Дикарь

Иван Алтынник
Иван Алтынник

1 Прощай, мама!

От мамы меня оторвали в тот момент, когда я тянул из её соска тёплое вкусное молоко. Нас, малышей, у неё было трое. Жили мы в большом светлом доме у состоятельного хозяина, позволявшего себе содержать служанку, которая и ухаживала за нами. Служанка всегда обращалась к нашему хозяину по имени отчеству – Игорь Игоревич, и всегда подробно докладывала ему о нашем самочувствии, особенно о самочувствии нашей мамы. А Игорь Игоревич всегда подчёркивал:
– Смотри мне, Тося, такую красавицу пойди, поищи! А ребята у неё какие! Порода знатная.
Однажды Игорь Игоревич зашёл к нам с двумя незнакомцами – мужчиной и женщиной. Он подвёл их непосредственно к нам и сказал:
– Выбирайте.
Эти чужие незнакомые люди принялись разглядывать нас. Мне стало страшно, и я, что было, силы прижался к маминому телу. Спустя некоторое время Игорь Игоревич спросил:
– Вам мальчика или девочку?
– Мальчика, мальчика, – ответила женщина поспешно, как бы боясь, что её отговорят от уже заранее сделанного выбора.
Игорь Игоревич бесцеремонно, что было ему раньше несвойственно, оторвал меня от мамы и передал женщине в руки. Та оглядела меня со всех сторон и вернула назад со словами:
– Покажите того, другого.
Её просьба тут же была исполнена. Затем эти незнакомцы в течение какого-то довольно продолжительного времени осматривали нас,  в конце концов стало ясно, что сами они не смогут принять решение. Тогда Игорь Игоревич спросил:
– Какой критерий в выборе этого товара для вас является определяющим?
– Понимаете, – начала оправдываться дама, – мы люди суеверные. Нам надо впустить его в наш новый  особняк  первым, – она при этом почему-то кивнула в мою сторону, – но надо, чтобы он нас не подвёл.
– Что это значит? – спросил  Игорь Игоревич.
Ответить на этот вопрос взялся мужчина.
– Если он уверенно войдёт в дом – нас ожидает благополучие, а вот если нет…
– Понятно, – перебил его пояснение Игорь Игоревич и без колебаний выбрал меня.
– Почему именно он? – спросила дама.
–  Он умный, – послышалось в ответ. А затем последовало уточнение: «Умный, но с характером».
– Вы советуете именно его? – спросил мужчина.
– Да.
– Хорошо. Мы положимся на Ваш выбор, – сказали они оба сразу и тут же уплатили за меня деньги.
По завершению сделки мужчина, теперь уже мой новый хозяин, спросил:
– Чистоту породы гарантируете?
– Безусловно. За это будьте спокойны. Не первый год этим  делом занимаюсь. Это мой бизнес. Мой хлеб. Да Вы на его мать посмотрите. Разве могут быть какие-то сомнения?
– Да нет. Мы Вам верим, – сказал мой новый хозяин извиняющимся тоном и протянул руку для прощанья.
Я догадался, что меня навсегда разлучают с моими родными. Если бы люди понимали наш язык, они бы знали, что моя мама в минуту расставания не просто подала голос, а сказала:
– Прощай, сынок!
А я ответил:
– Прощай, мама! Прощай, братик! Прощай, сестричка!
Мы не понимаем  людскую речь, но обо всём, что люди хотят, догадываемся по их жестам, по их настроению. Они же к нашим проблемам безучастны. Женщина взяла меня на руки, как вещь теперь принадлежащую ей. Мы вышли во двор, сели в машину и уехали на постоянное место жительства в роскошный особняк.
Там нас уже ждала довольно внушительная толпа. Это были гости, с которыми хозяева должны были отпраздновать новоселье. Они с нетерпением ждали приглашения сесть за стол. Но вначале в дом должен был войти я.
Хозяин поднёс меня ко входной двери и поставил у самого порога. Все замерли в напряжённом ожидании. Всех беспокоил один и тот же вопрос: «Пойдёт или нет?».
Я не спеша обнюхал порог, затем прошёлся по всей огромной террасе. Когда я отвернулся от проёма входной двери, хозяева совсем растерялись. Им показалось, что я сейчас убегу. Для них это означало наличие в доме нечистой силы.
Но, обнюхав всё что находилось на террасе, я уверенно вошёл в дом. Хозяева,  затаив дыхание, ступая на цыпочках, следовали за мной. Я же не спеша, сантиметр за сантиметром, двигался дальше. Площадь была огромная, здание в три этажа. Но от меня в этот день требовалось только войти в дом и выбрать в нём тихое укромное место. Я, превзойдя все ожидания и моих хозяев, и гостей, продолжал осваивать всё новые помещения, всё большие площади.
В одной из комнат стояло роскошное кресло. Я запрыгнул на него и улёгся. Я всё-таки порядком устал.
Ура! – закричали в один голос мои новые хозяева. – Это то, чего мы ожидали, на что надеялись.
– Здесь будет наша спальня. Какое счастье. Какой же он  умный! Хорошо, что нам рекомендовали именно этого кошатника, – сказала хозяйка.
– Да, – согласился с её мнением  супруг и уточнил: «Он знаток своего дела. И в породах, и в характерах своих питомцев разбирается отменно».
Затем в дом пригласили гостей, усадили за столы. Мне тоже выделили место, чтобы все на меня посмотрели и оценили, какой я молодец. Меня долго фотографировали, а затем передали прислуге, чтобы она определила меня в личную комнату. Впрочем, мне с этого момента предоставлялся весь дом, и я в нём тоже становился полноправным хозяином.

2 Метис

Напасти посыпались на меня после того, как в нашем доме стал появляться противный красномордый тип с обвислыми щеками, тройным подбородком и неестественно большим животом.    Когда он передвигался, его брюхо тряслось, как не застывший студень, а голос то рокотал, то переходил в мелкий ехидный смех. Всегда, заслышав этот голос, я прятался в укромном месте и с нетерпением ожидал ухода этого неприятного человека. Похоже, он обладал какой-то властью над моими хозяевами, поскольку они перед ним заискивали, лебезили и всячески угождали. Он же постоянно им что-то рекомендовал, советовал, предлагал и даже настойчиво требовал. До поры до времени эти требования и советы не касались меня. Но в одно из появлений у нас он потребовал:
– Ну-ка, покажи мне своего красавца, своего любимца. Дай-ка я его подержу. Полюбуюсь им. Говоришь, британец? Британцев я люблю, просто восхищаюсь ими. Ну, само слово британец что-нибудь да значит.
Я понял, что этот ужасный тип хочет видеть меня. Я сидел в это время в плательном шкафу и, услышав эти слова, ещё глубже зарылся в одежду.
Мой хозяин – мой властелин, он же глава семьи и всего этого огромного особняка, этот казалось бы сильный человек, покорно бросился исполнять прихоть своего повелителя. Поиски долго были безрезультатными, отчего мой хозяин всё больше нервничал и извинялся за задержку в выполнении приказа этого противного типа. Его голос всё больше дрожал, временами переходя на истерический плач. Мне стало жаль своего кормильца, и я вышел из своего укрытия.
Не передать словами, как обрадовался и преобразился в лице хозяин, увидев меня. Он тут же взял меня на руки, потёрся щеками о мою шерсть и ласково погладил, как  всегда делал с момента моего появления в его доме.
Красномордый вперился в меня своими глазищами и вдруг как заорёт:
– И что! Вот это британец?!
После этого вопроса, в котором клокотало возмущение, он саркастически расхохотался. Мой хозяин, мой властелин  заискивающе изогнулся как раб и застыл в ожидании  приговора. И он последовал.
– Болван! Надули тебя. Это метис, может, уже в сотом поколении. Дворняжка.
– Не может быть. Я же видел его мать. Это чистокровная британка,– оправдывался дрожащим голосом хозяин, находясь в собственном доме. От волнения он весь трясся, как в лихорадке. Его состояние передавалось и мне. Я весь сжался в комок и прильнул к его телу, ожидая от него защиты.
– Мать-то чистокровная. Но ты же знаешь женщин. Представился случай – и вот результат, – произнёс саркастически красномордый и вновь ехидно рассмеялся.
Вначале он сыпал ругань в адрес моего прежнего хозяина, бессовестно подсунувшего некондиционный товар, то есть меня, а затем он начал обзывать нелестными словами хозяина теперешнего, проявившего полную бестолковость в данном вопросе. Сколько бы ещё он изгалялся неизвестно, но тут мой, вконец растерявшийся хозяин,  мой покровитель, желая оправдаться перед своим властелином, с отвращением швырнул меня на пол и грязно выругался. Я, невзирая на боль от полученного ушиба, что было силы рванулся с места и спрятался в укромном месте. Хотя я уже осознавал, что такого места в этом доме для меня больше нет.
Оказалось, что моя мама связалась не с породистым принцем, на которого рассчитывали, а с бомжем из подворотни. В доме из-за меня начались скандалы, упрёки. Хозяева постоянно кому-то звонили, угрожали, требовали вернуть деньги, а меня при этом отдать обратно.
Наконец они своего добились. Настал момент, когда мой, как я уже догадался, бывший хозяин, ещё совсем недавно любивший и ласкавший меня, бесцеремонно взял своего баловня и любимца за шиворот и вынес на улицу. Там нас ждала огромная чёрная машина. Меня тут же обменяли на деньги. И я куда-то уехал.


