Предновогодняя сказка из жизни консервированных продуктов
(Случай, произошедший в домашней кладовке)
Первый кто нарушил тишину, была банка маринованных огурцов. Нет, она ничего не сказала, лишь издала звук похожий на стон, и это не было обращение к своим соседям. Чуть слышный стон перешел в натужное кряхтение и тяжелое дыхание.
- Что это с вами сосед? Участливо обратилась большая банка ассорти, маринованных помидор и огурцов, в собственном томате с уксусом. Она стояла рядом с огурцами, сквозь щелочку в кладовке освещенная солнечными лучами света, несмотря на тесноту, казалась невозмутимой, весело поглядывала на соседа.
– Дааа, протяжно простонала банка, - тяжело матушка, напихали огурцов под самое горлышко, трудно дышать, будто селедку в бочку, тяжелым вздохом произнесла банка огурцов.
- А, что вы имеете против селедки и, что вы знаете каково селедкам в бочке? Раздраженно, чуть скрипучим голосом спросила со второй полки банка «Иваси».
- Это я образно выразилась, для примера, виновато сказала страдающая банка огурцов. Большая банка «Иваси», бланшированная в собственном соку в душистом заморском масле, не удовлетворилась тоном извиняющихся огурцов в маринаде, домашнего производства.
– Нужно быть чуточку повежливей, немного думать, когда примеры образные ставить. Ума то, для этого совсем не много нужно. Иваси, укоризненно посмотрела на банку с огурцами, еще хотела что-то добавить, но услышала нежный голосок.
- Да, что это с вами соседи? В перепалку вмешалась новенькая баночка ананасового компота с мякотью. Ей предстояло впервые появиться на столе, хоть она содержала в себе заморский продукт, была российского производства. Небольшую баночку всю перепирало от счастья, ей казалось, что спор неуместен, тем более скоро такой праздник! Скромно стояла на верхней полке и уважением поглядывала по сторонам, но больше всех она обращала внимание на трехлитровую, несколько необычную банку с маринованными опятами. Большая банка опят и в самом деле была необычной. Чуть ниже стандартной, зато много шире, в нее вмещалось не положенные три впритык, гораздо больше трех литров воды. Толстое с зеленым окалом прозрачное стекло придало не только красивую внешность, но и качество. Рожденная в печи, в двадцать седьмом году, заводской штамп с гербом и молотом лишь подтверждал ее солидный возраст. Нэпманша, так за глаза звали эту банку, была самой старшей, и ей было не впервой праздновать Новый Год. За долгие годы служения, знала многие другие праздники, даже которые уже давно никто не помнит. Прожила много лет, помнила не только счастливые, но и долгие годы невостребованности, когда не только консервировать людям не было что, но и есть. Одно время служила тарой для керосина, и что только в нее не вливали, чем только не отмывали. Каким чудом дожила до сего дня, одному богу известно. Помнила веселые времена НЭПа, когда еще настоящие господа, соскучившиеся по хорошей жизни, умудрялись ее закатывать по нескольку раз в год. А однажды, вместо арбуза в нее влили настоящий французский коньяк и шампанское. До сих пор помнила вкус крюшона, в который нарезали откуда-то привезенный маленький арбуз. Господа перепились, еще немного хотели идти бить коммуняк. Под утро сами большевики объявились, ну и кутерьма началась, стрельба, мордобой, как только в тот вечер она смогла уцелеть, уму непостижимо. Видно мастера постарались, закалили на совесть. Попала она в этот дом уже после войны, впервые ее закатывала бабушка, потом мама, нынешней бабушки. Хорошо помнила нынешнюю хозяйку, когда та еще носила смешные, торчащие во все стороны косички, на непослушных волосах. Худенькая и тонконогая Маришка, шумная и веселая девочка, а ныне дородная бабушка Мария Васильевна тоже любила старую банку, относилась к ней бережно. Всегда закатывала ее с самым ценным и качественным продуктом. Банка оглядела кладовую с неодобрением, в былые годы застоя полки ломились от изобилия. Как правило, все банки были трех, реже двухлитровые. Хозяева норовили закрывать большие банки, повместительней. Время острого дефицита требовало особой сноровки и бережливости. Она слышала, как люди говорили.
- Кругом ничего, а у каждого дома есть все. Теперь все иначе, большая часть консервов если не заморская то и вовсе заводская. Да и банки какие-то недорезки, и размеров таких не было, сплошной импорт, а консервантов, сколько напихано, иной раз и слова сказать не могут, качества никакого, убитый продукт. Мысли большой банки с опятами перебили маленькие баночки, теперь уже заморских шпрот.
- А нам и в тесноте, пре-кра-а-сно, пропищал две маленькие баночки прибалтийских шпрот.
