Месть

                Пьеса в 2-х действиях.       
                Действующие лица:
Аверьев Игорь Иванович – бизнесмен.
Тищенко Виктор Васильевич – бизнесмен, деловой партнер Аверьева.
Галина Тищенко – бывшая супруга Аверьева.
Анжелика – проститутка.
Вера Семеновна Даниленко – бывшая проститутка.
Ира - секретарша Аверьева.
Яков Борисович Гришин – главный врач больницы.
Аксенов Петр Владимирович – сотрудник Аверьева.

                ДЕЙСВИЕ  ПЕРВОЕ.

    Кабинет успешного предпринимателя. За столом сидит Аверьев, и что-то печатает на компьютере.
    ГОЛОС СЕКРЕТАРШИ ПО ВНУТРЕННЕЙ СВЯЗИ. – Игорь Иванович, к вам пришла посетительница. Она назвалась Анжеликой с окраины города.
    Аверьев оторвал взгляд от компьютера, и застыл в недоумении. Пауза.
    ГОЛОС СЕКРЕТАРШИ ПО ВНУТРЕННЕЙ СВЯЗИ. – Игорь Иванович, что сказать посетительнице?
    АВЕРЬЕВ. (Отвечает по микрофону внутренней связи) – Пусть войдет. (Говорит сам с собой) – И какого черта приперлась сюда эта проститутка? Не хватало, чтоб кто-то узнал о моих связях с ней.
    Входит Анжелика с сумочкой в руках, сразу же садится в свободное кресло и кладет сумочку на колени.
    АНЖЕЛИКА. – Можно я сяду. Что-то ноги болят?
    АВЕРЬЕВ – Ты уже села.
    АНЖЕЛИКА. – (Радостно). – Игорь, солнышко, золотко, радость моя, прости меня, дуру, за мой неожиданный визит, но мне очень-очень нужно было увидеть тебя. Если бы это было не так, я бы тебя никогда не потревожила. Я же хорошо понимаю твое общественное положение великого предпринимателя.
    АВЕРЬЕВ. – (Удивленно). – Как ты меня нашла?               
    АНЖЕЛИКА. – Игорек, не глупи. Ну, кто же в городе не знает, известного всем, бизнесмена – Игоря Ивановича Аверьева? Достаточно на улице спросить первого попавшегося бомжа, и он покажет – где находится твой офис
    АВЕРЬЕВ. – Тьфу, ты черт! Своим приходом сюда, ты совсем лишила меня способности нормально соображать.
    АНЖЕЛИКА. – Игоречек, сокол ты мой ясный, козлик ты мой неутомимый, я никогда не думала, что ты такой пугливый. Жену боишься? Да? Она у тебя баба строгая?
    АВЕРЬЕВ. – Угомонись. Нет у меня никакой жены. Была да к моему деловому партнеру, Тищенко, сбежала.
    АНЖЕЛИКА. – А что так? Ты, наверно, тому Тищенко морду набил, и прекратил с ним  деловые и всяческие отношения? Настоящие мужчины только так и поступают. Похитителей чужих жен учить нужно строго.
    АВЕРЬЕВ. – Такие люди, как Тищенко, настолько защищены государством, законами, личной охраной, полицией и мафиозными структурами, что морды им не набьешь. И деловые отношения с ними прекращать – себе дороже. Бизнес создается годами, и живет по своим законам. Там не котируются такие понятия как дружба, порядочность, самолюбие, совесть и всякие другие правила нравственности. И это касается не только людей. Иногда два государства воюют, а торговля между ними не прекращается. Пословица: «Кому – война, а кому – мать родна», не сегодня и не мной придумана. Она отражает суть общечеловеческих отношений.
    АНЖЕЛИКА. – А как же чувство патриотизма?
    АВЕРЬЕВ. – Чувство патриотизма нужно солдатам, чтоб они думали, что не напрасно умирают на поле боя. А в деловых людей действует только один единственный лозунг: «Торгаши всего мира объединяйтесь!»
    АНЖЕЛИКА. – Нет такого лозунга. Есть лозунг: «Пролетарии всех стран соединяйтесь!».
    АВЕРЬЕВ. – (Смеется). Ты можешь представить себе, чтоб наши пролетарии объединились с американскими рабочими?
    АНЖЕЛИКА. – Нет, конечно.
    АВЕРЬЕВ. – То-то. А американские миллиардеры с нашими миллионерами очень хорошо ладят. (Пауза). Я бизнесмен, дорогая, и должен, поэтому, жить в мире и согласии со своим обидчиком.
    АНЖЕЛИКА. – Так тем более, Игорек, хвастайся перед всеми, что у тебя есть женщины, и ты мужчина еще о-го-го. Пусть завидуют тебе.
    АВЕРЬЕВ. – Хвастаться успехами у проституток? Нет, извини уж. Мне дорога моя репутация.
    АНЖЕЛИКА. (Подняла на уровне плеч ладони двух рук, и начала крутить ими в разные стороны). -  Ах, ах, ах. Как приходить ко мне – тебе позволяет твоя репутация. А как сказать кому-то об этом – она приказывает тебе помалкивать. Для нее, видите ли, я человек уже второго сорта.
    АВЕРЬЕВ. – Молодец! Ты все правильно поняла. Заруби себе на носу: общественный человек – это не то, что он думает сам о себе. И даже не то, кто он есть на самом деле. А только то, что о нем думают другие. Мэра нашего города я знаю лично, и ничего хорошего сказать о нем не могу. Но люди считают его умной, честной, благородной личностью и уже третий раз подряд доверяют ему руководить нами. Хороших людей не бывает. Есть только хорошая молва о них. Одно время ходили только восторженные слухи о Сталине, и он был гением. Появились плохие слухи об Иосифе Виссарионовиче, и гений мгновенно превратился в безжалостного диктатора.
    АНЖЕЛИКА. – Как это – хороших людей не бывает? А я? (Пауза). Я хороший человек. Я ни в кого, ничего не своровала. Я что думаю, то и говорю. Я с плохими людьми дружбу не вожу, даже ради выгоды. Я церковь проведываю. Я нищим милостыню всегда подаю. Я государству деньги исправно за квартиру плачу. Я даже никому ни говорю, что в Таньки, моей соседки по подъезду, есть любовник, семейный парень.
    АВЕРЬЕВ. – Смерть от скромности тебе не грозит. Запомни, дорогая, ты всего лишь отвергнутый обществом элемент.
    АНЖЕЛИКА. – (Гримасничает). Элемент! Элемент! Ты меня на окружной дороге нашел, или в таблице Менделеева?
    АВЕРЬЕВ. – Доморощенный юморист, слушай меня внимательно. На первый раз я прощаю тебя. Но если еще хоть раз появишься тут, или посмеешь прийти ко мне домой, или подойдешь, или хоть поздороваешься, когда мы случайно встретимся на улице – пеняй на себя! Тобой, хорошая тетя, займутся очень плохие дяди, после чего тебе придется покупать вставные зубы. И станешь ты шепелявить раньше времени. Свое реноме, из-за какой-то шлюхи я портить не стану.
    АНЖЕЛИКА. – (Льстиво). – Ты такие умные слова знаешь, что у меня аж дух захватывает.
    АВЕРЬЕВ. – Среди умных людей живу. А ты, собственно говоря, зачем пришла сюда? Не затем же, в самом деле, чтоб побеседовать со мной? Для этого у тебя и клиенты есть и гулящие подруги.   
    АНЖЕЛИКА.- (Делает умильную улыбку). Игорек, одолжи, пожалуйста, тысячу долларов. Маме нужно срочно операцию сделать. Не сомневайся,  я деньги отдам или отработаю. Я же тебе всегда нравилась в постели. Ну, миленький, войди в мое теперешнее трудное положение. Век буду благодарна. И в церкви за твое здравие свечку поставлю.
    АВЕРЬЕВ. – Почему ты решила, что я буду одалживать тебе деньги? Возьми ссуду в каком-нибудь банке. Для этого они и созданы. Вон (Показывает пальцем в окно), на противоположной стороне улицы, один с них и находится.
    АНЖЕЛИКА. – Официально я же нигде не работаю. Мою эротическую деятельность, сам понимаешь, ни одно кредитное учреждение не воспринимает всерьез, хоть в моем нелегком  труде, как и в каждом  другом, общество очень нуждается.
    АВЕРЬЕВ. – Неутомимая труженица ты моя, не дам я тебе денег.
    АНЖЕЛИКА. – Почему? Я же тебя знаю как человека не жадного. Хочешь, тебе долг свой  в течение нескольких месяцев с процентами отдам?
    АВЕРЬЕВ. – Денег взаймы, я принципиально никому не даю. Это плохая примета. А я, с некоторых пор, стал человеком суеверным.
    Анжелика громко плачет.
    АВЕРЬЕВ. – (Кричит). – Тихо! Сырость тут разводишь! Грибок по стенам пойдет.
    Анжелика перестает плакать. Игорь наливает стакан воды, и протягивает его Анжелике.
    АНЖЕЛИКА. – Спасибо. - (Пьет воду. Зубы ее громко стучат по стеклу. Пустой стакан ставит на стол).
    АВЕРЬЕВ. – А теперь иди домой, и помни все, что я тебе сказал.
    АНЖЕЛИКА. – (Снова громко плачет и причитает). - Бедная, бедная мама. Бедная, бедная я, теперь останусь одна никому не нужной. Теперь меня никто не погладит по головке, и не скажет: «Моя ты Анжеличечка». Бо-о-же, какая я несчастна. Зачем теперь на свете жить. Лучше б я еще маленькой умерла в роддоме.
    АВЕРЬЕВ. – (Кричит). Тихо! Дам я тебе в долг тысячу долларов, только не реви, как паровоз! (Достает с ящика портмоне, и начинает там рыться). 
    Анжелика умолкает и жадным взглядом смотрит на руки Игоря.
    АВЕРЬЕВ. – (Держит портмоне в руках). Послушай, ты как-то говорила, что среди твоих подруг есть женщина, отлично знающая английский язык.
    АНЖЕЛИКА. – Есть такая. А зачем она тебе. Ты думаешь, что возгласы партнерши на иностранном языке, во время любовных утех, больше возбуждают? Так организуй себе командировку за границу. Там настоящих иностранок видимо-невидимо. И все так здорово по-иностранному говорят. Сама слышала. 
    АВЕРЬЕВ. – (Кладет портмоне на стол).-  Ну, ты и балаболка. Мне срочно нужен переводчик.
    АНЖЕЛИКА. – (Взмахивает руками). – В стране нет переводчиц, и ее нужно искать среди проституток.
    АВЕРЬЕВ. – Переводчицу найти, наверно, не сложно. Но ее нужно оформлять на работу, и платить государству налог. И самое главное, находясь рядом с женщиной-сотрудником, нужно соблюдать правила приличия. А это не всегда хочется делать. Знаешь, в холостяков иногда такие эротические фантазии возникают в присутствии дам, что сдерживать себя порой не просто.
    АНЖЕЛИКА. – Кому это знать – как не мне? Есть у меня подруга, Вера Даниленко, отлично владеющая английским языком.
    АВЕРЬЕВ. – Она где-то училась?
    АНЖЕЛИКА. – Вера окончила университет, и некоторое время потом преподавала свой предмет студентам в одном с институтов.
    АВЕРЬЕВ. – И что же ее заставило поменять кафедру на панель?
    АНЖЕЛИКА. – Все началось с того, что подруга моя не ответила взаимностью на ухаживание своего начальника. И ученый муж, в отместку за ее строптивость, нашел способ, как очернить непокорную девушку. После этого преподавателем человека с испорченной репутацией никто нигде не брал. Она тогда выучилась на экономиста, и несколько лет работала в бухгалтерии какого-то научно-исследовательского института. И тут, на свою беду, она узнала с Интернета, что в городе есть контора, которая набирает наших молодых женщин на работу официантками в Грецию. Вера решила поехать за границу, чтоб и мир посмотреть, и свои знания иностранного языка на практике проверить. Но, оказалось, что это была преступная организация, поставляющая наших девок в бордели цивилизованной Европы. Так моя подруга стала проституткой. Освободиться от сексуального рабства ей помог один наш турист, случайно оказавшись в греческом доме терпимости. Когда Даниленко возвратилась домой, в стране творился хаос. Мать, ее самый близкий человек, умерла. Квартиру аферисты, по фальшивым документам продали. О  трудоустройстве не могло быть и речи. Пришлось заграничный опыт обслуживания мужчин применять на родной земле. Как-то ей удалось устроиться работать кассиром в супермаркет. Но, одна наша товарка с окружной дороги донесла хозяину магазина о предыдущем месте работы его новой труженицы. И сделала она это в отместку, за, что Вера отказалась платить деньги за ее молчание. Так преподавательница английского языка снова оказалась на улице. Вот как получается: все пользуются нашими услугами, и все нас презирают.