3. Голодные дни

Ехали недолго. Как только показались низкие одноэтажные постройки, водитель, которому было поручено решить мою судьбу, приоткрыл дверь и со словами: «Здесь твоё место, тварь неполноценная!», – вышвырнул меня на обочину дороги. С этого момента у меня началась ужасная голодная жизнь.
Оказавшись в незнакомом месте, рядом с проезжей частью, по которой то и дело проносились машины, я заплакал от безысходности. Не знаю, сколько бы я там сидел, но вдруг рядом со мной проскочили две огромные собаки. От испуга я вжался в землю, а когда пришёл в себя, помчался ко дворам. В одном из домов не горел свет. Я выбрал именно его. Нашёл небольшую дыру в заборе и проник во двор. Прямо у забора была куча кирпичей. Я обнаружил в ней узкую щель и забрался туда. Теперь, как мне казалось, я был в безопасности и только теперь я почувствовал, что у меня болит бок. Да я здорово ушибся, когда летел из машины. Но в данный момент мне  ничего не угрожало, и поэтому я немного успокоился. Однако утром меня начал мучить голод. Я вновь стал плакать. Но это не помогало. Голод мучил всё сильнее.  Пришлось  покинуть своё убежище. Я нашёл дыру в заборе, через которую  накануне проник в этот двор, и вновь оказался на улице. Она была пустынна. Вокруг ни души. Я заплакал ещё громче. На мой плач отворилась калитка соседнего двора. Из неё вышла женщина.
– Ещё один подкидыш! – воскликнула она и наклонилась ко мне, чтобы взять на руки.
Я испугался и отпрянул в сторону. Я не только перестал плакать, но и зарычал на неё, как и подобает настоящему зверю.
– Ух! Какой страшный! – воскликнула она. – Погоди. Не злись! Я принесу тебе поесть.
Она возвратилась в дом и вскоре появилась с куриной головой в руке. Я от радости замяукал и с нетерпением ждал, когда она бросит мне своё угощение.
Но моя спасительница не торопилась. Она сделала несколько шагов в сторону соседского дома, со двора которого я появился, а затем швырнула свой подарок вдоль забора. Наверное, она поступила так для того, чтобы  отвадить меня от своего дома.
Я тут же бросился к еде. Надо сказать, что такую пищу я никогда не ел. Ведь я был махонький. У меня ещё не было зубов. До этого я питался только молоком. Но выбора у меня не было. Я помогал рвать снедь на части когтями и глотал её кусками.
Спокойной трапезы не получилось. Откуда ни возьмись на заборе, из-под которого я только что вынырнул, показалась огромное, мохнатое чудовище. Природный инстинкт подсказал, что пищу надо защищать. И я начал рычать. Чудовище прыгнуло на землю и мгновенно оказалось рядом со мной. Это был огромный кот. Он готов был меня убить. Но на защиту встала эта добрая женщина.
– Лёвка! – закричала она громко, – не тронь малыша. Пусть тебя твои непутёвые хозяева кормят.
Женщина замахнулась на этого громилу рукой, и он вынужден был оставить меня в покое.  Она постояла, пока я не справился с едой, а затем сказала:
– А теперь беги! Ищи себе добрых хозяев. Я тебя взять не могу. У меня таких, как ты, подкидышей, уже четверо.
Сказала и удалилась к себе во двор. Я подождал, пока за ней захлопнулась калитка, и метнулся к себе в убежище – в щель между кирпичами. Теперь я знал, что рядом со мной живет страшный мохнатый Лёвка, которого надо бояться.
Каждое утро голод выводил меня из моего пристанища и вёл к дому моей кормилицы. Она выделяла мне еду, обделяя своих питомцев. Я был ей благодарен за это и надеялся, что она сжалится и возьмёт меня в свою семью. Но она была непреклонна.
– Нет, малыш, не могу я тебя взять к себе. У меня две собаки и четыре кошки. Пенсия у меня маленькая. Я вас всех не прокормлю.
Я не знал, что такое пенсия. Но, что такое голод, познал в полной мере, поэтому горько плакал от отчаяния. Женщина, чтобы не расстраиваться, поспешно уходила, а я возвращался в своё убежище, озираясь по сторонам, боясь попасться на глаза этому страшиле. Но тот, к моему счастью, вот уже два дня не показывался. У него был праздник. Вернулись домой его хозяева, и он теперь был не голоден.
4 Новые знакомства