- В пахучем масле, так приятно... – Баночки еще хотели что-то сказать, но вдруг услышали грубый голос.
- О чём базар? – Грубый голос послышался откуда-то сверху. Все вдруг обратили внимание на затесавшуюся сбоку, на самой верхней полке, пол-литровую бутылку початой водки.
– Фу, брезгливо сказала баночка, зеленый горошек, – ну и вонище. Вы бы рот, то есть горлышко, свое не открывала, а то тут всех удушите своей вонью. Водка кривой усмешкой взирала сверху на своих соседей, глумливо улыбалась.
– Молчать, мелкота, сиплым голосом вымолвила водка.
- Ты на себя погляди, зелень недозрелая. Чему-то, усмехаясь, наглая бутылка, самовлюбленно огляделась по сторонам, так и не выбрала к кому пристать, вновь повернулась в сторону горошка.
- А ты чё крышку приплюснутую воротишь, - дристофан? - злыми глазами уставилась в банку горошка.
– А вы не очень-то, оскорбляйте, - хамка. Интеллигентная баночка горошка была страшно возмущена, ее всего трясло от наглого поведения водки. Оглянувшись по сторонам, обратилась, за помощью, к рядом стоящим соседям.
- Вы только посмотрите, затесалась паразитка початая, в приличную компанию и еще глотку дерет. И почему крышка приплюснутая? – как у всех. Ты лучше на себя посмотри, у тебя, ее вообще нет, затычка бумажная для вида. Горошек со злостью посмотрел на бутылку водки, не услышав слов одобрения от соседей, продолжил.
- Я, между прочим, не только, зрелый, но имею пикантный вкус, ко всему, украшаю собой любой салат. Рядом стоящая нарезанная на кубики баночка морковки, вторила горошку.
– Все правильно, все правильно, мы с братцем горошком самая вкусная холодная закуска, без нас не обходится ни один салат, а тем более, любимое блюдо всех народов постсоветского пространства - оливье.
- Чего, чего? Со всех полок раздались возмущенные голоса. Огурцы, помидоры, маринованные баклажаны, патиссоны, селедка и даже лежащая в бумажном пакете сухая слива, та тоже подала свой голос. Всех раззадорило утверждение морковки.
- Ан-ну, кончай базар. Бутылка водки, грозно гаркнула на всех.
- Чего галдите? - нагло, оглядела притихшую компанию, медленно по слогам, с явным призрением, промолвила.
- За-ку-ска. – За-ку-ска вы все, сказала бутылка, попыхивая из-под газетной затычки, одаривая соседей сивушным запахом.
- Чего галдите, чего орете? Совсем забыли, что все вы всего лишь приправа к водочке. Бутылка, гадко ухмыляясь, нежно погладила себя по животу. Победно оглядев притихшую компанию, сменила грозный рык, нарочито, елейными интонациями продолжила.
- Эх, друзья мои, водка, от удовольствия закатила глаза, - под водку, каждый из вас идет как надо, а в сухую, какой из вас толк? Даже, если повару блюдо не удастся, под водку, любое… - Она хотела сказать неприличное слово, но вдруг осеклась, - все сойдет…
- Ну не скажите, скромно стоящая в углу, банка с кабачковой икрой, не согласилась с выводом водки.
- Если ваше пойло постоянно употреблять, то и не вырастет ничего, вы же для человека форменный яд. Он же как, перепьет, валяется и не работает, недопьет, злющий, на весь белый свет. А какая со зла работа? По любому вы яд, вот и выходит, никакая от вас польза… - Она смело посмотрела на возмущенную бутылку, не обращая внимания, на угрожающие гримасы, продолжила.
- Не будь нас, как вы говорите закуски, людям от вашей отравы, было бы худо.
- Да, да, это точно, сказали соленые огурцы, они считали себя самой важной персоной по части закуски, особенно после принятия алкоголя. Им вторили маринованные помидоры, считавшие себя ничем не хуже огурцов, и даже маленькие шпроты.
– Худо, худо, дружно пропищали рыбные консервы. Скромно стоящая литровая банка соленых огурцов, по особому рецепту, не принимала участие в споре, казалось, она захмелела от рядом стоящей поллитровки. Наконец, открыла рот, подбирая, словно вспоминая, слова, одновременно удивляясь своей возможности говорить.
- А-а-а, я вот эксперимент деда, хренов, во - гад ползучий. Вы только поглядите, пока бабка закатывала другие банки, он в меня влил грамм пятьдесят водки. Говорит, - рассол будет классный, на опохмелку. Видите, банка показала на свой бок, рядом с аккуратным подчерком бабки, дата засола, стоял корявый крест. Это дедова метка, совсем мне хреново, уж скорей бы… - Она еще хотела что-то сказать, но ее прервали. На этот раз, перебила хмельную банку огурцов, заговорила банка с фаршированными овощными голубцами не принимающая участие в споре, она томно подняла глаза и обратилась к водке.