    АВЕРЬЕВ. – Она же могла через суд возвратить себе свое жилье.
    ВЕРА. – (Поправляет двумя руками груди). Не смеши мой бюстгальтер, а то мне дыхание сперло. В наших судах без денег нельзя ничего, никому доказать. В моем доме  жулики забрали в одинокого пожилого человека жилье. Он шесть лет уже обитает на чердаке, и все это время ходит жаловаться в милицию, прокуратуру, суды. Там везде дружно соглашаются, что он жертва обмана, но помочь бедному жалобщику никто не хочет. Пусть меня мои клиенты затаскают до смерти, если старик не умрет среди пыли, стропил и балок в компании крыс, мышей, пауков и тараканов.
    АВЕРЬЕВ. – Не нужно было твоей подруге отвергать ухаживания своего начальника, и жила бы она сейчас припеваючи.
    АНЖЕЛИКА. – Интуиция бабу подвела. Ты себе даже не представляешь – как сложно нам, женщинам, вычислить именно того мужчину, под которого нужно лечь, чтоб не стать потом подстилкой для всех. Это целая наука, которая не каждому дается.
    АВЕРЬЕВ. – Еще один философ нашелся. Звони своей подруге, и скажи пусть зайдет ко мне. Посмотрим – что это за фрукт?
    АНЖЕЛИКА. – (Отвернувшись). – Садовник отыскался. - (Достает с сумочки телефон и набирает цифры). – Алло! Верка? Я тебе работу по специальности нашла! (Пауза. Хихикает). – Хи, хи, хи, нет, не по твоей теперешней профессии, а по той давней, когда ты работала, еще имея собственное достоинство. (Пауза). Знаешь где контора известного в городе бизнесмена Игоря Ивановича Аверьева? (Пауза). Вот и хорошо. Приезжай – тебя тут ждут. (Прячет телефон, и обращается к Аверьеву). Сказала, что сейчас приедет. Вот увидишь – ты от Даниленко будешь без ума.   
    АВЕРЬЕВ. – Спасибо. Увидим. Разглядим. Оценим по достоинству. Если проявит себя в работе, без вознаграждения твою подругу не оставим.
    АНЖЕЛИКА. – (Робко со смущенной улыбкой). – Игорек, я же тебе услугу оказала, которой ты оказался доволен.
    АВЕРЬЕВ. – И что?
    АНЖЕЛИКА. – Ты же обещал одолжить мне тысячу долларов на лечение моей больной любимой мамы.
    АВЕРЬЕВ. – Да, да. – (Потягивается. Берет портмоне, и начинает выкладывать с него на стол деньги по одной купюре. Анжелика внимательно наблюдает за действиями Игоря). Вот, ровно тысяча долларов. Пересчитай.
    АНЖЕЛИКА. – (Берет со стола деньги. Кокетливо улыбается). Ну, что ты, Игорек? Я же тебя не один день знаю, и полностью тебе доверяю.
    АВЕРЬЕВ. – Анжелика – это твое настоящее имя? Какое-то оно не русское. Так наши женщины своих детей раньше не называли.
    АНЖЕЛИКА. – Это мой псевдоним. Все известные певицы называю себя аппетитными именами, а чем я хуже? У меня тоже, между прочим, творческий труд.
    АВЕРЬЕВ. – В этом я имел возможность убедиться. А мать хоть знает – чем ты занимаешься?
    АНЖЕЛИКА. – (Делается серьезной). Нет, конечно. Она была учительницей младших классов, и хотела воспитать меня скромной, послушной и трудолюбивой девочкой. Если б моя родительница узнала, что я целыми днями простаиваю на окружной дороге в ожидании нового клиента, она бы разрыв сердца получила. Я так боюсь, что кто-то когда-то проговорится ей о моем способе существования.   
    АВЕРЬЕВ – И что тебя заставило превратиться в не послушного ребенка? Разных других чисто женских специальностей у нас видимо-невидимо. Могла бы, например, портнихой стать.
    АНЖЕЛИКА. – Долго рассказывать. В моей жизни все было – и предательство близких  людей, и козни врагов, и болезни, и отсутствие работы, и неблагоприятные стечения обстоятельств.
    АВЕРЬЕВ. – Я раньше думал, что проститутками становятся любвеобильные дамы, которым близка по духу такая, с позволения сказать, деятельность.
    АНЖЕЛИКА. – Не знаю. Может где-то и есть любительницы свободных половых отношений. Только все девочки, с которыми я дружу, знакомясь с мужчинами, в свободное от работы время, не признаются им, что они, как любят сейчас выражаться  журналисты, жрицы любви. И вообще, я должна сказать, что проституция, наркомания, пьянство, бродяжничество – это не проблемы отдельно взятых людей, а болезнь всего государства. Вот ответь мне на такой вопрос: почему есть институт растениеводства, институт разных насекомых, институт свиноводства, и нет института человеководства?
    АВЕРЬЕВ. – А ну, тебя к черту! Ты еще, оказывается и мыслитель государственного масштаба! Иди, лечи свою маму. – (Анжелика встает с кресла, делает несколько шагов к выходу. Останавливается, поворачивается к Аверьеву, пытаясь, что-то сказать. Аверьев машет в ее сторону двумя руками). – Иди, иди, иди и не возвращайся. Я сыт тобой по самое горло.
    АНЖЕЛИКА. – (Машет рукой). Пламенный привет. (Идет к выходу. Разговаривает сама с собой). Я знала, что в Игоря сердце мягкое, как шлаковата на стройке. Ничего, что немного колючее, но деньги все-таки дал.
    АВЕРЬЕВ. – (Смотрит вслед Анжелы). – Таки выманила проститутка у меня тысячу долларов. Интересно: у нее действительно больная мать, или соврала бестия? (Задумался). Скорей всего - соврала. Но артистка с нее получилась бы хорошая.
    Аверьев углубился в чтение бумаг.
    ГОЛОС СЕКРЕТАРШИ ПО ВНУТРЕННЕЙ СВЯЗИ. – К вам пришла посетительница, назвавшаяся Верой Даниленко.
    АВЕРЬЕВ. – (Отвечает по микрофону внутренней связи). Пусть войдет. (Говорит сам с собой). Посмотрим, посмотрим, что представляет собой подруга Анжелики? Не хотелось бы разочаровываться.
    Входит Вера. Одежда ее не соответствует моде.
    АВЕРЬЕВ – (Говорит сам с собой). Бабенка хо-ро-ша-а-а со-о-бой. Но одета не со вкусом. Странно – почему раньше я не видел ее на окружной дороге? Может, у нее места встреч были где-то в другом месте?
    ВЕРА. – Здравствуйте. Вы Игорь Иванович?
    АВЕРЬЕВ. – Да, я Игорь Иванович, и это мне срочно нужна переводчица, отлично владеющая английским языком. Садитесь, пожалуйста.
    Вера садится в свободное кресло. Аверьев протягивает ей исписанный лист бумаги.
    АВЕРЬЕВ. – Посмотрите. Для вас этот текст не будет сложным?
    Вера берет протянутый ей лист бумаги, и, внимательно его просмотрев, возвращает назад Аверьеву.
    ВЕРА. – Текст простой. Я с ним справлюсь.
    АВЕРЬЕВ. – А различные бухгалтерские словечки вас не смущают? Там они встречаются на каждом шагу.
    ВЕРА. – Нет, не смущают. Я еще и экономист по образованию.
    АВЕРЬЕВ. – Ну, если так, тогда перейдем к деловой части нашего разговора. Начну с того, что мы люди взрослые, и юлить нам друг перед другом просто глупо. Поэтому давайте сразу расставим все точки над «и». Как вы отнесетесь к тому, что помимо прямой своей обязанности, вы еще будете исполнять роль моей интимной подруги. Ведь нам придется проводить много времени вместе. И постоянно соблюдать правила приличия, не знаю как для вас, а для меня лично иногда будет утомительно
    ВЕРА. – Ну, что ж, откровенность за откровенность: какую заработную плату вы собираетесь платить? Как я поняла, у меня намечается ненормированный рабочий день. А за это полагается доплата к зарплате.
    АВЕРЬЕВ. – Совершенно с вами согласен: за все нужно платить. Какое денежное вознаграждение вы получаете за свою работу сейчас?
    ВЕРА. – Раз на раз не приходится. Бывает и тысяча рублей в сутки перепадает, а бывает и ничего не удается заработать. Все зависит от времени года, праздничных и будних дней и, конечно, от состоятельности клиентов и их настроения.
    АВЕРЬЕВ. – А в среднем?
    ВЕРА. – (Задумалась). – Ну-у-у, после всех вычетов, около ста рублей в день будет.
    АВЕРЬЕВ. – (Удивленно). Вы государству налоги платите?
    ВЕРА. – (Смеется). Нет, конечно. Мы отдаем часть своего заработка милиции. Кроме того, у нас большие расходы на косметику, и на транспорт.
    АВЕРЬЕВ. – (Удивленно). – Вы платите деньги милиции? За что?
    ВЕРА. – За то, что они не арестовывают нас. За то, что иногда защищают от хулиганов и от водителей, которые стараются обмануть. Как-то один шофер-дальнебойщик ни только ничего не заплатил одной нашей девочке за услуги, предоставленные ему, но еще и побил бедняжку Она запомнила номер машины своего обидчика, и пожаловалась на него милиции. Ребята в погонах через месяц остановили наглеца, и наказали его на большую сумму денег. Так что выражение: «Наша милиция нас бережет» – не пустые слова. Иногда от нее, действительно, есть польза.
    АВЕРЬЕВ. – Хм, я невольно вспомнил слова Анжелики, что во всех наших бедах виновато в первую очередь государство.
    ВЕРА. – Анжелу хлебом не корми, а дай поговорить о высоких материях. Милиции тоже нужно как-то жить. Вот они и подрабатывают на нас, на торговках, на водителях, нарушающих правила движения.
    АВЕРЬЕВ. – Ну, да ладно, бог с ней, с милицией. Ближе к делу. Я буду платить вам сто рублей в день, плюс бесплатный обед в офисе и пользование служебной машиной. Деньги можете получать каждый день, или раз в неделю. Как вам будет удобно?
    ВЕРА. – Раз в неделю, в пятницу. А какие будут премиальные за сверхурочную работу? И будут ли они вообще?
    АВЕРЬЕВ. – Я думаю, этот вопрос мы обсудим отдельно в более тесной, дружеской обстановке за рюмкой хорошего вина.    
    ВЕРА. – Я согласна. Все же, предложенный вами вариант трудоустройства, немного лучше того, что у меня есть в настоящее время. А как будет дальше? – обстоятельства покажут. 
    АВЕРЬЕВ. – Перед тем, как продолжить наше дальнейшее сотрудничество, Я предлагаю перейти нам сразу на «ты».
    ВЕРА. – На «ты», так на «ты». А не вызовет ли такое фривольное общение между нами пересуды среди ваших подчиненных, друзей, соседей и вашей супруги? Или вы не боитесь сплетен и различных слухов по поводу наших будущих отношений.
    АВЕРЬЕВ. – Жены у меня нет. А жизнь научила, что чем больше прячешься от людей, тем больший интерес вызываешь в них. Тем больше вопросов они задают. Тем больше грязи льют на тебя.
    ВЕРА. – Вам виднее.
    АВЕРЬЕВ. – Не - вам, а - тебе. У тебя дома компьютер есть?
    ВЕРА. – А как же! Одиночество так морально угнетает, что без компьютера дома никак нельзя. Он и поиграет с тобой, и утешит. И знакомство с помощью его можно наладить с интересным человеком, с которым можно поговорить на разные темы.
    АВЕРЬЕВ. – Сейчас мы изготовим копии с нескольких документов на английском языке. Ты дома сделаешь их русский перевод, и завтра с самого утра принесешь сюда. (Говорит в микрофон внутренней связи). Ира, зайдите, пожалуйста, ко мне.
    ВЕРА. – Я могу русский перевод и тут на месте сделать.
    АВЕРЬЕВ. – У тебя сейчас будет другая работа.
    Входит секретарша.
    СЕКРЕТАРША. – Я вас слушаю, Игорь Иванович.
    АВЕРЬЕВ. – (Протягивает секретарше несколько листков бумаги). Сделайте, пожалуйста, копии этих материалов.
