ГЛАВА 21
В состоянии эйфории и абсолютного счастья, связанного с возвращением Людки домой, Степан пребывал несколько дней. Он буквально носил свою "Дюймовочку" на руках, исполнял все желания, ловил каждый её взгляд. Наблюдал за движениями супруги и восхищался изменением её внешнего вида. Она, конечно, не очень хорошо и ловко владела прооперированной ногой, но ходила на ней почти нормально, даже не хромала. Но постепенно он к Людкиному присутствию в новом виде привык, и способность трезво мыслить снова вернулась к нему. Он решил узнать, как жене, прежде нигде не бывавшей, удалось попасть в Германию. Умом Егоров понимал, что её операция и искусственный коленный сустав стоили огромных денег. А где она их взяла, даже не догадывался. Именно об этом он и попросил супругу рассказать, лёжа с ней ночью в постели.
Людмила осторожно положила на его плечо голову, нежно приобняла, чмокнула несколько раз в щёчку и снова завела свои выкрутасы.
— Эх, Степка, если бы ты только знал, как мои родители всю жизнь мечтали увидеть меня с нормальной ногой и счастливой! Как долго они копили для меня деньги! В свободное время от основной работы отец с братом подрабатывали частным извозом. Думаю, ты знаешь, что санитары в морге зарабатывают хорошо. Они ни за что не выдадут тело умершего человека его родственникам, пока те не выкатят им кругленькую сумму. А если их попросят обмыть труп, одеть, освежить лицо пудрой, румянами, подкрасить губы и брови, уложить правильно в гроб, то родные платят за это баснословные деньги. Помнишь, я рассказывала тебе, что брат когда-то учился в медицинском университете?
— Ну, помню, — ответил он специально утвердительно, хотя она никогда ему об этом не говорила.
А если бы он ответил, что не помнит, то Людмила обязательно увела бы разговор в сторону и начала доказывать и вспоминать, при каких обстоятельствах, в какой день месяца и года она ему это объясняла. Тогда полного ответа на свой вопрос он точно бы не получил.
— Так вот, — довольным голосом продолжила она. — Именно в студенческие годы Василий устроился подрабатывать санитаром в морг, чтобы оплачивать свою учёбу и просто иметь деньги на другие расходы. Поняв, что нелегально зарабатывает там больше профессора, забросил свою учёбу и заявил:
— Нафига я буду столько лет учиться, чтобы стать врачом и зарабатывать меньше, чем имею здесь без особого напряга своих мозгов и нервов? Тем более, что мёртвых лечить не надо. Жаловаться на моё обращение с ними они тоже не смогут. Работай себе на благо и радуйся!
О том, что брат с отцом «гребут деньги лопатой», эксплуатируя бомжей, она мужу не сказала. Потому что сама об этом не знала. Так что её сочинительство не являлось таким уж и лживым, а скорее всего — приукрашенным. Как-то же она должна была объяснить мужу источник средств на её поездку в Германию. А донести это до его воображения хотелось эффектно, чтобы Степан восхитился не только смелостью Людмилы, но и стараниями её родственников.
— Несколько месяцев тому назад Вася через Интернет нашёл нужную для меня клинику в Германии, — продолжила она, стараясь не сбиться с мысли. — Связался с ней, отправил туда медицинские заключения и снимки моей ноги.
— А почему именно в Германии, а не в России родные решили тебя прооперировать? — не понял Егоров.
— Всё очень просто, Стёпочка! Вася считал, что мной должны заниматься только лучшие хирурги, и только за рубежом, — подняла Людка указательный палец вверх.
— С чего он взял, что германские хирурги лучше российских? По телеку много раз показывали достижения наших врачей. И суставы они давно успешно меняют на искусственные.
— Не знаю, Стёпа, не перебивай, а то я потеряю мысль! — рассердилась она. — Ну, так вот. Потом он узнал, сколько будет стоить искусственный коленный сустав и операция по его установке. Поняв, что накопленных денег для этого уже хватит, попросил клинику прислать мне вызов. А я в это время делала загранпаспорт. Благодаря этому вызову я получила визу в Германию и полетела туда. Вот, собственно говоря, и всё.
— Неужели тебе не было страшно впервые лететь в чужую страну в одиночку? — изумился Степан смелостью своей супруги.
— Страшно, но желание, стать нормальной, победило страх. Теперь я счастлива. Ну, ладно, давай будем спать. Тебе завтра рано вставать на работу. Она отвернулась от мужа на другой бок и улыбнулась.
"Представляю, что бы с тобой случилось, если бы ты, мой дорогой муженёк, узнал, с кем я летала за границу!"
И она стала вспоминать, как всё это происходило на самом деле. Но даже она знала не всё. Потому что большую часть подготовки к её полёту осуществляли её отец с братом, но об этом они ей не рассказывали. А было это так!
Когда Федулов младший получил подтверждение, что немецкая клиника примет Людку на операцию, то спросил её:
— С кем ты полетишь в Германию?
Егорова знала, что Степан её туда не повезёт и саму не отпустит. Упёртым он был. Многого не понимал. Поэтому ответила без зазрения совести:
— С Иваном Миловановым.
— Ты всё ещё держишь его на поводке? — удивился Василий, знавший о её шашнях с участковым милиционером.
— А куда ему деваться? Он у меня вот здесь! — сжала она кулак и рассмеялась.
— Значит, я прошу клинику прислать вызов на вас двоих, правильно я понял? — уточнил он.
— Да. Загранпаспорт у него есть. Я это точно знаю. Он уже бывал за границей не так давно с матерью. Я сама просила нашу тётю Надю дать ему липовую справку о размере зарплате и указать в ней, что он работает газосварщиком в её Управляющей компании. Настоящие свои должность и место работы он указывать не рискнул. Официально выезжать за границу сотрудникам милиции не запрещают, но упорно не рекомендуют. Я сегодня же попрошу у тётки новую, такую же справку для него.
