Глава 1. Бахмутская черта
Глава 2. Упразднение кагала
Глава 3. Этнографические нюансы
Глава 4. Стабилизация без «фанатизма»
Глава 5. Разрушители традиций
Глава 6. Место под солнцем
Глава 7. Торговля мелкая и разная
Глава 8. «Нашествие» Французовых
Глава 9. Бахмутский нувориш
Глава 10. Город еврейских контрастов
Глава 11. Абрамовичи из Бахмута
Глава 12. От кирпичей до конфет
Глава 13. «Дворцы» и «трущобы»
Глава 14. Особенности городской топографии
Глава 15. Темная сторона вопроса
Глава 16. Моральный кодекс иудея
Глава 17. Идишкайт и меншлихкайт
Глава 18. Евреи-маскилим
Глава 19. Бахмутские люди в белых халатах
Глава 20. Провинциальная культура
Глава 21. А был ли «штетл»?
Глава 22. Еврейская карта
Глава 23. Антисемит Антиох и другие юдофобы
Глава 24. Финиш и старт
Вместо предисловия
История русско-еврейских отношений поднималась в литературе неоднократно. Дискуссию XX века завершили монументальные труды А.И. Солженицына «Двести лет вместе» и И.Р. Шафаревича «Трехтысячелетняя загадка. История еврейства из перспективы современной России». Взвешенные, свободные от накала страстей, эти книги подвели итог «одной из непростых, запретных, губительных для карьеры тем – еврейскому вопросу» [63, с.48] и дали хороший задел для продолжения дискуссии в веке наступившем. Ведь окончательно «закрыть» эту тему невозможно. Во-первых, потому что она, оставаясь актуальной, если не всегда, то в обозримом будущем будет продолжать привлекать к себе пристальное внимание, во-вторых, аккумулируя новые фактологические материалы, обогащаясь новыми историческим и статистическими данными, может зазвучать по-новому.
Ни в коей мере не претендуя на концептуальную новизну, предлагаемая вниманию книжка ставит своей целью именно попытку введение в научный оборот новых фактов, почерпнутых из архивных материалов, относящихся к истории небольшого малороссийского городка Бахмута. Он волею судьбы попал в пресловутую «черту оседлости», правда – на его периферию. Ну, и заодно, рассмотреть последнюю (к настоящему времени) литературу. Поэтому это лишь своеобразный исторический срез, действительно, непростой темы в конкретной точке в этой самой черте, сопровождаемый любопытными статистическими выкладками. Как любой срез не может дать видения полноты картины, так и эта книжка во многих случаях лишь намечает направления будущих поисков и исследований. Разумеется, Бахмут - это не вся черта оседлости, и бахмутская периферия – не самая типичная. Но, чем больше будет проводиться «срезов» в самых разных «точках», тем объективней будет общая картина.
Что касается Бахмута, то этот городок (потом – Артемовск Донецкой области в Украине, в настоящее время – снова Бахмут) возник в самом начале XVIII века как степная пограничная крепость, и с самого начала был обречен на интернационализм. Слободские, донские и запорожские казаки, малороссы, русские и поляки, сербы и черногорцы, валахи и греки, армяне и айсоры, молдаване и немцы - кто только не жил в его стенах. Жили по-разному. Варили соль, торговали, ссорились, ми¬рились, вместе защищали границу от набегов кочевников, вместе обжива¬ли степь. Женились, круто замешивая славянскую кровь с немецкой, а то и татарской. Смешивали традиции, язык, культуру и быт. Создавали свою собственную историю.
Многие страницы этой истории были написаны и евреями. Очень скоро превратившись в административный центр обширного уезда, Бахмут в значительной степени питал свои людские ресурсы за счет притока еврейского населения. Для одних евреев он становился лишь кратковременным пристанищем на нелегком пути своей собственной истории в поисках зем¬ли обетованной. Для других – родиной. Несколько поколений евреев счи¬тают себя бахмутчанами.
Формировавшаяся в городе в течение многих поколений еврейская община, несмотря на свою изначальную религиозно-национальную замкну¬тость, была неоднородной по социальному составу. Все возрастающие различия экономических интересов разных социальных групп внутри общины толкало евреев на поиски союзников вне ее границ, множило межнациональные контакты евреев. Эти контакты укрепляли взаимопонимание и терпимость. Капиталы еврей¬ских торговцев и промышленников вливались в городскую и уездную эконо¬мику, еврейские ремесленники трудились бок о бок со своими православ¬ными коллегами, общественная и культурная жизнь, просвещение и осо¬бенно медицина со временем стали немыслимы без еврейской интеллиген¬ции.