    СЕКРЕТАРША. – В скольких экземплярах?
    АВЕРЬЕВ. – (Немного подумал). В двух экземплярах, я думаю, будет достаточно.
    Секретарша уходит. Пауза.
    ВЕРА. – Впервые вижу, чтоб начальник так официально разговаривал со своей секретаршей.
    АВЕРЬЕВ. – С жизненного опыта знаю, что панибратское отношение с подчиненными только вредят делу.
    Входит секретарша.
    СЕКРЕТАРША. – Вот ваши бумаги. (Протягивает Аверьеву бумаги).
    АВЕРЬЕВ. – Спасибо, Ира, вы свободны.
    Секретарша уходит. Аверьев перебирает бумаги и половину с них отдает Вере.
    АВЕРЬЕВ. – Вера, я все хочу спросить тебя, но не знаю: захочешь ли ты отвечать на мой вопрос?
    ВЕРА. – Спрашивай. Чего уж там стесняться. Тем более что, с некоторых пор, мне уже никакие вопросы не страшные. Наслушалась я их разных великое множество и от клиентов, и от государственных служащих.
    АВЕРЬЕВ. – Ты молодая, красивая женщина. Неужели ни разу не была замужем? По-моему, недостатка в поклонниках ты не испытывала?
    ВЕРА. – Все верно – поклонников у меня всегда было много. Но сначала я думала только об учебе. А потом были хорошая работа и жених, которого я очень любила. Он преподавал географию в том же институте, где работала и я. И нужно же такому случиться, что мой начальник в это время воспламенился желанием сделать преподавательницу английского языка своей любовницей. На то врем, как выражается Анжелика, меня еще не лишили чувства собственного достоинства, и я не захотела тайком согревать постель своего ректора. Помимо того, что этот престарелый, толстый, лысый ловелас вызывал чувство омерзения, у меня был парень, с которым я планировала создать семью. Отвергнутый ухажер состряпал жалобу в министерство просвещения, в которой охарактеризовал свою подчиненную как распутную девицу, позорящую своим поведением преподавательский коллектив. Подписали кляузу более сорока человек. И что обиднее всего, там стояла подпись и моего жениха. Много лет спустя, мы встретились на окружной дороге, и этот человек тогда заявил мне: «Когда ректор рассказывал всем - как ты соблазняла его однажды в его кабинете после лекции, у меня еще оставались некоторые сомнения, в правдивости его слов тогда. А теперь я окончательно убедился, что ты стерва. Никогда высоконравственная девушка не станет проституткой. Она скорей умрет с голоду, чем ее заставят продавать свое тело за деньги». Это говорил человек, искавший развлечение с женщинами легкого поведения. Жить не хотелось. Уйти в мир иной тогда - было моим заветным желанием. Спасибо Анжелике - она поддержала меня и морально, и материально. Сама я  не смогла бы, в ту тяжелую для себя минуту справиться со своей тоской, угнетенным настроением и душевной болью. Иногда судьба умеет так насмеяться над человеком, что смерть он воспринимаешь как благо.   
    АВЕРЬЕВ. – Да, редкий негодяй твой бывший жених.
    ВЕРА. – Почему – редкий? Он боялся за свою работу, и многие на его месте поступили бы так же. Я в своей жизни встречала еще более жестоких людей. Мой избранник оказался всего лишь трусливым человеком. И не более того. А ведь есть масса людей, творящих заранее запланированное зло.
    АВЕРЬЕВ. – Ты его еще и оправдываешь?
    ВЕРА. – Я его и не оправдываю, и не осуждаю. Его нехороший поступок не преднамеренное действие, а проявление элементарного страха за свою карьеру, и боязни – не состояться в жизни.
    АВЕРЬЕВ. – С такими рассуждениями, ты на старости лет в монастыре доживать свой век будешь. Мерзавцев есть мерзавец, и весь тут разговор. 
    ВЕРА. – А ты сможешь пожертвовать бизнесом ради своей будущей супруги?
    АВЕРЬЕВ. – (Смеется. Чешет затылок). Хорошо, оставим тебе твое прошлое без комментариев. Сейчас я напишу адреса, по которым ты сейчас отправишься. (Берет чистый лист бумаги и пишет). Сначала пройдешь медосмотр. Я позвоню главному врачу больницы, и попрошу, чтоб тебя обследовали и взяли все необходимые докторам анализы без очередей. Долго ты там не задержишься.
    ВЕРА - Боишься подхватить заразную болезнь?
    АВЕРЬЕВ. – Дело не в этом. Все, вновь поступающие на нашу фирму работники, проходят подобную процедуру. Да и тебе, мне кажется, не помешает все досконально знать о собственном здоровье.
    ВЕРА. – Да, да, я не отказываюсь от медосмотра.
    АВЕРЬЕВ. – Потом зайдешь в магазин одежды. Обратишься к Валентине Петровной, и скажешь ей, что пришла от меня. Там тебя оденут по последней моде.
    ВЕРА. – И стоимость обновки ты потом вычитаешь с моей заработной платы?
    АВЕРЬЕВ. – Ни в коем случае. Это твоя спецодежда. Меня часто посещает много гостей, как наших соотечественников, так и иностранцев. И внешний вид моих сотрудников должен свидетельствовать об их успешной деятельности. Пословица: «Людей встречают по одежке» имеет касательство и к предприятиям. А за рабочий костюм денег брать с тебя я не стану. (Протягивает исписанный лист бумаги Вере). На. Тут адреса, и имена людей, к которым будешь обращаться. С ними у меня доверительные отношения, и обслужат они тебя на самом высоком уровне.
    ВЕРА. – (Берет бумагу). Итак, до завтра?
    АВЕРЬЕВ. – Да. На сегодня у тебя много работы.
    ВЕРА. – (Встает и уходит. По дороге говорит сама с собой). Моего бывшего жениха мерзавцем назвал, а сам проститутку на работу берет. Не мужчина, а образец  добродетели. Обхохочешься.
    АВЕРЬЕВ. – (Смотрит вслед Вере. Перекривляет ее). Боишься подхватить заразную болезнь? (Серьезно). Да, боюсь. Да, хочу перестраховаться. Мало ли что? Лучше точно знать, что не придется каждый день пилюли глотать, чем время от времени забивать голову разного рода сомнениями и страхами, и видеть кошмары во снах. (Достает телефонную трубку, набирает номер). Алло (Пауза). Яков Борисович? Здравствуйте. Я к вам направил женщину, звать ее Вера, фамилия – Даниленко. Побеспокойтесь, пожалуйста, чтоб ей сделали всесторонний медицинский осмотр вне всяких очередей и задержек. Буду вам премного благодарен. 
    Аверьев прячет телефон. Начинает работать с компьютером.
    ГОЛОС СЕКРЕТАРШИ ПО ВНУТРЕННЕЙ СВЯЗИ. – К вам пришел Тищенко Виктор Васильевич.
    АВЕРЬЕВ. – (Отвечает по микрофону внутренней связи). Пусть войдет. (Говорит сам с собой). Наверно хочет уговорить меня – поехать с ним на охоту. На этот раз - ничего в него не получится.      
    Входит Тищенко.
    ТИЩЕНКО. – Привет, дружище. (Садится в кресло).
    АВЕРЬЕВ. – Привет, привет, сто грамм выпьешь?
    ТИЩЕНКО. – Наливай. Целый день на ногах, и не было времени в первое попавшее кафе заскочить.
    Аверьев встает, достает с буфета бутылку коньяка, две рюмки, блюдце с кусочками лимона. Наполняет рюмки коньяком. Садится. Мужчины берут рюмки в руки. Чокаются.
    АВЕРЬЕВ. – За нас.
    ТИЩЕНКО. – За то, чтоб все наши конкуренты обанкротились. А все их заказы достались нам.
    Мужчины выпили и закусили кусочками лимона.
    ТИЩЕНКО. – Ты прочитал в компьютере мое сообщение о возможных поставках оборудования на твои предприятия.
    АВЕРЬЕВ. – Да. Спасибо.
    ТИЩЕНКО. – И что скажешь, поэтому поводу?
    АВЕРЬЕВ. – Сегодня ничего. Завтра соберу совещание, где будут присутствовать бухгалтеры, технологи, главные инженеры. Помимо этого переводчица предоставит документацию смежников наших поставщиков, и все вместе будем думать – что делать дальше?
    ТИЩЕНКО. – Ты взял на работу переводчицу?
    АВЕРЬЕВ. – Да. И женщина симпатичная, и дело свое, как мне показалось, знает. Думаю – мы с ней сработаемся.
    ТИЩЕНКО. – (Сладострастно улыбаясь). Интересно.
    АВЕРЬЕВ. – (Удивленно). – А тебе почему – интересно? (Зло). Ну, ты и бабник!
    ТИЩЕНКО. – Ты до сих пор сердишься на меня, за то, что я живу с твоей бывшей супругой? Так совсем напрасно. Она сама мне на шею повесилась. Я за ней не ухаживал, золотых гор не обещал. Ну, пришла ко мне баба. Не выгонять же ее, в самом деле, на улицу среди зимы в одном платьице.
    АВЕРЬЕВ. – Женщина, вдруг, ни с того, ни с сего, бросила мужа и прибежала к тебе?
    ТИЩЕНКО. – Ну, не совсем так. Да, не скрываю, жена твоя одно время нравилась мне. Я, иногда, шутя, ей даже говорил, что она девушка моей мечты. Но, при этом, я и мысли себе такой не допускал, чтоб увести ее от тебя. Честное слово – не вру. Да я виноват, что не выпроводил твою жену домой, когда она прибежала ко мне. Пожалел, дурак, беглянку, и теперь сострадание мое выходит мне боком. Никто не спорит - Галина красивая женщина, но глупая как барабан африканского племени тумба-юмба. Я себе даже представить не могу – как ты с ней жил целых пять лет?
    АВЕРЬЕВ. – Но ты же с ней сейчас как-то живешь?
    ТИЩЕНКО. – Не живу, а мучаюсь. Только ради ребенка ее терплю. Такой смышленый парень растет, просто – чудо. Еще не разговаривает, а понимает все, что я ему скажу. Каждую свободную минуту с ним провожу. А с мамкой его я общаюсь только ночью и то не всегда. Не переношу ее бесконечных сплетен, которым ни конца, ни края нет. Вечно докладывает мне о том, что сказала соседка, живущая внизу под нами, или сосед, живущий сверху над нами. Оно мне нужно? Давай еще по грамульке выпьем, а то, что-то в горле пересохло.
    Аверьев наливает в рюмки коньяк. Мужчины выпивают, и закусываю кусочками лимона.
    ТИЩЕНКО. – Ты не хочешь на охоту поехать, чтоб отвлечься от трудов праведных?
    АВЕРЬЕВ. – (Сердито). Иди ты к черту, со своей охотой!
    ТИЩЕНКО. – Перестань сердиться, в конце концов. Поедем, развлечемся. Как всегда – компания веселая собирается.
    АВЕРЬЕВ. – Знаю я эти развлечения. Позапрошлый раз чуть Петра Самуйленка не застрелили. Надо же додуматься – встать на четвереньки и бегать, хрюкая в камышах.
    ТИЩЕНКО – Развезло мужика после выпивки. С кем не бывает? Забыл, как мы тащили тебя пьяного полверсты по болотам.
    АВЕРЬЕВ. – Поэтому и не хочу ехать, потому что не забыл. А прошлый раз Семен Артюхов в потолок автобуса с ружья бабахнул. Хорошо, что только три дробинки в плечо попали. А если бы слепым остался? Пьяные мужики с оружием – стихийное бедствие местного масштаба.
    ТИЩЕНКО. – Если бы, да кабы – что за разговоры такие среди настоящих мужиков? Коли срок не вышел – умереть, то, и падая с самолета, не разобьешься. А если смерть придет, и в погребе найдет.  Ну, пить будем на этот раз меньше. Зато - повеселимся. Если никакого зверя и не убьем, так страха на всех нагоним.
    АВЕРЬЕВ. – Нет, не уговаривай. Охота – занятие не для меня. Прошлый раз я ранил косулю. Подошел к ней, а она так жалобно смотрит на меня. Жить хочет, и не может понять – за что ее пришли добивать. Я и мяса ее не ел. Старушке, соседке отдал. Иной раз, когда смотрю, как охотники едут на своих машинах домой, и связки убитых уток висят у них над дверцами, мне всегда им хочется сказать: «Ребята, хвастаться-то нечем. Что тебе птица плохого сделала?».