Но ей ещё предстояло заставить Милованова полететь с ней. Понимала, что сделать это сейчас будет непросто - Егорова уже знала, что он женился. Соседка Наташа рассказала ей об этом после того, как увидела его с Оксанкой Соколовой в приёмном отделении. С Иваном она на эту тему говорить умышленно не собиралась. Лишь наблюдала, как старательно он пытался отделаться от неё. Она же продолжала удерживать его при себе любыми хитростями.
При этом Людмила осознавала, что Степан рано или поздно узнает об её шашнях с Миловановым и бросит с тремя детьми. А Иван повзрослеет, взбунтуется, перестанет реагировать на её шантаж и всё равно выйдет из-под её повиновения.
Но отказаться от Милованова вот так сразу, Людка не могла. Ей хотелось наслаждаться общением с ним ещё какое-то время, а потом прогнать, как собаку, пока он не осмелел и не ушёл от неё сам. Она считала себя роковой женщиной, ну или хотела такой казаться для самоутверждения. Получив вызов в Германию, она настояла на встрече с ним. Егорова оставила детей у соседки и пришла в назначенное место. Зная Людкин характер, Иван туда явился. В этот раз он намеревался порвать все отношения с ней раз и навсегда.
— Мне предстоит тайно от мужа вылететь в Германию, чтобы сделать операцию на ноге, — начала она разговор, как только оказалась рядом с ним. — Ты полетишь со мной и будешь находиться там столько времени, сколько понадобится.
— Размечталась! — вспылил он от такой наглости. — Я тебе не муж и не родственник. Отстань от меня! Живи спокойно со своим Степаном! Иначе я сам расскажу ему, что нас связывает с тобой!
Она спокойно выслушала его угрозы и вытащила из сумочки какие-то бумаги.
— Вот вызов, — ткнула она пальцем в листок, — в нём стоит твоя фамилия. Значит, ты полетишь со мной, и не спорь.
— А мне как-то фиолетово, стоит моя фамилия в твоём вызове или нет! Я не собираюсь из-за тебя бросать работу и лететь куда-то по твоей указке! Поняла?
— Ты полетишь со мной! — стояла она на своём.- Мне нет дела до твоей работы. Я хочу, чтобы наш с тобой сын видел меня полноценной, а не такой, какая я сейчас.
Иван посмотрел на неё затравленным взглядом.
— Сколько ещё времени ты будешь держаться за меня? А главное — зачем? Отцепись уже, наконец! Дай мне жить своей жизнью! Ты же замужем! У тебя есть семья! Так береги её, дура! Допрыгаешься, что потеряешь Степана, а другого такого не найдёшь!
— Да отцеплюсь я от тебя, отцеплюсь! — начала Людка нервничать вдруг. — Это произойдёт, когда мы вернёмся из Германии. Я тебя больше не побеспокою. Обещаю. Иван, давай завтра в восемь часов утра встретимся у фонтана. Захвати с собой загранпаспорт. Поедем визу оформлять.
В назначенное время Иван не явился. Людмила пыталась дозвониться ему по мобильному телефону, но он не отвечал. Она тут же сообщила брату, что Милованов не пришёл на встречу, а значит, и в Германию с ней лететь не собирается.
— Не переживай, сестрёнка, — успокоил он её, — не хочет — заставим!
Именно в этот день Милованов не появился на работе. Потеряли его и дома. Отец и сын Федуловы перехватили его на подходе к опорному пункту милиции, насильно затолкали в свою «Ниву», обмотали скотчем руки и ноги, вставили в рот кляп и увезли на дачу к Пущину, даже не подозревая, какой шикарный сюрприз приготовили своему другу.
Санёк рыдал от восторга, когда увидел его.
— Братцы, подарите мне его в личное пользование! — просил он Федуловых, стуча себя в грудь кулаком. — Я его так выдрессирую! Он в два раза больше, чем другие, будет приносить нам доход.
— Угомонись, — потребовал Василий, не понимая восторга Пущина. — Нам с ним другие дела решить надо. Тащите его во вторую подвальную комнату.
Его бросили связанным на голый пол и вынули кляп изо рта. Иван брезгливо отплевался.
— Запомни, вшивый мент, — грозно произнёс Василий, — что Людочка скажет, то ты и будешь делать! Понял?
Он набрал номер сестры и сообщил, что Милованов сейчас рядом с ним.
Егорова, разумеется, не знала, в каком месте рядом с братом находится Иван, поэтому попросила:
— Дай ему трубку, Вася.
Брат приложил мобильный к уху Ивана.
— Ваня, я клянусь тебе, что после поездки в Германию отпущу тебя на все четыре стороны. А сейчас не дури, иначе отец с братом разберут тебя на части и закопают их в разных местах, — зачем-то начала она угрожать спокойным голосом. — Им это ничего не стоит сделать. Ты же знаешь, что они работают в морге с трупами.
Он молчал.
— Не зли меня! Слышишь? — грозно крикнула она. — Я сейчас возьму в руки нашего сына и выброшусь с ним из окна. Пойми, я уже больше не могу жить с такой ногой! Она болит! Помоги мне! Дай почувствовать себя нормальной женщиной!
— Делай, что хочешь, — обречённо произнёс Милованов. — Ты меня так достала своими угрозами, что мне уже самому хочется выбросить Дениску вместе с тобой из окна или с балкона. А помочь тебе почувствовать себя женщиной, должен не я, а твой муж.
После этих слов Федулов младший замахнулся, чтобы ударить Ивана, но отец перехватил его руку в воздухе.
— Не порть его физиономию, а то в самолёт не пустят. Лучше принеси из машины его папку. Посмотрим, что у него там есть.
