Прошёл уже почти месяц с того дня, как Люда Егорова ушла из дома и не вернулась. Убитый горем Степан тосковал по ней и старался заменить сыновьям отца и мать. Он уже не так сильно обижался на жену, как прежде. Теперь мальчики, рождённые ей, согревали Степану душу, не давали впадать в депрессию. Его родители и тёща помогали справляться с ребятами: водили их в школу, детский сад, на прогулку, убирали в квартире, делали всё по хозяйству. Соседки Лена и Наташа приглашали мальчишек к себе домой поиграть со своими детьми.
— Что мы с тобой наделали? — раскаивались они. — Из троих сыновей Степана Дениска может оказаться круглым сиротой. Если бы не наши языки, то Егоров никогда бы не узнал, что его младший сын рождён не от него. А теперь, если Людка так и не найдётся, он может отказаться от Дениски и сдать его в детский дом. Зачем ему чужой ребёнок? Ему бы со своими двумя справиться в одиночку. Ну откуда им было знать, что Егоров не приходится биологическим отцом ни одному из мальчиков?
Мужественнее всех вела себя тёща. Она запрещала зятю впадать в уныние и твердила одни и те же слова:
— На всё воля Божья. Может быть, моя дочь ещё отыщется. Надо только верить в это. Наши мысли материальны. Не смей думать о худшем!
И он не думал. Он ждал. Мало того пошёл в ювелирный магазин и купил жене колечко на сэкономленные деньги. Прежде носить украшения Степан жене запрещал. Считал, что ювелирные изделия — неоправданная роскошь, привлекающая взгляд посторонних мужчин. Его чистой Людке это было ни к чему. Он её и такую любил: без косметики и украшений. После проведения генетической экспертизы Степан понял, что Людку уже ничто не испортит, а колечко доставит ей только радость.
Однажды ночью ему приснилось, что она лежит рядом и ласкает его. От родного и сладкого запаха её тела у него стало бешено биться сердце, и свело скулы.
— Хоть во сне тебя увижу, милая моя "Дюймовочка", — прошептал он и продолжил наслаждаться нежностью жены.
Когда ощущения стали более яркими, а возбуждение достигло своего пика, он подскочил на кровати.
— Боже, как наяву!
— Тихо-тихо не волнуйся, Стёпочка, это я, — услышал он её ласковый шёпот.
Егоров мухой подлетел к выключателю и щёлкнул им. Свет загорелся, а он увидел на постели Людку. Степан безмолвно, с бледным лицом стоял и смотрел на жену. Она протянула к нему руки и улыбалась так маняще, что ему даже страшно стало.
— Нет, — спрятал он руки за спину, — если я прикоснусь к тебе, ты исчезнешь.
Людка соскочила с кровати и бросилась к нему.
— Убирайся, нечисть, ты не моя жена, — замахал он руками перед своим лицом, увидев, что у неё обе ноги совершенно нормальные.
Егорова сначала испугалась его поведения, но потом поняла его реакцию на её появление.
— Дурачок ты мой, — засмеялась Людмила, — я лежала в клинике Германии. Мне сделали искусственный коленный сустав. Теперь никто не будет показывать на меня пальцем. Жизнь с нормальной ногой стала для меня в радость, а ты для меня — лучший в мире мужчина. Я благодарна тебе за то, что ты не побоялся на мне жениться десять лет тому назад и сделал меня самой счастливой женщиной в мире.
Она пока ещё не очень уверенно покрутилась перед ним на обеих ногах, улыбаясь уже совсем не той милой и виноватой улыбкой, как прежде, а дерзкой, призывной. В глазах горела страсть соскучившейся по мужским ласкам женщины. Люда подошла и прижалась к нему, но он легонько отстранил её от себя на небольшое расстояние и посмотрел в глаза.
— Как мне хочется тебя побить впервые в жизни! — еле сдерживая себя, выдал Степан. — Почему ты не сказала, где будешь находиться столько времени? Мы все здесь чуть с ума не сошли! Милицию на уши поставили. А дети? Ты знаешь, как по тебе скучали дети? Что с ними здесь творилось? О них ты подумала?