    ТИЩЕНКО. – (Смеется). Еще немного, и я заплачу. Да в Библии написано, что Бог создал животных для того, чтоб человека, их ел.
    АВЕРЬЕВ. – Ел. Но не убивал ради развлечения. Охотятся люди ведь не потому, что с голоду умирают. А потому, что им весело преследовать беззащитные существа, и восторгаться - как они погибают от их рук.
    ТИЩЕНКО. – Что-то ты сегодня совсем расклеился. Хорошо, хорошо, успокойся, не буду я тебя больше звать на природу. Сиди, сохни один в своем кабинете. Давай еще выпьем по рюмашке.
    АВЕРЬЕВ. – Я уже не буду. Если хочешь – пей сам. А у меня сегодня много работы: нужно подготовиться к завтрашнему совещанию.
    ТИЩЕНКО. – Сам не пью. Лучше, по дороге домой заеду в какое-нибудь кафе, и там продлю, начатое с тобой, развлечение. (Чешет затылок). Игорь, может, ты помиришься с Галей. Ведь говорят же, что старая любовь не ржавеет. Мы с ней совсем разные люди. И ей тяжело со мной жить.
    АВЕРЬЕВ. – А тебе с ней?
    ТИЩЕНКО. – И мне с ней. Говорю ж тебе - болтливая она какая-то. Все время тарахтит без умолку. Я таких баб терпеть не могу.
    АВЕРЬЕВ. – А как же сын?
    ТИЩЕНКО. – Сына я себе оставлю. А вы люди молодые, здоровые, себе другого сделаете. У вас все впереди.
    АВЕРЬЕВ – Ты хоть слышишь сам себя? Что ты говоришь: взял бабу у мужа, потому что она красивая, отдал бабу мужу, потому что она говорливая. Ребенок бабе не нужен, потому что она молодая, и может себе сделать другого. Ты давно у врача проверялся? Может, тебе помощь психиатра нужна?
    ТИЩЕНКО. – (Сердито). Мы хоть и друзья, но ты слова подбирай. Не нужна тебе твоя бывшая супруга – это твое дело. Но оскорблять меня – тебе никто не давал права. Следи в дальнейшем за своим языком, если не хочешь со мной ссориться, и разрывать наше дальнейшее сотрудничество.
    АВЕРЬЕВ. – (Очень спокойно). Не хочу я с тобой ссориться. И не хочу разрывать наше дальнейшее сотрудничество.
    ТИЩЕНКО. – Так-то лучше.
    АВЕРЬЕВ. – Но и говорить дальше с тобой о Галине – тоже не хочу. 
    ТИЩЕНКО. – Какой-то у нас с тобой странный разговор получился. Наверно пойду, чтоб дальше не ссориться. (Встает. Протягивает руку Аверьеву. Аверьев пожимает ее. Тищенко идет к выходу, говорит сам с собой). Еще раз такое повторится – сотру в порошок.
    АВЕРЬЕВ. – (Смотрит вслед Тищенко). Была бы хоть малейшая возможность где-то, как-то, хоть немного испортить тебе жизнь – минуты бы не думал, чтоб использовать ее в полную силу. 
    Аверьев работает с компьютером.
    ГОЛОС СЕКРЕТАРШИ ПО ВНУТРЕННЕЙ СВЯЗИ. – К вам пришла Галина Тищенко.
    АВЕРЬЕВ. – (Отвечает по микрофону внутренней связи). Пусть войдет. (Разговаривает сам с собой). – Странно. Галина уже три года как за другим замужем. Что ей еще от меня нужно? Только от работы отрывает.
    Входит Галина.
    ГАЛИНА – Здравствуй Игорь.
    АВЕРЬЕВ. – Привет.
    ГАЛИНА. – Как здоровье?
    АВЕРЬЕВ. – Спасибо, не жалуюсь. Твоими молитвами живу.
    ГАЛИНА. – Все шутишь.
    АВЕРЬЕВ. – (Пожимает плечами). А что остается делать?
    ГАЛИНА – Виктора у тебя не было?
    АВЕРЬЕВ. – Был. Недавно ушел. На охоту приглашал с ним ехать.
    ГАЛИНА. – (Садится в кресло). К нему родственник с Казани наведался, он в нашем городе проездом. Хотел  увидеть Виктора, и о чем-то с ним поговорить. А он на мои звонки по телефону не отвечает, и на рабочем месте его нет.
    АВЕРЬЕВ. – И часто муж так от тебя прячется?
    ГАЛИНА. – В последнее время часто.
    АВЕРЬЕВ. – Быстро он к тебе охладел.
    ГАЛИНА. – (Мечтательно). А как он красиво за мной ухаживал. Мои любимые лилии охапками приносил, французские духи дарил, нежные слова говорил.
    АВЕРЬЕВ. – Галина, ты же тогда была замужем. Зачем тебе были нужны ухаживания другого мужчины?
    ГАЛИНА. – Дорогой, каждой женщине нужен праздник любви. А наши с тобой отношения после пяти лет совместной жизни переросли в обыденность. И вот в такую минуту серого, как тогда казалось, существования меня захлестнула волна  заботливого внимания и невиданного ранее восхищения со стороны другого мужчины. Я была словно околдована им. Тогда казалось, что предо мной неожиданно отворился портал нового, неизведанного еще никем до сих пор, волшебного мира. Но дни шли за днями, и в новой сказочной жизни начали появляться отрицательные персонажи: серые волки, кащеи бессмертные, трехглавые змеи. А мой рыцарь на белом коне брал в руки не копье, чтоб защитить меня, а бутылку с коньяком. И уже не восхищался он постоянно своей королевой, а все чаще и чаще засматривался на других Василис Прекрасных. И начала тогда я вспоминать наши с тобой походы на природу, вечерние посиделки у телевизора. Это была тоска об утерянном Рае. Ты не хотел бы возвратиться в прошлое?
    АВЕРЬЕВ. – Нельзя дважды войти в одну и ту же речку.
    ГАЛИНА. – У тебя уже есть другая женщина?
    АВЕРЬЕВ. – Скажем так: близкого человека, с которым бы я хотел связать всю свою оставшуюся жизнь – у меня нет. Но и не хочу, чтоб ты возвращалась обратно. Для меня это будет еще больней, чем твой побег к Тищенко.
    ГАЛИНА. – Вокруг столько невест, и ты не можешь найти себе пару?
    АВЕРЬЕВ. – Все верно, вокруг невест много, но чтоб сходиться с человеком, его нужно хоть немного любить.
    ГАЛИНА. – Я тебе очень противна?
    АВЕРЬЕВ. – Нет. Просто я уже никогда не смогу избавиться от мысли, что ты была с другим мужчиной. Это сверх моих сил. Еще в трезвом виде, сознание как-то могло бы смириться с твоей изменой. Но стоит мне хоть немного выпить, и тогда в моей голове возникает  непреоборимая жажда мстить и тебе и Виктору.
    ГАЛИНА. – Очень печально. А я, в глубине души, все еще надеялась, что мы снова будем жить вместе.
    АВЕРЬЕВ. – У тебя ребенок. И неси дальше свой крест ради него. А там смотри – может и Виктор остепенится.
    ГАЛИНА. – Все ясно. Когда человек говорит умно и назидательно, там любви уже нет. Пусть этот разговор останется между нами.
    АВЕРЬЕВ. – Это я тебе обещаю.
    ГАЛИНА. – (Встает с кресла). Будь здоров. На прощанье целоваться не будем?
    АВЕРЬЕВ. – Не будем.
    Галина уходит. Аверьев погружается в работу.
    ГОЛОС СЕКРЕТАРШИ ПО ВНУТРЕННЕЙ СВЯЗИ. – К вам пришел гражданин Гришин Яков Борисович
    АВЕРЬЕВ. – (Отвечает по микрофону внутренней связи). Пусть войдет. (Говорит сам с собой). Интересно – что за секретное дело появилось в эскулапа, если он даже телефону не доверяет свою тайну?
    Входит Гришин.
    ГРИШИН. – Мое вам почтенье. Игорь Иванович. У меня к вам принеприятнейшее известие. Поэтому я лично пришел его вам изложить.
    АВЕРЬЕВ. – (Смеется). Если я ваше сообщение выслушаю чуть позже, мы не умрем? Может, сначала, выпьем по сто грамм коньячка?
    ГРИШИН. – Хоть моя весть и очень плохая, но вы имеете рацию. Сто грамм хорошего, а он у вас всегда хороший, коньячка выпить, никогда не помешает.
    Аверьев встает, достает с буфета бутылку коньяка, блюдце с кусочками лимона, наливает в рюмки коньяк. Садится. Мужчины берут полные рюмки. Чокаются.
    ГРИШИН. – Пусть все будут здоровы.
    АВЕРЬЕВ. – Тогда врачи не нужны будут.
    ГРИШИН. – Дай, боже, чтоб так и было.
    АВЕРЬЕВ. – За все хорошее в нашей жизни.
    Мужчины выпивают и закусывают кусочками лимона.
    АВЕРЬЕВ. – Как продвигаются правительственные реформы в медицине? В последнее время по телевизору о них только и говорят.
    ГРИШИН. – Вот, вот, о них только говорят, а толку никакого. С каждым годом наша наука о человеческих болезнях стремительно отстает от разработок развитых стран мира. Доходит до того, что клиентов с некоторыми недугами мы отсылаем лечиться за границу, в те страны, которые совсем еще недавно присылали своих медиков учиться у нас. Позор. Отечественные методы лечения – это уже не вчерашний, а позавчерашний день. Мы работаем на оборудовании еще прошлого века.
    АВЕРЬЕВ. – Вам, на покупку новейшего оборудования, я могу выделить только десять тысяч долларов. Больше - не позволяют мои возможности. Когда вам понадобится такая сумма денег для покупки какого-нибудь прибора, обращайтесь в нашу бухгалтерию.
    ГРИШИН. – А такой подарок нам, не скажется отрицательно на вашей предпринимательской деятельности?
    АВЕРЬЕВ. – Вы знаете, удивительное дело: все мои благотворительные взносы, каким-то неожиданным образом возвращаются обратно как непредвиденные доходы. Просто сейчас я, действительно, не могу выделить больше десяти тысячи долларов для нужд вашей поликлиники. Выпьем еще?
    ГРИШИН. – (Потирает руки). Не откажусь.
    Аверьев наливает рюмки.
    АВЕРЬЕВ. – Давайте выпьем за то, чтоб у нас когда-то появилось умное и деятельное правительство.
    ГРИШИН. – Отличный тост. За него нельзя не выпить. Хорошие люди в руководстве страной нам непременно нужны.    
     Мужчины чокаются, пьют, закусывают кусочками лимона. Пауза.
    АВЕРЬЕВ. – И что за плохую весть вы мне принесли?
    ГРИШИН. – Молоденькая, очень симпатичная женщина, которую вы мне прислали на всесторонний медицинский осмотр – оказалась ВИЧ-инфицированной.
    АВЕРЬЕВ. – (Удивленно). Не может быть!
    ГРИШИН. – (Разводит руками). Игорь Иванович, к моему большому сожалению, все именно так и есть.
    АВЕРЬЕВ. – Может, мы говорим о разных людях? К вам в больницу должна была прийти Вера Семеновна Даниленко.
    ГРИШИН. – Да, да, мой дорогой друг, именно Вера Семеновна Даниленко и оказалась ВИЧ-инфицированной женщиной.
    АВЕРЬЕВ. – (Хватается за голову). Что же делать? Что же делать?
    ГРИШИН. – У вас был половой контакт с этой дамой?
    АВЕРЬЕВ. – Нет.
    ГРИШИН. – Тогда мне не понятно, зачем так страдать? Если Вера нужна вам как работник, она никакой опасности, окружающим ее людям, причинить не сможет. Ни ее прикосновение к сотрудникам, ни ее дыхание, ни даже поцелуи – не заразны для других людей. Если она вам дорога, как близкий человек, то при правильном лечении скорая смерть ей не грозит. Пусть приходит к нам, и я лично проконтролирую, чтоб ей была оказана квалифицированная медицинская помощь.
    АВЕРЬЕВ. – Да-а-а, озадачили вы меня, Яков Борисович, своим известием. Надеюсь этот разговор не получит широкой огласки.
    ГРИШИН. – (Удивленно). Игорь Иванович, я же врач! Как вы можете говорить мне такие слова. Конечно, о болезни Даниловой никто, кроме вас и меня знать не будет. И лечение ее, если вы обратитесь за помощью, будет анонимным. Иначе и быть не может. Да, раньше в больничных листах писали название болезни, от которой лечили больного. А сейчас это запрещено законом. И это очень правильно.   
