Эта ночь необыкновенно тихая. Мокрые переулки пусты. Желтое масло фонарного света заполняет плафон и хлещет через край по грязному столбу, обнимая и пачкая его, выливается в лужу. Тротуары пусты, пабы пусты. Где-то на мосту, «чихнув», старенькая машина продолжает свой одинокий путь. Её хозяин – мужчина, лет сорока - сорока пяти, устало смотрит на полосы разметки, исчезающие под его старой железной подругой. Его измученные светом встречных фар глаза выдают глубокую тоску, разъедающую его изнутри. Расскажи он нам свою печаль,- мы бы пожали плечами, мол, «это жизнь, брат…». Но он не просит нашей жилетки и только странная нервная ухмылка и частые перекуры обличают его тоску …
Представьте, что он ваш давний друг. Представьте, что уже много лет вы чувствуете, как что-то точит его изнутри. И хотя он расплывается в улыбке, как чеширский кот при каждой встрече, что-то незначительное, еле уловимое выдает его тоску. Вы никогда не задавали ему прямого вопроса, но сегодня вам кажется, что вы - тот единственный человек, который искренне хочет и обязательно сможет помочь другу в его несчастье. А если проблема окажется нерешаемой или делом прошлого, то вы-то сможете подобрать такие слова, которые перевернут всю его жизнь и спасут. И вот, подпоив его так, чтобы он забыл гордость вы задаёте вопрос «в лоб».
Державшаяся весь вечер безупречная улыбка исчезает, а глаза становятся еще более печальными. Решившись поведать вам свою тайну, он начинает рассказ. Но что вы слышите сейчас громче? Его слова? Правда? А может вы слышите голос своего эго, ликующего утолённому любопытству и тешущему ваше самолюбие доверию? Опомнившись, вы внимательно выслушиваете его и, едва уловив суть, истерично мечетесь в закоулках своего сознания, пытаясь решить его незадачу. Но ответа не находите. Смирившись, вы пытаетесь хотя бы подобрать нужные слова, но и тут - фиаско. Только сейчас вы понимаете, что все приемы ораторского искусства, которыми вы владеете, сводятся к глубокому, многозначительному «пффффф...да…». И вот он сидит перед вами обнаженный, истерзанный, изнасилованный вашим любопытством. А ваш комплекс супергероя, способного всё изменить растворился. И вы уже не чувствуете себя плечом или жилеткой, но жестоким насильником, который завтра забудет свою истерзанную жертву.
От того водителю и пусто, что лишь старенькая ржавая машинка, кажется, чувствует безразличные, вялые движения морщинистых старых рук, то опускающиеся на коробку передач, то, обреченно падая вниз, включающих левый поворотник, да и та не может ни помочь, ни поддержать. Обычный мужчина со своей обычной историей, со своей обычной драмой.
Где-то в северном квартале одиноко бродит, сутулясь, тощий пёс…Сегодня ему обломился кусок мяса. Пахло, конечно, оно не очень: покрытое плесенью, оно валялось в куче мусора на Картер Лейн стрит. Удивительно, как оно не было съедено крысами…собак-то в том районе нет,- давно переловили всех и перестреляли, выпустив в квадрате, обнесённом кирпичными стенами…даже Байки… красивый такой пёс был: глаза голубые-голубые, добрые-добрые…и шерсть как у лайки. И, вроде, все его любили. Особенно одна тётка…так и говорила, мол не бойся Байкс, я никому тебя не дам в обиду. Горой стоять буду. Да, правда. Так и говорила. Но потом у неё появился детёныш, и, когда Байкс на него рыкнул, мол, не суйся ко мне,- она сама этих гадов на него натравила. Потом, конечно, плакала, морду закрывала… странные они эти люди…
Пёс так был рад заплесневелому куску, а внутри него давно росла другая плесень,-голод, обида, тоска… Он всё еще помнил ласковые хозяйские руки в щенячестве …вкусную еду, игры с Чарли… и безумную жажду свободы. Он тогда и знать не знал, что это такое,- свобода, но был твердо уверен, что он должен её ощутить. И когда хозяйка, вернувшись с рынка на Бейкер стрит, побежала на кухню разбирать сумки с вкусняжками для Чарли, мужа и, конечно, для него,- он изловчился и шмыгнул ветром навстречу новым краскам, формам и запахам. И вот, уже пятую зиму волочится он по улицам в поисках еды и крова, спасаясь от отловщиков, мужчин в сапогах и злобных человеческих выводков, так часто его обижавших. И каждую ночь он бежит, чистенький, расчесанный к Чарли и хозяйке, которая только что вернулась с рынка на Бейкер стрит и, конечно, купила ему свиных косточек, сухариков и мячик. И ему уже не хочется свободы.
Мерзкий дождь продолжает моросить, не смывая грязи с города, но, будто добавляя новой. Никогда не любил эту дрянь. Хороший дождь смывает пыль с домов, тротуаров, прогоняет людей. А этот лишь подчёркивает всю мерзость городов. Ночь висела над городом, как ядовитый дым над заводом, смешивая вывески, свет витрин и фонарей в омерзительную красно-оранжевую блевоту.
Я всегда думал о том, что кто-то умирает в эту ночь. Молодой бесславно проигрывает в схватке со смертью, старый – покорно открывает ей дверь и садится напротив. Заглядывает ей в глаза и видит…да кто - что…один – счастье прожитых лет, другой – горечь обид и поражений, третий – все свои ошибки и боль, причиненную близким… Сегодня гостья пришла и к моим героям. Сутулый истощённый пёс жалобно скулил, лёжа под старым навесом. Его намозоленные от брусчатки, потрескавшиеся от холода лапы дёргались в неистовых конвульсиях, а полуоткрытые мокрые глаза смотрели, уставившись в стену и не видели ничего. «Хозяйка, наверное, злится, что я убежал»,- подумал пёс и стих.
Свет встречных фар нестерпимо резал глаза. Осколки стёкол были разбросаны по дороге, как миллионы переливающихся на свету брызг. Окровавленное тело мужчины валялось в траве. Съеженный, в позе эмбриона, сорокалетний младенец с распахнутыми глазами, бессмысленно смотрящими перед собой.
Их земная, наполненная муками жизнь подошла к концу, но я верю, я знаю, что сейчас в далёком-далёком доме распахивается дверь и женщина с полными сумками вкусностей входит домой. Её пёс, радостно взвизгивая и виляя хвостом, бежит за ней на кухню и лакомится подарочками и лижет, лижет её руки. А в другом доме слышится звонкий смех детей, молодая женщина накрывает на стол, а её муж восхищённо рассказывает о забавном случае на работе.
Цветущие улицы полны пряных запахов, солнце заливает разукрашенные дома. По главной улице Картер Лейн стрит бежит девушка с двухлетним ребёнком на руках: «смотри, Мэри! Кто это тут? Да это же Байкс!!!» Навстречу им, высунув язык, бежит голубоглазый толстяк байки,- ну точно, как лайка, только больно толстый. И я всем сердцем верю, что будет еще шанс провести работу над ошибками, сделать правильный выбор и жить без оглядки на горькое прошлое. Я знаю, что каждый из нас получит счастье даром, вне зависимости, заслужил ли он его, или нет!
Огромная луна освещает чудесный цветущий город. В разноцветных домах одно за одним гаснут окна. Ласковый голос тихо поёт колыбельную…занавес опускается.