Но полной ассимиляции евреев местным населением не произошло. И не только по религиозным соображениям. Большую роль в сохранении известной замкнутости еврейских общин сыграла непродуманная и непоследовательная политика правительства в отношении евреев, ограничивающая их гражданские права, их общественную и торговую деятельность.
И все же жизнь еврейской общины неизбежно переплеталась с жизнью остального населения Бахмута, находя многочисленные общие точки соприкоснове¬ния, и неизбежно накладывала особый отпечаток на городской быт, при¬давая ему своеобразный колорит.
Глава 1
Бахмутская черта
Евреи появились в Бахмутском крае в конце XVIII века, после тер¬риториальных приобретений России на западе и юге страны. Разумеется, и как результат политики российского государства в отношении евреев Польши и Белоруссии, оказавшихся в составе империи. Массовые переселения населения в то время были общей практикой XVIII столетия. Сначала переселялись донские казаки верховых городков в Понизовья Дона, затем обратно. Потом население Западной Украины – на Слобожанщину. Далее, население центральных губерний – в южные губернии. Позже – сербы, валахи, греки, татары… Это, не говоря, о стихийных перемещениях – массовых побегов на Дон, за Волгу или куда-нибудь поглубже в медвежий угол, подальше от царева ока. Население находилось в постоянном движении.
В отношении евреев эта политика имела своей целью переселить «избыток» евреев из перенаселенных новых западных губерний в пустующие, целинные степи юга. В конце концов, эти благие намерения превратились в политику создания пресловутой «черты еврейской оседлости», вне которой евреям проживать запретили. На¬чало созданию черты положил указ от 23 декабря 1791 года, гласивший, что «права гражданства и мещанства представляются евреям только в Белоруссии, Екатеринославском наместничестве и Таврической области» [17, с.78].
В местах прежнего проживания евреи традиционно занимались торговлей и ремеслами, поэтому по новому местожительству их записывали в купеческое и мещанское сословия. Этим и объясняется запрет на их проживание во внутренних областях России. «Торговая деятельность евреев во внутренних городах излишня, – говорилось в указе, – так как там имеется местное купечество, переселение же ев¬реев в малонаселенный край сулит государству выгоду» [Там же]. Просвещенная императрица Екатерина не могла не знать, что европейский опыт свидетельствовал: привлечение евреев к «общественно полезной» деятельности способствует росту экономики, их изгнание – упадку. Истина – «евреи ввозят деньги в страну» – была широко известна и неоспорима [76, с.79].
Громадный по площади Бахмутский уезд, занимавший почти всю се¬верную половину территории современной Донецкой области, имел к тому времени почти столетнюю историю. Но в силу своего недавнего пригра¬ничного положения он все еще оставался «малонаселенным краем», далекой периферии. Маленький провинциальный городок (бывшая крепость и центр солеварения), полтора десятка небольших сел и деревень, разбросанных в долинах степных речек на расстоянии многих верст друг от друга – вот и все населенные пункты уезда в то время.
Документально еврейское население впервые фиксируется в Бахмуте в самом конце XVIII века. В «Описании атласа Новороссийской губернии 1799 г.» [50], где наряду с экономико-географическим описанием города и уезда, приводились разнообразные статистические све¬дения, есть и данные, характеризующие национально-социальный состав населения Бахмута. Правда, эти данные явно неполные и поэтому не совсем ясные, а ряд цифр можно трактовать неоднозначно. Все это позволяет установить численность прибывших евреев среди горожан лишь приблизительно.
Согласно данным «Описания» эта цифра - 103 человека обоего пола – составляла около 10% населения. К купеческому сословию было приписано 34 евреев-мужчин и женщин, что составляло 12% бахмутского купечества. Если взять данные только по мужчинам (15 человек), то доля евреев среди купцов возрастет до 15%. Учитывая, что среди этих 15 человек были и дети мужского пола, можно предположить, что в Бахмуте в конце XVIII века поселилось 4-6 еврейских семейств, главы которых объявили за собой капитал свыше 500 рублей и были записаны в купеческое сословие [Там же].