Василий направился к «Ниве». Поднял с пола чёрную папку и по пути к дому расстегнул её.
— Смотри, батя, — спустился он в подвальную комнату и похлопал рукой по папке, — а ментяра-то наш, похоже, собирался всё же лететь с Людмилой в Германию! И российский, и загранпаспорт лежат у него здесь.
— Тогда, почему же ты, сынок, не захотел договориться с моей дочерью по-хорошему, чтобы мы тебя не отлавливали? — уже ласково спросил Ивана Леонид Яковлевич. — Передумал что ли?
Иван не отвечал.
— Яковлевич, — взревел Пущин, дёрнувшись с места, — позволь я развяжу ему язык! Уж слишком много кровушки этот щенок мне попортил! Не бойся, внешности я ему не попорчу! Только волосы все этой падле повыдёргиваю!
Он схватил Милованова за грудки...
— Ты, Сашка, не лезь! — оттолкнул его Людкин отец. — Мы сами с ним разберёмся.
Он снова повернулся к Ивану.
— Что ты, Иван, решил? — вновь с надеждой обратился к нему Леонид Яковлевич. — Говори, полетишь с Людмилой или нет?
— Милованов, молча отвернулся к стене.
— Ты к кому задницей повернулся? — снова бросился к нему Пущин. — Я тебя сейчас...
Федулов старший снова отстранил Санька рукой в сторону.
— Пусть валяется здесь на голом полу, как собака. А если он долго будет упрямиться, мы с ним расстанемся, — провёл он по своему горлу краем ладони.
Ивана закрыли на замок, и все поднялись на первый этаж.
— Яковлевич, давай, сгоняем в ближайший посёлок за продуктами и выпивкой! — потирая руки, предложил Александр. — Душа праздника просит! Посидим, пообщаемся. Если бы вы только знали, как угодили мне тем, что притащили сюда этого сосунка!
— Поехали, — согласился тот.
Сгоняли, купили что надо, и отправились в обратный путь. На выезде из соседнего посёлка, у обочины, Федулов заметил лежащего человека. Остановил машину и подошёл к нему поближе. Это был молодой мужчина в испачканной одежде, по всем признакам - бомж. Федулов посмотрел по сторонам и скомандовал:
— Загружаем его на заднее сиденье. К утру проспится, и берите его с собой. Пусть трудится, зарабатывает для нас деньги.
Его привезли в загородный дом и положили в комнату к тем семерым бомжам, что жили в подвальной комнате, хотя места там для него уже не было.
— Ну-ка, быстро сдвинулись и освободили промежуток на полу для новенького! — скомандовал Санёк, открывая дверь.
Мужчину бросили прямо на голый пол, даже не проведя ему санитарную обработку. Некогда было — душа у каждого из "рабовладельцев" жаждала праздника. Дверь комнаты с бомжами закрыли на ключ и пошли пьянствовать.
На следующий день рано утром Леонид Яковлевич с сыном уехали на работу. А вечером отец Федулов старший сам, без сына вернулся в дачный посёлок. Он не хотел оставлять там Ивана с Пущиным без своего присмотра и предпочитал хоть на часок навещать их. К тому же надежда, убедить или заставить Милованова лететь в Германию с Людмилой, не оставляла его.
— Ты, Лёнь, посмотри этого доходягу, которого вчера с Сашкой привезли, — обратился к брату Фёдор.
— А зачем мне на него смотреть?
— Он, по-моему, в бессознательном состоянии пребывает. На похлопывания по щекам не реагирует. Глаза не открывает. На заработки мы его, естественно, сегодня повезти не смогли.
Федулов подошёл к мужчине и начал его тормошить. Тот действительно не реагировал на раздражители. Леонид Яковлевич стал рассматривать его тело, голову. На затылке обнаружил гематому и заволновался:
— Да его кто-то по башке капитально шарахнул! От этого доходяги надо срочно избавляться, пока он здесь у нас копыта не откинул.
Он постоял ещё немного, глядя на новенького, и направился к выходу:
Пойду, поищу, чем накрыть его в машине. Забросим его на заднее сиденье и накроем. Когда домой поеду, выброшу его на том же месте, на котором подобрал.
Пока Федулов искал какое-нибудь покрывало, Пущин шкодливо вытащил из папки Милованова его милицейское удостоверение и сунул в карман бедолаги, сам не зная зачем. Было уже два часа ночи. Мужчину положили в машину, накрыли мешковиной, и Федулов тихонько поехал в сторону шоссе. Как назло, невзирая на позднее время, по нему постоянно сновали машины. На обочине стояла какая-то иномарка.
"Вот сейчас начну этого парня выгружать в кювет, кто-нибудь из этой тачки обязательно увидит это и сообщит в милицию", — заволновался он.
Поэтому Федулов медленно повёл машину по шоссе, размышляя, что дальше делать со своим пассажиром.
"Можно было бы отвезти его в больницу, но там сразу же потребуют мои документы, чтобы записать, кто его доставил. А это значит, что я стану первым подозреваемым в случае его смерти".
Леонид Яковлевич всё ехал и ехал дальше, высматривая подходящее место для того, чтобы оставить на нём свой «груз». Но так и не нашёл его.
"Приеду домой, а там с Васькой подумаем, что с ним дальше делать", — решил он, наконец, и поехал быстрее.
Через час-полтора он подъехал к своему дому и позвонил сыну. Тот долго не отвечал. Леонид Яковлевич звонил до тех пор, пока не услышал его сонный голос:
— Алло!
— Василий, быстро спустись вниз и зайди с обратной стороны дома, — попросил он. — Я буду ждать тебя здесь, в машине.
Василий вышел из подъезда минут через семь, отыскал машину отца и сел в неё.
— Что это у тебя? — показывая на заднее сиденье, спросил он.