Но вот настал день, сделавший крутой поворот в моей жизни. Вечером, когда уже начало темнеть, к дому, во дворе которого я жил, подъехала машина. Это был старенький москвич. Из него вышли женщина и мужчина. Они открыли калитку, затем ворота. Загнали во двор машину, зажгли свет. Вокруг стало шумно и страшно. Я сидел в своём убежище и едва дышал. Потом они погасили свет и легли спать. А я не знал, что мне делать. Убегать со своего пристанища, ставшего неуютным, или остаться и ждать, надеясь на лучшее. Так как уходить мне было некуда, я остался на прежнем месте.   
Ночь прошла беспокойно. Рядом с моим жилищем то и дело пробегали какие-то существа. Возможно, это были мои кошачьи собратья. Иногда  они просто пробегали и удалялись. А иногда рычали друг на друга и дрались между собой. И так громко кричали, что я трясся от страха. Время от времени я слышал дыхание Лёвки. Это значит, что он подходил вплотную к моему убежищу, но узкая щель, в которой я находился, была моим спасением. А ещё было холодно. Ведь уже была глубокая осень.
К утру всё стихло. Я попытался выбраться из своего укрытия, чтобы отправиться за угощением. Но не тут-то было. Сверху на куче сидел Лёвка. Он зло посмотрел на меня своими жёлтыми глазищами. Его взгляд не предвещал ничего хорошего. Я сжался в комок и ждал своей участи. Вдруг этот злодей отвернулся от меня и перевёл своё внимание вглубь двора.
Скрипнула  входная дверь дома, а затем послышался голос хозяйки:
– Лёвка! Иди уж сюда. Небось, голодный сидишь.
По голосу я узнал женщину, которая прибыла сюда вчера.
Мой неприятель мгновенно спрыгнул на землю и помчался за угощением. Теперь я понял, за что он меня так ненавидит, – боится, что у него появится  конкурент в еде.  Вскоре я услышал чавканье и последующие за ним звуки, характерные для вылизывания миски. Я подумал, что Лёвка не так уж плохо устроился. Его кормят и хозяева, хотя и нерегулярно, и сердобольные соседи. Но тожеот случая к случаю. Мне же нестерпимо хотелось есть.
Я хотел было, воспользовавшись тем, что этот негодяй уже сыт, помчаться к соседскому двору и поклянчить себе хотя бы какой-нибудь корм, но тот пресёк мои намерения. Он опять взгромоздился на кучу, а я спрятался подальше в щель. Страх на время притупил голод.
Прошло довольно много времени, а я всё сидел в узком и тёмном пространстве, в котором было темно и сыро. Солнечный свет едва-едва пробивался в некоторых местах сквозь щели в неплотно лежащих кирпичах.
Вдруг возле забора послышался шум, заскрипела калитка,  и во двор вошла какая-то компания. Затем я услышал и голоса хозяев, появившихся вчера. Я понял, что к ним прибыли гости.   Из разговора стало ясно, что хозяев зовут Иван Васильевич и Галина Григорьевна и что  к ним приехали их дети – Таня и Саша, а также внук Кирюша. И ещё приехал их знакомый Андрей.
Я не знал, что мне делать. Но кушать так хотелось, что я, уже позабыв о всякой осторожности, принялся плакать.
Мой плач вызвал у всех необычайное удивление. Все сбежались к моему убежищу. Все произносили одну и ту же фразу:
– Котёнок. К нам приблудился чей-то котёнок.
Затем у всех одновременно возникла правильная мысль: «Надо его покормить».
Я обрадовался. Но когда сказали, что надо меня извлечь из моего укрытия, испугался и забился со страху в щель ещё дальше. Начались обсуждения, как меня вытащить на белый свет. Предлагали даже разобрать кучу. Но побоялись, что случайно можно придавить меня. Тогда Андрей запустил руку в щель, схватил меня и выволок  наружу. Я, конечно, шипел, царапался, но силы были не равны, и я оказался среди незнакомых людей. Захотелось вырваться и убежать, но чьи-то чужие руки крепко держали меня, и я смирился и покорно ждал что будет дальше.
– Так он же ещё совсем махонький, – воскликнула Галина Григорьевна и распорядилась, чтобы принесли из магазина молока.
Меня передавали из рук в руки, и каждый говорил, наклоняясь ко мне:
– Ох, какой ты хорошенький! Какой славненький! 
А я боялся, что они сейчас поймут, что на самом деле я неполноценный, непородистый. Узнают, что моя мама связалась с бомжем из подворотни, а вовсе не с породистым принцем. И тогда, когда они обо всём этом догадаются, вышвырнут за забор, и не покормят.
Пока бегали за молоком, Иван Васильевич пошёл по округе – узнать, у кого потерялся котёнок, то есть я. Зашёл он и к этой женщине, которая кормила меня куриными головками, благодаря которым я ещё оставался жив. Она и раскрыла ему тайну моего появления здесь.
– У меня глаз намётан, – сказала она Ивану Васильевичу.  – Это подкидыш. Возьмите его себе.
Иван Васильевич возразил:
– Куда же мы его на шестой этаж? Животные в квартире – это противоестественно. Это для них тюрьма.
– Но выбора у него нет. Либо вы его берёте, либо он пропадёт. Пожалейте! Ведь душа-то живая.
Несколько раз в течение дня Иван Васильевич пускался по посёлку с расспросами: «У кого потерялся котёнок?».  В конце концов,  утвердились в мысли, что я, действительно, подкидыш и со мной что-то надо делать. После долгих совещаний решили взять с собой  и выпустить у своего дома к дворовым котам и кошкам.
«Пусть живёт с ними. Там их неплохо кормят жильцы дома. И мы будем и его, и их кормить», – такое было принято общее решение.
5 Переезд

Целый день я жил в дачном домике, кушал молоко и спал на подстилке. К вечеру начались сборы в дорогу. Все вокруг суетились, бегали, собирали какие-то вещи и повторяли фразу: «Надо же не забыть котёнка». Я тоже переживал, чтобы обо мне не забыли. Очень здорово, когда тебя кормят и о тебе беспокоятся.
Вначале в дорогу отправился Саша. Уходя, он сказал:
– Всем, пока! Я ушёл на маршрутку.
– Может и ты с нами, – предложил Кирилл.
– Нет, – возразил Саша. – С вами поедет новый пассажир.
Саша потрепал меня за загривок и поспешно удалился. Я догадался, что новый пассажир – это я и обрадовался, что меня берут с собой. Конечно, новых незнакомых мне людей я тоже опасался, но голод и Лёвка были страшнее.
И вот все уселись в машину. Галина Григорьевна взяла меня на руки, и мы поехали. По дороге вдруг заинтересовались, кошка я или кот.
– Конечно, кот, – сказал Андрей уверенно.
– Почему ты так решил? – спросила Галина Григорьевна.
– У него рожа бандитская, – пояснил Андрей. – Кошки ласковые. А это зверь.
Не знаю, убедил Андрей Галину Григорьевну или нет, но больше вопросов относительно моего пола она не задавала.
Некоторое время ехали молча. Неожиданно Галина Григорьевна спросила:
– Какой он породы?
– Никакой, – ответил Андрей опять уверенно.
И вот здесь я не на шутку перепугался. Я приготовился к тому, что меня вышвырнут из машины как неполноценного и не довезут к этим дворовым котам и кошкам. Таким же неполноценным, как и мой папа, как я. Но этого они делать не стали. И даже наоборот Андрей вдруг сказал:
– Но парень он интересный.
В дороге было страшно. Машины то и дело обгоняли нас и непрерывным потоком неслись навстречу. От страха я вырывался из рук Галины Григорьевны, но она крепко держала меня.
В какой-то момент времени машину покинул Андрей. Сказал всем и мне в том числе: «До свиданья». Затем подъехали к дому, где живут Таня с Кирюшей. Они тоже не забыли попрощаться со мной.   
Наконец прибыли к месту назначения, то есть к дому, где живут Иван Васильевич, Галина Григорьевна и Саша. Вышли из машины. Я тоже вышел на руках Галины Григорьевны. По двору бегали мои кошачьи собратья. Неожиданно – наверное, от страха – я начал на них рычать.
Некоторое время Галина Григорьевна и Иван Васильевич прилагали усилия, чтобы я всё-таки познакомился с ними, а они бы приняли меня в свою семью. Но тщетно. Я кричал всё сильнее и рычал на всех.
– Нет, он не уживётся с ними, – сказала, наконец, Галина Григорьевна. – Давай его возьмём к себе. 
– С таким скверным характером, как у него не сладко нам придётся, –усомнился в правильности решения Иван Васильевич. Надо посоветоваться с Сашей.
По мобилке связались с Сашей. Тот дал добро. Так я оказался  в квартире на шестом этаже.