Интересно сравнить количество еврейских купцов Бахмута в 1799 году с наиболее близкими данными в целом по губернии. Такие цифры имеются на 1812 год. Так вот, в этом году на Екатеринославщине к купеческому сословию было приписано 65 евреев [17 с. 186]. Получается, что больше половины (52%) купцов еврейской национальности, проживавших в Екатеринославской губернии, выбрало местом жительства именно Бахмут, а не уезд.
Менее состоятельные евреи, прибывшие в Бахмут в количестве 69 человек, были приписаны в мещанское сословие. Это составляло 13% общего количества бахмутских мещан, а если учитывать только мужчин (35 человек), то - 14%. Вероятно, около 10 евреев-ремесленников (именно их записывали в мещанское сословие) вместе со своими семьями появились в то время в Бахмуте.
На какое-то время поселенцев освободили от податей. Вероятно, это было одним из основных стимулов переселенческого движения. Это объясняется тем, что на прежнем месте жительства, в западных губерниях, всех евреев обложили двойной податью, а тех, кто пытался выехать не в Новороссию, а за границу, перед отъездом заставляли выплачивать двойную подать за три года [17, с.86]. Правда, льготы новороссийским переселенцам продержались недолго. Войдя в состав торгово-промышленного сообщества по месту нового жительства, евреи стали платить те же налоги, что и местное население. По крайней мере, хуже, чем было, не стало. Купцы помимо почтового сбора платили 1% с объявленного «по совести» капитала, а мещане – подушную подать.
Незначительное число еврейских переселенцев обосновалось все-таки в се¬лах Бахмутского уезда. В то время это не только разрешалось, но и по¬ощрялось. Правительство рассчитывало на то, что евреи на новых землях начнут активно заниматься земледелием. Но евреи на это не рассчитывали, объясняя, что «способности и привычки к хлебопашеству не имеют и в за¬коне своем находят к тому препятствие», считая земледельческий труд «неприличествующим» [17, с.с.129-131]. В 1800 году в Бахмутском уезде числилось 127 евреев [17, с.85]. В самом Бахмуте, как мы помним, проживало 103 человека, значит, в сельской местности жило всего 24 человека, то есть, 3-4 семьи, или 13,4% всех евреев-земледельцев Екатеринославской губернии [17, с.186]. Таким образом, евреи не оправдали надежд правительства в плане земледелия и явно стремились в город. В 1818 году в Екатеринославской губернии евреев-земледельцев уже вообще не было [Там же]. Из евреев не получилось сделать целинников-землепашцев.
Чтобы выяснить, как выглядел Бахмут на фоне переселенческого движения в Новороссию, сравним число евреев-поселян Бахмутского уез¬да и других регионов Северного Причерноморья. В Елисаветградском уезде в то же время поселилось 404 еврея, в Симферопольском - 345, в Тираспольском - числился только один еврей, а в Мариупольском – ни одного. Та¬ким образом, бахмутский «показатель» необходимо признать средним по Новороссии [Там же]. А если учесть, что Бахмутский уезд, как и Мариупольский, был, пожалуй, одним из самых удаленных от центра эмиграции, то выясняется, что переселенцы отдавали явное предпочтение Бахмуту, а не Мариуполю с его зарождающийся морской торговлей. Видимо, в этой пер¬вой волне еврейских переселенцев были люди небогатые, для которых морская торговля была еще не по карману, а может быть, в диковинку.
Известные в настоящее время документы не позволяют точно уста¬новить фамилии этих еврейских первопроходцев земли Бахмутской. Ана¬лиз более поздних документов дает возможность лишь приблизительно, в порядке гипотезы, назвать несколько еврейских семейств, которые могли появиться в Бахмуте с первой волной переселенцев. Ход рассуж¬дений при этом может быть следующий. Во время летней засухи 1815 года в Бахмуте вспыхнул пожар, и город почти полностью сгорел. Его восста¬новление с существенной перепланировкой центра затянулось на многие годы. Лишь в 1831 году был утвержден окончательный вариант проекта. Бахмут, между тем, уже отстраивался, Центральную, Торговую площадь напротив Свято-Троицкого собора украсил Гостиный двор или Торговый ряд – 52 каменные лавки, возведен¬ные в едином, традиционном для подобных сооружений стиле. Список владельцев этих лавок известен по брошюре «Оценка недвижимых имуществ г.Бахмута на 1908 г.», выпущенной бахмутским земством. Об этой книжке мы подробно поговорим позже, а пока зафиксируем: по данным «Оценки» на этот год 15,6% лавок принадлежало торговцам-евреям.