— Ни что, а кто? Считай, что труп. Мы с Сашкой вчера вечером подобрали его на дороге, думали, что он пьяный, а он, оказывается, находился в коме. И до сих пор в себя не пришёл. По голове его кто-то здорово ударил.
— Избавляться от него, батя, надо быстрей!
— Я и сам знаю, что надо. А куда его деть, ума не приложу! Хотел оставить на том же месте, где подобрал, да по дороге, как назло, машины сновали одна за другой, а одна даже стояла прямо на шоссе у того места, где я его подобрал. Побоялся, что кто-нибудь увидит, как я его волоку. А потом доказывай, что не я его убил.
— Бать, я на днях к Валерке Ильину заходил, — вспомнил Василий. — Он живёт на соседней улице. Обратил внимание на то, что в их подъезде до сих пор нет домофона и подвал на замок не закрыт. Давай в этот подвал его и оттащим.
— Молодец, сынок! — обрадовался Леонид Яковлевич и нажал на газ. — Поехали.
Василий вышел из машины перед домом друга, огляделся по сторонам. Проскользнул в подъезд, прислушался, не стоит ли в нём кто-нибудь, и скомандовал:
— Понесли!
Положили мужика на пол у горячей трубы, и смылись. Там его и обнаружил слесарь-сантехник спустя несколько дней с сильным обезвоживанием. Когда мужчину привезли в приёмное отделение больницы, он ещё жил несколько минут, а потом умер.
В его кармане было обнаружено милицейское удостоверение, которое Александр Пущин стащил из папки Ивана Милованова и подложил ему. Известие о том, что покойником оказался Иван Милованов — муж Оксаны Соколовой, быстро разлетелось по больнице.
Наташа, соседка Людмилы Егоровой, рассказала эту новость другой своей соседке. А та поведала её по телефону Людмиле Егоровой. Правда, Елена перепутала голос Людмилы в трубке с голосом её старшего сына. Но он донёс эту информацию до обоих своих родителей.
Людка была в шоке. Ведь они с Иваном должны были оформлять визы в Германию и лететь туда вместе, и вдруг он умирает. Она не поверила своим ушам и спросила об Иване Наташу на лестничной клетке. Та информацию об его смерти подтвердила.
Егорова начала подозревать, что соседки просто решили строить ей козни после скандала, и специально ей соврали о смерти Милованова. Она долго звонила в справочную службу больницы, а затем и в приёмное отделение. Но телефон постоянно был занят. Наконец-то ей ответили, но сообщили, что информацию о смерти больных по телефону клиника не даёт. И предложили ей приехать в приёмный покой.
Егорова туда добралась и получила подтверждение смерти Ивана. После этого позвонила своему отцу и сообщила эту печальную весть. Тот в панике связался по телефону с Пущиным и попытался узнать, как так получилось, что Милованов сбежал из его дома и умер.
— Успокойся, Яковлевич, — прокричал ему в трубку Санёк, — под замком сидит Людкин хахаль.
— А кого тогда нашли с его милицейским удостоверением и привезли в больницу, где он и умер? Как к покойнику попало удостоверение Ивана, которое находилось в его чёрной папке? — допытывался он. — Ведь оно лежало у него в папке! Я точно это помню.
— Да это я от злости на мента сунул его в карман того доходяги, которого ты увёз отсюда с травмой головы. Видать его и нашли.
— Ну, и придурок ты, Сашка! — взбесился Людкин отец. — Ты понимаешь, что своей выходкой можешь нас подставить? Менты докопаются до истины - и мы погорим!
Отец позвонил Людмиле и опроверг факт смерти Милованова. Через несколько дней после этого звонка она ушла из дома, оставив мужу записку о том, что может не вернуться. А сама отправилась в квартиру родителей, чтобы подготовить все нужное для поездки в Германию. Когда Степан звонил им и разыскивал жену, то те ответили, что у них её нет.
* * *
На следующий день, в шесть часов утра Федулов старший повернул ключ в замочной скважине подвальной комнаты и вошёл к Ивану с топором в руке. Милованов рассмеялся:
— Не больно-то ты на убийцу похож. Я и без твоих угроз надумал лететь с твоей дочерью.
— Вот, и ладненько, — обрадовался Леонид Яковлевич. — Давно бы так. Только зря столько нервов нам с Людмилой попортил.
Он позвонил дочери:
— Согласился твой мент лететь. Собирайся и через часик-полтора выходи к подъезду. Поедем визу оформлять.
Он снова закрыл комнату на ключ и поднялся наверх.
— Собирайся, Санёк, ты поедешь с нами. Мент согласился лететь в Германию. Мы сначала подбросим Василия на работу. Я отпрошусь у начальства на сегодняшний день, а потом заедем за Людмилой и рванём оформлять визу.
— Ты, Яковлевич, после этого мента домой отпустишь? — поинтересовался Пущин расстроенным голосом.
— Нет, сюда привезём и снова под замок посадим, чтобы не сбежал.
— Вы мне сначала что-нибудь поесть дайте, — категорично потребовал Иван, встав в позу, — а иначе я никуда не поеду!
Федулов старший собственноручно вскипятил воду в электрическом чайнике, нарезал колбасы, хлеба, насыпал сахар в чашку, положил в неё пакетик чая и отнёс всё это Милованову. Тот поел и заявил:
— В туалет мне надо!
Василий сводил его в туалет.
В машине Иван вёл себя смирно. Людку тоже встретил без эмоций, даже не взглянул на неё. В очереди на оформление визы беспокойства не проявлял. И вообще не пытался бежать. За хорошее поведение ему в подвальной комнате поставили раскладушку и дали старенькое больничное одеяло, чтобы не замёрз ночью и не заболел. Ведь тогда он не смог бы сопровождать Людмилу на лечение.