— Я, Стёпа, уже десять лет живу с тобой и хорошо знаю, что бы ты мне сказал, узнав, какую я собираюсь сделать операцию и где?
— Ну и что бы я тебе сказал? — заморгал он глазами.
— Сказал бы, что ты и с такой ногой меня любишь. И тебя совершенно не интересовало бы, люблю я себя такую или нет? Легко ли мне передвигаться на такой ноге? Ведь ты такой ревнивый, что даже украшения запрещал мне носить! — упрекнула она его, изобразив обиду на лице.
— Ты не пра-ва! — на распев возразил Степан, качая головой из стороны в сторону. — Ох, как не пра-ва, Люд! И я тебе это сейчас докажу.
Он решительно направился к шифоньеру, залез в карман своего старого пиджака, вытащил из него маленькую бархатную коробочку с выдавленной розочкой на крышечке и протянул жене.
— Вот, возьми! Это колечко я уже давно тебе купил.
Людмила осторожно двумя пальчиками открыла её. В глазах женщины появился радостный блеск. Она надела кольцо на палец.
— Значит, ждал ты меня, Стёпочка? — обрадовалась она, отставив в сторону руку. — Красиво камешек переливается. Спасибо тебе, дорогой.
Она поцеловала его и потянула за шею к кровати. До самого утра Степан умирал и воскресал снова от ласк жены. Радость переполняла его, а сердце бухало так, что сотрясалась кровать. Когда любовные страсти к утру улеглись, он погрузился в глубокий сон и впервые, с тех пор как исчезла Людмила, спал сладко и спокойно. Все тревоги и переживания куда-то улетучились.
Когда рассвело, Людка тихонько поднялась с постели, чтобы не разбудить мужа, и пошла в детскую комнату. Но Степан всё же проснулся, приподнял над подушкой голову и посмотрел ей вслед.
"Как она хороша! Моя дорогая, милая "Дюймовочка"! Троих пацанов родила, а талия так и осталась тонкая, как у осы. Теперь мы с ней заживём лучше прежнего".
И вдруг кровь ударила ему в голову. Он снова вспомнил, что эти самые пацаны рождены не от него. Как ему хотелось в этот момент сунуть ей в нос результаты генетических экспертиз и посмотреть на её реакцию. Но он только горько усмехнулся, вспомнив, как ловко она может выкручиваться из любой ситуации. Степан знал, что и из этой истории его жена выкрутилась бы легко. Он сжал кулаки и запыхтел:
"Если вздумает родить четвёртого ребёнка, то тогда точно убью!"
Его ноздри раздулись, как у взбешённого быка. Он уронил голову на подушку и зарылся в неё лицом.
"Её убью и отца её выродков убью тоже! — молча, продолжал он накручивать себя, стукая кулаками о подушку. — Пытать буду гадину, а узнаю, кто он такой, этот бык-производитель! Небось, он частенько посмеивается над моими ветвистыми рогами?"
Проснувшиеся дети смотрели на Людмилу удивлёнными глазами и не верили, что их целует и обнимает их мама. Они часто слышали от знакомых людей, болтающих между собой, что их мамы, скорее всего, уже нет в живых. Мальчики, как котята, тёрлись об неё личиками, прижимались к ней и что-то полушёпотом рассказывали все сразу так, что их невозможно было понять. Глаза детей светились радостью. Потом эти тёплые комочки обняли со всех сторон мать своими маленькими ручками. Степан, слегка успокоившись, встал с кровати, подошёл к двери детской комнаты и стал наблюдать за этим трогательным зрелищем.
"Вот оно — женское счастье, — подумал он. — Людка — хорошая мать. Интересно, она любит их так сильно потому, что они её дети, или потому, что они дети другого мужика, любимого? А я тогда кто для неё?" — снова завёлся он.
Степан схватился руками за голову.
"Всё-всё-всё, тормози! — приказал он себе. — Так можно и свихнуться!"
Он заметался по комнате.
"Успокоюсь ли я когда-нибудь? Пройдёт ли невыносимая ревность и обида на Людмилу за её измены?"