Конечно, за 75 лет, отделяющих строительство Гостиного ряда от появления «Оценки не¬движимых имуществ», хозяева лавок могли смениться, и не один раз. Ев¬реи могли приобрести эти лавки и позже. Но, как свидетельствуют до¬кументы, на то, чтобы расстаться с капитальным торговым местом в цен¬тре города, другими словами – продать лавки, их владельцы шли неохот¬но и очень редко. Из той же «Оценки» можно привести массу примеров, когда владельцы лавок оценочной стоимостью в 2 000 – 2 500 рублей про¬живали в домах стоимостью всего 100 – 150 рублей. В любой момент, продав лавку, они могли улучшить свое жилищное положение, но с лавками, по-видимому, расставаться не собирались. Можно предположить, что среди евреев – владельцев лавок Гостиного ряда (Лейбы Глезера или Глейзерова, Семена Липарева, Герша Новородского, Семена Пенякова, Ольги Сангурской) были и предки тех еврейских купцов, которые в конце XVIII века поселились в Бахмуте, вместе с купцами православными в 1815 году пережили пожар, а затем, вместе с ними же, отстраивали Торговую площадь.
Интересно, что в процентном отношении доля евреев-лавковладельцев Гостиного ряда совпадает с долей бахмутских купцов-евреев среди бахмутчан конца XVIII – начала XIX веков. Интересно и то, что Л.Глезер, и С.Пеняков, и другие евреи-лавковладельцы Гостиного ряда проживали, в основном, в старой, центральной части города, сложившейся в начале XIX века, по улицам Соборной, Екатеринославской, Харьковской, Александровской). Скорее всего, все вышеперечисленные евреи принадлежали к семьям ста¬рожилов, давно обосновавшихся в Бахмуте. Свою «целину» евреи поднимали на пожарище 1815 года и обустроились на ней капитально и надолго.
Глава 2
Упразднение кагала
Евреи, пришедшие в Бахмут с первой переселенческой волной, продолжали и на новом месте еще какое-то время жить замкнутой общи¬ной со своим специфическим религиозно-национальным бытом. Там, в западных губерниях, они жили в своих «штетлах» – местечках. Эти местечки возникли в Польше в основном в восточных ее районах в XV – XVI веках на территориях, запустевших в результате длительных войн Речи Посполитой с Золотой Ордой. Поэтому польские короли и магнаты стремились привлечь в запустевшие местности переселенцев – для развития края, подъема ремесла и торговли [65].
Классический штетл образно обрисовал в 1924 году известный австрийский писатель еврейского происхождения Йозеф Рот в книге «Дороги еврейских скитаний». Путешествуя по местечкам Советской Украины, он писал: «Местечко начинается маленькими хижинами и ими же заканчивается. Ближе к центру хижины сменяются строениями, которые уже можно бы назвать домами. Здесь начинаются улицы. На их пересечении расположилась торговая площадь. Как река, замедляя бег, образует озеро среди холмов, так и улица вливается в базарную площадь. Здесь можно проследить зарождение местечка. Местечко – дитя дороги. Базар создал базарную площадь, а она – местечко» [61; 77].
В конце XVIII века значительное число евреев покинуло свои обжитые штетлы и переселились в южные губернии, в том числе и в Бахмутский край, в нашем случае – в Бахмут, где понятия не имели о штетлах. Была бывшая крепость, были окрестные села с деревнями, хутора с займищами, ну, поместья, а штетлы… Штетлов с их специфическим укладом не было. Был небольшой городок бывших солеваров со своим установившемся бытом. Скорее всего, евреи, собранные из разных мест, попав в уже до них обжитую среду обитания, местные обычаи и уклад жизни рушить даже не собирались. А старожилы пришлых встретили вполне индифферентно, без ворчания типа «понаехали тут». Татары с турками были и ушли, поляки с калмыки захаживали, сербы с валахами приехали и до сих пор живут – рядышком, ну еще греки с армянами… А тут – евреи. Пусть живут, раз приехали – работы всем хватит.