– И вообще, чего вы тут делаете? Тут и без вас тесно. Взгляните, видите, что у нас тут собралась приличная компания, вам здесь делать нечего…
Водка не нашлась, что ответить, почему-то поглядела на дно кладовки, увидев стоящие бутылки.
- А эти вон, что в низу кто? Внизу стояло четыре бутылки импортного шипучего вина, они слышали весь разговор, но не вмешивались, тем более ничего не понимали. Соседи, косо посматривали на бутылки, и даже пытались их разговорить, но бутылки стояли молча. Понемногу соседи стали подозревать, из двух или даже из трех одно. Или они ни бельмеса не понимают, или газы, так расперли бутылки, что те потеряли дар речи, или и, не понимают ничего и газы. Соответственно, по всем причинам потеряли дар речи.
- А, а, а, эти, со смехом сказала баночка с морковкой, - да они же бедняжки почти что немые. Не дай бог рот откроют, всем нам мало не покажется. Морковка глупо хихикнула, но никто ее не поддержал.
- Вот!!! - не с того не сего сказала водка. Соседи вновь посмотрели на водку с укоризной. Водка оглянулась, так и не найдя хотя бы одну нейтральную банку. За время общения, в компаниях пьющих мужчин, изрядно употребляющих горячительные напитки, она не умела говорить нормальном языком. Скорее всего, везучая бутылка, не раз и не два, была разлита и опустошена в соответствующей компании. Она не говорила матом, мат стал языком общения, дешевая водка, для народа, никогда не выставлялась на полку. Она никогда не была в приличной компании, не привыкла говорить нормальными словами, мат из связки, превратился в речь, на нем она бойко изъяснялась со своими подружками по ящику. Оказаться в компании трезвых консервов, было непривычно. Насупившись, косо поглядывала на разномастную компанию, не знала, то ли послать их всех или, помолчать, на всякий случай. Немного смущаясь, ожидая услышать отпор, чуть извиняющимся тоном, удивляясь своей интеллигентности, решилась ответить, тщательно подбирая слова. Со стороны было хорошо видно, как она подбирала слова, из последних сил успокаивала себя, чтоб окончательно не сорваться, наконец, обратилась к соседям.
– Да, я и сама понимаю, не фиг мне тут делать, больно нужны вы мне, это дед меня от своей бабки спрятал. Только горлышко откупорил, встал в позу горниста, только и успел пригубить, а тут старая прет, вот он меня со страху и спрятал в кладовку. Эх, блин, не повезло старику.
- Ой, сказала фасоль – а, вдруг он забудет, тогда мы все тут задохнемся. Бутылка водки рассмеялась.
- Ы - Ы, это меня дед забудет? Ты чего мать, белены объелась или с полки свалилась? Показала фасоли общепринятым жестом, что у нее не все в порядке с головой. Для верности, постучала по блестящей крышке. Пока баночка фасоли стояла в раздумье, толи ответить, толи отвернуться от наглой хамки, бутылка с водкой не отвязывалась.
- Ну, ты блин даешь, то ли в восхищении, то ли дивясь наивности баночки фасоли, промолвила бутылка водки.
- Да он скорее свою бабку забудет меня, блин, забудет. Я, между прочим, не самопал какой нибудь, отличный заводской продукт. А если вы тут все же задохнетесь, так не по моей вине, а вот. Водка показала на лежащую рядом длинную и тонкую, похожую на змею, колечко полусухой колбасы. Бутылка, хмыкнула носом и нарочито елейным голосом сказала.
– Ничего, ля, часика через два, в такой духоте вы почувствуете легкое недомогание…
- Глупости, сказала, стоящая рядом банка маринованных патиссон.
– Колбаска ничего, запах приятный, достаточно сухая, если и начнет попахивать, то не далее как завтра. Это не какая нибудь иностранная колбаса, наша отечественная такой, не отравишься. А деда я знаю, не в первый раз в маринаде, этот свое удовольствие не пропустит, это уж точно. Баночка кабачковой икры, считалась народной закуской. Она не однажды присутствовала за распитием дешевого пойла. Хотелось произнести целую речь о вреде распитии алкоголя, особенно на стройке.
- Люди они как, как перепьют, так идеи перепирают и на подвиг тянет. Хуже, когда начинают спорить. В прошлом году мужики на спор бросали молоток с 12 этажа, у кого быстрее долетит, погиб начальник по технике безопасности. Две недели каким-то боком оказалась в вещдоках, такого наслушалась. Ее история меркла перед дурью других людей, что только стоит история про расстрелянного петуха из табельного оружия, одним жмуримом и тремя тяжело ранеными. Мордобой на 40 лиц с тремя жмуриками, с тяжелоранеными, вследствие применения столовых принадлежностей. Так писалось в протоколе в отделе милиции, из-за неправильно разлитой каким-то хмырем самопальной водки. Самое странное в этой истории хмырь не пострадал. Но слушать истории про людей никто не хотел. Баночка обиженно насупилась. А в это время паттисон повернулся к соседке, изящной баночке с широким горлышком, в иностранных наклейках, удивляясь ее красотой, и спросил.
