народ. Чтобы пройти к Манежной площади, приходилось идти сквозь этот красно-коричневый коридор.
Как хотелось Холодову, подобно Христу, изгнавшему торговцев из храма, разогнать книжных лотошников, торгующей этой гадостью! Но он понимал, что мессия из него не никакой, силёнки не те, а милиция быстренько припаяет ему статью за хулиганство. И он убеждал себя, что продажа мерзкой литературы – оборотная сторона проявления той самой свободы, о которой он так мечтал.
Зато теперь, когда лотошников все-таки разогнали, Марк Викторович почувствовал себя свободнее, а площадь Революции выглядела спокойной и умиротворённой – совсем не под стать своему беспокойному названию.
Леонова и Холодов беспрепятственно вышли на Манежную площадь, где совсем недавно выросли стеклянные купола торгового центра «Охотный ряд». Они не успели полюбоваться на новизну площади, как к ним подскочили два молодых человека.
– Здравствуйте, мы из НТВ, – представился один из них – высокий и тощий.
– Да-да, мы из НТВ и хотим вам кое-что предложить, – второй, ростиком пониже, полез в сумку, собираясь вытащить нечто весьма дорогое. – У нас тут сегодня акция…
Всё ясно, подумал Холодов, жулики разглядели в нас замшелых провинциалов и хотят всучить нам какую-то дрянь. Но ничего у них не получится.
– Надо же, какое совпадение! – деланно воскликнул Холодов. – Мы ведь тоже из НТВ. Только что прибыли из Новосибирска. Но почему вы без камеры? Это безобразие! Совсем зажимают молодёжь. Отправляют на ответственное задание, а камеру и оператора не дают. Ну, ничего, я этого так не оставлю. Скажите номер телефона вашей редакции – я им позвоню и скажу всё, что про них думаю.
– Нет-нет, не надо звонить, – быстренько среагировал высокий и тощий, хлопнув по плечу своего более мелкого товарища, давая ему понять, что пора уходить. Мелкий мгновенно всё понял, и оба типчика быстрым ходом двинулись в глубь Манежной.
– Куда же вы? Я же вам хочу помочь, – крикнул было им вслед Холодов, но, оглянувшись, понял, что весь этот мини-спектакль он играет впустую. Единственный зритель – Зоя Леонова – отошла в сторону.
Марк Викторович догнал её в надежде услышать комплимент по поводу гениальной импровизации, но Зоя только покачала головой, взяла его под руку и произнесла:
– Ну-ну, многоуважаемый господин Холодов, какой же вы всё-таки ребёнок!
Холодов ничуть не обиделся и даже поддержал эту версию:
– Ничего не могу с собой поделать, Зоя. Я застрял где-то в пятнадцатилетнем возрасте и никак не могу повзрослеть.
– А, по-моему, даже не в пятнадцатилетнем, а где на уровне пяти.
– Ну, уж нет! Пятилетнее дитя ни за что не смогло бы так отделать двух жуликов, – хохотнул Холодов.
Болтая, они поднялись по Тверской до Центрального телеграфа и свернули в тихий Газетный переулок – бывшая улица Огарёва – с правой стороны почти весь занятый массивными зданиями министерства внутренних дел. А в центре переулка, напротив МВД, за высокими елями притаился трехэтажный зеленого цвета – по стать елям – институт экономических проблем переходного периода.
Войдя в институт, они, будто в храме, перестали болтать и вскоре оказались в приёмной его директора – Егора Тимуровича Гайдара.
Гайдар встретил их возле двери своего большого кабинета, внутри которого его массивная фигура не казалась такой большой и громоздкой, поздоровался за руки, предложил войти вглубь и сесть за гостевой стол. Сам дождался, когда гости усядутся, и только после этого сел сам.
Гости представились, и тут же перешли к сути своего визита.
– Многоуважаемый Егор Тимурович, вам не кажется, что демократам пора уже объединятся, а не спорить друг с другом по любым пустякам? – задала вроде как риторический вопрос Зоя Леонова, заранее зная ответ.
– Конечно-конечно, кто же спорит? – взволнованно заговорил Гайдар, как-то забыв про своё обычное причмокивание. – Наша партия – вы это знаете – всегда стояла за объединение демократических сил. К моему величайшему сожалению, не все наши партнёры к этому готовы.
– Это на уровне Москвы они не готовы, – спокойно и напористо продолжила Зоя Леонова. – Поэтому мы предлагаем процесс объединения демократических сил начать с регионов.