    АВЕРЬЕВ. – (Встает. Протягивает через стол руку Гришину). Спасибо, Яков Борисович, за предоставленную мне информацию.
    ГРИШИН. – (Встает. Пожимает руку Аверьеву). Да, не за что, собственно говоря. Буду идти. Обращайтесь за помощью – помогу, чем смогу. До свидания.
    АВЕРЬЕВ. – До свидания.
    Гришин уходит, Аверьев садится в кресло и погружается в размышление. Пауза. Вскакивает на ноги. Взмахивает двумя руками.
    АВЕРЬЕВ. – Ура! Так это же прекрасно! (Радостно ходит по кабинету). Вот когда я наконец-то накажу по заслугам и Виктора, и Галину вполне законным способом. Ни один милиционер, ни один сыщик, ни один прокурор, ни придерется ко мне за мою долгожданную, справедливую месть. Я сделаю так, чтоб и Вера, и Тищенко виделись как можно чаще. И наш неутомимый обольститель женщин обязательно попадется на приманку как мышь на колбасу в мышеловке. И тут ему раз! (Хлопает ладонью об ладонь). И получай неприятность, которую я тебе подготовил, но за которую мне отвечать не придется, дорогой мой партнер по бизнесу. Боже, какое это сладкое слово – месть. Стоит только мысленно его произнести, как оно уже радует душу, возвышает тебя над обидчиком, и ты вырастаешь в собственных глазах. (Пускается в пляс. Громко поет дурным голосом). О, дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить!
    Робко входит секретарша.
    ИРА. – Игорь Иванович, вы меня позвали?
    АВЕРЬЕВ. – Нет, Ирочка, нет. Вас никто не звал.
    ИРА. – А мне послышались какие-то крики.
    АВЕРЬЕВ. – Это я вспомнил о разгроме Александром Невским на Куликовом поле татар, и не сумел сдержать эмоций, раздиравших мою душу. Вы не желаете - разделите со мной радость по поводу судьбоносного события в истории нашей великой страны, и выпить сто грамм хорошего коньячка?
    ИРА. – Спасибо за приглашение. Только, извините, пожалуйста, меня, я не смогу участвовать в таком торжестве. Боюсь неприятных для себя последствий: головной боли и громкого семейного скандала.
    АВЕРЬЕВ. – В таком случае – не буду настаивать на своем предложении. Ни в коем случае не хочу превратиться в разрушителя чьих-либо семейных ценностей.
    Ира направляется к выходу.
    ИРА. – (Говорит сама с собой). А я все время почему-то думала, что на Куликовом поле русские войска разгромили французов во главе с Наполеоном. (Уходит).    
    АВЕРЬЕВ. – А я выпью на радостях.
    Аверьев достает с буфета бутылку коньяка и рюмку.
               
                ЗАНАВЕС.

                ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

    Кабинет успешного предпринимателя. Аверьев сидит у компьютера. Входит секретарша Ира.
    ИРА. – Здравствуйте Игорь Иванович! Закончился отпуск, и я прибыла на свое рабочее место, чтоб и дальше трудиться в поте лица под вашим чутким руководством на благо нашей фирмы.   
    АВЕРЬЕВ. – Рад вас снова видеть. Вы с мужем в этом году, где были: в Таиланд ездили, на Гавайских островах отдыхали, на Кубе бананы ели или в деревне своих родителей за колорадскими жуками гонялись?
    ИРА. – А вот и не угадали. Этот отпуск мы всей семьей провели в Крыму. Ой, что я вам сейчас расскажу! Вы будете просто потрясены. Крепче хватайтесь за ручки кресла, чтоб не свалиться на пол.
    АВЕРЬЕВ – Я заинтригован.
    ИРА. – В Ялте мы каждый день видели…видели, кого бы вы думали?
    АВЕРЬВ. – Президента Соединенных Штатов Америки в компании Папы Римского и нашего премьер-министра?
    ИРА. – Нет. Мы постоянно встречали вашего старого приятеля Виктора Васильевича Тищенко!
    АВЕРЬЕВ. – И почему это должно меня удивить? Насколько мне известно - он любит отдыхать в Крыму.
    ИРА. – (Подняла вверх указательный палец правой руки). – А потому, что его постоянно сопровождала не Галина, его теперешняя супруга, а наша тихоня и недотрога, эталон скромности Вера Семеновна Даниленко.   
    АВЕРЬЕВ – Ну-у-у, супружеская неверность не такая уж и новость в современной жизни. Редко какой муж не имеет на стороне, одну или нескольких любовниц
    ИРА. – (Возмущенно). Игорь Иванович, как вы можете такое говорить?
    АВЕРЬЕВ. - Нет, нет, нет, я не имел в виду вашего супруга. Он, конечно,  исключение с правил.
    ИРА. – Так вот, наша переводчица с английского языка оказалась самой обыкновенной проституткой.
    АВЕРЬЕВ. – (Удивленно). Кто вам такое сказал?
    ИРА. – Не мне, а Тищенко. Один его очень хороший знакомый, во время ужина в ресторане, обратился к нему умышленно громко, чтоб все вокруг слышали, с вопросом: «Во сколько тебе Верка сейчас обошлась? Раньше я ее на окружной дороге за пятьдесят рублей снимал». Виктор Васильевич тогда сделался белым как стенка вашего кабинета. Потом глупо улыбнулся, и ушел прочь. Еще бы – стать объектом сплетен для всех своих друзей, «удовольствие» не из приятных. Представляете, эта коварная женщина, за полгода работы у нас, не встречалась ни с одним мужчиной, и создала, таким образом, себе имидж недоступной красавицы. И все для того, чтоб подцепить богатенького покровителя, и жить потом, до конца дней своих,  в достатке. Только – не повезло проститутке. Шила в мешке не утаишь. Все тайное со временем становится явным. Как вам такая новость? И что вы скажете теперь о Даниленко?
    АВЕРЬЕВ. – Как руководитель фирмы скажу: специалист она хороший, трудолюбивый и я ей доверял.
    ИРА. – И вы намерены оставить эту женщину на работе после столь громкого скандала? Представляю себе лицо Тищенко, когда он увидит ее снова у нас.
    АВЕРЬЕВ. – Нет, конечно, Виктор Васильевич больше не увидит Даниленко у нас. Придется на работу взять другого переводчика. Мнение коллектива большая сила, и с ней приходится считаться. Создавать в дружном трудовом коллективе конфликты – не входит в мои планы.
    ИРА. – Иначе и быть не может. Наши сотрудницы, вряд ли пожелают работать рядом с проституткой. У многих с них хорошие семьи, маленькие дети, знакомства с представителями высшего общества, с деятелями культуры, искусства и бизнеса. И общение с женщиной легкого поведения может запятнать их доброе имя. А кому это нужно? Я, например, побрезгую сейчас подать руку такой, с позволения сказать, персоне, не то, что вести с ней какие-нибудь разговоры.
    АВЕРЬЕВ. – Ирочка, даю честное слово, что общаться с Верой Семеновной по работе вам больше никогда не придется. Спокойно располагайтесь на своем рабочем месте, и честно трудитесь на благо нашего предприятия. Я очень благодарен вам за искреннее беспокойство о доброй репутации нашей фирмы.
    ИРА. – Я так и подумала, что вы не потерпите у нас работницу с сомнительным прошлым, пусть даже она и хорошо исполняет свои обязанности. В настоящее время, слава богу, недостатка в знатоках иностранных языков в государстве нет. Институты и университеты выпускают их каждый год сотнями, а работой государство обеспечивают не всех. Многие с них даже за границу уезжают.
    АВЕРЬЕВ. – Вы совершенно правы. Рынок труда сейчас предлагает достаточно большой выбор самых разных специальностей. Обязательно поищем там безупречно честного и высокоморального работника.
    ИРА. – Разрешите встать на трудовую вахту с хорошим настроением, и с новыми силами.
    АВЕРЬЕВ. – Разрешаю.
    Ира уходит. Аверьев мрачно смотрит ей вслед. Пауза.
    АВЕРЬЕВ. – (Говорит сам с собой). – Даниленко и сама не захочет работать в условиях всеобщего презрения. (Пауза). Вот моя месть обидчику наполовину и состоялась, а радости никакой. Боже, врагу своему не пожелаю изведать ту душевную боль, которую я испытывал каждый день после того, как Веру увез с собой Тищенко. А еще страшней сознавать то, что к такому повороту событию я постоянно подталкивал любимого человека сам, доводя себя до полного изнурения борьбой между любовью к Вере и местью Виктору, превратив тем самым свою жизнь в сплошной кошмар. Каждый день, чувствуя на себе внимательный взгляд девушки, я не мог открыться ей, что все больше и больше дорожу ею, и что она больной человек, и ей нужно срочно лечиться. Господи! За что я поглумился и над Верой, и над собой? Быть рядом с женщиной, которую хочешь приласкать, и воротить морду от нее? – сколько глупого притворства! И теперь я жестоко наказан за свое лицемерие. (Пауза). Каждый день мне теперь снится один и тот же сон: словно я останавливаю машину, в которой Вера уезжает с другим мужчиной, и забираю беглянку в свои объятия. Я счастлив, но, просыпаясь, и с ужасом сознаю, что ее нет рядом. Слишком поздно я опомнился, в тот день, когда Тищенко увозил девушку с собой. Не успел ее вернуть. Легковая машина быстро умчалась от меня, и сквозь боковое стекло автомобиля промелькнула только самодовольная улыбка ненавистного мне приятеля. Все правильно (Тяжело вздыхает). Судьба дала мне тогда понять, что порывы раскаяния не предназначены для очищения от постоянно творимой мерзости. Нужно просто стать другим человеком, и быть самым собой.
    ГОЛОС СЕКРЕТАРШИ ПО ВНУТРЕННЕЙ СВЯЗИ. – К вам пришла Вера Семеновна Даниленко.
    АВЕРЬЕВ. – (Отвечает по микрофону внутренней связи). Пусть войдет. (Говорит сам с собой). Боже, дай мне силы уговорить женщину не покидать меня. Я люблю ее, и не хочу так глупо терять любимого человека.
    ВЕРА. – Здравствуйте, Игорь Иванович. Я пришла извиниться за уход с работы без спроса, и попрощаться. Я понимаю: после скандала, разгоревшегося в Крыму, вы не захотите больше терпеть меня на своей фирме.               
    АВЕРЬЕВ. – Не нужно так официально. Садись, поговорим.
    Вера садится в свободное кресло. Аверьев несколько мгновений внимательно смотрит на Веру.
    АВЕРЬЕВ. – Ты себе не представляешь – как я соскучился по тебе. Дни, в течение которых тебя не было на работе мне показались вечностью. Если б ты сегодня не пришла сюда, я б завтра отправился тебя искать.
    ВЕРА. – (Возмущенно). Ты так говоришь, словно посылал меня в служебную командировку, а не продал на время приятелю по сходной цене. И сколько ты на мне заработал?
    АВЕРЬЕВ. -  Я тебя не продавал.
    ВЕРА. – Но увозил-то он меня с полного твоего молчаливого согласия.
    Аверьев идет к Вере, и становится перед ней на колени.
    АВЕРЬЕВ. – Прости меня. Тогда во мне боролось два человека. Один с них страдал от любви к тебе, а второй стремился отомстить Виктору за многие мелкие обиды, и за то, что переманил к себе мою супругу
    ВЕРА. – (Удивленно). С каких это пор подсовывание другу в постель любимой женщины – называется местью? О времена! О нравы! Средневековые рыцари, наверно, в гробу переворачиваются от возмущения и презрительного хохота. Ты давно был на приеме в психиатра? У тебя не иначе, как последняя стадия шизофрении, и сумасшедший дом плачет по тебе.
    АВЕРЬЕВ. – Умоляю - прости, прости, прости меня, пожалуйста! Я скрыл от тебя, что ты ВИЧ-инфицированная.
    ВЕРА. – (Испугано). Ну, у тебя и шуточки.
    АВЕРЬЕВ. – Это не шутки. Это, к сожалению, жестокая правда, которую я обязан был тебе сообщить намного раньше, но не сделал этого. И за это сейчас презираю и ненавижу себя.
    ВЕРА. – Как и когда ты узнал о моей болезни?
    АВЕРЬЕВ. – С того самого дня, когда ты ходила на медицинский осмотр, при поступлении на работу.
    ВЕРА. – (Громко кричит). И ты целых полгода молчал? (Бьет кулаками Аверьева). Мерзавец! Скотина! Подонок! (Пауза. Плачет).