Когда через несколько дней Ивана Милованова собрались везти в аэропорт, он возмутился:
— Вы что, совсем озверели? У меня с собой ни денег нет, ни сменной одежды! Дайте хотя бы помыться!
Душ Милованов принимал в присутствии Санька, который умирал со смеху, рассматривая его голое тело. Чем же ты, слизняк, привлёк Людку с Оксанкой. Тебя не штормит, когда ветер дует?
Иван молча вытерся полотенцем, повозил по зубам пальцем вместо щётки, сполоснул рот, надел ту же одежду, расчесал волосы.
— Я готов, теперь везите меня, куда хотите.
Санёк отвёл его к Федуловым.
Отдайте мне мою папку и мобильный телефон, — потребовал Милованов.
— Отдадим, когда вернёшься из загранки, — ответил Василий. — А пока выполняй то, что от тебя требуем.
Напрасно Людка заигрывала с Иваном в самолёте. Он с ней не разговаривал. В клинику её оформили в тот же день. Милованову объяснили, где он будет проживать во время её нахождения в стационаре. Это была гостиница при клинике. В стоимость проживания в ней входило и трёхразовое питание. Федуловы гостиничный номер оплатили заблаговременно на определённый срок, а потом ещё перечисляли деньги в связи с продлением срока пребывания Людмилы в клинике после операции и краткого периода реабилитации.
К ней Иван по собственной инициативе не ходил. Она звонила ему в номер и просила что-нибудь купить.
— Ты же знаешь, что у меня нет с собой денег, — ответил он, когда Егорова попросила его сходить первый раз в магазин.
Она потребовала с гонором:
— Так приди ко мне и возьми!
Он приходил к ней каждый раз по такому требованию, молча брал деньги, покупал, что надо, приносил ей и тут же возвращался в гостиницу. Спустя несколько дней Людмила сообщила, что искусственный коленный сустав уже готов или подобран и на завтра назначена операция. Ждала от него поддержки и сочувствия. Но Ивана эта информация не трогала. Ещё несколько дней он умышленно не приходил к ней, не интересовался, как прошла операция, и как она себя чувствует. Он старательно показывал ей, что она для него — ноль. Когда Егоровой стало немного легче, она начала сыпать Милованову по телефону упрёки. Говорила, что ей стыдно перед медицинским персоналом за то, что он не навещает её, не ухаживает и не заботится о ней.
— Ты пойми, здесь могут не понять, зачем ты приехал в страну, и занимаешь гостиничный номер, коли меня не посещаешь! — запугивала она его.
— Тебе не нравится, как я себя веду? — дерзил он ей. — Дай мне денег, и я улечу обратно домой. Думаешь, мне интересно целыми днями торчать в гостинице да ещё в чужой, незнакомой стране? Я даже не имею сменной одежды, нормальной бритвы, чтобы привести себя в порядок. Кто должен был об этом заблаговременно позаботиться?
Тогда Егорова стала чаще просить его сходить за покупками. Только так она могла лицезреть Ивана. Такие просьбы он всегда выполнял. Остаток денег оставлял себе. Постепенно у него накопилась небольшая сумма в евро, и он стал выходить в город. Спустя три недели Иван позвонил домой. Мать взяла трубку, услышала его голос и замолчала. Он решил, что прервалась связь, и долго пытался дозвониться к ней снова. Но в трубке слышались короткие гудки, словно телефон был постоянно занят. На следующий день он снова позвонил домой.
— Алло, — услышал он голос сестры.
— Привет, Лилька! Мама дома?
— Кто это? — опешила сестра.
— Ты что, сестрёнка, голос брата не узнаёшь?
— Как вам не стыдно, молодой человек, потешаться над горем матери? Вчера из-за вашей глупой шутки её еле откачали! Чего вы добиваетесь?
— Лиль, вы, что там все с ума сошли? — разозлился он. — Кто над вами потешается? Я из Германии звоню. Меня насильно сюда отправили! Понимаешь?
В голосе сестры появились нотки сомнения. Она немного успокоилась.
— Как же так? Мы уже похоронили Ивана, — произнесла она, не осознавая до конца, что это он сам звонит.
— Меня похоронили? — удивился он. — Не надо меня хоронить! Я живой, Лилька!
— Мы на кладбище в гробу его похоронили, — с волнением в голосе уточнила сестра.
— А тело-то в гробу было?
— Было.
— И вы с мамой его видели?
— Видели, конечно. Всё исхудавшее, с бритой головой.
— И что, вы в нём меня признали? — уже почти орал Иван.
— С трудом, — совсем расстроилась сестра, — в кармане рубашки лежало милицейское удостоверение Ивана или твоё, если ты и правда мой брат.
— Лилька, я живой! — прокричал Милованов. — Только вы с мамой пока никому об этом не говорите. Я вернусь и во всём разберусь сам. Ладно?
— Вань, тебя где-то насильно удерживают? — плачущим голосом спросила сестра, обращаясь к нему уже как к брату.
— Не совсем. Можно сказать, что я добровольно-принудительно сюда прилетел. Пришлось пойти на это.
— Зачем, Вань?
— Людка Егорова заставила меня лететь. Она здесь делает операцию на ноге. Пообещала, что оставит меня в покое после того, как мы вернёмся домой.
— И ты ей поверил? Вань, ну сколько можно быть таким доверчивым? Когда прилетишь домой и узнаешь, какую лапшу она тебе несколько лет вешала на уши, то будешь в шоке, — имела она в виду результаты генетических экспертиз. Но говорить по телефону этого не стала, чтобы он там, в Германии, не устроил Егоровой скандал.
— Вынужден верить, — вздохнул он. — Лилька, поцелуй за меня мать. И постарайтесь сделать всё, чтобы Оксана не вышла замуж до моего возвращения. Я намерен заслужить её прощение! Ладно? Я не могу долго говорить. У меня мало денег.