– И у вас есть конкретные предложения?
– Есть. И не только предложения, но и конкретные дела, – стараясь не выглядеть хвастуном, негромко выдал Холодов. – Мы подключили к процессу объединения нашего губернатора Никонова, и осенью состоится учредительная конференция «Союза преображения Севера». Если коротко, то СПС. Мы намерены пригласить на неё руководителей всех демократических партий и движений. И вас лично приглашаем в первую очередь.
– Что ж, это замечательная идея, я готов её поддержать и приехать к вам, – закивал головой Гайдар. – Неплохо было бы, если бы кто-нибудь из вас сказал об этом завтра на съезде партии.
– Это вторая причина, по которой мы к вам пришли, – вновь включилась Зоя Леонова. – Нам, представителям регионов, очень трудно получить слово на съезде. Поэтому мы убедительно вас просим: дайте указание аппарату, чтобы записали на выступление Марка Викторовича Холодова.
Когда разговор закончился, Гайдар проводил гостей до дверей и пожал каждому руку.
ххх
Идея объединения демократических сил в регионе пришла Холодову совсем в неподходящем для этого времени и месте – во время похорон Владимира Аландера. В тот день Марк Викторович неожиданно для себя переменил отношение к губернатору Герману Никонову.
Гроб с телом поэта выставили в фойе местной филармонии. Он лежал возле стены, изображающих лесных героев, похожий на спящего льва – с огромной, но уже уложенной гривой и окладистой седой бородой. Холодов, Герц и Груздев отстояли почётный караул возле гроба, сдали траурные повязки и пристроились возле окна рядом с поэтом (она терпеть не могла слова «поэтесса») Натальей Береговой.
– А дом он так и не построил, – глядя на гроб, задумчиво произнёс Груздев.
– Зато купил катер, – вполголоса откликнулся Холодов. – Мы с ним здорово покатались по реке.
– Отличный у него был катер, – добавил Герц.
– Вы про «Ганнибал» говорите, – довольно громко для такого события включилась в разговор Береговая. – Слушайте, это прелестное судно…
Но договорить про катер поэта Аландера, на котором, как выяснилось, каждый из них умудрился прокатиться, они не успели. Началась гражданская панихида, и первым дали слово Герману Ноконову. Холодов посмотрел на губернатора с тоской, ожидая от него банальных слов, заранее сотворённых спичрайтерами из пресс-службы. И поначалу всё к тому и шло. Никонов не спеша достал из правого кармана пиджака очки, величественно натянул их на глаза, затем из левого кармана вытащил листок бумаги, развернул и начал читать. Только это оказалась вовсе не речь. Он читал стихи:
Домик мой становится утлым.
Принесу воды из колодца.
В темноте зимнего утра
Дрова звонко будут колоться.
Стихи редко ко мне приходят,
Написать бы успеть прозу!
Не балует здесь погода:
Сильно этой зимой морозит,
Захочу – растоплю печку.
Далеко мой родной город...
На том свете я вас встречу,
Потому что умру скоро.
Его чтение нельзя было назвать выразительным, но получилось очень искренне. Закончив, он опустил руку с листком, левой рукой поправил очки и негромко сказал:
– Это были его последние стихи. Мне нечего к ним добавить. Прощайте, Владимир Александрович.
Холодов в этот миг подумал, что репортаж с похорон можно начать с этой сцены и слов «живой лев простился с мёртвым львом». Потом он обернулся к стоящему рядом Герцу и тихо предложил:
– Саша, тебе не кажется, что Никонова пора принять в нашу компанию?
– Кажется. А в какую компанию?
– Демократов.
– И как ты это видишь?
– Ну, например, создать с его участием какую-нибудь организацию, объединяющие всех демократов. Например, «Союз за возрождение Севера».
– Почему «возрождения»? Разве Север умирал?
– Хорошо, пусть будет преображение Севера.
В этот момент вечно шумная Наталья Береговая цыкнула на них: «Ребята, тише!» и пошла к микрофону. Ребята замолчали, а Береговая громко, так, что было бы слышно и без микрофона, заговорила:
– Сегодня мы хороним настоящего русского поэта! Да, Володя был настоящим русским поэтом…
Холодов с Герцем переглянулись. Они поняли, что педалируя словом «русский», она на самом деле намекает на его частично еврейское происхождение, как бы отвергая тем самым сей досадный факт.
