Дубовая роща пересекается множеством переплетённых друг с другом дорожек. Они идут так, как удобно ходить людям. Кроны дубов образовали крытые аллеи, в тени которых стояли удобные, красивые лавочки, отлитые из чугуна и окрашенные в зелёный цвет. Затейливый узор, изящество, с каким они были выполнены, выдавали вкус мастера. Это были произведения искусства. Лавочки часто встречались в «карманах», то есть, немного в стороне от дорожек, что создавало уют и было местом встреч для влюблённых. После шума, суеты и духоты большого города здесь было спокойно и всё располагало к тому, чтобы мечущаяся, запуганная, загнанная повседневными заботами душа нашла покой. Тут можно было подумать, привести мысли в порядок...
Этот парк среди города, с его магическим спокойствием, жил своей жизнью. Сюда приходило много всякого народа. Подстриженные лужайки среди вековых дубов напоминали сцены, где разворачивались маленькие театральные сюжеты, и весь парк представлял из себя большой театр. Вот группа людей синхронно выполняет плавные, замедленные движения, напоминающие собой сложный танец. Это любители восточных практик по приведению души и тела к согласию с окружающей природой. Там, между двумя деревьями, натянут трос и будущие канатоходцы, по очереди, отрабатывают поворот на тросе, делая при этом реверанс и поклоны. Тут нередко встретишь музыкантов и художников, расположившихся в центре рощи у фонтана. Детские площадки забиты ребятишками, их гам, такой веселый и заразительный, вызывает улыбки у людей. Родители умилённо наблюдают за своими чадами. Запахи цветов от множества клумб пьянящими ароматами заливают всю рощу. Птицы здесь не поют, они с удивлением, как будто слегка опьянённые, наблюдают за людьми.
Я медленно иду в глубь рощи, туда, где в тиши величественно стоит маленькая православная церковь святого Николая. Её позолоченный купол чуть выше дубов, и солнце отбрасывает от позолоты свои лучики сюда, в эту тень деревьев, и кажется, что всё пространство вокруг этой святой обители залито золотым светом. Здесь светло, ты входишь в этот свет и сам начинаешь светиться. Тебя охватывает восторг, сравнимый с экстазом. Близость Бога ты ощущаешь всеми клеточками своего тела...
Недалеко от входа в церковь, метрах в пятнадцати, стоит лавочка. Я опускаюсь на неё, состояние восторга переходит в лёгкую усталость, в голове проносятся картины из прошлого, дыхание неровное, сердце бьётся учащённо, в висках стучат молоточки.
Эта церковь помнит многое и многих...
Начало двадцатого века. Люди, покинув Родину, пытаются найти здесь покой, их душа стонет от боли и безысходности. Здесь, на чужбине, они возводят свою церковь, живут надеждой, верой, что Бог не оставит беженцев и их многострадальную Родину. Сколько славных имён помнит эта земля, имён героев, забытых в далёкой России! И только кресты, кресты…
Вся обстановка: эта церковь, эта старая дубовая роща, кладбище с выдающимися именами на этих уже святых крестах, этот божественный свет вокруг, делают меня маленьким, совсем незначимым в этом мире великих событий. Но приходит понимание того, что я должен, я просто обязан быть чище, здоровее душой, потому что в этом месте просто нельзя иначе.
Литургия начинается в десять. Образа смотрят на меня, они жгут своим взором, проникают в душу, спрашивают. Мне жарко, я стою в очереди... Лёгкое головокружение, запах ладана и свечей уводит моё сознание, мою память в прошлое. Пытаюсь сосредоточить своё внимание, формулирую мысленно мой предстоящий разговор.
...Конец восьмидесятых. Страна, загнанная в тупик, умирает, потому что красивая идея растоптана человеческим несовершенством, страна распята, её прибивают гвоздями к позорному столбу истории. Люди, растерянные, мечутся, колотятся о решётку невыносимого быта и стараются выжить, униженные, раздавленные, озлобленные. Дети смотрят в глаза родителей, а те прячут их...
Моей большой семье трудно. Плачет жена, нет молока. Молочная кухня за сорок километров. Ребёнок орёт. В магазине ещё нет молока, а чуть позднее – его уже нет. Отчаяние толкает больную тёщу, которая испытала много горя в этой жизни, купить корову. Теперь только одна надежда – на неё. Что пришлось испытать мне, врачу, детскому хирургу, которому приходилось косить, убирать, доить, и, в то же самое время, бежать по первому вызову, среди дня и ночи, в операционную? Страна напоминали улей, который растревожила какая-то грубая сила. Теперь мы все жужжали, кусались, толкались в очередях около узких проходов. Притупились такие понятия, как честь, совесть. Огрубение души стало нормой...
Маленькая человеческая история отдельно взятого человека, вырванная из общей картины, кажется ничтожной, незаметной и просто банальной. Но всё состоит вот из таких отдельных маленьких судеб, что составляет большую судьбу одной многострадальной страны. В маленькой судьбе, незаметной со стороны, отражается, как в зеркале, вся огромная Россия.
Шло время, корова совсем постарела, ей уже в то время, когда её купили, было много лет. Но сколько она давала тогда молока! Теперь это умное животное стало обузой, молоко исчезло, она часто болела, уход становился всё сложнее и сложнее. И вот встал вопрос: «Что делать?» Выбор был небольшим. Продать её невозможно, на мясо не принимают – возраст, оставалось одно – зарезать. Страшно было подумать об этом, но другого выхода нет. Я не могу спокойно описывать мои переживания, но я должен, я просто обязан сделать это. Я видел её глаза, полные ужаса. Слезы катились из коровьих глаз, она смотрела на меня, всё понимала и только не могла сказать, хотя вряд ли тут были нужны слова...
Убийство состоялось…
Я часто просыпаюсь, иногда кричу во сне. Сон один и тот же – плачущие глаза умирающего животного, кровь хлещет из открытых вен, пенистое хриплое дыхание из перерезанного горла...
Идут годы, кошмар преследует меня. Это, как месть загубленной души, настигает меня и нельзя спрятаться, убежать, она снова и снова напоминает о себе.
Я стою в очереди, передо мной ещё два человека. Волнение, моя душа мечется, она устала, она хочет успокоения. Целую крест, сбивчиво рассказываю, каюсь в содеянном грехе, в голове яркая картина, как вспышка яркого света, только красный цвет, непонятный протяжный голос издалека и огромный глаз, лиловый глаз с катящейся слезой... Голова укрыта святой накидкой, слабо различаю слова священника, вот-вот потеряю сознание. Медленно приходит равновесие, видения исчезли. Я испытываю чувство сброшенного камня, который не давал дышать, давил сердце, впивался острыми углами в мозг. Теперь он исчез, растворился в этом море тепла, золотого света, среди этих, улыбающихся мне, ликов. Я шёл с ощущением возрождения, я мог прямо смотреть в глаза стоящих рядом людей, я видел свет в глазах у тех, которые только что прошли тот путь, что и я, путь мучительный, когда совесть выгрызает мозг, когда жить с грехом становится далее невозможным.
Покаяние!
Тот житейский опыт, который я приобрел за свою жизнь, даёт мне право сказать, что людская вера, вера в ту невидимую силу, которая не даёт человеку покоя, которая всё видит, оценивает его поступки и ждёт только своего часа, чтобы отплатить ему за всё по его счетам, заставляет нас задумываться, мучиться совестью, будит её, эту совесть.
....мне стало легче...