— Хорошо братик! — радостно всхлипнула она.
Именно после этого звонка сына Феодосия Ивановна и начала часто посещать Оксану. Его желание помириться с женой подстегнуло мать направить все свои старания, мудрость, хитрость, нахальство на то, чтобы уберечь невестку от опрометчивых поступков, знакомств с другими мужчинами и от замужества. Сказать Оксане правду о том, что её муж жив, Феодосия Ивановна не могла. Сын не велел ничего никому рассказывать, а Оксана не могла понять, чего это вдруг её свекровушка, которая при её жизни с Иваном не испытывала к ней тёплых чувств, вдруг заладила к ней ходить и прикидываться добренькой?
ГЛАВА 22
Время в Германии тянулось медленно. Людка вся измучилась, прежде чем начала вставать с кровати и пытаться ходить с костылями. На ногу она пока не наступала, но на улицу иногда с трудом выходила, чтобы подышать воздухом. Чувствовала она себя несчастной, абсолютно брошенной и никому ненужной. Кроме того, испытывала стыд перед другими пациентами клиники и медицинским персоналом из-за того, что Иван почти не посещает её. Многие знали, что он проживает в гостинице, и сочувственно посматривали на Людмилу, когда она, маленькая, щуплая, бледная, еле передвигалась по территории клиники на костылях. Не желая мириться с унижением, она позвонила Милованову и потребовала вывозить её на улицу в сидячей коляске. Он отказался.
— Ваня, я буду платить тебе за это, — пообещала Егорова. — Мне пока трудно самой передвигаться. Ты должен меня понять.
— Сколько ты будешь мне платить? — Зацепился Милованов за слова Людмилы.
Она назвала цифру. Он потребовал добавить к ней ещё половину и расплачиваться за каждый выезд.
— Хорошо, — согласилась она. — У меня хватит на это денег.
С этого дня он стал зарабатывать у Людки евро. Только теперь он смог купить себе недорогую сменную тёплую одежду. До этого он периодически стирал старую, в которой его увезли в московский аэропорт. А пока она сохла, он сидел в номере и даже не ходил есть. Не в чем было. Старые носки прикрывали только щиколотки, чтобы они голые не выглядывали из-под брюк. На стопе они стали все изорванными. Стирал он их особенно бережно, чтобы не дорвать до конца неосторожным движением. С новой одеждой у него появилось и хорошее настроение. Теперь он строил планы на будущее, и непременно с Оксаной.
"В милицию я больше не вернусь, — решил он твёрдо, — да и после моего странного исчезновения там меня не оставят. Не поймут, почему я не сообщил по месту работы о том, что меня насильно сюда отправили. А я просто не могу этого сделать. Иначе моих похитителей заметут и посадят вместе с Людкой. А она, как ни как, мать моего ребёнка. Не хочу, чтобы ему когда-нибудь сказали, что его мать уголовница. Поступлю в университет, выучусь, поменяю профессию. А сейчас сделаю всё, чтобы Людка меня возненавидела, и сама захотела от меня избавиться".
Всякий раз, прогуливая её по территории клиники на коляске, он молчал. Егорова же всячески пыталась привлечь к себе его внимание и о чём-нибудь говорила. И не просто говорила, а «трещала» без умолку.
— Замолчи! — грубо обрывал он её. — Мне даже голос твой противен. Понимаешь? Ты когда-нибудь вслушивалась в него сама? Ни одна женщина на свете не имеет такого гнусавого, отвратительного голоса.
Егорова расстраивалась после его лживых слов. Ведь она никогда не гнусавила. Если она начинала с ним спорить, он разворачивал коляску и на скорости гнал её в здание клиники. Постепенно Егорова поняла, что лучше молчать. Она научилась просто расслабляться, сидя в коляске, и смотреть на деревья, людей и ждать, когда встанет на обе ноги и улетит домой, чтобы никогда не видеть этого придурка Милованова. Теперь она не понимала, зачем столько лет удерживала его при себе, если имела такого замечательного мужа, как Степан. Сам вид Ивана ей уже был противен. Запах его был невыносим. Ей не нравилось, как он ходил, как смотрел.
— Где раньше были мои глаза? — удивлялась она. — На кого позарилась?
Она уже даже себя начала ненавидеть за то, что так увлеклась этим Ванькой когда-то.
Людка всё чаще и чаще стала вспоминать своего Степана. Она называла его ласково «котофеем» из-за густой растительности на всём теле. Чёрные блестящие кудряшки покрывали даже спину мужа. И теперь её уже не раздражало, как прежде, что "шерсть" на его теле постоянно обновлялась, как у настоящего кота, засоряя собой постель и всё вокруг. Теперь это казалось мелочью. Вспоминала, как прижималась к нему по вечерам в постели, согревалась, успокаивалась и засыпала. Только теперь она поняла, каким замечательным и надёжным мужем обладает.
"Вот, дура! — ругала она себя за связь с Иваном. — Ну, зачем я связалась с этим недоноском?"
Вскоре врач разрешил Егоровой вставать на прооперированную ногу полностью и потихоньку ходить. Первое время делать это было больно и непривычно. Но постепенно она научилась не только ходить, но и самостоятельно гулять с тростью или костылями. Ивана она больше не звала возить её на коляске. И вообще больше не тревожила его. Позвонила только тогда, когда её выписали, и сообщила, что заказала два билета в обратный путь.
— Через час их привезут, готовься, сегодня улетаем! — сообщила она ему по телефону в номер гостиницы пренебрежительным тоном. — За нами приедет такси.