Евреи съезжались в Бахмут из разных мест, но всех их объединяла не только религия, но и сложившаяся, устоявшаяся система общинного самоуправления. Разумеется, соплеменники попытались самоорганизоваться. Появилась бахмутская община – разумеется, появился и кагал. Он, кагал, и руководил жизнью общины – органом еврейского самоуправления, аналогичный ратушам и магистратам, которые в то время осуществляли русское сословно-городское самоуправление. Переселенцам помогали – из городского бюджета ежегодно выделялось 4 000 – 5 000 рублей на нужды еврейской общины: 2 800 рублей – хоральной синагоге. Потом, когда появилась вторая синагога, 1 600 рублей – и ей. А позже еще 500 рублей дотации – Еврейскому училищу [72, с.с.49-50].
При этом с еврейского населения города не забывали брать налоги – коробочный и свечной. Коробочный в первую очередь употреблялся на уплату правительственных налогов и долгов общин, а затем на содержание еврейских школ, устройство еврейских сельскохозяйственных поселений, на кашерное мясо и на благотворительные цели. От этого сбора освобождались нижние воинские чины, как служившие, так и отставные и выпускники высших учебных заведений. Но воинских чинов это коснулось позже, с 1847 года, когда правительство распространило рекрутские наборы и на еврейское население. До этого евреев к армейской службе не привлекали.
Свечной налог взимали для содержания казенных еврейских училищ, для «шабашковых», то есть субботних и праздничных свечей. Правда, не только со свечей, но также с ламп и менор – семиствольных светильников, одного из еврейских религиозных символов «без различия сжигаемого в них материала». Свечной сбор был крайне непопулярен из-за антипатии еврейских масс к казенным училищам [40].
Евреи, переселявшиеся с западных территорий, другой формы самоорганизации, кроме кагала, и не знали, а русское пра¬вительство эта форма пока вполне устраивала – до 1844 года. Разве что настораживало замкнутость общин. Кагалом в то время руководили выборные старшины, кагал самостоятельно собирал подати, осуществлял административный надзор за членами общины, выполнял судебные функции и строго следил за религиозным бытом своих соплеменников. А за кагалом следила администрация и не только местная, бахмутская. Новороссийский и Бессарабский генерал-губернатор, проинспектировав вверенные ему территории, 27 апреля 1856 года под грифом «секретно» писал Министру внутренних дел: «Имею честь уведомить, что /…/ дано распоряжение о введении в молитвенных обществах в должную силу существующих законов и о точном их исполнении, о строжайшем воспрещении иметь раввинов, не утвержденных правительством. /…/ В городе Бахмуте синагога строится, здание для евреев довольно достаточное; строится на собственном иждивении, т.е. от продажи мест покупщику в потомственное владение. Синагога потому бедна, что места продаются на век, тогда как следовало бы их продавать только на год, и тогда была бы сумма для хорошего содержания синагоги, раввина. В городе находится только Бейс хамидраш (правильней – бет ха-мидраш, «дом обучения» в синагоге – А.К.), который вместе с тем предоставляется и для приезжих бедных людей. Раввин города отличается перед другими раввинами добрыми качествами и образованием. /…/ Однако между тем порядка мало. На содержание Бейс хамидрашa отпускается из коробочного сбора 150 рублей серебром в год. Люди здесь довольно состоятельные и не должны бы прибегать к помощи коробочного сбора. По окончании строительства здания синагоги можно будет закрыть Бейс хамидраш, как лишний.
Раввин Хевра Гадойш имеет доход, но не дает отчет никому, получая на погребение бедных 150 рублей серебром из коробочного сбора. В Бахмуте очень мало бедных евреев и потому, если когда-нибудь случится расход, то общество может употребить из сбора поступающего от богатых умерших; при этом 150 рублей от коробочного сбора лишние.
Местному начальству следовало бы требовать отчет о деньгах, которые отпускаются из коробочного сбора, вписывая расходы в шнуровые книги. В Бахмуте раввин своими стараниями служит улучшению общества» [Цит. по: 72, с.с.56-57].