– А вы соседка кем будите?
- Ам, не понимайт, я ест иностранный продукт. Изящная баночка свысока посмотрела на толстую соседку, хоть ростом была чуть ниже, с явным пренебрежением отвернулась.
- Но, вы ведь поняли, что я вас спросил, вежливым надрывом произнесла банка паттисон.
- Поэтому будьте любезны ответить. Паттисон был задет пренебрежительным ответом иностранки, ему очень хотелось дать подзатыльник красиво украшенной баночке. Еле сдерживая себя, вновь обратился к иностранной баночке. Баночка паттисон явно страдала раздвоением личности. Впрочем, как все банки, в какой то мере страдали от содержимого, мужского рода, некоторым не везло больше, чье содержимое было среднего рода. Много зависело от рассола и перца, а вот этого в патиссоне было предостаточно. Двухлитровая банка, тоже старожил, хоть и много моложе трехлитровой банки, чему немного завидовала. Впрочем, она не считала себя ущербной, тем более, трехлитровая банка никогда не выпячивалась, вела себя как старая и мудрая черепаха. По праву старожила заправленная крутым рассолом с душистым перцем банка паттисон испытывала давление содержимого.
- Тут милая эй, как вас там, - приличная компания, натуральные продукты, штучный товар, один в один, а не какая нибудь химия. Это вон там, он пренебрежительно показал на соседнюю полку, на которой преобладали иностранные консервы. Они стояли молча, смиренно ждали, а может и не ждали, когда хозяевам потребуется содержимое. Консерванты сделали свое дело, редкие соседи отечественного производства по глупости завидовали красивым этикеткам. Но разговорить соседей не могли, да и что с них взять, не понимайт и, тьфу – сплошная химия… - Паттисон грозно подвинулся к баночке.
- Нечего нос воротить, а то, ненароком можно и вниз свалится. Двухлитровая банка паттисон, недвусмысленно подвинулась чуть ближе. Иностранец, понял, что с такой массой ему не справится, поэтому, подбирая слова, стал объяснять негостеприимному соседу, что он и откуда.
– А-эм, продукт Великобритания, место изготовка ин Шотландия, а -эм, пикантный продукт, выведен метод селекция. А-эм, подавайка на стол как отличная закуска к пиво.
– А кто сам из себя будешь? - не унимался сосед.
– А-эм, понятно говорить, а-эм, продукт селекция, родственник, лукообразных. Патиссон задумчиво посмотрел на ярко окрашенную банчку, вглядываясь в содержимое, задумчиво промолвил.
- Я то думаю, на кого ты похож, а ты просто мелкий лучок, так бы и сказала, не кондиция по-нашему. Выбросить жалко, вот и решили в банку все, что осталось запихать, наклеить красивую этикетку и продать доверчивым русским людям. Вот блин страна до чего докатилась, всякую гадость тащат. Паттисон с жалостью посмотрел на раскрашенную банку, обращаясь ко всем, голосом известного политического деятеля в России, господина Жириновского.
– Вы только поглядите, вот гады иностранцы, насобирают всякую гадость, наделают баночек с ноготь, оклеят как елку и продают нашему брату как деликатес. Думают, что раз наш народ позволяет иметь правительство, которое его имеет, значит, и он может поиметь нас, тоже. Что блин творится? - травят народ, ты посмотри кругом рожи, одна другой уродливей, голова, живот, жопа. Генофонд подорван, лучших баб увозят из страны, теперь все кто остались, неудачники и идиоты, должны травятся иностранным дерьмом. А платят за это еще больше чем за отличный, отечественный продукт, где и химии нет никакой. Да где же нам взять деньги на химию? Как это надо же нас так угораздило? – Это гадость я вам скажу, тьфу, вот хитрющие паразиты… - он хотел продолжить, но на него зашикала толстая, трехлитровая банка ассорти. Она встала в позу борца Сумо, казалось, набросится на новоявленного Задорного, выступающего голосом Жириновского. Воспользовавшись замешательством, иностранная баночка с соленым лучком возмущенно посмотрела на соседа.
- Но, но, но, не смейт, так говорит, ай-эм ест продукт селекция, пол мира меня кушайт и никто не сказал гадость.
- Да, да, дружно вторили иностранцу, шпроты и банка Иваси из Прибалтики.
