Федор Михайлович Достоевский и при жизни, и после смерти вызывал полярные эмоции. От культовых до ненавистных. Одни Достоевского боготворили, как выразителя человеческих глубин, другие ненавидели ровно за это же. Считая так называемую выраженную им глубину утрированной и спекулятивной.
Недоброжелатели ставили в вину Достоевскому упоение пороком. Якобы в его случае установка на разоблачение зла оборачивается поэтизацией этого самого зла. И действительно, с каким трепетом Достоевский исследует порочные наклонности своих героев: Ставрогина, Раскольникова, Ивана Карамазова. И никакие они не порочные люди. А глубокие, якобы способные через рефлексию собственных кошмаров прийти к свету.
Но степень внимания Достоевского к тьме и свету несоразмерна. Возникает впечатление, что свет для писателя не более чем дань установки на хэппи-энд. Якобы счастливый конец есть способ удовлетворить традиционные ожидания. А Достоевский стремился к успеху именно у массового читателя.
Если говорить о «порочных» традициях Достоевского, то они именно сегодня «живее всего живого». Речь идет об одновременности разоблачения и упоения злом как характерной черте современных медиа. Например, недавно на одном новостном телеканале целый день крутили историю маньяка. И с пафосом ненависти к им содеянному рассказывали о его родителях, учительнице начальных классов, друзьях и подругах. Таким образом маньяк и становится героем времени.
Федор Михайлович Достоевский также героизировал (вольно или невольно) своих «маньяков». Описывая мироустройство через порок и болезнь. По истине, есть не только за что Достоевского не принимать, но и ненавидеть.
И ненавидели Достоевского страстно. Самыми известными врагами в поле литературы среди современников были И.С.Тургенев и Л.Н.Толстой.
Либерал Тургенев ненавидел Достоевского в том числе за почвенное мракобесие, которым Достоевский через свои романы и публицистику пичкал общественность. А Толстой ненавидел Достоевского за пропаганду патологии, и много за что еще.
Однако всех ненавистников и современных ему и будущих объединяло восприятие Достоевского как мошенника от литературы. Якобы никакой глубины там нет, кроме извращений и грязи. С этой точки зрения Достоевский вполне мог признаться, подобно своему герою Петруше Верховенскому «Я мошенник, а не романист!».
Ненавистники, подобно разоблачителям экстрасенсов, кричали: «Люди! Вас же обманывают!» Именно кричали, настолько вопиюще несправедливым казалось им восприятие творчества Достоевского как великой литературы. И доказывали: «Не то что великой, там нет вообще литературы!»
Среди русских писателей следующих эпох самыми ярыми Ван Хельсингами применительно к «нечисти» Федора Михайловича были Иван Бунин и Владимир Набоков.
Бунин считал Достоевского «ненатуральным, ненавидел его неряшливый слог, издевался над вечной температурной истерикой его героев. И утверждал, что таких людей не бы¬вает». (А.Смирнова)
Набоков в своих лекциях по русской литературе давал следующие оценки: «…Достоевский писатель не великий, а довольно посредственный, со вспышками непревзойденного юмора, которые, увы, чередуются с длинными пустошами литературных банальностей.... Не скрою, мне страстно хочется Достоевского развенчать…Безвкусица Достоевского, его бесконечное копание в душах людей… упоение трагедией растоптанного человеческого достоинства - всем этим восхищаться нелегко.» (Цитаты из Набокова по материалу С.А.Семенов «Набоков о Достоевском».)
Однако писатели-ненавистники, подозреваю, потому и ненавидели Достоевского столь страстно, потому что завидовали его образу литературного гуру. Именно как такого гуру воспринимали Достоевского представители русской религиозно-философской мысли.
Н. Бердяев в «Миросозерцании Достоевского» детально разобрал его философско-эстетическую, религиозную концепцию. Особую смысловую многомерность Бердяев усматривал в «Легенде о Великом Инквизиторе».
В ряду русско-религиозных достоевсковедов самыми яркими были упоминавшийся Николай Бердяев, а также Лев Шестов, которому принадлежит первенство сопоставления Достоевского и Ницще, Владимир Соловьев («Три речи в память Достоевского») и русский поэт серебряного века, а также эссеист и антиковед Вячеслав Иванов. Последний определил основной литературный жанр, в котором творил Достоевский как «роман-трагедия». И действительно, несмотря на «свет в конце туннеля» в романах Достоевского реализуется предельный драматизм. Герои попадают в ситуации предельной несправедливости. И на читателя такая атмосфера производит катарсическое впечатление.
И конечно весь литературный модернизм 20-го века прошел под знаменем Достоевского как первооткрывателя парадоксов человеческой души. От русских символистов, через немецкоязычный экспрессионизм (Франц Кафка, Лео Перуц) к европейскому модернистскому роману (Пруст и Джойс) экзистенциализму (Сартр и Камю) и литературе абсурда (Мрожек, Ионеску и др.).
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