Общий вывод губернатора – бахмутские евреи вполне состоятельные, синагога будет сделана и делается уже, раввин отличается «добрыми качествами и образованиям», «но не дает отчет никому», а «следовало бы требовать отчет о деньгах»…
Раввинов готовили общественные Еврейские училища в Вильно, Житомире, Бердичеве. Правительство долго добивалось замены избрания раввинов их назначением. Последние выборы вместо назначения раввинов в России состоялись лишь в 1903 году на основании инструкции Министра внутренних дел Д.Сипягина. Уполномоченные от еврейских молитвенных обществ теперь обязательно приносили присягу. Раввин клялся быть «верным в службе и пользе государственной, вести себя и поступать как верные Его Императорскому величеству» [72, с.58].
Религиозными учебными заведениями того времени в общине были хедеры, начальные школы, после окончания которых подростки начинали изучать в бет-хамидраше Талмуд. На первых порах хедер обычно содержал небогатый, но грамотный еврей. На иврите хедер означает «комната», такой эта школа и была – располагалась она часто в одной-единственной комнате, в которой также жили жена и многочисленные дети учителя. Под русской печью обитали куры, зимой иногда здесь же пережидала стужу коза. Учениками в хедере были мальчики в возрасте от трех до семи лет, им преподавали Тору, к ней добавлялось знание правил арифметики. Методика обучения была незамысловатой – элементарная зубрежка. Однако к концу обучения ученики уже обычно умели переводить главы Торы на идиш. В результате дети евреев были сплошь грамотными. Многие впоследствии овладевали и светскими знаниями. Это отличало их от крестьянских сверстников – в своем огромном большинстве неграмотных [77].
На протяжении всего XIX века в петербургских правительственных и околоправительственных кругах периодически всплывал и всерьез обсуждался вопрос, поставленный еще в 1800 году еврейским общественным деятелем И. Франком, - «может ли еврей стать хорошим и полезным гражданином?» (с точки зрения правительства, разумеется). Государственная мысль России усиленно работала над проблемой, как разрушить национальную замкнутость евреев, не предоставляя им взамен полноцен¬ных гражданских прав. В самом начале XIX века правительство начало было борьбу с еврейской одеждой и бородами, предпринимались попытки даже законодательно запретить их, но уже в 1806 году запрет на еврейскую одежду и бороды был отменен, и правительство на время отказалось от борьбы.
В плане гардероба евреи и самостоятельно довольно быстро европеизировались. Но пока, в начале XIX века специфика характерного религиозно-национального быта и одежда наклады¬вали неизбежный отпечаток на внешний вид новых бахмутчан. В базарной толпе их легко можно было отличить от православных по своеобразной одежде: лапсердакам, ермолкам (небольшим круглым шапочкам-кипами), а также по пейсам (длинным прядям волос, свисающим с висков) и традиционным бородам. Не исключено, что бахмутские предки Глейзеровых, Липаревых, Новодворских, Пеняковых, Сангурских на рубеже XVIII – XIX веков начинали свой гешефт в таком колоритном облике [35, с.6].
Глава 3
Этнографические нюансы
Христианство выросло из иудаизма, имеет с ним общие корни, об¬щую каноническую часть Библии, но культовые традиции обеих религий разошлись очень далеко. Поэтому стоит хотя бы кратко остановиться на обрядах и обычаях иудеев прибывших в Бахмут.
Еврейский календарь считается одним из самых сложных среди всех существующих. Евреи издавна пользуются лунным календарем, и все их религиоз¬ные праздники являются переходными, то есть даты праздников из года в год меня¬ются, как Пасха и Троица у православных. Это православные бахмутчане могли еще понять, но многое для них не укладывалось в головах. Во-первых, в обиходе у евреев одновременно бытуют два календаря, священный и гражданский, а священный и гражданский годы начинаются в разное время (священный – с ве¬сеннего равноденствия, а гражданский – где-то в середине сентября). Во-вторых, гражданский год не совпадает с официальным российским. В-третьих, новый день начинается с заходом солнца, а не в полночь. В-четвертых, число месяцев в году может быть 12 или 13, некоторые месяцы могут иметь 29 или 30 дней, начало года приходится на определенные дни недели [21].