    АВЕРЬЕВ. – Теперь я понимаю, что поступил неправильно, подло и жестоко. А тогда месть застлала мне разум. И я не знал, что влюблюсь в тебя. Раскаяние теперь постоянно мучают меня за то, что я сделал.
    ВЕРА. – (Перекривляет Аверьева)  - Теперь я понимаю, что поступил неправильно. А тогда месть застлала мне разум. (Кричит). А не приходило ли тебе на ум, что я живой человек, а не безжизненная кукла? Что у меня есть чувства и душа? И что нельзя вообще живое существо использовать в своих целях как неодушевленный предмет? Ему же может быть больно. И очень больно.
    АВЕРЬЕВ. – Я это уже осознал через постоянно щемящую собственную душевную боль. Угрызения совести за мерзость своего поступка не дают мне покоя ни днем, ни ночью. Я весь измучился за время твоего отсутствия. Поверь – я стал совсем другим человеком. Я проклинаю свой поступок, вызванный местью.
    ВЕРА. – Так вот почему, вопреки нашей изначальной договоренности, ты избегал меня? Ты боялся заразной болезни?
    АВЕРЬЕВ. – (Встает, целует Веру). (Виновато). Действительно, вначале все так и было. И я за это жестоко наказан. Умоляю – прости!
    ВЕРА. – А сейчас не боишься целовать больную женщину?
    АВЕРЬЕВ. – (Садится рядом с Верой). Нет. Я готов болеть с тобой одной болезнью до самой смерти. Сейчас я боюсь только одного.
    ВЕРА. – И чего же?
    АВЕРЬЕВ. – Что ты любишь кого-то другого, а не меня. Я понимаю, что достоин презрения с твоей стороны, и от этого мне делается еще страшней. 
    ВЕРА. – (Печально улыбается. Гладит руку Аверьева). Другого никого я не люблю, а только тебя. (Пауза). Чувство это появилось не сразу. При первой нашей встрече ты показался мне самовлюбленным, бездушным сухарем. И не будь нелегких жизненных ситуаций, которые словно снежный ком, свалились тогда на мою голову, я бы не согласилась работать у тебя. А со временем, как-то незаметно, прикипела к тебе душой. И меня все больше удивляло, злило и обижало твое равнодушие ко мне. Я думала, что ты презираешь свою переводчицу английского языка, и часто плакала ночами. И на поездку с Тищенко, помимо его наглой настойчивости, меня натолкнули также месть, отчаяние, ненависть к тебе и бог его знает еще какие чувства, незаслуженно отвергнутой женщины. Конечно, мой поступок разумным назвать нельзя, но ты не представляешь себе - как я исстрадалась из-за твоего равнодушия к себе. Временами выть хотелось. А временами – убить тебя.
    АВЕРЬЕВ. – (Гладит Веру по щеке). Давай забудем навсегда слово «Месть». Оно нам столько много вреда принесло. Милая, милая Вера, спасибо, что простила меня. Великомученица ты моя ненаглядная, я больше никогда не заставлю тебя страдать. Ни словом, ни поступком никогда не обижу, и сделаю все от меня зависящее, чтоб ты была  счастливая со мной. (Пауза).
    ВЕРА. – Обещаешь?
    АВЕРЬЕВ. – Обещаю.
    ВЕРА. – И что мы дальше будем делать? Я не хочу работать на предприятии, где буду предметом насмешек и сплетен.
    АВЕРЬЕВ. – Давай уедем куда-нибудь за границу, например, в Италию или в Швейцарию. Купим там небольшую усадьбу в какой-нибудь деревне. Разведем курочек. Будем их кормить и любоваться горами со снежными вершинами. Дышать свежим воздухом. Ходить босыми ногами по травке. Забираться в глухие места, где не будет никого-никого, только мы с тобой.
    ВЕРА. – И ты сможешь оставить навсегда свой бизнес?
    АВЕРЬЕВ. – А зачем он мне? Ну, заработаю я, если повезет, за много лет упорного труда несколько миллионов долларов. И что мне с ними делать потом на старости лет? Дворец построить, золотые побрякушки купить? Так они мне не нужны. В могилу с собой деньги тоже не заберешь. Почему же я должен отказывать себе в удовольствии - быть рядом только с тобой, и заниматься лишь тем, что взбредет на ум: ходить в лес за грибами, ловить рыбу на удочку, купаться в горном озере, слушать пение птиц, радоваться утреннему солнышку, деревьям и голубому небу?
    ВЕРА. – А если тебе, вдруг, надоест такая незамысловатая жизнь, и возникнет желание где-то в чем-то проявить себя в обществе?
    АВЕРЬЕВ. – Если и появится такое желание, то мы его обязательно и обговорим, и осуществим вдвоем. Я не представляю свою дальнейшую жизнь без тебя. И почему мы раньше не встретились?
    ВЕРА. – Наверно раньше мы не нужны были друг другу.
    АВЕРЬЕВ. – По-видимому, судьба это знала, и ждала только удобного случая, чтоб свести нас вместе. 
    ВЕРА. – Мне тоже хочется начать жизнь с чистого листа. И навсегда избавиться от подчинения людям, которые, заявляют на меня свои права и так или иначе безжалостно используют в своих интересах.
    АВЕРЬЕВ. – Тогда сделаем так. (Садится за стол, берет листок бумаги и что-то пишет. Исписанный лист бумаги отдает Вере). Зайдешь к главному врачу больницы, отдашь ему эту записку, и пусть он назначит тебе курс лечения. После этого (Выкладывает на стол ключи), отправишься ко мне домой, и приготовишь ужин. Продукты в холодильнике есть. О своей квартире забудь. Туда могут нагрянуть люди Тищенко, или он сам, и от них тогда можно ожидать всего, чего угодно плохого. Я не хочу больше подвергать тебя неприятностям. Мне так спокойней.
    Вера встает с кресла. К ней подходит Аверьев и целует ее.
    АВЕРЬЕВ. – Посмотрим вечером – какая ты повариха?
    ВЕРА. – А ты до вечера не передумаешь общаться с проституткой?
    АВЕРЬЕВ. – Ты не проститутка. Ты была ею до нашей встречи, и забудь об этом. Как забуду и я, что до нашей встречи был циником. А сейчас, если ты согласна, у нас будет только общее будущее. А прошлое пусть канет в Лету раз и навсегда. Когда я начинаю вспоминать о том, что делал раньше, мне становится неприятно на душе, и так стыдно за себя, что хочется, чтоб скорее все забылось. Возникает желание отстраниться от прошлого как от страшного сна.
    ВЕРА. – И мстить ты уже никогда, никому не собираешься?
    АВЕРЬЕВ. – Нет, нет и еще раз нет. Месть, как я понял, это мерзостный поступок, вызванный умственным расстройством человека, не приносящий радости мстителю, и от которого страдают невиновные люди. Была б моя воля, я к десяти Библейским заповедям добавил бы еще одну, одиннадцатую – не мсти. Может тогда брат, перестал бы мстить брату, сосед – соседу, супруг – супруге, дети – родителям, правительство – инакомыслящим, верующие одной религии верующим другой религии, одна нация – другой нации, одно государство – другому государству. И на всей планете установился бы мир и взаимопонимание.
    ВЕРА. – В таком случае позвони своей бывшей супруге, и предупреди ее, что она сможет заразиться смертельно опасной болезнью от мужа. Или ты все еще питаешь к ней чувство ненависти за то, что она ушла к другому мужчине?
    АВЕРЬЕВ. – Нет. Сейчас Галина для меня просто знакомая женщина, которая живет так, как ей хочется.
    ВЕРА. – А первое время ты хотел мстить предательнице, и о примирении с ней совсем не думал? В тебе жила обида брошенного мужчины? А о том, что Галина тоже человек, и имеет право на собственную жизнь – ты даже представить себе не мог?
    АВЕРЬЕВ. – Все так и было. Но сейчас я не держу на нее обиды.
    ВЕРА. – Тогда, звони ей.
    АВЕРЬЕВ. – Да, да, сейчас. (Берет телефон, набирает номер. Пауза). Галина, это тебя Игорь беспокоит. Ты где находишься в настоящее время? (Пауза). У меня к тебе очень срочное и важное сообщение, никуда по дороге не заезжай, а мчись прямо сюда. (Прячет телефон. Обращается к Вере). Уже едет ко мне.
    ВЕРА. – Мне хочется себя ущипнуть – не сон ли это? Так и кажется, что проснусь  сейчас и увижу вместо тебя противную, самовлюбленную, похотливую физиономию Тищенко.
    АВЕРЬЕВ. – Ты знаешь – у меня похожее чувство. Только я боюсь увидеть не физиономию Виктора, а машину, на огромной скорости увозящей тебя от меня. И не хочу снова пережить весь ужас потери любимого человека.
    ВЕРА. – Так я пойду?
    АВЕРЬЕВ. – До вечера. К тому времени я постараюсь утрясти все свои дела на фирме, чтоб завтра мы смогли куда-нибудь улететь. Нам тут вдвоем будет неуютно. Друзья, знакомые, родственники и товарищи по работе будут постоянно напоминать нам о нашем прошлом. И не потому, что они плохие люди, а потому, что будут вмешиваться в нашу жизнь с благими намерениями, и, исходя с добрых побуждений – быть к нам снисходительными. (Целует Веру). Не подозревая того, что этим будут только причинять нам боль.
    ВЕРА. -  (Уходит. По дороге говорит сама с собой). Неужели небеса сжалились надо мною, и дарят сейчас счастливые минуты жизни за все предыдущие страдания? Так хочется любви и спокойной размеренной жизни.
    Аверьев поднимает две руки вверх.
    АВЕРЬЕВ. – Спасибо, Господи, что не разлучил меня с Верой. (Садится за стол, размышляет сам с собой). Кому поручить руководство фирмой? Антонову? (Думает). Пожалуй – нет! Парень еще молодой – не справится с такой огромной, неожиданно свалившейся ему на голову ответственностью. Может – Зелинскому? (Думает). Тоже – нет. Хитрый он какой-то. (Восклицает). О! Петя Аксенов лучше всех справится с работой руководителя фирмы.
    ГОЛОС СЕКРЕТАРШИ ПО ВНУТРЕННЕЙ СВЯЗИ. – (Взволновано). К вам пришел. Ой, ой, ой! Вы куда?
    В кабинет врывается Тищенко. Подбегает к столу. Сзади него застыла на месте Ира.
    ТИЩЕНКО. – (Орет). Ты знал?
    АВЕРЬЕВ. – Витя, здравствуй.
    ТИЩЕНКО. – Не заговаривай мне зубы. Ты знал?
    АВЕРЬЕВ. – О чем знал?
    ТИЩЕНКО. – Что Верка – проститутка.
    АВЕРЬЕВ. – (Обращается к Ире). – Ира, вы свободны. (Ира уходит). Витя, если ты прибежал ругаться, то мои охранники быстренько выставят тебя на улицу. Если ты пришел что-то спросить, так не шуми, а садись, и давай спокойно поговорим. Или ты куда-то торопишься?
    Тищенко садится за стол.
    ТИЩЕНКО. (Нервным, но спокойным голосом). Мне некуда торопиться. Я пришел спросить тебя: ты знал, что твоя переводчица – проститутка?
    АВЕРЬЕВ. – Слушай внимательно. Однажды, ко мне пришла, симпатичная, модно одетая, женщина устраиваться на работу. Она показала мне диплом об окончании университета, трудовую книжку, где значилось, что незнакомка несколько лет преподавала студентам высшего учебного заведения английский язык, и два года проработала экономистом в одном из научно-исследовательских институтов. Мне нужен был переводчик. И что, по-твоему, я должен был ее спросить: «Уважаемая, скажите, только честно, вы, случайно, не проститутка?». А потом разъяснить ей: «Понимаете,  это обязательно нужно знать моему другу – Виктору Тищенко».
    ТИЩЕНКО. – Хочешь показаться остроумным?
    АВЕРЬЕВ. – Витя, не задавай глупых вопросов.
    ТИЩЕНКО. – Только не ври, что у тебя с Даниленко не было романа, и ты не интересовался ее подноготной!
    АВЕРЬЕВ. – Я, действительно, не ухаживал за Верой, и это тебе может подтвердить каждый сотрудник нашей фирмы. А вообще-то, я не обязан отчитываться перед тобой за любовные связи с женщинами?
    ТИЩЕНКО. – (Ехидно улыбаясь). А кто же тогда выскочил с дверей этого здания, словно пробка с бутылки, когда я увозил твою распрекрасную переводчицу в Крым развлекаться?