Пока Людка общалась с сыновьями, Степан тихонько вытащил из кармана того же старого пиджака результаты генетических экспертиз, последний анализ, сделанный в медицинском центре, поставил стул, встал на него, открыл дверцу антресоли, пошарил внутри её рукой и достал коробку из-под обуви, в которую складывал все старые документы, и справки на всякий случай. Когда он стал открывать коробку, чтобы спрятать в неё свои секретные бумаги, её крышка стала падать. Он быстро наклонился, чтобы подхватить её, но в этот момент всё содержимое коробки высыпалось на пол. Егоров, как попало, сгрёб всё руками, бросился в туалет и стал аккуратно снова всё складывать в коробку. На глаза ему попалась пачка листков, соединённых большой скрепкой.
"Не помню, чтобы я клал сюда такие бумаги", — подумал он и стал их разглядывать.
Среди них было три договора, несколько оплаченных квитанций на крупные суммы, справки медицинских обследований. Степан просмотрел их все и застыл в шоке.
"Получается, что Людка родила наших сыновей после искусственного оплодотворения в клинике, не посоветовавшись со мной?"
Но вспомнив, что от него не могут рождаться дети, понял:
"Она не захотела говорить мне о том, что я неполноценный мужик. Надеялась, что её обман никогда не раскроется, а семья будет счастливо существовать всю жизнь. Да мы и жили счастливо, пока соседи не наговорили о ней всякой гадости. Нет, ну какая дура! Столько лет скрывала от меня правду, а выбросить эту пачку документов не догадалась! Где не надо — так она умная, а здесь такую глупую оплошность допустила!"
И тут же тихонько стал подхихикивать над собой:
— Я такой же точно дурак, как и она. Решил никогда не показывать ей результаты генетических экспертиз. И что решил с ними сделать? Положить в эту же коробку, в надежде, что она из-за своего маленького роста её никогда не достанет из антресоли? А ведь и правда, не достанет.
И в голову ему не пришло, что она уже сумела поставить коробку с договорами и квитанциями в антресоль. Поэтому, старательно затолкал под скрепку, поверх её документов из клиники результаты своих анализов, генетических экспертиз, положил на самое дно коробки и тихонько произнёс:
— Пусть лежат на всякий случай.
В прихожей раздался звонок. Степан быстренько затолкал коробку под ванну и пошёл открывать дверь. Пришла тёща. Она поздоровалась с ним, разделась, сунула ноги в комнатные тапочки, принесённые из дома, и пошла в детскую комнату.
— Вернулась? — с довольной улыбкой произнесла она. — Ну-ка встань, я на тебя посмотрю!
Дочь встала и покрутилась перед матерью.
— Теперь ты счастлива, доченька?
— Ещё как счастлива, мама! — с восторгом воскликнула Людмила. — А ты, почему такая грустная? Или не рада видеть меня такой?
— Ну, что ты! Очень даже рада, — ответила мать, отведя глаза в сторону.
— А почему папа не пришёл? Неужели ему не интересно узнать, какой я стала? Ведь они с Васей столько для меня сделали!
— Они уехали в отпуск к одному знакомому егерю на целый месяц. Решили поохотиться, — соврала мать сдавленным голосом.
А Людмиле и в голову не пришло, что морг не смог бы отпустить в отпуск сразу обоих санитаров.
— Ну, что же, — вздохнула она, улыбаясь, — дождусь, когда они вернутся домой с добычей. Тогда и буду восхищать их своим неповторимым видом.
* * *
Почти всю ночь они со Степаном проболтали об операции, о том, как она её перенесла, какое отношение к пациентам в германской клинике и, как ей, бедняжке, там было тяжело и одиноко. Теперь Егорова чувствовала себя несказанно счастливой в своей семье. Сон не шёл, и она стала подумывать о том, что неплохо было бы устроиться на работу и начать материально помогать мужу содержать семью. Даже боялась подумать, что какая-нибудь случайная нелепость могла бы разрушить это счастье. И тут она вспомнила о спрятанных в антресоли документах по искусственному оплодотворению.
