“Коза Текле” – Сборник африканских сказок «Огонь на горе»
В селе Верхние Оличи, что на реке Сёстрице, жил Никита по прозвищу Кит. Сам он был из городских, но вот уж лет десять, как ушёл из семьи, поселился в деревне, завёл огород и держал небольшое стадо коз. Были у него и помощники, тоже городские – двое молодожёнов – Игоряшка с Оксанкой. Квартиру свою они сдавали, а деньги копили на покупку дома в деревне. А пока что жили у Никиты – Оксанка стряпала да в огороде Киту помогала, а Игоряшка с козами управлялся. Кит своими помощниками был весьма доволен, ведь в качестве платы они просили только крышу над головой да харчи за общим столом.
Вот однажды пригнал Игоряшка козье стадо к месту выпаса, а сам под кустом улёгся – день был сильно жаркий. Пока он спал, одна из коз забралась на свекольное поле и стала пожирать ботву с грядок. Игоряшка проснулся и бросился выручать совхозное добро, неровён час, увидит кто из деревенских. Он кричал на козу, махал руками и ругался, как заправский пастух.
А коза – ни с места и, глядя на Игоряшку квадратными своими зрачками, продолжала жевать сладкую ботву.
– Пошла, мать твою так да разэдак, свинья рогатая! – не унимался Игоряшка.
– Ну что, материшься, как пацан деревенский! – сказала вдруг коза. – Взял бы дубину да огрел меня как следует, глядишь, и вышел бы толк.
– И то верно, – сказал Игоряшка.
Ухватил он свою пастушью палку и ну лупить наглое животное. Он охаживал её то с одного боку, то с другого, до тех пор, пока коза не покинула свекольные гряды.
А вечером, когда Никита доил своих коз, и очередь дошла до любительницы свёклы, то молока у неё не оказалось.
– Смотри-ка, – сказал Кит, – у этой и на чашку не набралось. Эй, пастух, в чём же дело?
– А я почём знаю, – проворчал Игоряшка.
– Да излупил он меня палкой, вот и всё дело, – произнесла вдруг коза.
– То, что у моей козы молоко пропало, ещё куда ни шло, – сказал Кит, – но говорящую козу у себя в стаде я не потерплю. Деревенские и так на меня косо смотрят. Веди её в сарай, Игоряшка, нарушать будем.
Козу зарезали, наварили мяса. Кит взял самый большой кусок, положил на блюдо и сказал:
– Сходи-ка ты, Оксан, в Нижние Оличи да отнеси этот кусочек Василь Борисычу. Он всегда нас своей убоинкой угощает. Сало, что прислал прошлой осенью, до сих пор едим.
От Верхних Оличей до Нижних вдоль реки километра два будет. Взяла Оксанка блюдо с мясом и пошла бережком в Нижние Оличи. Шла она, не спеша, то и дело останавливалась и разглядывала мясо, – время-то было обеднее.
– Отломи кусочек, – сказало мясо.
– Это ещё что? – удивилась Оксанка, чуть не выронив блюдо.
– Да бери, не стесняйся, – уговаривало мясо, – вон с краю и отрезать не надо…
– И в самом деле, – сказала Оксанка, отщипнула кусок и съела.
Вот и Нижние Оличи показались. Дом Василь Борисыча – крайний, у самой реки. Василь Борисыч на лавочке под окном сидит, беломор покуривает.
– Доброго здоровья, Василь Борисыч, сказала Оксанка, ставя на лавку блюдо с мясом. Никита привет передавал, коли в наших краях будешь, заходи в гости. Вот прислал тебе Никита кусочек мясца (козу нынче зарезали), угощайся на здоровье. Святое дело – с соседями делиться.
– И с соседями, и с теми, кто к соседям угощенье носит, – сказало мясо. – Ну и кусок же она по дороге оттяпала!