    АВЕРЬЕВ. – У нас тогда было много иностранных справочников, которые нужно было срочно перевести на русский язык. И неожиданное исчезновение Веры в тот момент не могло не быть ненужной, досадной помехой в работе.
    ТИЩЕНКО. – Не ври. Взять на работу другого переводчика – сейчас не составляет труда. И ты мою выходку с Даниленко мог бы воспринять как шутку. Перекошенное лицо же твое тогда выражало не естественное возмущение, а отчаяние влюбленного человека, терявшего навсегда свою даму сердца.
    АВЕРЬЕВ. – Если ты увидел мое перекошенное лицо, выражавшее отчаяние влюбленного человека, навсегда терявшего свою даму сердца, почему не остановился? Почему не сказал Вере: «Извини, дорогая, но твой начальник сходит по тебе с ума, и мне совесть не позволяет увести тебя от него»
    ТИЩЕНКО. – Охотничий азарт, и ничего личного. Сам не знаю – почему? Но, увидев красивую женщину в объятиях другого мужчины, у меня появляется неодолимое желание – совратить ее.
    АВЕРЬЕВ. – Зачем? Ты так демонстрируешь свое презрительно-надменное отношение к друзьям и деловым партнерам?
    ТИЩЕНКО. – Нет. Я так демонстрирую всем знакомым ребятам, что добропорядочных женщин не бывает. Даниленко тоже не исключение с правила. Кто же мог подумать, что из-за нее у меня случится конфуз: первый раз в жизни надо мной насмеялась баба, а не я над ней. (Нервно смеется). Дичь поймала охотника. И мне почему-то кажется, более того, я почти уверен, что ты вошел в сговор со своей переводчицей, искусственно изображал с ней пару влюбленных, чтоб раззадорить меня, а после – опозорить.
    АВЕРЬЕВ. – Нет. У меня не было близких отношений с Верой, особенно в последнее время.
    ТИЩЕНКО. – Не ври.
    АВЕРЬЕВ. – Сейчас я скажу тебе, что-то такое, что ты поверишь мне. И это «что-то такое» очень тебя огорчит.
    ТИЩЕНКО. – Слушаю. И внимательно слушаю. По-моему, никакая плохая новость уже не сможет меня сильно расстроить.
    АВЕРЬЕВ. – Сначала выпьем по сто грамм коньяку, чтоб после моих слов с тобой не приключился инфаркт. (Достает с буфета бутылку коньяка, две рюмки и блюдце с кусочками лимона. Наполняет рюмки). Давай выпьем за то, чтоб никакие плохие вести не портили нам настроения.
     Мужчины чокаются, пьют и закусывают коньяк кусочками лимона.
    ТИЩЕНКО. – Ну, давай, выкладывай свое секретное сообщение, от которого, по твоим словам, мне не поздоровится. Я уже спокойный, как верблюд.
    АВЕРЬЕВ. – Вера ВИЧ-инфицированна.
    ТИЩЕНКО. – (Громко кричит). Что? (Вскакивает, хватает через стол руками Аверьева за рубашку). Я тебя сейчас убью!
    АВЕРЬЕВ. – (Спокойно). Меня-то за что убивать?
    ТИЩЕНКО. – Где она сейчас?
    АВЕРЬЕВ. – Отпусти рубаху. (Тищенко садится в кресло). Не знаю. Я ее уволил, и куда она пошла? – мне не известно.
    ТИЩЕНКО. – Адрес ее проживания?
    АВЕРЬЕВ. – Тоже, не знаю.
    ТИЩЕНКО. – Немедленно позвони в отдел кадров.
    АВЕРЬЕВ. – Я ее официально на работу не оформлял, чтоб не платить государству налог в пенсионный фонд.
    ТИЩЕНКО. – (Взмахивает руками). Вот, стерва – так хитро законспирировалась! Но от меня ей не скрыться. Найду, и ее нежное личико превращу в грубую обезьянью попу. (Задумался). А кто тебе сказал о ее болезни? И почему о ней я узнаю только сейчас? Что за заговор ты плел за моей спиной?
    АВЕРЬЕВ. – Витя, я не преступник, а ты не сыщик, чтоб задавать мне подобные вопросы. Сходи, лучше, в поликлинику, и обследуйся в докторов, чтоб окончательно удостовериться в правдивости моих слов.
    ТИЩЕНКО. – А все-таки?
    АВЕРЬЕВ. – Сообщил мне об этом один мой хороший знакомый. Фамилию его говорить не стану. Он не хочет, чтоб о его болезни кто-то узнал. Произошел наш разговор перед самым твоим с Верой бегством в Крым. Девушка заразила тебя смертельно опасной болезнью не по злому умыслу. Она сама не знала, что больная. Все произошло по глупому стечению обстоятельств. И не нужно ей мстить. Она не виновата, что гормоны сладострастия толкают тебя на необдуманные поступки. Лучше предупреди Галину, о, грозящих ей, неприятностях.
    ТИЩЕНКО. – (Кричит). – Галина! Галина! Я – болен. Ты понимаешь? – я болен! Мне сейчас наплевать на всех Галин, Екатерин, Евдокий и Дунь всего земного шара вместе взятых!
    АВЕРЬЕВ. – А сын? Ребенок ведь тоже может заболеть через общенье с больной матерью.
    ТИЩЕНКО. – Что ты заладил одно и то же: Галина, Галина, ребенок, ребенок. Я – болен. Ты понимаешь? – я болен. Ты хоть соображаешь своим умом, что я стал человеком второго сорта? Теперь, при встрече со мной, люди будут бояться обмениваться  рукопожатием. А если кто-то по старой дружбе и протянет руку, то будет потом долго отмывать ее горячей водой с мылом. Меня перестанут приглашать на дружеские попойки. А на официальных приемах вокруг моей персоны всегда будет пустота. Женщины отхлынут от меня. Они, не перестанут, конечно, при встрече, вежливо здороваться, но за спиной будут злорадно хихикать, и тыкать в меня пальцами. Я уже не смогу, как раньше, чувствовать себя вольготно в бане или на охоте с приятелями. Пойми, в конце концов, что жизнь моя с сегодняшнего дня потеряла все свои яркие краски. Мне теперь хоть беги со страны, потому что тут я нежелательная персона. Люди уже перестанут гордиться знакомством со мной. Теперь в разговорах между ними я буду не Виктором Васильевичем, а просто опасно больным типом, которого нужно обходить стороной. И с которым лучше не знаться.
    АВЕРЬЕВ. – Можно спокойно обходиться без охоты, попоек и женского внимания. Разве в этом только и заключается жизнь?
    ТИЩЕНКО. – Ты предлагаешь мне удалиться в монастырь. Так и там монахи откажутся общаться со мной. Молитвы, иконы и церковный звон еще не спасают верующих от страшной болезни под названием - СПИД.
    АВЕРЬЕВ. – Но, Галине, все равно нужно сказать о твоей болезни. Если ты промолчишь – это сделаю я. 
    ТИЩЕНКО. – (Наклоняется вплотную к Аверьеву). Только попробуй! Будешь тогда первым моим врагом. В землю зарою, и на могилку плюну. А на кресте ночной горшок подцеплю.
    АВЕРЬЕВ. – В таком случае, дай честное слово, что сделаешь все, от тебя зависящее, чтоб жена не заболела. Иначе, она, все родственники и друзья узнают – по чьей вине заразилась неизлечимой болезнью мать твоего ребенка.
    ТИЩЕНКО. – (Презрительно). Строишь из себя рыцаря со сказки? Купи тогда себе белого коня.
    АВЕРЬЕВ. – Какие еще сказки? Одна сплошная проза жизни.
    ТИЩЕНКО – (Встает с кресла). Пойду я. (Стоит в раздумье). Мне моя интуиция почему-то непрестанно подсказывает, что история с Верой – это ничто иное, как хорошо продуманная месть с твоей стороны. Если все так и есть, то ты жестокий человек. Из-за какой-то бабы подобным образом с друзьями и партнерами по бизнесу не поступают. Дай бог, чтоб это было не так.
    АВЕРЬЕВ. – Свои догадки оставь при себе. Лучше сходи к докторам, и выясни истинное состояние своего здоровья.
    ТИЩЕНКО. – Конечно, я так и сделаю. Но, Верке больше не жить на белом свете. Тищенко позора своего никому не простит. Я тебе обещаю, что на одну проститутку в нашем городе станет меньше
   Тищенко уходит. Аверьев смотрит ему вслед.
    АВЕРЬЕВ. – (Говорит сам с собой). - Всегда такой, с виду смелый и решительный мужик, при первом, до конца не проверенном, сообщении о грозящей ему болезни, начал паниковать. Вместо того чтоб сразу же пойти в поликлинику и узнать истинное состояние своего здоровья, он впал в истерику. Такого малодушия, со стороны Виктора, я не ожидал. И этому трусливому человеку была предназначена моя месть. (Пауза). Итак, я остановился на кандидатуре Петра Аксенова.
    ГОЛОС СЕКРЕТАРШИ ПО ВНУТРЕННЕЙ СВЯЗИ. – К вам пришла Галина Тищенко.
    АВЕРЬЕВ. – (Отвечает по микрофону внутренней связи). Пусть войдет. (Разговаривает сам с собой). Наверно прямо говорить Галине о болезни мужа нельзя, потому что сведения мои еще никем не проверены. И скандал в семье Тищенко может быть преждевременным. Попробую намекнуть ей на возможные в ее жизни неприятности. И пусть она уже сама решает – что ей делать дальше?
    Входит Галина.
    ГАЛИНА. – Здравствуй бывший муженек. Зачем звонил? Соскучился по мне? Или поговорить не с кем?
    АВЕРЬЕВ. – Садись, есть серьезный разговор к тебе.
    ГАЛИНА. -  (Садится в кресло). И какой новостью ты хочешь меня обрадовать или огорчить?
    АВЕРЬЕВ. – Ты знаешь, что муж твой только сегодня приехал с Крыма после недельного отдыха там?
    ГАЛИНА. – Нет, не знаю. Мне он говорил, что поедет по делам в город Краснодар. Это, по-моему, где-то на Сахалине за полярным кругом. Но я не вникаю, последнее время в его дела. Все равно он постоянно врет, и верить ему нельзя.
    АВЕРЬЕВА. – Он был в Крыму не один, а с женщиной.
    ГАЛИНА. – (Крестится). - Слава тебе Господи! Ты с таким таинственным видом начал наш разговор, что у меня грешным делом закралось подозрение, о наличии у Вити любовника-мужчины.
    АВЕРЬЕВ. – Ты уже любовные приключения мужа с другими женщинами воспринимаешь как обыденное явление? И тебе все равно – где, когда и с кем он проводит все свое свободное время?
    ГАЛИНА. – Игорь, мне ничего другого не остается делать. Ну, разведусь я с ним, и куда пойду, и на какие средства жить буду? С его связями и деньгами он выиграет все наши, так называемые – честные, независимые и справедливые, суды. Меня лишат материнских прав на ребенка. Отберут жилье. Ни одно предприятие не возьмет на работу. Все друзья и знакомые начнут обходить, оставленную мужем женщину, десятой дорогой. И как тогда мне быть? И сын останется без материнской ласки. Это в лучшем случае. А в худшем – в него может появиться злая мачеха. Никуда ни денешься - нужно терпеть. Говорят - у мужчин на определенном году жизни наступает, так называемый, кризис среднего возраста. Тогда они мимо себя не  пропускают ни одной юбки. Остается только надеяться, что у моего теперешнего мужа когда-нибудь закончится этот бурный период его жизни, и тогда у нас наладится счастливая семейная жизнь, где всем будет хорошо: и мне, и ему, и нашему ребенку.
    АВЕРЬЕВ. – Тебе не позавидуешь.
    ГАЛИНА. – (Пауза). Ты что-то хотел рассказать о женщине, сопровождавшей Виктора в Крыму.
    АВЕРЬЕВ. – Да. Твой муж не знал, что она бывшая проститутка, и в Ялте представлял ее всем друзьям как свою новую возлюбленную. Один давний клиент женщины легкого поведения узнал в ней жрицу любви с окружной дороги, и выставил Виктора на посмешище.
    ГАЛИНА. – (Смеется). Тяжелый случай для Тищенко? У него бьющее через край чувство собственного достоинства, и происшествие с проституткой - страшный удар по его самолюбию. Не завидую бедной женщине: Виктор обязательно выместит всю свою злобу на ней. А он умеет это делать.
    АВЕРЬЕВ.- Почему же на спутнице вымещать злобу, а не на приятеле, задававшего коварный вопрос?