Вечером того же дня идею союза Холодов высказал Зое Леоновой. Она пришла в восторг и тут же вспомнила, как в пору её комсомольской юности, совпавшей с годами перестройки, старшие застарелые партийные бонзы не раз нападали на неё, и она бы точно полетела с места своей работы в райкоме, если бы не заступничество первого секретаря обкома Германа Никонова.
А вот Холодов и Герц именно принадлежность к партаппарату КПСС ставили ему в вину, забывая порой, что Президент-демократ Борис Ельцин тоже из той же когорты. Но им понравилось, что 21 августа 1991 года Никонов вышел к ним на митинг, хотя и понимали, что сделал он это, зная о поражении ГКЧП.
Позже не было более яростного критика деятельности губернатора, чем холодовский «Северный комсомол». А критиковать было за что. Власть тормозила реформу местного самоуправления, но при этом самым чудовищным образом провела приватизацию крупнейших промышленных предприятий региона.
И всё же журналист Холодов улавливал в отдельных высказываниях губернатора какие-то новые приятные на слух нотки. На одной из пресс-конференций Степанов вскользь заявил, что земля должна стать частной собственностью. А то у нас, как в песне, всё вокруг колхозное и всё вокруг ничьё.
А совсем недавно судьба столкнула Никонова и Холодова лоб в лоб на конференции регионального отделения движения «Наш дом – Россия». Местным подразделением новоявленной «партии власти» руководил первый вице-губернатор Александр Павлович Котиков – приземистый мужичок с немного выдающимся вперёд брюшком. На это мероприятие позвали главных редакторов региональных СМИ. Марк Викторович пришёл в здание бывшего кинотеатра «Родина», увидел два пустых кресла возле своего коллеги и занял одно из них. Через минуту на другое пустующее кресло грузно опустился Никонов.
– А я и не знал, что это губернаторское кресло, – съязвил Холодов.
– Это моё кресло, – ответил губернатор. – А вы меня, я вижу, подсиживаете.
На этом перебранка закончилась, так как конференция начала работу и Котиков, подтянувшись насколько это возможно, вышел к трибуне, чтобы зачитать отчётный доклад. Марк Викторович пропустил мимо ушей всё, что говорилось о достижениях, но весь напрягся, когда Котиков вдруг заговорил об объединении демократических сил.
– Нам давно уже пора объединяться, – оторвав взор от бумажки и глядя куда-то внутрь зала, говорил Александр Павлович. – Но как быть, если газета главного демократа Холодова мажет власть грязью из номера в номер.
«Главный демократ», глотнув от обиды воздух, решил было демонстративно покинуть зал, но заколебался, а потом понял, что уже поздно, никто не поймёт. Тогда он отправил в президиум короткую записку: «Прошу слова. Холодов». Слово ему дали сразу после отчётного доклада.
– Вот тут Александр Павлович заявил, что наша газета мажет власть грязью, – Холодов сделал на этом короткую паузу, оглядывая зал. – Да, мы делаем это. Но наша грязь исключительно лечебная.
И в этот момент раздался смех и одиночные аплодисменты. Смеялся и аплодировал ни кто иной, как губернатор Никонов. Вслед за ним стали хлопать и все остальные.
Однако слова Котикова об объединении демократических сил, куда он записал и провластное движение «Наш дом – Россия», запали в душу. Холодов давно уже переживал разобщённость демократов после победы в августе 1991 года. Ярких демократических лидеров российская земля нарожала вволю, но каждый стремился создать и возглавить свою собственную политическую силу. Автор программы «500 дней» Григорий Явлинский вырастил партию «Яблоко», разнёс в пух и прах реформы Гайдара и, не смотря на сходство политических убеждений, ни в коей мере не желал блокироваться с ДВР. Бывший министр финансов Борис Фёдоров соорудил движение «Вперёд, Россия» и на всех мероприятиях с участием Гайдара заявлял, что категорически с ним не согласен по поводу введения или отмены того или иного налога. Известный предприниматель Константин Боровой сотворил Партию экономической свободы. И вот так все эти красавцы дробили демократические силы, которые в свою очередь стали проигрывать на политическом поле коммунистам, а также лично господину Жириновскому.
Как объединить этих честолюбцев, пока не похоронена демократия в России? Этого не знал никто. И только у Холодова возник план – очень и очень честолюбивый.