Услышав радостную весть, Иван готов был сам на руках бегом тащить Людку в аэропорт. Но специально выработанная им жёсткая система поведения с ненавистной Егоровой сдерживала его эмоции. В самолёте он молчал по-прежнему. Она к нему не приставала. Пребывала в мечтаниях, в предвкушении встречи с любимым супругом и детьми.
В здании аэропорта Егорова получила свой чемодан на колёсах, сама докатила его до стоянки такси. Тут же села в первую подвернувшуюся машину и уехала. Ивана она с собой не пригласила.
"Вот сволочь! — разозлился он, — Столько времени на неё потратил, а она не соизволила даже доставить меня домой!"
Он вернулся в аэропорт, обменял несколько последних евро на рубли и отправился домой на общественном транспорте. Феодосия Ивановна, увидев сына, повисла на нём и зарыдала. Иван прижал её к груди, погладил по голове, успокоил и спросил:
— Что известно об Оксане? Надеюсь, она не вышла замуж, пока я был в Германии?
— Что ты дорогой! Мы с Лилей её здесь днём и ночью стерегли. Не переживай, она тебя любит и простила. Я в этом уверена. Когда собираешься к ней заявиться?
— Сегодня отдохну, а завтра поеду. Я обязательно должен с ней объясниться.
— Вместе поедем, — заявила мать. — Я знаю, как к ней правильно подойти. Она у тебя ещё та штучка — строптивая. Я часто навещала её. Знаешь, как нам приходилось укрощать друг друга, сынок? У-у-у! — протянула Феодосия Ивановна.
Иван начал отказываться от её помощи, но мать была непреклонна.
— С тобой поеду и точка! — решила и постановила она.
Вечером следующего дня они вдвоём вошли в подъезд Оксаны, поднялись на нужный этаж и остановились у её двери. Феодосия Ивановна отодвинула сына в сторону так, чтобы его не было видно в глазок, и предупредила:
— Пока не позову, не входи в квартиру. Иначе всё испортишь!
Она нажала кнопку звонка. Через несколько секунд дверь отворилась.
— Здравствуй, Оксаночка! — пропела свекровь ласковым голоском.
— Здравствуйте, Феодосия Ивановна, — ответила Оксана, не приглашая её войти.
Свекровь поняла, что оказалась нежеланной гостей и спросила в лоб:
— Помнишь, ты говорила, что теперь, когда ты узнала всю правду о взаимоотношениях моего сына с Людмилой Егоровой, ты его простила?
— Ну, — уставшим голосом произнесла Соколова.
— Что, ну? — с нетерпением спросила свекровь. — Говорила или нет?
— Говорила, — подтвердила она. — И что из этого?
— Тогда на, получи!
Она с силой потянула сына за рукав и втолкнула его в прихожую.
— А я пошла, — двинулась Феодосия Ивановна к лифту, вся раскрасневшаяся от волнения. — Разбирайтесь между собой сами, а моя миссия окончена.
Она нажала кнопку лифта, вошла в него, и, продолжая ворчать, поехала вниз.
Оксана стояла в ступоре. Все мироощущения покинули её. Иван обнял жену и стоял так с ней минуты три в напряжении, не зная, чего ожидать от неё дальше. Оксана начала рыдать.
— Оксаночка, ты правда простила меня? — спросил Иван хитрым, медовым голоском.
Она кивнула головой и добавила вслух:
— Простила. Где ты был?
— В Германии, — ответил он, испугавшись последующих расспросов.
— А, кого же тогда похоронили?
Он взял её за плечи, повёл в комнату и посадил на диван.
— Я и сам пока этого не знаю. Завтра начну с этим разбираться. А сейчас давай поговорим с тобой по душам.
Он честно рассказал ей, где был и почему там оказался. Поклялся, что Людка больше никогда не захочет его шантажировать. Рассказал, что видел результаты генетических экспертиз. Что на самом деле он не приходится отцом её ребёнку.
— А вот почему моё удостоверение оказалось у того парня, которого похоронили под моим именем, мне ещё предстоит выяснить, — снова задумчиво произнёс он.
Затем, прищурив глаза, стал рассуждать:
— Знаешь, оно оставалась в папке на даче, на которой меня держали некоторое время, когда похитили. Возможно это вовсе не моё удостоверение, а моего однофамильца? Хотя у всех удостоверений разные номера и серии.
Спустя три часа мать позвонила ему и сообщила, что достала из почтового ящика его чёрную папку с документами.
— Мама, в ней есть моё милицейское удостоверение? Посмотри, пожалуйста.
— Нет, сынок, удостоверения здесь нет. А ты почему задаёшь мне такой вопрос? Я же говорила тебе, что его обнаружили в кармане мужчины, которого похоронили под твоим именем.
* * *
Ивану Милованову пришлось долго доказывать во всех нужных инстанциях, что он вовсе не умер, а очень даже живой и пребывает в добром здравии. Первым делом он отправился в свой родной опорный пункт милиции. Когда он вошёл в него, Егоров разбирался с какой-то шумной группой граждан, похоже, конфликтующих соседей. Иван сел в сторонке и стал ждать, когда они уйдут. Минут через двадцать, разбирательство прекратилось, и люди направились к выходу.
— Сергей перевёл взгляд на Ивана.
— Наше вам с кисточкой, — шутливо произнёс Милованов. — Не ждали?
Сергей Егоров резко дёрнулся назад, прикрыв лицо рукой.
— Вот, чёрт!
— Да живой я Серёга, — уже серьёзно произнёс Иван.
— А кого мы тогда похоронили?
Как другу, Милованов в подробностях рассказал историю своего исчезновения и добавил:
— Но больше об этом мне никому не хотелось бы рассказывать.
— Не получится, Иван, — внушительно предупредил Сергей. — Чтобы восстановить своё доброе имя, и восстановиться среди живых, тебе придётся в подробностях всё рассказать и описать. Кстати, а ты знаешь, что Пущина и Федуловых повязали?