- Всегда эти местные такие заносчивые, вот были времена, все подметали, а теперь, нос воротят. Тоже нам, подумаешь, не нравится, нечего нас покупать, мы и у себя на родине не пропадем.
- Вот-вот, действительно, не унимался паттисон, какого рожна было привозить всякую гадость, что у нас своей селедки мало. Патиссон, попытался что-то сказать, но со всех сторон на него кричали.
- А, мы не селедки, не селедки, шпроты возмущенно стали шуметь.
– А, ну цить, мелюзга. Видно в банке паттисон перец взыграл, от возмущения помутился рассол. Банка паттисон грозно оглядела притихшую компанию.
- Чего орете, теперь голосом Задорного заорал Паттисон, - качества никакого, не впервой слышу. Не раз за столом говорили, что когда Прибалты были в составе СССР, качество было совсем другое, а сейчас, не шпроты – тьфу, сплошная гадость. Тут Паттисон увидел возмущенную банку Иваси.
- А Иваси? Иваси были супер, спинка к спинке, плотненько, вкусненько, а сейчас, что килька тридцатикопеечная… - Не дав прервать себя возмущенной банке Иваси.
- Раньше Иваси, стоили 70 копеек, потом рубль, да ладно, зато качество было отличное. А сейчас, чуть ли не доллар, а качество на один цент. Победно оглядев притихшие шпроты и поникшие Иваси, не выйдя из роли, тем же голосом, продолжил.
- И вообще, эти все сволочи демократы, всякую гадость норовят ввезти и продать одураченным гражданам России. Мы вот все говорим – тупые американцы. И, чем же они тупые, если за наши природные ресурсы, любую гадость могут нам всучить? И, что они блин придумали, у них доллары, тьфу, бумага, стоит 3 цента за 100 долларовую купюру, а у нас нефтедоллары, тонны нефти за пол кило бумажек. Так кто тупой? Может, забыли, как в прошлом году бабка купила банку американской тушенки. Все блин, нарадоваться не могла, что дешево, хорошо хоть через два дня одна банка взорвалась. Забыли, что за вонь была, да вы ж сами возмущались больше всех? Неделю проветрить не могли, – а ведь могла бы несчастная отравиться. Хорошо хоть внучка понимала по английски, банка победоносно оглядела компанию, убедившись, что ее слушают.
- И, что оказалось? - фирма Буфалло, предлагает натуральный продукт для собак, срок изготовления 96, срок годности, год. А купила его бабка как тушенку, для людей, в 2008, - во, б, гад. А ножки Буша… - Не на шутку разошедшийся паттисон хотел, было что-то добавить, но его перебила банка ассорти.
- Че праздник? Может, вообще последний раз гуляют. Вон смотри, что есть будут. Во, читай. – Ши-та-ки.
- Да, ситаки, ситаки пропела баночка с грибами.
- Вишь, полипы с дерева. Сожрешь парочку и кырдык.
- Вы это прекратите, праздник на носу, сказала большая банка помидор-ассорти, она весело поглядывала сверху на всю компанию.
- Мы что люди? - политика, не наше дело.
- Я вот ассорти, она со смехом потрясла своим телом, все увидели, что в ладу и согласии в большой банке плавали огурцы и помидоры. Было видно, что им не было тесно, помидорки, один в один и стройные огурчики, весело поглядывали на соседей.
- Вон поглядите, во мне помидорки из Херсона, а огурчики наши, подмосковные. Все дружненько рядочками уместились, и нет никаких проблем и территориальных вопросов. Перчик, для пикантного вкуса может, тоже наш, а может, иностранец усушенный, ничего не соображает. Да разве это важно, Бог, его знает, откуда он, да и откуда все, что в банки насуют. Все это не важно, главное, чтоб мы все мы были вкусные, вот за это нас любят, не успеют открыть, денек и пусто. Рядом стоящая банка компота абрикос, согласно кивнула головой.
– Какая разница, в ком какая начинка, о чем вообще спор. Я вот содержу в себе крымские абрикоски, а Крым, хоть и Российские земли, уже давно заграница. А, вы что скажете соседка? Она обратилась к невысокой баночке клубничного варенья. Но баночка не ответила на обращение, в ответ лишь глупо улыбалась.
- Ты, что не видишь? Большая банка маринованных огурцов, стоящая с другого бока от баночки варенья показала характерным жестом у виска, для убедительности постучала по съехавшей с горлышка тусклой крышке.
- Она же того, уварилась бедняга, вон и крышка съехала, вовсе не закрывается, ничего не соображает, балда балдой. А теперь внук повадился пальцем ковырять, та и вовсе засахарилась…
- Да, да, этот внук он такой, такой сорванец, все лазит без спроса, может и перевернуть тут все. Банка фаршированных перцев, стояла на полку ниже, кивала блестящей крышкой и все приговаривала, как заведенная.