— Знаю, что Стёпа никогда не заглядывает туда, но на всякий случай избавлюсь от них, - решила она. - Он и так много пережил, пока я находилась в Германии. Дополнительные потрясения ему не нужны.
Когда Степан ушёл на работу, она подтянула под антресоль журнальный столик, поставила на него табуретку, забралась сначала на стул, потом на стол, а с него на табуретку. Пошатываясь, достала коробку из-под обуви. Спустилась на пол, уселась на диван и стала перебирать её содержимое.
— Да где же эти бумаги? — рассматривала она каждый листок.
На самом дне она обнаружила стопку бумаг, зажатых большой скрепкой. Вытащила из-под неё верхний листок и стала рассматривать.
— Боже мой! — завопила она, когда поняла, что прочитала.
Трясущимися руками она открепила второй листок.
— Стёпочка, милый, что заставило тебя на это решиться?
Затем взяла третий лист и тоже начала нервно читать его.
"Он сделал три генетические экспертизы на отцовство и теперь знает, что воспитывает не своих детей".
Ужас сковал её тело, губы тряслись, а из глаз полились слёзы.
— Что же делать? Что же делать? — истерила она. — Может, не стоит ждать, когда он начнёт со мной разговор на эту тему, а попытаться самой ему всё объяснить? Рассказать, что он не может иметь детей. Показать ему его анализы, подтверждающие это. Надо только вспомнить, куда я их положила.
Она нервно вытянула из-под скрепки следующий листок и прочитала.
— Спермограмма. Сделана меньше месяца тому назад, — посмотрела она на дату. — Значит, мне ничего не придётся объяснять ему о его мужском здоровье. Даже не знаю, хорошо или плохо то, что ему о нём уже всё известно.
Она скользнула взглядом по верхнему листу под скрепкой и замерла, догадавшись, что оставшиеся документы как раз и касаются искусственных инсеминаций донорской спермой. Люда сняла с них скрепку и стала рассматривать договоры, квитанции, справки. Переложила их в руках несколько раз, вспоминая, к рождению какого ребёнка имеет отношение каждая бумажка.
— Боже мой! — срывающимся голосом взмолилась она.
Потом спохватилась, быстро сложила всю стопку бумаг в прежнем порядке. Зажала её скрепкой, бросила на дно коробки, засыпала оставшимися бумагами и накрыла коробку крышкой. Снова вскарабкалась на табуретку, поставила коробку в антресоль и с силой захлопнула её дверцы. Мухой слетела на пол, расставила стол и табуретку по своим местам и бросилась на диван. Её сердце так сильно и часто стучало в груди, что пульсация сосудов ощущалась кожей на висках и шее.
— Что же теперь будет? Что же теперь будет? — повторяла она. — Может, всё-таки поговорить с ним обо всём этом?
Но вдруг трясучка резко прекратилась, она выпрямилась и сама же себе ответила:
— Нет, не стоит. Захочет, сам обо всём расспросит. Я на рожон добровольно лезть не собираюсь.
И тут её понесло, словно Степан находился в одной комнате с ней и уже потребовал объяснения:
— А чем ты, собственно говоря, не доволен, Степан? Тем, что я детей родила не от тебя? Да не от тебя! Так ты же мне их дать не мог и не сможешь, как я поняла по последним твоим анализам! И что? Я должна была прожить с тобой всю жизнь без собственных детей?
Или взять их в детском доме? Нет, дорогой, эти дети хотя бы мои родные кровиночки! А до их биологических отцов мне нет никакого дела! Понял? Я их не знаю, и знать не хочу. Их отцом я всегда считала и буду считать только тебя. Нравится тебе это или нет!
Ты мне ещё спасибо скажешь за то, что я создала нашу, полноценную семью! Три замечательных мальчика носят твою фамилию и отчество твоё. Они будут продолжателями твоего рода. Будь у тебя другая жена, она разве додумалась бы тебя так осчастливить? Конечно же, нет!