— Нет, не знаю.
— Повязали, Ваня, повязали. Они отлавливали бомжей, удерживали их в подвале загородного дома и заставляли просить деньги у граждан в людных местах. Потом стали проделывать это и с инвалидами. Помогала им в этом одна медсестра из дома-интерната для инвалидов. А знаешь, кто способствовал тому, чтобы эту шайку поймали?
— Даже предположить не могу.
— Твоя бывшая жёнушка, — засмеялся он, откинувшись на спинку стула, — Оксанка Соколова.
— Она мне вовсе не бывшая жёнушка. Мы с ней помирились.
— Ну, и как она восприняла твоё воскресение из мёртвых? — полюбопытствовал Сергей, вспомнив свою реакцию на его появление в опорном пункте.
— Более эмоционально, чем ты, и с большей любовью.
На следующий день Иван отправился к следователю, ведущему дело о похищении Светланы Веселовой, бомжей и незаконной эксплуатации их и инвалидов. Рассказал ему свою историю исчезновения. Объяснил, что под его именем похоронен какой-то другой человек. Что, скорее всего, кто-то из Федуловых или Пущин вложили в карман умершего мужчины его удостоверение.
— Почему вы не позвонили нам из-за границы? — возмутился тот.
— У меня совершенно не было денег, даже сменной одежды. К концу пребывания я заработал их немного у дочери Федулова, но звонить всё равно побоялся. Меня здесь не было, а с матерью и сестрой они могли, что угодно сотворить, — приврал он. - Я же не знал, что они уже арестованы и сидят в обезьяннике. И уж тем более не догадывался, что меня здесь похоронили. Представляю, что перенесла моя несчастная мать в связи с «моими» похоронами.
* * *
Дело было передано в суд. Мать Людмилы больше не скрывала от неё, что отец с братом и её дядя находятся в следственном изоляторе. Сообщила, когда их будут судить, но не сказала, за что. Она и сама этого толком не знала. Людмила расстроилась. Было горько осознавать, что её любимые папка с братом могут оказаться в тюрьме.
— Мама, неужели их осудят, и я не увижусь с ними? — плакала Людмила. — Это так несправедливо!
— Увидишься, доченька, мы вместе с тобой пойдём в суд. Заодно папа и Вася посмотрят, какая ты стала ладненькая после операции, словно принцесса.
Задолго до начала суда в его здание начал стекаться народ. Пришли и Оксана с Иваном. Немного погодя к Оксане подошёл Анатолий Пущин и поздоровался. Его под руку держала очаровательная, молодая женщина. Она тоже поздоровалась с Оксаной. Соколова не поверила своим глазам. Перед ней стояла Светлана Веселова, ухоженная, похорошевшая, стройная. Она протянула Оксане два билета в оперу.
— Приходите послушать божественный голос моего мужа, — нежным голосом проворковала она.
— Буду рад петь для вас, — шутливо подхватил тот.
Оксана положила билеты в сумочку.
— Благодарю вас.
— Вы знаете, обратилась к ней Светлана, — а меня снова приняли в мой родной театр, и я уже работаю над ролью.
— Поздравляю! — порадовалась за неё Соколова. — Теперь, глядя на вас, Светлана, я понимаю, почему Анатолий так отчаянно искал свою жену, поставив всю милицию на уши.
В коридор вошёл милиционер и попросил всех присутствующих отойти подальше. В зал под конвоем провели пятерых человек. Все молча проводили их взглядом.
Когда в зал суда разрешили войти родным, адвокатам, представителям обвинения, пострадавшим, там, за металлической решёткой под охраной уже сидели подсудимые: Федулов Леонид, его сын Василий, брат Фёдор, Александр Пущин и Клара Фёдоровна. Людмила Егорова, с замиранием сердца, вошла последней. Она искала взглядом отца и брата. И вдруг увидела. Они смотрели на неё, ухватившись руками за металлические прутья решётки, и улыбались.
— Доченька, ты счастлива? — выкрикнул отец, глядя на неё, статную и похорошевшую.
— Да, папа, — ответила она и заплакала. — Спасибо тебе, папа, и тебе, Вася, за всё.
— Не плачь, доченька! Мы тоже счастливы, — промолвил отец срывающимся голосом. — Живи, моя радость! Будь счастлива, красавица моя! И прости, что так получилось!
Он действительно был счастлив. Его сердце перестало болеть о дочери, появившейся на свет с врождённым дефектом ноги.
"Ах, если бы только я мог честным трудом заработать деньги на операцию тебе, моё солнышко! — молча, сокрушался Леонид Яковлевич. — Разве я пошёл бы на такое грязное дело? Когда я теперь смогу обнять тебя?"
Оксана впервые увидела Людмилу в зале суда, маленькую, хрупкую. Она слышала весь трогательный разговор её с братом и отцом и больше не испытывала к ней ненависти. Соколова повернулась к Ивану и спросила:
— Людмилу привлекут к ответственности за участие в твоём похищении?
— В деле, которое сегодня будет слушаться в суде, не фигурирует преступление, связанное с моим похищением, — ответил он. — Скажу честно: — Я намерен сделать всё, чтобы меня вновь признали живым без привлечения Егоровой, её отца и брата к ответственности. А признать меня живым должен будет суд.
— Я горжусь твоим решением, и сама хотела просить тебя об этом, — сжала она руку мужа в своих ладонях и перевела взгляд на Пущина Александра. Тот стоял с опущенной головой.
«Когда-то я сделала всё. чтобы ты, Иришка, не стала дочерью заключённого, — с горечью подумала Оксана, рассматривая бывшего мужа. — Но сейчас я не в силах на это повлиять. Прости, доченька! Отца посадят.»
— Прошу всех встать! Суд идёт! — послышалось в зале.
КОНЕЦ