6 Моя семья

На этот раз мне, кажется, повезло. Меня приняли в  семью, в которой я стал не предметом культа, а полноправным её членом. И это несмотря на то, что я, по утверждению моего первого хозяина, с характером.  А по словам Ивана Васильевича – со скверным характером.
В нашей семье, кроме Галины Григорьевны, Ивана Васильевича, Саши, Тани и Кирюши есть ещё дед с двумя палками. Они у него для того, чтобы он мог ходить, как я – на четвереньках. На старости лет он сообразил, что так удобнее. А я это понял сразу. Когда Галина Григорьевна разделывает мою любимую еду – это, конечно, мясо, – тогда мне приходится стоять, как и она, на двоих и тянуться, тянуться вверх, до самой крышки стола, чтобы увидеть всё своими глазами. Но, как ни стараюсь, всё равно не получается. И лишь по движению её рук догадываюсь, сколько этой прелести перепадёт мне. Но это будет потом.  А так как ждать невыносимо трудно, я, если Галина Григорьевна отвернётся хоть на миг,  не теряя времени становлюсь на все четыре и в одно  мгновенье оказываюсь на столе. А уж там я хотя бы кусочек возьму без спросу. За это меня упрекают, стыдят, называют вором, разбойником.  Но что поделаешь, если еда важнее совести.
Несмотря на мой скверный характер, меня все любят. Галина Григорьевна во мне души не чает. «Такой хороший парняга», – говорит она всегда обо мне. Иван Васильевич меня тоже любит, но называет меня по-разному: подлизой, нахалом, эгоистом, сволочью…  Для меня у него много всяких слов. Всех не перечислишь. Но каждое для своего случая.
Подлиза я потому, что перед завтраком и ужином трусь о ноги Галины Григорьевны и клянчу, клянчу, клянчу. Она вежливо просит меня подождать. А вот если её нет, тогда я всеми мне доступными средствами выражаю признательность Ивану Васильевичу. А тот говорит мне:
– Подожди, подлиза. Придёт время – своё получишь.
А если я начинаю требовать, он называет меня нахалом.
Эгоист я потому, что, после того как меня покормят моим любимым мясом, никогда не  говорю: «Спасибо!». Ну, забываю  сказать. А если честно, то не считаю нужным и говорить. Ну, вот такой я. Получил своё  и пошёл на диван умыться, причесаться. В общем, привести себя в порядок. Я не такой, как их знакомый дворовый Рекс. Иван Васильевич даёт ему косточки, а тот в благодарность лижет ему руки. При этом столько преданности в глазах! Лично я Рекса презираю. И, надо правду сказать, боюсь. Вдруг он за свою преданность заслужит жить вместе с нами. Тогда мне придётся поселиться на люстре.
А сейчас я сплю – где хочу, делаю – что хочу. Жилище наше огромное. Если верить Ивану Васильевичу – целых пятьдесят квадратных метров. Это, конечно меньше, чем в особняках, в которых мне пришлось пожить, но  гораздо больше, чем конура у Рекса. У меня тоже есть свой домик, но я в нём не живу. Меня в него силком запихивают, когда куда-то перемещают. Я его ненавижу даже больше, чем Рекса, потому, что это настоящая тюрьма.
Сволочь я потому, что мне присуще чувство мести. Могу мстить за то, что мне уделяют мало внимания. Или за то, что в нашем жилище сменили обстановку, не посоветовавшись со мной. Я люблю порядок, люблю, чтобы вещи лежали на своих местах. Я консерватор. Не люблю новизны. Я, в конце концов, принимаю изменения, но хозяева находят в самых непредсказуемых местах, оставленные мной знаки мести. Иван Васильевич злится, называет меня сволочью, тыкает моим носом в то, что я натворил, и даже замахивается на меня веником. Я знаю, что он меня не ударит, но всё-таки сворачиваюсь в комок и жду расправы. Иван Васильевич  за мной убирает и злой уходит. Я плетусь следом, а когда он успокаивается, смотрю ему в глаза – прошу, чтобы он меня простил и погладил. Он прощает. Я тут же взбираюсь ему на колени и в благодарность мурлычу. Я люблю сидеть у него на коленях, люблю, когда он ерошит мою шерсть, когда он мне уделяет внимание. Тогда я вовсе не обращаю внимания на его обидные слова.
Мстительный я не от личной вредности. Таким я уродился. Галина Григорьевна говорит в моё оправдание: «Такие у него гены. И ничего тут не поделаешь». Я с ней согласен. Поэтому и ничего делать не собираюсь. Плохо, что Иван Васильевич от моих действий не в восторге и грозит мне веником. Но я же не виноват, что  мне такие гены достались.   
Наверное, из-за этих же генов я не люблю, когда к нам приходят чужие.  Не терплю их запахи. Когда они оставляют свои башмаки в коридоре, я их незаметно изучаю и оставляю на каждом из них свою метку. Что тут начинается, когда эти пришельцы, которых я к себе не приглашал, обнаруживают мои знаки! Мне все угрожают. Галина Григорьевна и Иван Васильевич перед всеми извиняются. Обещают меня наказать. В конце концов, они нашли выход из положения – обувь прячут в шкафы. Между прочим, напрасно. Если гости мне понравились, я повторных меток не ставлю. А если не пришлись по душе, то обязательно выражу своё недовольство.  Уж такие у меня гены.
 С появлением в этой семье у меня началась барская жизнь, у моих новых хозяев – головная боль и материальные издержки. Вначале им надо было потратиться на мою посуду, туалет, постель. Потом на прививки и многое другое.
7 Выбор имени

Ещё надо было выбрать для меня имя. Оно, конечно, у меня было. Мне его дали прежние хозяева. Выбирали они его с помощью компьютера. Предложения от этой светящейся коробки исходили невероятно плохие. Мои хозяева из всех плохих выбрали худшее. Это слово, которое стало моим именем, они сами произносили с трудом, а я вообще не мог его запомнить.
Теперь этот выбор  предстояло сделать Галине Григорьевне, Саше и Ивану Васильевичу.
Иван Васильевич предложил назвать меня Робинзоном, который живёт в необитаемой куче кирпичей. Спросили мнение деда. Он оказался в выборе имён большим оригиналом. То он хотел, чтобы я был Черчиллем, то парторгом. «Уж очень он на них похож», – уверял дед. И так настаивал, что я подумал, что Черчилль и парторг – это его закадычные друзья. Но его предложение не поддержали.
А вот Галина Григорьевна и Саша решили посоветоваться с компьютером. Услышав это, я так раскричался, что они, несмотря на то, что не смогли понять причину моего возмущения, оставили эту затею.
Принялись рассматривать имена котов, которые бегают по деревенским улицам и городским подворотням. Это были: Мурчик, Кузя, Мася, Вася. Тимка, Димка. Я был не против. Но им почему-то, ни одно из них тоже не подошло.
Опять решили обратиться к компьютеру. Я, исходя из безысходности ситуации, молчал. Компьютер выдал имена на букву А. Все, которые он знал. Ничего не подошло. Затем на – Б. Пошли: Баран, Банан, Байрон… И тут вдруг дед вставил своё предложение: «Борман. Пусть будет Борман. Он так на него похож. Вот увидите, когда он вырастет, у него мордяка будет такой же, как у Бормана или у Черчилля. А может даже как  у нашего заводского парторга».
Вообще дед меня несильно любит. То ему не нравится, что я создаю много шума, когда по коридору гоняю спичечный коробок, то возмущается, когда я взбираюсь на его стол и всё там изучаю. И вовсе он недоволен, когда я включаю его аппарат для измерения давления. Хотя мог бы и спасибо сказать, за то, что я делаю за него работу.
На дедово предложение, к счастью не отреагировали. Вышли на Бонапарта, а затем, – на Бонус. На нём остановились.
– Может быть, мы котика получили вместо бонусов, которые нам причитаются в магазине? – пошутил Саша.
И тут Галине Григорьевне пришла прекрасная мысль.
– Пусть он будет Боня, – предложила она.
Все согласились. Это имя мне тоже понравилось, и я мяукнул в знак одобрения. С этого момента меня зовут Боня или Бонька.

