...или сиквелов не будет.
«Левиафан» - светлый, чистый и добрый фильм.
По крайней мере, на фоне сюжета, который бы я уготовил ему - будь режиссёром я, а не Звягинцев.
Звягинцев выполнил все условия для того, чтобы смог выйти сиквел - на тот случай, наверное, если ему вдруг понадобятся деньги, а съёмка продолжения того светлого и доброго, но скандального фильма уже видится перспективнейшей. Достаточно беглого взгляда: погибла лишь жена главного героя - довольно-таки аморфная женщина, из разряда «ни рыба, ни мясо». Ну, ещё домик разрушен. А все остальные живы, здоровы и готовы к дальнейшему действу. Адвокат, отделавшийся лишь слегка помятым лицом, созерцает унылые северные пейзажи из окна купейного вагона: времени, затраченного на поездку от Кольского полуострова до Москвы поездом, будет вполне достаточно для того, чтобы понять и простить друга, а по приезду в столицу видавший виды юрист сразу же примется вытаскивать синяка-автослесаря из тюрьмы, где бедолаге пришили писаное вилами по воде дело. ГАИ’шнику и его жене ещё предстоит выйти из запоя, оттаять по весне и только потом понять, что упрямого автослесаря тупо подставили, позарившись на его земельный участок, но это - тоже дело времени. А окончательно их убедит в этом сын главного героя, не отправленный в детдом и взятый ими на воспитание. Даже гротескный злодей-мэр, без которого бы не было кина, никуда не делся и снова готов пободаться.
Блогеры, пишущие мне в комментариях, что «...у таких фильмов не бывает продолжений», лгут самим себе. Бывают, да ещё какие!
Куда тленнее, безысходнее и отчаяннее «Левиафана» был первый «Безумный Макс» 1979-го года, который скорее является криминальной драмой, чем постапокалиптичной фантастикой. Низкий бюджет первой части - вообще притча во языцех: чего стоил один лишь разбитый в хлам микроавтобус «Мазда Бонго», принадлежащий - как позже выяснилось - родной тёте режиссера, да и пороховой ускоритель у списанного такси с окончательно сдохшим двигателем тоже был шикарен. Правда, полупустыни Австралии не так мрачны, как арктическое побережье Мурманской области, но чем богаты - тем и рады, как говорится... А несмотря на то, что Макс, потерявший жену и ребёнка, едет в конце фильма в никуда на угнанной полицейской машине, уже в недалёком будущем нас ожидает и сиквел, снятый в лучших традициях постапокалипсиса, и триквел, где уже и элементы фэнтази присутствуют, и, наконец, после долгого перерыва - интерквел «Дорога Ярости», восторгающий фанатов последних «Фоллаутов».
«Неудачно ты сравнил «Левиафан» с «Безумным Максом»!» - мне сказали. Ок. Сравним с отечественным производителем, тоже малобюджетным. «Брат» 1997-го года - по ходу самого безысходного в новейшей истории Богоспасаемой. Действие «Брата» разворачивается в Питере второй половине 1990-х - петербуржцы, думаю, уже содрогаются на этих строках. Совершенно фантасмагоричный фильм с Наутилусом в саундтреке, снятый на полузаброшенном Смоленском кладбище, во дворах-колодцах Васильевского острова и в коммуналках, каждые 20 минут посвящаемый чему-то упущенному или пропиджаченному, а оканчивающийся монологом о городе, отнимающем силу. Казалось бы... Но продолжение не заставило себя долго ждать - премьера «Брата 2» была уже в 1999-м. А не погибни Бодров-младший в 2002-м году в горах Грузии - вышел бы и «Брат 3».
Я не Звягинцев. И даже не Балабанов. Мой девиз - «Да не спасётся никто!», мой вдохновитель - Лоран Бутонна, снимающий никогда не оканчивающиеся хэппи-эндом видеоклипы для Милен Фармер, моя муза - нелепо погибшая Лесли Бёрк из «Моста в Терабитию», мой допинг - «Ягуар» с паяльной кислотой, скажи «Что за отстой!», но в глотку заливай, в левой руке - тлен, в правой руке - боль, а мой пиар-менеджер - Сартр Жан Поль.
* * *
Если не они, а я - режиссёр?
До конца моего(?) фильма - чуть более десяти минут.
Бросив всё, на чём, казалось, завязывался сюжет, герой садится в поезд и уезжает в никуда. За окнами вагона проносится выжженная лесотундра вперемешку с чёрными от нефти озёрами, остовами военной техники и горами мусора на месте покинутых посёлков.
Герой, хныча от безысходности, заходит в вагонный туалет, расстёгивает там детский школьный ранец с изображением радостной спаниельки из диснеевского мультфильма «Леди и Бродяга», достаёт оттуда металлическую леску с петлёй на одном конце и небольшим якорем на другом, петлю он надевает на шею, а якорь спускает в унитаз. И вот якорь зацепляется за шпалы, леска резко натягивается, ударяет тело об отвалившееся от удара унитазное седло и перерезает шею, голова отскакивает от шеи и с грохотом падает куда-то на железный пол туалета, а струя крови брызжет на зеркало, на раковину и на скомканную газету со статьёй о Форексе и фьючерсах, использованную кем-то вместо не оказавшейся в туалете бумаги, но зачем-то оставленной в раковине.
