Мойша лежит на краю поля, вспаханного еще предвоенной весной. Он лежит на спине, раскинув руки, и смотрит вверх. Вот так, он и маленькая Рахиль лежали в траве у колодца и часами глядели на звезды, пока родители не загоняли их в хату. Иногда убегали подальше, к сгоревшей мельнице, где трава была сочнее и гуще, а звезды гораздо крупнее и ярче. Так им казалось. А какие огромные были крылья у старого ветряка, они были выше деревьев и своими концами задевали облака.
До того как мельница сгорела, Мойша с отцом не раз приходили сюда. После пожара, который устроила банда Зеленого, в местечке почти не осталось неповрежденных огнем домов. Дом Соломона стоял ближе всех к мельнице и должен был сгореть первым, но случилось чудо. Мойша своими глазами видел, как огонь с мельницы подступил к дому Соломона, а потом двумя широкими языками обошел его с двух сторон, уничтожив после этого восемь дворов. А Соломон, как стоял, так и остался стоять на пороге, держа в руках свою скрипку. Мельница сгорела, похоронив под собой мельника. К счастью, больше никто не погиб, но ожоги получили все, даже у Мойши остался на всю жизнь шрам от того пожара. С тех пор на Соломона все стали смотреть как-то не так, как прежде. Только для Мойши и Рахиль Соломон остался таким же, каким был всегда. Пока дети лежали в траве, он пел им старые еврейские песни, время от времени прикладываясь к трофейной германской фляжке, такой же мятой и старой, как он сам. Однажды мама сказала Мойше, что Соломон вовсе не старый, и что ему нужно жениться. Когда-то у него была невеста, но ее увел красавец цыган. Некоторые из соседей говорили, что она сама сбежала. Как бы там ни было, но в тот день, когда табор покинул эти места, невеста исчезла. А утром на крыльце своего дома Соломон нашел скрипку. Решив, что таким образом цыган хотел откупиться, он схватил ее и хотел бросить в печь, но у скрипки лопнула струна, и Соломон услышал звук, похожий на плач ребенка. С тех пор он не расставался со скрипочкой, научился играть и его даже начали приглашать на свадьбы.
Но это было до того, как через село прошли полки, отступавших из Польши буденновцев. Таких погромов в местечке не было давно. Соломон отделался легко, ему защемили дверью левую руку и сломали пальцы. Погромщики сказали, что он «мироед» и наживается на бедняках. Буденновцы ушли, оставив после себя десятки убитых мужчин, изнасилованных женщин и разоренных дворов. Родителей Мойши не тронули, отец сказал, что старший сын - красноармеец и погиб за Советскую власть. Буденновцы поверили, хоть это было не так, Абрашка не погиб, а помер от тифа. Ночью Мойша слышал, как Соломон выл от боли и все время спрашивал кого-то: «Какой же я мироед? Со свадеб какой заработок? Пожрать да выпить, да с собой завернут». С тех пор пальцы у него не разгибались, а скрипочка легла на дно сундука.
Мойшу и Рахиль Соломон любит, как своих детей. Когда он находит их в густой траве возле сгоревшей мельницы, то всегда говорит одни и те же слова: «Ах, вот вы где, мои «фейгелех»*. Обычно он садился рядом и пел им грустные еврейские песни, а потом за руки отводил к родителям.
Однажды, когда Мойша был совсем маленький, Соломон дал ему подержать скрипку. Мойша двумя руками прижал ее к груди, боясь уронить. «Это цыганская скрипка, - сказал Соломон, - она дорога мне, как невеста, когда-нибудь я расскажу тебе эту грустную историю". Но эту историю Мойша уже слышал от матери. А Соломон продолжал рассказывать про погромы, которые случались почти каждый год. И о том, как приходили бандиты, калечили и убивали людей, грабили и уводили скотину, но его дом всегда обходили стороной. Потом Соломон пригнул голову Мойши и на ухо рассказал такое, что даже Рахили мальчик побоялся доверить эту тайну.
"Это все - скрипка, это она спасала меня, - шептал ему Соломон в самое ухо, - Не зря, Марко из соседнего села на коленях умолял продать ее, когда я пришел учиться играть. Говорил, что денег за учение не возьмет, отдаст мне свою скрипку, только, чтоб я оставил ему мою. Тогда не отдал, но один раз я совершил ошибку, большую ошибку, Мойша. Я хотел жениться, и мне нужны были деньги, вот и решил продать Марко скрипку, но в последний момент передумал. На следующий день в село пришли буденновцы и сломали мне пальцы, чтобы я больше не мог играть».
Щека у Мойши стала влажной, по ней текли слезы из глаз Соломона и голос его дрожал: "Наверное, моя скрипочка отомстила мне за то, что я хотел ее продать»
Он взял из рук Мойши скрипку и начал гладить ее и тереться колючей мокрой щекой о струны, он шептал какие-то непонятные слова на идиш. Может, это были слова молитвы или очень старой полузабытой песни. Прежде, чем отправить ее обратно в сундук, Соломон сказал: «На твое «бар-мицва»* я подарю тебе эту скрипку. Зачем мне она, калеке, если я даже «фрейлехс»* не смогу сыграть на твоей свадьбе?»