8 Болезнь

До весны в моей жизни особых приключений не было. Хозяева весь день на работе, а мы с дедом дома. Дед целый день спит, а я навожу порядок в квартире.  Квартира с моим приходом сильно преобразилась. В коридоре и комнатах вдоль стен появились заградительные щиты. Ивану Васильевичу не понравилось, что я точу когти об обои, поэтому он решил их закрыть. А обо что я их должен точить?  Он мне об этом ничего не сказал. А ведь когти это моё оружие. Какой же кот с тупыми когтями?! Поэтому я их точу о ковёр. Но тайно, так чтобы Иван Васильевич не видел. Окна закрыли наглухо белой материей. Ивану Васильевичу не понравилось, что я скачу по жалюзи и все их погнул. Ну и что в этом плохого? По ним стало удобнее взбираться вверх к самому потолку. Не в восторге он и от того, что я выгребаю землю из цветочных горшков. Там тоже была выставлена защита от меня. И что мне тогда целый день делать? Только смотреть в окно. Прав был Иван Васильевич, когда говорил, что жизнь на шестом этаже равносильна тюрьме. Надо отдать ему должное, он настойчиво предлагал Галине Григорьевне:
– Надо Боньке выходить самостоятельно на улицу.
Но она была непреклонна:
– Он потеряется – и что тогда делать?
Странно было такое слышать. Как-то же она жила до сих пор без меня?    Мне очень хотелось на волю. Я по нескольку раз в день подходил ко входной двери и вопил, требуя меня выпустить из заточения. Наконец Галина Григорьевна сдалась. Она купила мне поводок и вынесла меня с ним на улицу. Иван Васильевич вышел вместе с нами. На поводке  я чувствовал себя оскорблённым. Как будто я не кот, а жалкая собака.
Меня подвели, а точнее сказать – подтащили на поводке, к кошачьей семье, в которую по прибытию сюда хотели определить. И тут, глядя на это  сборище, я такое устроил! Я завопил на всю округу так громко, что из многих окон нашего дома, даже из окон соседних домов, повысовывались любопытные люди. Некоторые начали возмущённо кричать:
– Не мучайте котёнка!
На что Иван Васильевич  ответил:
– Это он нас мучает.
Местные коты с недоумением и любопытством смотрели на меня.  Две кошки подбежали ко мне, пытаясь, что-то сказать. Я же на них ощетинился и приготовился к драке. И тут Иван Васильевич заорал на меня:
– Пришибленный, замолчи! Это же кошки. Невесты твои.
Но я кричал всё сильнее. Откуда я знал, какие они кошки. Я их никогда не видел. Я, конечно, пришибленный, даже дважды. Ведь меня ударяли об пол, выкидывали из машины. Но веду я так себя потому, что не знаю окружающего меня мира. Я просто дикарь, а это совсем другое дело.
Меня вернули в квартиру. Иван Васильевич нервничал и упрекал меня:
– Ты понимаешь, что ты ведёшь себя, как ненормальный?
И даже Галина Григорьевна с ним соглашалась и говорила, что кот действительно ненормальный. Но ничего, мол, не поделаешь – такой достался. А я на самом деле кот как кот. Только немного дикий.
С этого момента выход на улицу для меня был заказан. Но я не сдавался. Вечером, когда вся семья  была в сборе, я закатывал истерики перед входной дверью. Я требовал, чтобы меня выпустили на волю. Я так орал, что было слышно не только ближайшим соседям, но и всему дому с восемью подъездами.
Мне шли навстречу и открывали дверь. Я выходил на лестничную площадку и изучал её.
Иван Васильевич поддерживал мои устремления. Он считал, что я должен научиться сам выходить из подъезда и заходить в него. Галина Григорьевна уже было, с ним согласилась, но тут вдруг в моей и их жизни наступила чёрная полоса.
Неожиданно для всех я вначале потерял активность – перестал лазить по шторам, выгребать землю из цветочных  горшков и многое другое, которое мне прощалось, хотя и не приветствовалось, а затем перестал кушать и слёг. Галина Григорьевна запаниковала, запихнула меня в мой переносной домик и помчалась со мной в поликлинику. Понятно, что в нашу, кошачью поликлинику. Там вынесли роковой приговор – чума.
– Шанс у него гораздо меньше одного из ста, – огласила диагноз наш кошачий доктор.
– И что же делать? – спросила Галина Григорьевна растерянно и заплакала.
Я, несмотря на то, что был еле живой, растрогался. Из-за меня плачут. Так хотелось не подвести мою хозяйку, мою кормилицу.
Врач почему-то молчала.
– И что же делать? – повторила вопрос Галина Григорьевна.
– Будем лечить, – ответила дама в белом халате и посмотрела сочувственно на хозяйку безнадёжного пациента. А затем добавила:
– Будем пробовать вернуть его к жизни и надеяться на чудо.
Меня подымали на ноги изо всех сил, всеми имеющимися средствами. Но дела мои становились всё хуже и хуже. Настал момент, когда врач сказала Галине Григорьевне:
– Скорее всего, завтра вы  уже сюда не придёте.
И сделала неожиданное предложение:
– Может ему укол сделать, чтобы не мучился?
– Нет, введите ему ещё какое-нибудь хорошее лекарство, – попросила Галина Григорьевна. – А вдруг.
Она принесла меня домой. Уложила  в мою постель. И я почувствовал, что окончательно теряю силы. Возле меня сидели Галина Григорьевна, Иван Васильевич  и Саша. Настал момент, когда они сказали:
– Кажется, всё.
Но я вдруг поднял голову.
Галина Григорьевна мгновенно подхватилась и побежала к телефону.
– Алло! Алло! Девушка! Вы ещё работаете? – Мы сейчас принесём котика. Сделайте ему капельницу. 
На этот раз она передала меня Саше. Саша молодой, быстрый, поэтому меня понёс он. А Галина Григорьевна потащилась следом.
В этот день врачи задержались на работе на целый час. Скорее всего, они пожалели не столько меня, сколько Галину Григорьевну. Уж очень у неё был растерянный вид.
Старания Галины Григорьевны, Саши и врачей были не напрасны. Я выдюжил. Конечно, для моей хозяйки, моей кормилицы такие хлопоты очень накладны. Я видел, как после посещений поликлиники она рассматривает свою обувь, а затем говорит грустно: «Ладно, обойдёмся. Лишь бы Бонька выздоровел». Я, как оказалось впоследствии, такой невезучий, что ей пришлось обойтись без многого.