Аппарат губернатора разослал приглашение руководителям всех региональных отделений политических партий и движений на встречу с Германом Никоновым. Губернатор понимал, что нужны какие-то новые формы работы, немыслимые в советские времена, когда он руководил регионом в качестве первого секретаря обкома. Встречу с местными партийными лидерами он мыслил, как проявление демократии, и был готов к тому, что они, большей частью оппозиционеры, будут говорить не самые приятные для губернаторского уха слова. Особой резкости он ждал от Холодова.
Но Холодов ничего подобного говорить не собирался – зачем повторять то, что и так написано в его газете. Зато он увидел в этой встрече возможность начать труднейший, почти невозможный процесс, объединения демократических сил. Причём не только в регионе, но и по всей стране. И губернатору в этом процессе отводилась особая роль.
Началась встреча, однако, со славословий. Дмитрий Кубин – редактор местного телевидения, возглавлявший одновременно региональное отделение никоего патриотического движения российской интеллигенции, заявил о том, что с сегодняшнего дня они все несут ответственность за всё происходящее в регионе. И все просто обязаны стать верными соратниками губернатора.
Следующим слово дали Холодову. Он посмотрел на Германа Степановича и увидел, как тот весь напрягся, и решил не слишком обманывать ожидания губернатора.
– Герман Степанович, то, что я сейчас скажу, вовсе не означает, что наша газета перестанет критиковать региональные власти…
– И правильно, власть надо критиковать, чтобы не зажралась, – неожиданно поддержал оппозиционного журналиста губернатор, чем внушил тому ещё большую симпатию.
– Но сегодня я хочу воспользоваться случаем, чтобы призвать региональные отделения республиканской партии, партии экономической свободы (тут он перечислил почти все политические силы, кроме коммунистов, пришедших на встречу с губернатором) объединиться в «Союз преображения Севера», – продолжил «главный демократ». – Мы должны быть вместе, чтобы совместными усилиями способствовать проведению демократических и рыночных преобразований в регионе. И вас, Герман Степанович, прошу принять в этом деле самое активное участие.
Губернатор удивился и восхитился таким поворотом дела.
– Холодов, у вас мозг не журналиста, а министра, – похвалил Степанов редактора оппозиционной газеты. – Вы мыслите стратегически. Может вас министром сделать?
– Каждый должен заниматься своим делом, – невозмутимо парировал Марк Викторович. – А участвовать в проведении реформ мы должны сообща, но каждый на своём месте.
С этого момента Холодов стал героем дня. После губернаторской тусовки он дал интервью новостной программе местного телевидения, сюжет вышел в тот же день и в нём – в кои-то веки – Никонову уделили меньше внимания, чем Марку Викторовичу. А Дмитрий Кубин пригласил Холодова на свою авторскую программу. И вот ней-то он и изложил свой грандиозный план по объединению демократических сил России.
План был прост, как всё гениальное. Каждая региональная организация политической партии или движения демократического толка приглашает на учредительную конференцию «Союза преображения Севера» своих московских лидеров. И вот, встретившись в северном городе, они воочию увидят, что объединение демократических сил возможно, устыдятся, наконец, своей несговорчивости, пожмут друг другу руки и затем проведут в Москве учредительный съезд «Союза преображения России». Впрочем, название объединённой организации может быть и другим – важна суть.
С региональными демократическими лидерами Холодов переговоры провёл заранее, все, кроме местного «Яблока», дали согласие на участие в учреждении «Союза преображения Севера» и пообещали пригласить своих федеральных начальников. Грандиозная идея начала осуществляться. Осталось подать пример и пригласить Гайдара, что Холодов и Леонова успешно проделали накануне съезда своей партии.
ххх
Покинув Гайдара и его институт, Леонова и Холодов выбрались вновь на Тверскую, но пошли в разные стороны. Зоя остаток дня решила посвятить магазинам, а Марк Викторович быстро вышел из роли партийца, чтобы стать журналистом, тем более, что репортёрская фортуна ему благоволила. Сегодняшний день ознаменовался началом бессрочного шахтёрского пикета возле Белого дома. Холодов оказался первым репортёром, явившимся на маленький Горбатый мост через давно уже несуществующий проток старого русла реки Пресни. Именно на нём устроились несколько сот горняков из заполярного шахтёрского города.