Василь Борисыч, как услыхал такое, беломорину свою загасил и, не говоря ни слова, мигом поднялся, зашёл в дом и дверь за собой заложил. Только крикнул из-за двери:
– Неси назад чёртов кус! На хрена мне говорящее мясо, чтоб я сдох!
Делать нечего, вернулась Оксанка назад и сказала:
– Василь Борисыч благодарит тебя, Кит, но мяса ему не нужно.
– Деревенские от мяса отказываются? – изумился Никита. – Что же это такое стряслось?
– А то и стряслось, что мясо разговаривает, – сказало мясо.
– Во, дела!!! – оторопел Никита.
– А кроме того, – добавило мясо, – она не всё ему отнесла, по дороге отхватила кусок и съела.
– Чтобы в моём доме мясо разговаривало? – крикнул Никита, – не бывать этому!
Он собрал всё мясо, отнёс к реке и забросил его в воду подальше от берега.
В то самое время, когда Кит топил в реке мясо, мимо его дома проходил почтальон Ваня Шепель (Шепелем его звали по причине шепелявости). Видит Шепель – на траве козья шкура валяется: «Ну и хозяева, – подумал, – мясо едят, а шкуру выбрасывают, одно слово: горожане!» Поднял он шкуру и понес домой – не пропадать же добру! Дома, как водится, присолил шкурку и растянул на мосту для просушки.
На другой день Ваня вернулся с почты поздно, уже затемно. Жена его, Клавдея, не дождавшись мужа, улеглась спать. Ваня торкнул дверь – заперта, окликнул жену – молчок. Осерчал Ваня и огласил окрест всё, что он о жене думает. А козья шкура, что сохла на мосту, сказала ему в ответ:
– Не ори, соседей разбудишь. Зайди в избу со двора, там не заперто. Обед на столе, бери да ешь.
Ваня так и сделал – вошёл в избу, зажёг свет, видит: обед на столе под полотенчиком, а жена дрыхнет на печи.
– Ах, ты колода старая, – завопил Шепель, – так-то ты мужика встречаешь! Я, как пёс бездомный, весь день от избы к избе с проклятыми газетами шаманаюсь, а дома мне тоже, как псу, обед в миске оставляют… На печи она угрелась! Вот я тебя сейчас кочергой-то поворочу…
И Шепель, захватив кочергу, собрался было исполнить угрозу.
– Стоять, гусь почтовый! – сказала с моста шкура. – Пьяный что ли? Только пьяницы бьют своих жен.
– Какого чёрта? – ошалев от услышанного, пробормотал Шепель и потихоньку выглянул на мост.
– Ну и разорался, – продолжала шкура, – небось, на погосте все мертвецы из могил повыскакивали!
– Вот те на! – крякнул Ваня, разглядывая свою находку. – Говорящая шкура! Теперь всякий скажет: «У Шепелявого шкуры разговаривают!» Ну, уж нет…
С этими словами схватил он шкуру и, вбежав в избу, сунул её в печь-лежанку, там оставались угли. Ваня подбросил ещё сухих полешек и спалил шкуру.
На другой день, когда ни Вани, ни Клавдеи дома не оказалось, в избу к ним зашли цыгане. Они собрали в тюки всё, что им приглянулось в доме, и двинулись было вон, как вдруг зола в лежанке проговорила:
– Намажьте лица золой, и вас никто ни за что не опознает.
– Правильно придумано, – согласились воры, каждый решил, что слова эти сказал его товарищ.
Они открыли створку лежанки, наклонившись, вымазали лица золою и направились к двери. Но только они вышли на улицу, как зола на их губах стала кричать:
– Воры! Держите их! Не дайте ворам уйти!
Все соседи, кто был в домах, выбежали и схватили воров.
Вот уж правду говорят: «В зубах не удержал – в губах не удержишь» или «На чужой роток не накинешь платок». Хотя и на свой роток ни платок, ни подушку иной раз не накинешь…