9 Звериные инстинкты

Вскоре я вместе со своими спасителями приехал на дачу. Там меня ждал сюрприз по имени Лёвка. Он был по-прежнему такой же огромный и лохматый. Но и я теперь уже был далеко не крохотный.
Я сразу, как только его увидел, начать орать. Начал ему угрожать. Мой старый обидчик вначале не обращал на меня никакого внимания. Дескать, странный кот появился. Но коль орёт, то  пусть орёт. Он, Лёвка, пришёл сюда за другим. Он ждал Галину Григорьевну с нетерпением и надеждой, что она даст ему, что-нибудь вкусненькое. А я тем временем орал на него и с воинственным видом приближался к нему. Лёвка тут же занял боевую стойку, исхитрился и провёл мне когтями по морде.
Драка не получилась. Иван Васильевич прогнал непрошенного гостя и тот обиженный ушёл не солоно хлебавши.
Галина Григорьевна лишь крикнула вослед:
– Лёвка! Я тебя потом покормлю, позже, – и добавила: – А ещё я хочу вас познакомить и как-то помирить.
Ей это удалось. Когда мы помирились, я многое узнал о своём обидчике. Он породистый, общепризнанный красавец. Тем не менее, хозяева к нему потеряли интерес и перестали не только ласкать, но и кормили от случая к случаю. Они постоянно куда-то пропадали из дому, оставляя своего члена семьи на произвол судьбы. А она к нему не всегда была благосклонна. Он бегал по соседским дворам, вылизывал остатки пищи из блюдец хозяйских котов и кошек. Но не всегда эти остатки были, и тогда он голодал.  В конце концов, в нём проснулся дикий зверь, и он стал настоящим охотником. Он ловил мышей, зазевавшихся птиц, но голод непрерывно преследовал его. Бывали дни, когда он уже едва передвигался от недостатка сил, но тут неожиданно приходило  спасение – появлялись его бессердечные хозяева и сыпали в давно пустую миску порцию сухого корма. Иногда его подкармливала соседка, которая и меня спасла от неминуемой гибели. И надо правду сказать, что и Лёвка остался в живых благодаря ей.
Но обо всём этом я узнал потом. А сначала был бой. И начался он на второй день моего прибытия на дачу. Как только Лёвка появился на моей территории… Да, я не оговорился. Дача Ивана Васильевича и Галины Григорьевны – это моя территория. Почему? Потому что я сразу понял, что Галина Григорьевна меня считает своим членом семьи, а Лёвку несчастным соседом, беспризорным.  Он, конечно, это тоже понимал, но просто так сдавать свои  позиции не собирался. Всё-таки от Галины Григорьевны лакомые кусочки ему перепадали. И вот он как ни в чём не бывало появился на нашем дворе и двинулся к миске, которая стояла тут же, неподалёку. Я принялся выть, стараясь нагнать на Лёвку страх. Тот сделал вид, что даже не замечает меня. Но я перегородил ему дорогу и дал понять, что готов померяться силой. Лёвка вступать в драку явно не хотел. Он был флегмат. Причину этого я узнал позже. Его хозяева сделали ему операцию и превратили его из кота в живую игрушку. Теперь его ничего не интересовало – ни кошки, ни драки за них, ни драки просто так. Только еда. Но я об этом не знал и наседал на своего давнего обидчика. Мной руководили природные силы, диктующие мне свою волю. Я подходил к Лёвке всё ближе и ближе. Орал всё громче и громче. И Лёвка принял бой. Он цапнул меня когтищами за морду. Я в ответ. Полетели клочья шерсти.  И тут Галина Григорьевна опрометчиво решила нас разнять. Но выбрала она для этого никудышный способ. Она схватила меня на руки, забыв о том, что я зверь, готовый любого разорвать в клочья, кто встанет на моём пути. Я подтвердил свою звериную сущность – укусил свою спасительницу за руку с такой силой,  что она ещё долго жалела о том, что так опрометчиво ввязалась в нашу драку. Из её руки хлынула кровь. Она вскрикнула и отпустила меня. Мы с Лёвкой тут же продолжили бой. Чем бы он окончился трудно сказать, если бы Иван Васильевич не вылил на вертящийся перед ним кошачий клубок ведро воды. Мы мгновенно разбежались и начали зализывать раны.
А у Галины Григорьевны напухла рука. Пришлось спешно прервать дачные дела и ехать в поликлинику. Теперь уже не в кошачью, а в самую что ни на есть человечью.
Было воскресенье. Выходной день у всех, в том числе и у лечебных учреждений. Галина Григорьевна, выходит, не знала, что рисковать своей жизнью в воскресенье вдвойне опасно.
Приехали в дежурную поликлинику. Потерпевшую выслушали и начали упрекать в беспечности.
– Вы в своём уме, котов разнимать? – спросила  врач.
– Наш котик ещё такой маленький. А потом он не знает уличных порядков, – начала оправдываться Галина Григорьевна.
– Судя по ране, которую он вам нанёс, сил у него, как у тигра, – возразила женщина в белом халате, которая начала перевязывать руку пациентке уже такой взрослой, но такой несерьёзной. 
– Но это ещё не главное, – сказала врач. – Главное – нет ли у него бешенства.
Галина Григорьевна начала перечислять прививки, которые она мне сделала, стараясь врача убедить, что я ничуть не бешеный.
Но та сказала строго:
– Кота из дому ни на шаг. Наблюдать за ним непрерывно. Малейшее отклонение в поведении – в ветклинику.  Если он потеряется, Вас принудительно отправят на уколы. Если он в течение десяти дней будет жив, значит всё в порядке. А вот если, не дай Бог нет, тогда надо будет успеть спасти Вас. Вам всё понятно?
– Да-а-а, – растерянно протянула Галина Григорьевна.
– Ну, вот и молодец. В следующий раз думайте, надо ли ввязываться в кошачьи разборки.
Но на этом, как выяснилось впоследствии, врач с Галиной Григорьевной  не попрощалась. Она звонила ей через день и справлялась:
– Как чувствует себя котик?
– Котик чувствует себя прекрасно. А вот я отвратительно, –пожаловалась Галина Григорьевна.
– За Ваше самочувствие вините себя, – посоветовала врач. – А вот за котиком смотрите в оба. Будут отклонения – его в ветлечебницу, Вас – в больницу.
Галина Григорьевна как-то к советам врача относилась несерьёзно. А вот я переживал.  Но всё обошлось.
С этого момента меня стали регулярно брать на дачу. Регулярно – это каждую субботу и воскресенье.
В первый же приезд я не только помирился с Лёвкой, но и подружился с ним. Галина Григорьевна была очень довольна  такому развитию событий и от радости  увеличила ему подарочную порцию. Тот был благодарен. Тёрся об её ноги и мурлыкал. Как мало, оказывается, коту надо. Еда и ласка. И он доволен жизнью. Но это относится к Лёвке, а не ко мне. Мне что-то было надо ещё. Что? Я и сам не знал. Ночью я убегал куда глаза глядят и только к утру, уставший и голодный, возвращался к себе во двор. Галина Григорьевна, вначале сильно переживала – боялась, что заблужусь. Саша предлагал меня радиофицировать – вмонтировать маленький передатчик в моё тело. Это для того, чтобы от меня непрерывно шли сигналы о моём  местонахождении. Иван Васильевич воспротивился этой затее. «Я понимаю, что кот у нас ненормальный, но не до такой же степени, чтобы не найти дорогу к дому», – аргументировал он. Саша, в конце концов, с его доводами согласился. И я остался простым, не радиофицированным котом.



