Биографию своей семьи я помню наизусть, а чего бы её не помнить-то, когда каждый раз после того, как я влипал в какую-нибудь историю, мой отец, вместо ремня по попе, начинал читать историю нашей семьи. Признаться, семья у нас, а точнее у моего отца, была ещё та: через каждое поколение рождались неудачники, взять хотя бы деда моего по отцовской линии. Вроде бы человек он хороший, не злой, но совершенно не умеет разбираться в людях, вот и попал он в кабалу к бандитам по пьянке.
Честно скажу, что семья у нас приличная и богатая, но из-за биографии моего отца мы вместо парадного города живем на отшибе, ибо так велел император Николай II, и обижаться на него прав мы не имеем, так как это только отцу моему попали такие родственники. Мать умерла после родов, поэтому отец воспитывал меня один. Была ещё бабушка по материнской линии, когда отец уходил на службу, он оставлял меня у неё.
Отец считал, что я следующий неудачник в семье, и смотрел на меня с немым укором, а я, как обычный деревенский пацан, всегда без приключений не обходился: то штаны порву, то куртку испачкаю.
"Ты, Николка, смотри, как в беду не попасть" - наставлял меня отец, а я только руками разводил, ничего ответить не мог. Бывало, начнёт отец читать мне мораль, а я ещё спрашивал мол: "А если другого выбора нет?". Отец вздохнёт чуток и ответит: "Тогда думай, как выйти из воды сухим, главное, что бы шкуру не замочить, и совесть не мучила". Долго я раздумывал над отцовским советом.
Моё незадачливое детство испортила революция, народу надоел наш царь, и решили его свергнуть, батя мой пошёл на защиту царя, да так и не вернулся, я остался один с бабушкой – Марьей Николаевной. Она меня любила, но из-за последних событий не выпускала из дому. Я ещё не понимал из-за чего, а потом дошло, мол, мы же за царя нашего, за Николая II, а значит для новой власти мы враги народа. Но Владимир Ильич Ульянов (Ленин) нас не корил за то, что мы выступали за царя, хотя в газетах писали, что он утопил целую баржу с белогвардейцами. Мы боялись, что там был мой отец. А бабушка только охала и молилась, чтобы нашу семью эти невзгоды обошли.
Вроде жизнь не изменилась, и я обрадовался, когда сидя у бабушки дома, увидел своего отца. Он вернулся, хоть и с печальными новостями. Нет, его не разыскивали за измену «новой родине», но дела наши были плохи: чтобы прожить мы продали наш дом, дарованный некогда семье отца одним из наших императоров, и поселились все у бабушки. И хоть в городе пахло НЭПом, в доме у нас не было и гроша. Отец подрабатывал лесничим, а бабушка, хоть уже не молодая, продавала коровье молоко всем, кто проходил мимо нашего дома. Мы жили и не думали, что под НЭПом скрывается план по окончательному истреблению врагов народа. Оставшихся в живых друзей и соратников отца поймали чекисты, после чего мы их больше не видели. Жить стало опасно, отец беспокоился не только из-за меня, но и за бабушку. Но некуда было податься, к тому же бабушка была уже не в том возрасте, чтобы переселяться.
Эти годы мы жили под страхом, редко когда выходили в город за провизией. Отец говорил, что на улицах мало людей, при этом он всегда людей называл с большой буквы "Л", подчёркивая этим всю человечность. Продавцы в магазинах хамили и продавали несвежий товар, от чего мой отец огорчался. Вскоре беда пришла и к нам. Мне исполнилось 20 лет, когда мой отец отважился выйти в город и не вернулся домой. Тогда моя бабушка всё чаще стала причитать, и я понял, что надо готовиться к самому страшному, к тому, что могут прийти и за нами. Волею судьбы я остался один, так как бабушка не выдержала такой тяжелой жизни и умерла.
Чтобы не умереть от голода, я вынужден был перебраться в город, своё происхождение я скрывал от людей, ведь иначе бы меня схватили чекисты. Не обошлось и без этого, меня схватили за то, что я был одет не так как все. Было очень много допросов, я отвечал без лжи, так и сказал, когда они первым делом заявили, что арестовали моего отца. Предлагали от него отказаться, но я, помня уроки отца ответил, что "даже под дулом пистолета не откажусь от него". Очень долго мне втирали мозги по поводу новой власти, спрашивали, нету ли у нашей семьи обид на царя. "А за что обижаться на него, товарищ сержант, он прав был на счёт нашей непутёвой семьи, сами виноваты" - отвечал я, тогда один из них меня ударил, но я смотрел ясными глазами, полными ненависти к новой власти.
В тюрьме я провёл год, но так и не утратил человеческих качеств, за это время сменились и те, кто упёк меня сюда. Переломный момент настал в тот день, когда меня ни с того ни с сего решили завербовать в ЧК, где работали одни мясники. Решив проверить, остался я человеком или нет, они вели меня к месту, где расстреливали людей. Перед глазами предстала вся моя жизнь, мой отец, а затем и дед, который попал в кабалу к бандитам. Как бы я не был зол на свою родню, я не хотел остаться в истории моей семьи ещё одним неудачником. Я аж вздрогнул, обнаружив на месте, куда меня привели, своего отца, раздетого, но не потерявшего достоинства. Отец смотрел на меня с осуждением, сожалея о том, что из меня не вырос хороший человек. Когда чекисты дали мне револьвер, чтобы я расстрелял людей, включая и моего отца, я сделал единственный правильный выбор – выстрелил себе в висок. Я долго думал, и наконец одумался: я не займу позорное место в своей семье.