– Это такой неряшливый мальчишка, всегда дверь оставляет открытой. Баночка перцев еще бы с удовольствием покивала, она знала и гордилась, что у нее самая блестящая крышка, но тема была исчерпана. Никто ничего не говорил, и не с кем было соглашаться. Баночка фаршированных перцев стояла почти посреди полки, как раз там, где примыкали две половинки дверей в кладовую. Неплотно закрытые двери образовали щель, в которую из комнаты прорвался солнечный лучик. Он как раз попадал на баночку и отражался от блестящей крышки. Больше всего баночке фаршированных перцев хотелось поиграть с лучом, но она не могла просто так позволить себе ребячество в такой солидной компании. Все молчали, баночка незаметно вздохнула с сожалением, удовлетворившись самим фактом, отражала солнечный лучик.
Сбоку примостилась небольшая баночка с фаршированными голубцами, слева от нее стояли две банки грушевого компота. Они косо поглядывали друг на друга и не принимали участие в разговорах. Одна смотрела на другую, не говоря, ни слова понимали, что вот-вот придет какое-то время, и они выстрелят. Они бы уже давно выстрели, но каждая из банок зорко следила за другой и не хотела выстрелить первой.
В это время, Паттисон, поддался в сторону фаршированного перца, и нечаянно столкнулся с литровой баночкой маринованной капусты.
- Чего ты такая агрессивная, к патиссону обратилась маленькая баночка маринованного чеснока. Баночка чеснока смотрела на паттисон свысока, она стояла на полку выше и совсем не боялась большой банки агрессивных паттисон.
- Смотри, от злости не тресни. Паттисон огляделся по сторонам, не сразу понял, откуда получил наглое обращение. Наконец понял, что говорил кто-то сверху.
- А ну, раз такой смелый, спустись сюда, грозно обратился паттисон. Чё, блин, боишься, точно как и ваш грузинский президент, можешь тявкать только издалека, а как, что в кустики…
– Сам поднимайся, раз смелый я, между прочим, российский продукт, Кубанский чеснок, а приправа, рецепт и специалисты из Армении, понял, да? И, нечего меня грузином называть. Паттисон не унимался.
- Что блин братцы делается, - одна нацепила на себя хлебобулочные изделия, перекривляя политического деятеля, самостийной Украины, продолжил, коверкая слова, Юлии Тимошенко.
- Братья сестры, ратуйте, дывытесь щё цэ робиться, москали хохлов бьют… Ми тыльки три литра бензина узяли, чтоб до роботы добратыся, а нам кажуть вкралы на сотни миллионов долларив. А газ? Ну, який газ? Купляють по-дешевке у Туркмении и по спекулятивной цене толкают нам. Спекулянты клятые… - Закачали в якись дырявые шахты, а кажуть мы узяли. Ну, що за люди такие, ниякой совести нема, як жеж с ними можно робыты…
- Другой, сучий сын, американская подстилка… - генацвали обдолбаный…- Родину свою за тридцать долларов продал… - И, вообще, что делается? Одному, разве что колхозом кировать – нет, мало, ему государство подавай. Второму подглядывать и подслушивать – так ему Великой страной править. Вот поэтому и у нас всякая начесть, завелась, как на собаке блохи. Вон всю кладовку гады оккупировали. Теперь уже голосом Михаила Задорного продолжил, но договорить Паттисону не дал чеснок.
- Прекрати молоть чушь, еще не хватало, чтоб овощи с фруктами передрались. Ми что мы люди? Да? Сам политик обдолбаный, еще не хватало, чтоб в нашей кладовке территориальных споров не было. Да. Правилно ассорти сказала, ми не люди и нэ наше дело политику разводить. Чеснок завладел вниманием, продолжил.
- Так вот господа, что я хочу сказать по существу. Я, можно сказать, как и люк, пикантный продукт. Рецепт, правда, армянский, и может, немножко даже и грузинский, ну и что, да. Уже не обращая на что-то недовольно бурчащего соседа снизу, продолжил.
- Эй, Генацвали, братья, сестры, да, чего вы накинулись на люк, подумаешь, невидаль. Ми всэ братья и состры, нам нэ зачем сорится, мы нэ должны походить на лудей. Это не наша проблема, Херсон - Мерсон, Крим – Мрим, далное или блыжнее зарубежье. Какое нам дэло кто у кого что ворует - да. Чеснок обратился к стройной баночке заморского продукта.
- Люк, я мэжду прочэм, слышал, где-то, уже толко нэ помню, когда и где, тоже неплохая закуска, - да.
- Не люк, а лук, поправила баночка квашеной капусты.
- Я же говорил, все равно чурка, добавил патиссон.