Два года прошло после визита Президента Ельцина в заполярный город. Шахтёры поверили его обещаниям и на выборах отдали ему свои голоса. Но затем наступило разочарование. В их судьбе практическим ничего не изменилось. Предприятия, на которых они работали, терпели убытки, а зарплаты по-прежнему задерживались. Кормить свои семьи им было нечем. Прибывшая на переговоры видная московская чиновница посоветовала им завести дачи и огороды, чтобы не им не умереть с голоду, чем вызвала горький смех. Какой может быть огород среди вечной мерзлоты?
Тогда горняки решили отправиться за правдой Москву.
Холодов по пути к Белому дому пытался и не мог себе представить, как выглядит шахтёрский пикет. На ум приходили тысячи раз показанные телевизионные кадры выступления Ельцина на танке, многотысячного митинга по поводу победы над ГКЧП и безумного обстрела горящего здания и из тех же танков. Это огромное, похожее на воздушный торт с белым кремом и зефиром, творение советских архитекторов Дмитрия Чечулина и Павла Штеллера стало символом как демократии, так и сопротивления «антинародному режиму». И вот теперь ему предстояло пережить ещё и нашествие обозлённых и разочарованных горняков.
Но то, что предстало перед глазами провинциального журналиста, никак не походило на очередную бучу. Скорее, на пикник в самом центре одуревшей от тридцатиградусной жары Москвы. Полуголые шахтёры либо сидели на своих куртках, либо лениво перемещались по выделенному для них пространству. Один человек, увидев Холодова, надел каску и неспешно навесил на себя плакат с надписью «Дядя Боря, я хочу есть». К перилам Горбатого моста был прикручен транспарант: «Шахтёрам – зарплату, Ельцину – дорога в Воркуту». В центре этого большого пикника Холодов быстро разглядел командира самого боевого отряда горняков Алексея Викторова.
Выглядел командир совсем не по-боевому – мятые застарелые брюки, обнажённый совсем не атлетический торс и, главное, повязанный на голове носовой платок, защищающий его от главного на данную минуту врага – палящего солнца. Командир ел мороженое и разговаривал с каким-то московским чиновником, одетым более прилично – белая безрукавка и чёрные брюки.
Холодов неуверенно вытащил из своей чёрной сумки фотоаппарат и принялся с виноватым видом снимать лениво протестующих шахтёров. Он чувствовал себя этаким папарацци, который забрёл на чужую частную территорию и снимает, как люди отдыхают. Но горняки так не считали. Один из них, вытащив изо рта сигаретку, приветливо спросил:
– Ты из какой газеты будете?
– «Северный комсомол», – извиняющимся тоном ответил Марк Викторович. На этот раз он почувствовал свою вину за то, что представляет не федеральное, а всего лишь провинциальное издание.
– Тогда сыми меня, – попросил полуголый курильщик. – Пусть жена увидит и поймёт, что я тут не по бабам шастаю, а протестую.
– И меня! И меня сфотографируй! – раздались голоса.
Холодов, быстро израсходовав плёнку, всё-таки подошёл к Викторову, поздоровался, напомнил ему двухгодичной давности интервью и получил всю необходимую информацию. Шахтёрский лидер, доев своё изрядно подтаявшее мороженое, сообщил, что пока число пикетчиков составляет 280 человек, но в скором времени ожидается подкрепление. Вот-вот должны подъехать горняки из Тулы и Кузбасса. Теперь они уже не верят никому, а потому требуют отставки Президента и национализации отрасли. Чиновники готовы к переговорам, но только по экономическим вопросам. Из членов правительства никто к ним пока не вышел. Разрешение от московской мэрии получено всего лишь на неделю, но шахтёры готовы сидеть хоть месяц, хоть два, хоть полгода. Им уже нечего терять.
Холодов покидал Горбатый мост, с ощущением удовлетворённости от хорошо выполненной работы репортёра, но и с чувством тревоги. На сердце свербило от того, что Ельцин не выполняет обещания, а вместо того, чтобы погасить долги по зарплате бюджетникам, снизить себестоимость угля, провёл нелепые залоговые аукционы. Вырученные деньги, по всей видимости, ушли на предвыборную кампанию. А имущество скупили ловкие дельцы. И зазвучали новые имена – Березовский, Ходорковский, Потанин, Прохоров. К ним наглухо приклеилось словечко, известное с древнегреческих времён, «олигархи».
Ничего, успокаивал себя Холодов, мы ещё всё поменяем. Главное: объединиться всем демократам. Только так можно спасти страну от пропасти, в которую она опять стала скатываться. Сумели же это сделать в августе 1991 года. Сумеем и сейчас.
Продолжение следует