Но на эти тонкости хронологии внимание обращал не каждый. Больший интерес вызывала внешняя сторона – еврейские праздники с их своеобразными, непривычными для христиан обрядами. Некоторые губернские администраторы даже обвиняли евреев в том, что они «некоторыми обрядами причиняют соблазн» [18, с.97). «Соблазн» – это, наверно, слишком сильно сказано, скорее – любопытство. Впрочем, не менее своеобразными в глазах евреев выглядели и православные праздники. К тому же у евреев, в чьем календаре праздников было совсем немного, не могло не вызывать удивления обилие праздников в православном календаре [35, с.с.64-66].
Самый главный из своих праздников, Песах (Исход), бахмутские евреи праздновали за неделю до православной Пасхи. Согласно иудейской традиции, избавление еврейского народа от страданий наступит с приходом помазанника Божьего и потомка Давида — Мессии. Царь-освободитель явится в виде смиренного учителя, установит на земле светлое царство Яхве, и все евреи, рассеянные по миру, чудесным образом будут перенесены в Иерусалим. Мертвые воскреснут, восторжествуют мир и братство людей. Вера в конечное торжество Единого Бога проявляется в ежедневной молитве и в пасхальном пожелании: «В следующем году – в Иерусалиме!» [90]. Главное обрядовое установление Пасхи – семидневное употребление в пищу мацы, хлебцев из пресного теста, напоминающих о египетском рабстве. В первый и второй вечера Пасхи устраивается особая трапеза – седер, во время которой каждый взрослый еврей должен выпить четыре бокала вина. После третьего бокала хозяин дома открывал дверь и призывал: «Благословен тот, кто должен прийти!» [Там же].
Как и православные бахмутчане, иудеи праздновали пятидесятый после Пасхи день, который, как и Песах, приходится на неделю раньше православной Троицы. У евреев этот праздник называется Шебуат, и связан с дарованием Моисею Торы, известной в христианской традиции как Пятикнижие Моисеево Ветхого Завета. В этот день бахмутские евреи несли в синагогу зерна пшеницы или ячменя – бескровную жертву Богу.
Месяц август был для бахмутских евреев постным. Они готовились к «страшным» или «судным» дням – периоду между Рош Ха-шана (праздник начала Нового гражданского года) и Йом-Кипур (судный день). В течение месяца совершались паломничества на кладбища к могилам умерших родственников с просьбой быть заступниками перед Богом. В Рош Ха-шана, отмечаемый 1-го и 2-го числа месяца тишри (первого месяца еврейского гражданского календаря), Бог Яхве «встает с кресла правосудия и пересаживается в кресло милосердия», проверяя дела верующих. Поэтому в день Рош Ха-шана в бахмутскую синагогу приходили даже те евреи, которых с иудаизмом связывал только обряд обрезания. Резкие, тревожные звуки шефара (трубы из рога) объявляли наступление «асерет йемей тшува» – десяти дней покаяния, отделявших Рош Ха-шана от Йом-Кипур, и которые необходимо было провести в покаянных молитвах. Но сначала, накануне Нового года перед заходом солнца, все еврейские дома в Бахмуте озарялись светом свечей, которые со словами благодарственной молитвы зажигали женщины. В первый день Нового года вся еврейская община собиралась на берегу Бахмутки, пела гимны и под особую молитву-тешлих выворачивали карманы, встряхивали над водой полами одежды, освобождаясь от прошлых грехов. И мелководная Бахмутка, символизировавшая в тот момент «пучину морскую», принимала еврейские грехи и уже гордо, с чувством выполненного долга текла дальше. После этого для ев¬рея желательно было надеть новую одежду и отведать плоды, которые еще не доводилось есть в течение года.
Наконец, наступала ночь накануне Судного дня. Еврейские мудрецы говорили: «Над нами всеми суд в Рош Ха-шана, а приговор выносится на Йом-Кипур», поэтому эта ночь также сопровождалась искупительным риту¬алом-капорес. Хозяин дома брал в руки петуха, его жена – курицу, трижды вращали их над головой, сопровождая молитвой: «Это да будет искупле¬нием моим, жертвой моей и заменой вместо меня, сей петух (или курица) пойдет на смерть, а я сберегу счастливую, долгую и мирную жизнь». Птицу резали, мясо готовили и съедали на исходе Судного дня. В этот день в синагоге замаливались уже коллективные грехи.