10 Невезучий

Приключения меня преследовали непрерывно. Однажды утром я пришёл с прокушенной шкурой на загривке. Я не разминулся с серым котом. С виду увалень, а ловкости мне шкуру подпортить хватило. Оно бы всё и ничего, но рана долго не заживала, так как я её постоянно грыз.
И Галина Григорьевна вновь потащила меня в лечебницу.
– Какой он породы? – спросил врач Галину Григорьевну.
Она хотела ему что-то ответить, но он её опередил:
– Метис. Мама у него красавица британка, а вот папа – полный интернационал. Каких пород только в нём не намешано!
Он меня ещё некоторое время рассматривал, а затем вдруг сказал:
– А хвост-то у него какой! Красавец! Такие хвосты не каждому достаются.
Зачем-то он меня начал хвалить. Ведь метис – это значит нечистокровный –  такой, который, кроме Галины Григорьевны, Ивана Васильевича и Саши, никому не нужен. Неужели меня прогонит и врач? Но лечить он меня согласился. Лучше бы отказался. Мне пришлось узнать, что такое хомут на шее. Врачи его называют защитным воротником. Это такая кастрюля без дна, которая защищает меня от меня. Она не даёт достать моим зубам до раны. А мне в ней ходить крайне неудобно. Я цепляюсь за все предметы в комнате. Хожу змейкой. Иван Васильевич говорит, что я в ней похож на инопланетянина. «Этот кот свалился к нам с Марса», –  предположил он. Иван Васильевич, наверное до сих пор не знает, откуда я  на самом деле свалился.  Меня же выбросили из машины у двора его дачи.  Но, как ему об этом сказать?
Прошло целых две недели, пока зажил мой загривок и с меня сняли хомут. Вечером, в пятницу, мы приехали на дачу. Там хорошо. Там есть деревья, цветы, трава. Там воля. Там я предоставлен самому себе. Иду куда хочу. Делаю, что хочу. Особенно хорошо ночью. И в эту же ночь со мной случилось новое приключение.
Утром Галина Григорьевна забила тревогу:
– Нет Боньки! Бонька потерялся.
Она бегала по даче и громко звала меня. Иван Васильевич успокаивал её:
– Не переживай! Придёт.
Но Галина Григорьевна паниковала и причитала:
– Надо было слушаться Сашу. Сейчас бы знали о его местонахождении.
Но я вскоре пришёл, если так можно выразиться. Я прошмыгнул  мимо них и скрылся в глубине сада. И они меня не узнали.
– Что это пробежало возле нас? – воскликнула удивлённо Галина Григорьевна.
– Может, крыса? Но она какая-то облезлая! – удивился и Иван Васильевич.
Чтобы долго их не томить, я подал голос. Какое же было удивление Галины Григорьевны и Ивана Васильевича, когда в существе, которое  приняли за крысу, они, в конце концов, признали меня.
А случилось то, что я провалился в соседскую помойную яму. Выкарабкаться из неё мне помогли мои молодые силы и чудо. По всем кошачьим законам я должен был умываться. Но нечистоты столь плотно облепили моё тело, что я не знал, что мне делать. И поэтому плакал и взывал о помощи. Спасение незамедлительно пришло – Галина Григорьевна нагрела воды, и  они с Иваном Васильевичем отмыли меня от этой напасти. Галина Григорьевна поливала меня водой и то и дело произносила: «Бонька, ну почему ты такой невезучий?».
Когда процесс купания завершился, я целый день вылизывался, а в ночь вновь ушёл в неизвестность. На этот раз всё обошлось благополучно.
Но на следующие выходные меня ждал новый сюрприз, из-за которого я едва не лишился зрения. В пятницу вечером, как только мы  прибыли на дачу, я пообщался с Лёвкой. Во время беседы с ним возле нас надменно  прошествовал огромный чёрный кот. Я немедленно приготовился к сражению. Но Лёвка дал знать, чтобы я этого не делал. Когда незнакомец удалился, Лёвка поведал мне, что это очень опасный и коварный противник.
– Я с ним дрался, когда мне ещё не делали операцию. Я проиграл сражение. Он безжалостный. Я долго зализывал раны. Он, конечно, тоже. Но ты лучше с ним не связывайся.
Однако в эту же ночь моя дорога пересеклась с дорогой этого чёрного нахала. Бой был жестокий. И он сложился не в мою пользу. Уж слишком был силён, хитёр и жесток соперник. Он норовил вцепиться в мои самые уязвимые и жизненно важные места. Он изловчился и провёл лапой по моему глазу. Стало нестерпимо больно, а главное – на глаза накатилась кромешная тьма. Я поспешно ретировался. А наутро Галина Григорьевна обнаружила проблему с моим таким жизненно важным органом. И вновь из-за меня они с Иваном Васильевичем отложили свои неотложные дачные дела, и мы уехали в кошачью поликлинику.
– Похоже, придётся ему жить без глаза. Уж очень постарался его соперник, – сказал доктор, завершая осмотр раны.
– А что же нам делать? – спросила с мольбой в голосе Галина Григорьевна.
– Можно попробовать лечить, если у Вас есть на это средства.
– Да, будем лечить, – сказала Галина Григорьевна.
И я понял, что она в очередной раз пожертвовала обновкой одежды или обуви ради меня.
 – Но вы должны принять решение. Либо вы ему делаете соответствующую операцию, и тогда он не будет ввязываться в смертоубийственные бои, либо продолжаете рисковать дальше. И он может остаться вовсе без глаз, – сказал доктор и испытующе посмотрел на Галину Григорьевну.
– Ну почему именно ему так не везёт? – произнесла сквозь слёзы моя хозяйка.
– Это закономерно, – сказал врач. – Он у Вас комнатный кот. Он не умеет оценить силы противника. Он как малое дитя.
– Но и лишать его того, что ему дала природа, тоже неправильно, – сказала Галина Григорьевна.
– Природа ему Ваше жилище не давала. Это Вы его лишили естественной жизни, – возразил врач.
На этом дискуссия Галины Григорьевны с врачом окончилась. Меня начали усердно лечить. Я вновь на улицу не выходил. А целый день смотрел  с шестого этажа в окно. Там по придомовому скверу сновали беспризорные коты и кошки. Они были предоставлены самому себе. Они были вольные. Я им завидовал. И я вдруг подумал: «Вот так же всю жизнь смотрела в окно моя мама. Вот так же она завидовала бездомным, но вольным своим собратьям. И вот поэтому, когда ей представился случай, она связалась с моим непородистым папой. И хоть на мгновение почувствовала пульс вольной жизни.  Ей было ещё хуже, чем мне. Она должна была томиться в неволе, рожать в неволе детёнышей с безупречной родословной и зарабатывать кому-то за них деньги».
 Мои размышления прервала Галина Григорьевна:
– Бонька! Собирайся! Пора на укол.
Две или целых три недели меня мучили уколами и капельницами. Сказали, что результат превзошёл все ожидания. Глаз поджил. Но вижу я им или нет – может сказать только кошачий окулист.
К такому специалисту надо было ехать. Пешком не дойдёшь. И я поехал с Иваном Васильевичем и Галиной Григорьевной на москвиче. Когда подъехали к поликлинике, Иван Васильевич покачал головой и произнёс:
– Куда я сюда со своим ретро? Тут не только коты породистые, но и их хозяева, и их машины.
Остановился он на противоположной стороне улицы, возле старенькой машины.
– Остановимся рядом с этим убитым жигулём, – сказал Иван Васильевич. Когда я услышал, что есть убитый, перепугался. Но потом успокоился. Иван Васильевич ошибся. Жигуль затарахтел и куда-то уехал. Наверное, его не совсем добили.
Во время ожидания приёма я волновался. Вдруг из-за того, что я неполноценный, меня выкинут в окно. Но Галина Григорьевна заплатила деньги, врач осмотрел моё глазное дно и сказал:
– Видеть будет, но не сразу. Продолжайте лечиться.
Он выписал какие-то лекарства, которые мне уже так надоели. Но  Галине Григорьевне не возразишь. Она в выполнении требования врачей скрупулёзна. Пришлось вместе с моим любимым мясом, есть противные таблетки.