Да бросила бы она тебя, ушла бы к другому мужчине и нарожала от него детей! А что касается тайны рождения наших мальчиков, так она останется с нами. И никто не узнает, о твоей невозможности иметь собственных продолжателей твоего рода, даже твои и мои родители.
Она прищурила глаза.
— Молчишь? Всё о наших с тобой детях знаешь и молчишь? Значит, со всем согласен. Всё понял. Осознал. Правильно оценил.
Спустя полчаса она уже чувствовала себя героиней. Осмелела, подбоченилась и гордо выхаживала по комнате в тапочках мужа, шлёпая их длинными пятками по полу. Остановилась у зеркала, внимательно посмотрела в него, и сказала своему отражению, жестикулируя рукой:
— Молодец, Людмила! Умница! Он ещё не раз скажет тебе спасибо за сыновей!
* * *
В понедельник на допрос к следователю привели Федулова — отца Людмилы Егоровой.
— Назовите свою фамилию, имя, отчество, — потребовал следователь.
— Федулов Леонид Яковлевич.
— Где, когда и с какой целью вы, гражданин Федулов, похитили гражданку Веселову Светлану Витальевну?
— Я её не похищал, — категорично заявил он.
— А как она оказалась в загородном доме гражданина Пущина?
— Я её туда привёз.
— На чём привезли?
— На своей «Ниве».
— А в машине она как оказалась?
— Она подняла руку и попросила подвезти, — пряча глаза, соврал Федулов, хотя собственноручно вытащил её из-под ёлки и дотащил до своей машины.
— Где она вас остановила?
— Перед больницей на остановке.
— Вы помните, куда она просила подвезти её?
— Куда угодно, только не к мужу. Она сказала, что он прятал от неё одежду и не выпускал из дома, — добавил он, вспомнив, как Светлана, оправдывалась, когда он ругал её за отсутствие на теле нижнего белья. — Потом я сам купил ей дешёвые вещи.
— Она сказала, почему он так с ней поступал?
— Нет. Да я и не спрашивал. Меня не интересуют чужие отношения.
— Вы видели, что женщина находится в нетрезвом состоянии, и воспользовались этим. С какой целью вы привезли её в загородный дом?
— С воспитательной целью, так же, как и других шестерых! — уверенно заявил он. — Хотел вернуть их к нормальной, человеческой жизни.
— Вот как? И как же вы их воспитывали?
— Работать заставлял, не давал курить, пить алкоголь.
— Вы считаете попрошайничество в общественных местах работой?
— Для них это работа. Их мне предстояло кормить. А за какие средства я должен был это делать? К тому же делать что-либо другое они не способны. Все они опустившиеся люди, спившиеся, не владеющие своими руками, мозгами и телами. Просить у людей деньги — это не преступление. Их же не грабили, они добровольно с деньгами расставались.
— А Веселову вы поселили совместно с бомжами тоже в воспитательных целях? — жёстко спросил следователь.
— На тот момент она и выглядела, как бомжиха, и вела себя также, — виноватым голосом ответил Леонид Яковлевич. — Откуда мне было знать, чья она жена?
— Вы эксплуатировали инвалидов, заставляя их просить милостыню в общественных местах. Деньги у них отбирали. Их вы тоже воспитывали?
— Инвалидами я не занимался и не стал бы. На меня это вешать не надо. У меня, знаете ли, пока кое-какая совесть ещё имеется.
— А кто ими занимался?
— У кого в машине вы их видели, тех и допрашивайте. А на меня чужие грехи не вешайте.
— Кому в Германию вы отправляли переводы в иностранной валюте?
— Это к делу не относится, и отвечать на этот вопрос я не буду, — категорично заявил Леонид Яковлевич.
— Есть, что скрывать? Поэтому отказываетесь отвечать на этот вопрос? Мы и без вас можем это проверить, но хотелось бы услышать от вас.
Федулов не ответил.
— Подпишите протокол допроса, — подвинул следователь к Федулову исписанные листы бумаги и ручку.
Федулов прочитал текст в протоколе и поставил подпись. Его увели.
Продолжение в гл. 18 http://proza.ru/2016/02/20/1102