- Сам чурка. Чурка, мэжду прочем – палэно, это, кусок от бревна, что в пэчку кладут. Чеснок вновь повернулся, обращаясь к стоящей рядом баночке квашеной капусты.
- Не важно красавица, люк – млюк, ты ведь меня поняла, - да? Я вот, маринованный чеснок, первый на столе, а веду себя скромно, совсем не выпячиваюсь.
– Чего-чего? Протяжно спросила стоящая сверху большая банка соленых огурцов.
- Чурек ты, а не первый, вторил ей паттисон, он был зол на чеснок, ему здорово хотелось добраться до наглого коротышки.
- Нет дорогой, чурек, это хлеб, лепешка такая, тоже Кавказская, между прочим. Баночка чеснока оценила свое местоположение, до откровенных врагов, главным из которых она считала банку паттисон, было далеко. В соответствии с этим чеснок смело отстаивал свое мнение, совсем не считаясь, что кому-то это мнение может, не понравится.
– Я, между прочим, баночка гордо ударила себя в бок.
– Я самый пикантный, неподражаемый вкус и аромат. Все мужчины меня обожают, даже женщины любят, хоть и опасаются, но едят, с большим, понимаешь, удовольствием. Шум, поднятый недовольными соседями, был небрежно проигнорирован. Чеснок демонстративно не обращал внимания на возмущенных соседей.
- Хотите знать, почему я особенный? - спросил чеснок. Неожиданно всем захотелось услышать, все вдруг замолкли и в напряженной тишине, послышался вкрадчивый голос маринованного чеснока.
– Потому, что любят вкус, потому женщины, едят украдкой, хоть и боятся дыхнуть на своего любимого. Баночка морковки нарезанной кубиками для салата повернулась к небольшой баночке чеснока и сказала.
– Знаю я вас, запах от вас, как из… Она хотела сказать, но вдруг подумала, что в такой солидной компании это будет неудобно. Чеснок, с укоризной посмотрел на морковку и, не дожидаясь продолжения, сказал.
– Э-э-э, что ты можешь сказать, сладкая моя? Запах, что ты знаешь о запахах? – да, ты ведь вообще ничем не пахнешь. Ты такая нежная, но если тебя мной заправить, станешь такой неповторимой. Да, что говорить, со мной любой продукт становится вкусней. Он весело оглядел своих соседей.
- Нэ веришь? - ты только посмотри, где меня нет, я и среди помидор, среди огурцов, что не так? Чеснок посмотрел на банку помидор ассорти, та качнула головой в знак согласия. Убедив солидную баночку ассорти, чеснок повернулся к своей соседке.
- Даже великий полководец Александр Македонский считал, что солдаты непобедимой армии обязаны, есть чеснок. Да что там Македонский, меня даже черти бояться!
- Я вот толко что нэ понимаю, миня лубят почти одинаково, что мужчины, что женщины, говорят полезный, а вот почему запах стыдятся? Не понимаю!!!
- Так вот дорогая морковка, есть запах, нет запах, мы все имеем один запах. Хочешь, скажу где? Вопрос заинтересовал всю компанию, все дружно повернулись к баночке с чесноком, желая узнать ответ. В полной тишине, маринованный чеснок сказал.
– У всэх один запах, только в одном месте - в ту-а-ле-те. Под смех всей компании, он продолжил.
– Друзья, до встречи в туалете!!! Не успела вся компания весело начать смеятся, две банки грушевого компота, дружно выстрелили. Хлопок оказался сильным, полка сильно затряслась, хоть никто не упал, но досталось почти всем. Каждая банка удостоилась своей доли сладкого. Больше всего досталась Паттисону, мало того, что он больше всех был обрызган, одна из крышек ударившись о полку, отскочила и стукнула его в бок, вторая, подлетев к самому потолку кладовки, упала на крышку банки. Две половинки груши равномерно свисали по краям, придали банке усы. Первая заметила старинная банка с опятами, она со смехом показала на пострадавший паттисон.
- Вылитый Буденный!