11 Новые приключения

Но вот курс лечения завершён и я снова на даче. Галина Григорьевна попросила, чтобы я никуда от неё не отходил. Я был послушным. Она занималась огородом, а я валялся рядом. Остальные трудились в меру своих сил. Таня полола грядки, Андрей стучал на чердаке гаража. Стучать – это его любимое занятие. Он целый день это делает. Я сначала боялся его стука, а потом привык. Но Андрея я остерегаюсь. Однажды, он меня ударил по ушам только за то, что я, якобы, вертелся у него под ногами и мешал ему бегать из угла в угол с рулеткой.  Но самое главное то, что он рассказывает страшные истории. Как-то Галина Григорьевна посетовала при нём, что я не ем кашу, а требую только мясо. И он ей такое посоветовал! Такое посоветовал!
– Отучить его от этих дурных привычек очень просто, – сказал Андрей поучительно.  – Я держал котов, которые тоже хотели есть только мясо. Пришлось запереть их в погребе, в котором была только картошка. С этих пор они вегетарианцы. Сделайте то же самое.
Я, безусловно, перепугался, потому что сырую картошку есть не смогу. Даже Галина Григорьевна и Иван Васильевич не едят её сырой, хотя вареную и жареную любят. А вот мясо я люблю сырое, а они почему-то нет. Каждому своё. Хорошо, что Галина Григорьевна это понимает.
Андрей тем временем рассказал новую, ещё более страшную историю. Он сказал, что Лёвкиных предков: и родителей, и бабушек, и дедушек били с самого детства по морде кирпичами, чтобы  Лёвка уродился плоскомордым и числился породистым принцем.
– Да, – уверял Андрей, – всё его достоинство в плоской морде. Будь такая у Боньки и его бы причислили к благородным кровям.
Услышав это, я перепугался. Вдруг кому-то вздумается  и со мной  сотворить такое. Это же, конечно, очень больно! А, к тому же, плоская морда – для Лёвки одно наказание. Из-за неё он  грязнуля. После еды вся морда в каше. А вот я – чистюля, хоть и непородистый.  Я остромордый и, по убеждению Ивана Васильевича, – тигр в миниатюре. Он утверждает, что если на меня взглянуть через увеличительное стекло, то придётся менять штаны.   Хорошо, что у Ивана Васильевича нет такого стекла. Иначе где бы он взял деньги на обновку? Он их все потратил на моё лечение.
Но в этот раз всё было спокойно. Андрей не рассказывал никаких  историй. Ничего не предвещало неприятностей. Начали собираться в дорогу. Галина Григорьевна попросила Таню подержать меня, чтобы я не сбежал. Иначе отъезд будет задержан на неопределённое время. Так уже было и не раз. Надо уезжать, а я в бегах. Прихожу в сумерках. Иван Васильевич ругается. Он не любит ездить в темноте, несмотря на то, что в машине есть свет. Часто я задерживаю отъезд сознательно. Причём,  даже тогда, когда надо ехать на дачу. Да, я прячусь и в квартире. Я знаю такие укромные места, что все с ног сбиваются в поисках меня. Все мне угрожают, ругаются. Но я это делаю не от вредности. Моя кошачья природа требует, чтобы я не отлучался от дома. Все мои предки всегда были привязаны к дому. Они всегда были рядом с хозяйкой. Они охраняли её и продовольствие, которое было в доме, от нашествия крыс и мышей. А вот предки Рекса всегда были рядом с хозяином. Они могли месяцами не быть дома – вместе охотились на зверя и птицу, – домой возвращались только с добычей. Я думаю, что Иван Васильевич смог бы с Рексом одолеть медведя или даже мамонта и принести их в наш дом. Я был бы им благодарен за такое количество мяса. Мне бы его хватило надолго. Может быть, даже на целую неделю. А так Галина Григорьевна отпускает мне очень малые порции этой прелести. Кашу я не люблю. Совсем не люблю. Жаль, что в наших краях не водятся медведи и мамонты.
Но в тот злополучный день я был на месте.  Всё шло по плану. И вдруг рядом со мной и Таней приземлилось что-то огромное. Такое огромное, что даже больше динозавра. Я не на шутку испугался и рванулся изо всех сил из держащих меня рук. Таня попыталась удержать меня, но я со страху не отдавал себе отчёта. Как выяснилось, я не только поцарапал Таню, но и укусил её.
Зрелище ужасное – рука у Тани в крови, все орут, выясняют причину моего поведения. Оказалось, что Андрей с чердака бросил веник. А мне показалось, что на меня сверху падает огромный орёл, чтобы унести и съесть. Не мог же я предположить, что с неба могут падать веники.
Не буду рассказывать, как обрабатывали прокушенную руку,  и совсем не хочется вспоминать, как ругался Иван Васильевич. Будь у него пистолет, он бы меня застрелил. За Таню точно бы застрелил. Все ещё долго ругались, искали виновных, только Кирюша молчал, а Саша всех убеждал, что никто не виноват, просто так получилось. На что Иван Васильевич гневно возражал: «Никто не виноват, только у Тани рука напухла. И что теперь? По маминому кругу? Врачи, звонки, ветклиники. А не лучше ли всем в сумасшедший дом? Может, что-нибудь посоветуют! Может, помогут!». Иван Васильевич был настолько зол, что я решил спрятаться подальше. А потом я не знал, что такое сумасшедший дом и боялся, что туда отправят именно меня. В конце концов, я вылез из своего укрытия.
Рука у Тани болела целую неделю. Галина Григорьевна настоятельно требовала, чтобы ей срочно сделали укол от столбняка, и ещё давала много советов, но Таня не любит лечиться, и выздоровела без вмешательства врачей. Но меня на дачу опять не брали. Боялись, чтобы я не пропал. Тогда Таню замучают всякими проверками.

12 Моя судьба

Всё обошлось, и я вновь оказался на природе. Я дал себе слово никуда из дому не уходить. Общаться только с Лёвкой. Мой кошачий разум принял именно такое решение. Но какие-то природные силы, которым я не подвластен, позвали меня в неведомый путь. И на этом пути я вновь встретился со своим обидчиком – чёрным котом.
Была чёрная ночь. Чёрный кот в темноте был едва различим. Его злые глаза горели ненавистью ко мне. Он был готов растерзать меня в клочья. Мне надо было убежать,  преследовать бы он меня не стал.
Но я не убежал. Не знаю почему. Это знает за меня моя природа.
Мы долго стояли молча, морда к морде. Каждый ждал, кто первый дрогнет. Но нервы у обоих оказались крепкими. Мы начали неистово выть, нагоняя друг на друга страх. Выли так громко, и так душераздирающе, как умеют только коты. А затем начался бой. Мы орали на весь посёлок. Шерсть клочьями летела вокруг. Но ни один из нас не хотел сдаваться. Драка длилась долго. Её результат оказался для меня опять плачевным. Я приполз домой с прокушенной левой лапой и вырванным мясом на ней. Я знаю, чёрному тоже досталось, но мне, пожалуй, больше.
И вновь я лечусь. Мне сделали операцию, на лапу наложили швы. Саша носит меня на уколы. Я целый день смотрю в окно. Вижу там своих собратьев. И жалею, что я не вместе с ними. Наверное, если бы я жил всё время на улице, то не попадал бы в такие хитросплетения. Но пока я здесь. Пока я  жду, когда  вновь окажусь на воле, и у меня начнётся новая мирная жизнь. Пусть не совсем вольная. Но всё же.
Нет, конечно, я люблю свою семью. Когда все уходят на работу, я по каждому скучаю. Когда возвращаются, я всех встречаю. Когда все собираются на кухне, я, если даже сыт, иду к ним. Если все смотрят телевизор, я нахожусь рядом. Если члены семьи находятся в разных комнатах, я непрерывно подхожу к каждому, чтобы убедиться, что все на месте.   
Но когда я попадаю на природу, во мне просыпается дикий зверь, охотник.  Я забываю о людях. Я валяюсь в траве, взбираюсь на деревья, преследую птиц, охочусь на мышей. Особенно эта страсть во мне просыпается ночью. И, если ночь удалась, тогда я уставший вновь прихожу к людям  – своей семье, своему дому. И это тоже в моей крови, в моей природе.
Моя первая спасительница, которая спасла меня от голодной смерти, спросила Ивана Васильевича: «А разве у него есть выбор?»  Да она была права. Такова кошачья судьба – жить среди людей и служить им. Жить среди людей, но стремиться к вольной дикой жизни. Хорошо, если люди, среди которых приходится жить, – не дикари.