Играет синтипоп.
До конца другого моего(?) фильма - чуть менее десяти минут.
Потеряв и бросив всё, герой едет в никуда на ржавом «Олдсмобиле Найнти-Эйт Редженси» 1972-го года. Лес вдоль дороги всё темнее и гуще, дорога всё хуже и хуже, попутных машин всё меньше и меньше, и, наконец, у «Олдсмобиля» с многолитровым двигателем, расходующим 34 литра на сто километров, заканчивается бензин аккурат напротив неприметной просёлочной дороги, отходящей от шоссе. Оставив машину на обочине, герой идёт по просёлочной дороге, заросшей бурьяном. Из-за очередного поворота показывается замшелая колокольня и покосившийся купол бревенчатого храма деревни, полностью вымершей ещё в позднесоветские времена.
В наиболее сохранившейся избе оказывается прялка с веретеном и хохломская посуда. Садясь напротив прялки, герой распарывает себе живот ножом с расписанной под хохлому деревянной ручкой, в хохломские тарелки и жбаны летят окровавленные шматы и вышеупомянутый нож, а заскрипевшая и заверещавшая в пока ещё слушающихся героя руках прялка выматывает из распоротого живота кишки.
Хотя... боюсь, тут меня в плагиате обвинят, вспомнив «Таксидермию» гениального венгра Дьёрдя Пальфи.
Играет итало-диско.
До конца третьего моего(?) фильма - менее пяти минут.
Отчаявшийся герой едет в никуда на велосипеде «Пермь» без тормозов, с порванным седлом и с «восьмёрками» на колёсах. Велосипед окончательно ломается в провинциальном центральном парке культуры и отдыха, зачахшем ещё в 1990-е годы и из всех благ цивилизации оборудованный лишь пластиковыми биотуалетами.
Пнув велосипед и зайдя в биотуалет, герой обливает себя бензином из надувного резинового жирафа, извлечённого из-за пазухи, обкладывает вынутыми оттуда же журналами «Страна игр», раскрывшимися на станицах со статьёй об игре «STALKER», и сжигает себя заживо.
На фоне дымящего, горящего, плавящегося и превращающегося в нечто бесформенное биотуалета возвышаются давным-давно не работающие карусели с навечно остановившимся «колесом обозрения», а ветер стелет по земле с валяющимся на ней велосипедом чёрный дым, носит по всему парку пластиковый мусор и треплет свисающие с карусельных кресел полиэтиленовые лохмотья с драными пижамами-кигуруми - вроде тех, в которых когда-то выступали Die Antwoord.
Играет собственно Die Antwoord.
До конца четвёртого моего(?) фильма - примерно три минуты.
Герой, доведённый до того, что даже уйти некуда, останавливается на безлюдной осенней набережной, спускается по ступенькам в воду кислотного цвета и вот уже стоит в воде по пояс.
Вода на глазах разъедает ветхую ткань спортивных трико и кожу, вокруг ног пузырится кровь. Вскоре ноги подкашиваются и герой падает в воду.
Мимо проплывают дырявые пластиковые канистры из-под ядохимикатов, проплывает гнилая стальная бочка с логотипом компании, производящей реактивное топливо из жаб и ящериц, проплывет чёрная и раздутая туша крокодила с кружащимися над ней мухами... Вдалеке горят корабли, давным-давно оставленные экипажами и выгнанные на последний рейд.
Играет смесь евродэнса с индастриэлом.
До конца пятого моего(?) фильма - минута.
Героиня, похожая на Акеми Хомуру из мультфильма «Волшебница Мадока», даже не успеет в никуда уйти: вместо привычного обгаженного и изрисованного лифта родной блочной восемнадцатиэтажки, вызванного замыканием двух оборванных проводков на месте сломанной кнопки, за открывшимися лифтовыми дверьми оказывается мясорубка, в которую героиню затягивает.
Внутри у героини, перемолотой в мясорубке, вместо органов оказываются запчасти старых игровых приставок, аудиокассеты и наушники с витыми проводами, а вместо крови - липкая розовая патока.
Три четверти квартир восемнадцатиэтажки - брошенные. В некоторых пустых глазницах окон горят огни кострищ, а ещё из пары окон на самом верху вываливается наружу мусор.
Играет пост-панк.
Да не спасётся никто!
И сиквелы не смогут выйти!
«Русский Тленъ» - достойный ответ гегемонии Голливуда. И, надеюсь, когда-нибудь в достойной конкурентной борьбе «Техасскую резню бензопилой» потеснят не преисполненные позитивом советские комедии Гайдая и/или пафосные ленты о белогвардейских военачальниках, а «Архангельские электрофуганки».
Адиос