    ГАЛИНА. – Все, везде, всегда сгоняют зло на людях, которые не могут за себя постоять. И как мой благоверный перенес свой позор?
    АВЕРЬЕВ. – Я подробностей не знаю. Когда будешь идти домой, поговори на эту тему с моей секретаршей. Ира лично наблюдала -  как разворачивалась и чем закончилась скандальная история, с поездкой в Крым любвеобильного Тищенко. Ей есть, что тебе рассказать.
    ГАЛИНА. – Я вижу, ты в последнее время сплетничать начал. Это на тебя не похоже. Неужели сидячая работа возбуждает желание коллекционировать слухи? Говорят, против такой болезни помогает утренняя гимнастика.
    АВЕРЬЕВ. – Подожди делать выводы с нашего разговора. Дело в том, что, по некоторым моим данным, спутница Виктора, во время его поездки на юг ВИЧ-инфицированная женщина.
    ГАЛИНА. – (Испугано). Игорь, не пугай меня! Это достоверные сведения, или плод чьей-то больной фантазии?
    АВЕРЬЕВ. – Дать гарантию, что слухи на сто процентов правдивые  - не могу. Но мои слова, на всякий случай, прими к сведению. А как дальше ты поступишь – это уже твое личное дело.
    ГАЛИНА. – (Задумалась). Задал ты мне задачу.
    АВЕРЬЕВ. – Будем надеяться, что легко разрешимую.
    ГАЛИНА. – Как твоя личная жизнь?
    АВЕРЬЕВ. – По-моему, наладилась, если (плюет через плечо), тьфу, тьфу, тьфу ничто не изменится.
    ГАЛИНА. – Я рада за тебя. (Пауза). Тебе никогда не снится наша первая общая квартира, в которой мы жили сразу после свадьбы?
    АВЕРЬЕВ. – Нет, не снится.
    ГАЛИНА. – А я часто вижу во сне наше маленькое уютное жилье до мельчайших подробностей. И желтые штопаные шторы на окнах, и поломанное кресло в углу комнаты, и старенький телевизор на древнем комоде, и вазоны с кактусами и фиалками на подоконниках, и скрипучий диван. И кот Мурзик. Такое ласковое животное было. Каждый вечер забирался ко мне на живот и делал лапками массаж.
    АВЕРЬЕВ. – А огромный дворец Тищенко, в котором ты сейчас живешь, тебе совсем не снится?
    ГАЛИНА. – Тоже снится, только в каком-то странном, искаженном виде. Коридоры в нем извилистые, двери косо посаженные, под полом глубокие пустоты, где сыро, холодно и неуютно. 
    АВЕРЬЕВ. – А мне, в последнее время, снится только легковая машина Виктора, на которой он увозит с собой одну из моих сотрудниц.
    ГАЛИНА. – (Улыбается). – Страшней кошмар даже представить себе трудно. (Встает с кресла). До свидания. Береги себя.
    АВЕРЬЕВ. – До свидания. (Галина уходит. Аверьев смотрит ей вслед). И этой, измученной жизнью, женщине я пытался мстить. (Пауза). Итак, я остановился на  кандидатуре Петра Аксенова.
    Снаружи слышен шум. В кабинете появляется Анжелика. Ее безуспешно старается остановить секретарша.
    ИРА. – (Полным отчаяния голосом). Игорь Иванович, она ворвалась к вам без спроса. Я не смогла ее удержать!
    АВЕРЬЕВ. – Ира оставьте ее.
    Ира уходит.
    АНЖЕЛИКА. – (Поправляет кофточку). Ну, и цербер тебя охраняет! Совершенно не обучена хорошим манерам поведения. Наверно в школе двоечницей была. А мама с папой мало били.
    АВЕРЬЕВ. – А сообщить секретарше о своем приходе, и потом подождать приглашения: войти в чужой кабинет – тебя не учили? Может, я с кем-то разговариваю, или просто переодеваюсь.
    АНЖЕЛИКА. – (Садится в кресло). - Я, наверно, сяду. Устала за день очень, и потом говорят, что в ногах правды нет.
    АВЕРЬЕВ. – Да, да, конечно, садись! Ты точно знаешь – где, правда.
    АНЖЕЛИКА. – Игорь, не сердись. Ну, сообщили бы тебе, что я пришла, и ты сразу распорядился бы выставить меня на улицу, даже не поговорив со мной.
    АВЕРЬЕВ. – Балаболка, рассказывай – зачем пришла? Только, пожалуйста, как можно – короче. У меня, знаешь ли, есть еще свои дела.
    АНЖЕЛИКА. – Зачем пришла? Зачем пришла? Долг тебе принесла. (Кладет на стол конверт с деньгами).
    АВЕРЬЕВ. – Оставила б его в секретарши.
    АНЖЕЛИКА. – (Возмущенно). - Доверить деньги секретарше? Ты в своем уме?
    АВЕРЬЕВ. – Так проще всего сделать.
    АНЖЕЛИКА. – (Поучительно). Деньги, Игорек, через третьих лиц не передают.
    АВЕРЬЕВ. – (Удивленно). – Почему?
    АНЖЕЛИКА. – Они могут бесследно исчезнуть.
    АВЕРЬЕВ. – Моя секретарша довольно обеспеченный человек, и присваивать чужие деньги ей незачем.
    АНЖЕЛИКА. – Ой, ой, ой! Я знаю людей намного богаче твоей Иры, и видел бы ты – как они воруют продукты в супермаркетах.
    АВЕРЬЕВ. – Спорить с тобой – только время терять. Если не секрет, откуда деньги у тебя?
    АНЖЕЛИКА. – Это лето я провела в Крыму, где общалась с богатенькими, добрыми и щедрыми дяденьками.
    АВЕРЬЕВ. – И Веру Даниленко там видела?
    АНЖЕЛИКА. – А как же! Она была в Ялте с твоим приятелем. Зачем ты ее передал ему? В карты проиграл?
    АВЕРЬЕВ. – Как это – в карты проиграл?
    АНЖЕЛИКА. – Ой, Игорек, только не делай круглые глаза, а то квадратных вещей не увидишь. Вы же, мужики, одноклеточные существа. Вы с нами, женщинами, еще и не такие мерзости творите.
    АВЕРЬЕВ. – (Печально). - Я одноклеточное животное.
    АНЖЕЛИКА. – (Внимательно смотрит на Аверьева). -  Ты лучше других. Ты не одноклеточное, а двухклеточное животное.
    АВЕРЬЕВ. – (Грустно улыбается). - Спасибо, дорогая, что вознесла меня на более высокую ступень умственного развития по сравнению с другими мужчинами. Век буду благодарен. 
    АНЖЕЛИКА. – Я могу и не такое сказать, лишь бы ты не падал духом, и остался довольный сам собой
    АВЕРЬЕВ. – Не ты ли сообщила своему клиенту в Ялте, что Вера – твоя подруга по профессии?
    АНЖЕЛИКА. – Как такая глупость могла прийти тебе в голову? За кого ты меня принимаешь? Я же ни какой-нибудь беспринципный бизнесмен, а честная продажная женщина и профессиональная солидарность для меня не пустой звук. Разоблачил Веру ее давний клиент, чтоб тем самым унизить твоего приятеля. (Смеется). Видел бы ты как он с высокомерного гуся, в одно мгновение ока, превратился в мокрую курицу. Пойду я наверно, Игорек.
    АВЕРЬЕВ. – Счастливого пути.
    АНЖЕЛИКА. – (Встает. Роется в кармане кофточки). Ой, Игорь, я забыла дома свой кошелек. Одолжи пару рублей на дорогу, а то придется идти пешком. А это так далеко. Пожалей мои ноги.
    АВЕРЬЕВ. – (Роется в конверте с деньгами. Достает сторублевую купюру). На, возьми. Отдавать не нужно. Сегодня у меня большой праздник, и поэтому я такой добрый
    АНЖЕЛИКА. – День рождения у тебя? Или твои соседи закончили капитальный ремонт в своей квартире?
    АВЕРЬЕВ. – Нет. Меня ждет вечером торжественный ужин с любимой женщиной, со свечами и шампанским.
    АНЖЕЛИКА. – И кто она?
    АВЕРЬЕВ. – Это секрет.
    АНЖЕЛИКА. – Тогда я выпью сегодня за твое и ее здоровье. И за обоюдное согласие между вами всегда и во всем до конца дней ваших. Ты же с дамой своего сердца веди себя культурно. Не хами так, как мне хамил когда-то. Купи ей цветы. (Встает, держа перед собой руки).  Нет женщин, равнодушных к сказочно богатому разноцветью даров богини Флоры. Я, например, без ума от алых роз. Какое это блаженство все время смотреть на них. Мужчину, который преподнесет мне огромный букет алых роз – я сразу полюблю. И до смерти зацелую.
    АВЕРЬЕВ.- (Машет в сторону Анжелики двумя руками). Иди, иди, иди и не возвращайся.
    АНЖЕЛИКА. - (Уходит. По дороге говорит сама с собой). Честное слово - Игорек не двухклеточное, а трехклеточное животное. И такой милашка. 
    АВЕРЬЕВ. – Итак, я остановился на кандидатуре Петра Аксенова. Человек он не глупый, имеет высшее образование, на производстве числится давно, успешно руководил несколькими отделами фирмы – пусть поработает на моем месте немного. (Говорит по микрофону внутренней связи). Ира, вызовите мне, пожалуйста, по громкой связи Петра Владимировича Аксенова.
    Аверьев начинает сортировать бумаги на столе. Входит Аксенов.
    АКСЕНОВ. – Вызывали, Игорь Иванович?
    АВЕРЬЕВ. – Да. Садись. У меня к тебе есть разговор.
    АКСЕНОВ. – (Садится в кресло). - Я вас слушаю.
    АВЕРЬЕВ. -  Петя, мне нужно на длительное время выехать на лечение за границу. И я хочу оставить тебя на фирме вместо себя.
    АКСЕНОВ. – (Смущенно) - Как-то неожиданно, Игорь Иванович. Мне бы поработать немного в качестве стажера.
    АВЕРЬЕВ. – Тебе что-то мешает согласиться с моим предложением? Или ты боишься браться за новое для себя дело?
    АКСЕНОВ. – Нет, нет, нет. Мне очень хочется попробовать себя на ответственной работе, но я боюсь на первых порах наделать много ошибок.
    АВЕРЬЕВ. – (Протягивает Аксенову листок бумаги). Вот номер телефона, по которому ты можешь обратиться ко мне, всегда - когда тебе понадобится помощь. Только давай сразу договоримся: номер этого телефона кроме тебя никто не должен знать. (Говорит по микрофону внутренней связи). Ира зайдите, пожалуйста, ко мне. (Обращается к Аксенову). Я думаю – ты оправдаешь мое доверие. С тебя, по моим наблюдениям, должен получиться толковый предприниматель.
    АКСЕНОВ. – Буду стараться. А что у вас за болезнь, и в какую страну вы намерены ехать лечиться? Мой дальний родственник владеет частной поликлиникой. Я могу попросить его – обследовать вас.
    АВЕРЬЕВ. – Спасибо за желание помочь. Но у меня за границей есть хороший знакомый врач. Я в него постоянно лечусь.
    Входит Ира.
    ИРА. – Я вас слушаю, Игорь Иванович.
    АВЕРЬЕВ. – Подготовьте приказ, о назначении Аксенова Петра Владимировича временно исполняющим обязанности управляющего фирмой.
    ИРА. – Слушаюсь. (Уходит).
    АВЕРЬЕВ. – (Обращается к Аксенову). Никаких наставлений делать я не собираюсь. Работа сама покажет – что и как тебе делать.
    АКСЕНОВ. – Спасибо Игорь Иванович за…
    АВЕРЬЕВ. – Петя, давай обойдемся без многоглаголания. Подумай, лучше, о том, что ты завтра будешь говорить на совещании своим новым подчиненным?
    АКСЕНОВ. – (Встает с кресла). Я пойду готовиться к завтрашнему дню.
    АВЕРЬЕВ. – Конечно. Желаю успехов.
    АКСЕНОВ. – (Уходит. Говорит сам с собой). Что-то не похож Игорь Иванович на больного человека. И держит в тайне страну – куда хочет ехать лечится. Что-то темнит мой начальник. Но мне-то все равно. Попробую поруководить большой фирмой. А там гляди, и собственным бизнесом займусь.
    АВЕРЬЕВ. – (Пауза. Говорит сам с собой). - Вера, я иду к тебе.
   
                ЗАНАВЕС.