Мойша лежит с раскинутыми руками и смотрит на звезды, они такие же яркие, как тогда, в далеком детстве. Разница в том, что рядом нет маленькой Рахиль, она выросла и стала красавицей, а еще… Она уже мертва... как родители, как старый Соломон, как все, кто не смогли и не успели вовремя покинуть село. Фашисты согнали их к старой сгоревшей мельнице и расстреляли всех до одного.
Да и сам Мойша уже мертв и не слышит топота сотен ног, обутых в тяжелые сапоги и протяжного крика «ура», и разрывов мин и... Он лежит на краю поля, совсем близко от еще дымящейся амбразуры, комья земли, пахнущие навозом и дымом, шлепаются на лицо и руки. Один угодил на струны маленькой скрипочки, и они исторгли немыслимо жалкие звуки, как щенок, на которого замахнулись палкой.
Мойша уже не видит звезды, чья-то рука закрыла ему глаза, он не слышит, о чем говорят люди, стоящие над ним.
- Это и есть твой еврейчик? - комбат недоверчиво, сверху вниз, смотрит на распростертое щуплое тело, а потом тянется к скрипке.
- Да, это мой боец, тот самый. Ты смотри, да его же ни одна пуля не задела!
- Но ведь дзот он подорвал?!
- Он. А кто же еще? Вот - Приходько, а вот - Меркамилов, я их до него посылал, но они даже голову поднять не успели. Говорю вам, товарищ майор, заговоренный он и скрипка у него...
- Ты мне прекрати эту чушь пороть, слышал я уже твои бредни про скрипку, - комбат стряхивает с грифа землю и внимательно разглядывает маленькую скрипочку.
- Я своими глазами видел, - оправдывается командир батальонной разведки, - подполз к дзоту, поднялся во весь рост, расстегнул гимнастерку, достал свою скрипочку и смычок...
- Он что так со скрипкой за пазухой и полз?
- Никак нет, товарищ майор. Он ее на спину переместил, как же ползти, когда скрипка за пазухой?
- И ты его, сукин сын, со скрипкой на такое ответственное задание отправил?
- Вот вы не верите, но я вам клянусь, заговоренные они, он с этой скрипкой даже спал в обнимку, его уже сто раз убить могло. Поглядите сами, ни одной царапины.
- Почему же он мертв, лейтенант?! Кто дзот взорвал, твою мать?!
- Не знаю, товарищ майор, клянусь мамой, не знаю. Видел только, как он поднялся и начал играть песенку одну ихнюю, он ее часто играл, говорит... простите, говорил, что сестричка его младшая любила слушать эту мелодию. Тьфу ты! Из головы вылетело, как там она у них называется то ли Фрелакс, то ли Фрейхас...не помню.
- А что немцы? Перестали стрелять?!
- Нет, товарищ майор, стреляли без остановки, а потом он свой Фрелакс доиграл…
- Ну, не тяни кота, сам знаешь за что, лейтенант!
- Потом у них что-то внутри ка-а-к шарахнет, и тишина. А боец мой со скрипкой так и упал.
- И ни одна пуля в него не попала?! - Комбат со скрипкой в руках стал отмеривать шаги до амбразуры.- Двадцать четыре!!! Слышишь, лейтенант, двадцать четыре!!!
- Точно, двадцать четыре, товарищ майор.
- Ты о чем, лейтенант?
- Я говорю, лет ему было двадцать четыре.
- При чем тут возраст, я о метрах, лейтенант!
Комбат снова начал осматривать скрипку. Неожиданно его лицо просияло и в отблеске разрыва лейтенанту показалось, что майор улыбается.
- Я так и знал, - почему-то радостно сказал комбат и вытряхнул из скрипки крошечный осколок, - вот, посмотри.
На боковой поверхности скрипочки, в самой узкой ее части лейтенант разглядел дырочку, через которую даже мизинец невозможно было просунуть. Лицо комбата снова стало строгим.
- В общем, слушай меня внимательно и запоминай. Про скрипку, заговоры там всякие, никому ни слова. Ты меня хорошо понял?! Гранатой он его подорвал. Связкой гранат, понял?! Похоронить бойца, как положено, со всеми почестями. Скрипку вместе с похоронкой я отправлю родителям сам.
- Нет у него никого, товарищ майор, их тут недалеко, верст тридцать отсюда, немцы расстреляли, все село.
- Ладно, отправлю инструмент в полковой оркестр.
- К награде бы надо, товарищ майор… Может Героя?
- Ты что, спятил, лейтенант? Представлю к ордену Отечественной Войны первой степени. И смотри мне, про чудеса там всякие ляпнешь, я тебя под суд отдам. Понял, лейтенант?!
- Так точно, товарищ майор!
ФЕЙГЕЛЕХ – птички (идиш)
БАР-МИЦВА – в иудаизме достижение 13-летия.
ФРЕЙЛАХС – песня, танец, исполняемый на свадьбах.