- Таракана посади на коня, он тоже выглядит как Будоный, сказала баночка чеснока. Комичная картинка, вызвала еще больший смех. Веселую компанию прервала хозяйка. Она резко открыла дверь, охнула с досады, первое, что она увидела, разорение. Вздыхая и охая, стала вытаскивать банки из кладовки. Подняв голову, увидела початую бутылку водки, спрятанную дедом и рядом с ней жалобно лежащую колбасу. Ей тоже пришлось изрядно отведать сладкий сок грушевого компота. Лицо доброй бабашки исказила страшная гримаса. На беду деда, он попал под горячую руку. Все банки и баночки застыли от неожиданности. Лишь самая старая банка маринованных опят невозмутимо созерцала форменный разгром в спокойном ожидании грядущего скандала. За многие годы она видала и не такое. Лет пятьдесят назад, кладовка, в которой они находились, была частью проходной коммунальной квартиры. Долгие годы ее металлические двери украшал амбарный замок. Во времена Н.С. Хрущева, когда началась борьба за нормальные бытовые условия, радостные соседи получили свои метры на этажах, как, оказалось, выиграли оставшиеся. Дедушка Маришки, рукастый мужик и к тому же любитель выпить, однажды снес стену, прорубил окно во двор, изменив планировку, кладовка оказалась уже в довольно большой и светлой комнате. В кладовой сменили полки, поставили новые двери. Банка одно время думала, скорее всего, дед так бы и не решился на генеральное переустройство квартиры, видно ему надоело пить чернило. Старая банка вдруг вспомнила как дед Маришки вместо шкалика водки, что он тайком прятал в кладовой на опохмел, перепутал с чернилами. Было время, когда дети ходили в школу с чернильницами, экономная бабушка Маришки разводила чернильные таблетки в чекушке, маленькой бутылочке из-под водки. В злополучное утро, несчастный дед Маришки, не видя в темном коридоре, спутал припрятанный шкалик и двумя, тремя глотками махнул в себя 250 грамм готового чернила. Вот смеху было, до сих пор вспоминая, банка опят, не могла удержаться.
Банка незаметно покачала крышкой, глядела на успокоившуюся уже совсем не девочку бабу Маришку, деловито под собственной бурчание вытаскивала содержимое кладовой в комнату. Рядом стоял большой таз с водой, в котором она отмывала банки. Дед виновато выглядывал с другой комнаты, но подойти опасался. Он уже получил свое, теперь жалобно глядел на уже отмытую бутылку водки, что стояла у самых дверей кладовой.
Банка грустно взирала на картину разорения и думала. – Ничего не меняется, это раньше пили для удовольствия. Она помнила времена, когда солидные люди, рожденные и получившие образование до революции, посещали советские рестораны. Те самые баре, до кого так и не дотянулась рука комитетчиков. Они пили для удовольствия, после них и сего дня лишь из-за повода, а чаще из-за болезни. Водка приобрела свойства чесотки, больной понимал, что чесаться плохо, но не мог отказать себе в удовольствии. Баночка думала о многом и грустном, - скоро наступит день, когда никто не будет закручивать банки на зиму. Внуки снесут кладовую, может, сделают шкаф для шмоток, банки выбросят, и никто не вспомнят, что не так уж давно здесь была иная жизнь смешная и грустная. Она слышала, как люди говорят, что скоро наступит конец света, про календарь Майя. Они любят страшные истории, а утром встанут, не увидев конца света, как небывало, займутся своими делами. Ей была неведома логика людей, по-своему считала, скорее, наступит конец света, когда люди перестанут закручивать консервы домашнего изготовления. Потом, наевшись до отвала консервантов, перестанут думать своими мозгами, рожать и растить детей, вот тогда точно наступит конец света…
Впервые за долгие годы, банка была чем-то расстроена, вроде Новый Год на носу, а на душе какая-то муть. Но грустить долго не пришлось, банка не заметила, как дед осторожно подкрался, пока бабушка отмывала стену кладовки от сока грушевого компота, стащил бутылку. Но ему вновь не повезло, уже по дороге к выходу он поскользнулся на мокром полу и с маху повалился спиной на пол. Старик судорожным движением схватился за скользкую бутылку, но удержать не смог. Бутылка выскользнула из рук и покатилась прямо к бабушкиным ногам. Тряпочная пробка выскочила, и водка мелкими толчками стала вытекать из бутылки. Бабушка злорадно взирала на лицо старика, не думая прекратить уничтожение любимого продукта. Старушка злорадно глядела на старика, видела страдание человека. Со злостью подумала – вот паразит, он даже на кладбище по матери так не убивался. Наконец дед не выдержал, с каким-то нечеловеческим мычанием то ли рыком, несмотря на отчаянное сопротивление старухи, выхватил бутылку из-под ее ног. Но ему вновь не повезло, старуха со злостью толкнула его в спину, бутылка вновь вылетела из рук, на этот раз неудачно. Ударившись о стену, бутылка разлетелась по комнате. Консервированные продукты, многие из которых впервые видели подобную кутерьму стояли в недоумении. Другим было стыдно за людей, были и те, что радовались плохому концу ненавистной бутылки. Понять, что думали иностранные напитки и консервы, было трудно. По виду можно было предположить, что угодно. Скорее всего, не будь у подавляющего большинства, столько консервантов, тогда бы они что-то соображали, хоть и иностранцы, не бельмеса не понимающие в русских традициях. И хорошо, что не поняли, а то бы как минимум, слетела крышка.
Ну а что говорила дальше бабушка, и отвечал ей дедушка, это уже не наша история.
Беер-Шева, 2008-2011 год.