Через пять дней начинался Суккот – старинный праздник сбора урожая, Праздник Кущей. Он длился неделю и, согласно древней традиции, его следовало проводить на природе, «в шатрах». Но обычно его праздновали, исходя из местных условий. Хотя условия Бахмута шатров в общем-то не предусматривали, евреи старались построить во дворе своих домов шалаши из ветвей. Во дворе же синагоги сооружался уже настоящий шатер. Последний день праздника назывался Симхат Тора (радость Торы) и отмечал завершение годичного цикла чтения Торы.
В декабре в бахмутской синагоге в течение восьми дней празд¬новалась Ханука – праздник очищения, обновления, установленный в па¬мять о возобновлении в 165 году до н.э. богослужения в Иерусалимском храме, очищенном братьями Маккавеями от идолопоклонников. Этот праздник был понятен и православным: в августе они отметили свой празд¬ник в честь семейства Маккавеев, погибших от рук идолопоклонников и причисленных православными к лику святых.
Еврейский священный год завершался праздником Пурим, праздником Жребия. Он посвящается легендарным событиям, описанным в Книге Эсфирь (Эстер). Как гласит священный текст, во время правления персидского царя Артаксеркса I (465-424 годах до н. э.), под властью которого тогда находились иудеи, первый царский министр Аман захотел истребить еврейский народ. Но благодаря хитроумию любимой царской жены, еврейки Эсфирь, жестокий министр не смог осуществить свои планы. Евреи были спасены, а злодей Аман казнен. В эти дни евреи дарят друг другу подарки, устраиваются игры, танцы, народные гуляния и детские утренники [90].
И еще один праздник, семейный, но имевший общинный религиозный характер, отмечался в синагоге – Бар Мицва (сын заповеди) – праздник религиозного совершеннолетия. Когда мальчику исполнялось тринадцать лет, отец приводил его в синагогу и во время службы объявлял, что теперь его сын – совершеннолетний и сам отвечает за свое религиозное положение. Мальчик читал подготовленную заранее «драшу» (лекцию) на религиозную тему, в синагоге устраивалось угощение, и с этого дня мальчик становился полноправным мужчиной. Еще в середине ХIX века это означало, что он может жениться, что довольно часто и практиковалось. С первого же вечера совершеннолетия мальчик начинал читать «взрослую» молитву-шма. На следующее утро он, уже как взрослый, при утренней молитве надевал «тфилин» (две кожаные коробочки, укрепленные на ленте, внутри которых помещены цитаты из Торы). Одна надева¬лась на лоб, («чтоб душа твоя была подчинена служению Ему»), вторая – на руку («рука Его во всех твоих делах») [93].
Кроме тфилин, который когда-то носился постоянно, правоверный иудей должен был носить под верхней одеждой арбаканфот с цицитом - квадратный кусок материи с кистями по углам, оберегающий «от всякого зла». С этой же целью на косяк входной двери еврейского жилища помещали небольшой металлический или деревянный футляр – мезузу. В ней хранили свитки с цитатами из Торы, среди которых были и слова: «… чтобы Он прогнал всех врагов твоих от лица твоего…». Текст пишется на пергаменте с одной стороны. На обороте значится единственное слово: «Шаддай» (одно из имен Господа). Если пергамент свернут правильно, это слово окажется обращенным к читателю. Оно составлено из начальных букв («шин», «далет», «йод») в выражении «Шомер дальтот Исраэль» («Хранитель дверей Израиля»). Именно поэтому интересовавшиеся православные бахмутчане иногда приписывали мезузе свойства амулета, обладавшего магической силой. Но по существу, это знак еврейского дома. Она символизирует взаимную преданность Бога и его народа, поскольку содержит текст договора между ними. Ну а для других являлся просто указанием, что здесь, в доме, живут правоверные евреи [90].
О еврейском обычае разделять пищу на кошерную (которую можно есть) и трефную (которую есть нельзя), знают все. Знают и то, что очень многие запреты имеют практический смысл: не пить кровь, не есть падаль и т.д. Но иногда, по мнению христиан, дело доходило до абсурда. И.Р.Шафаревич, например, писал: «От средневековья сохранилась еврейская литература «Респонза», составленная из ответов особенно знаменитых раввинов на вопросы верующих. Там большое место уделяется вопросам такого рода: работники-христиане перевозили для хозяина-еврея бочку с вином; когда ее грузили на воз, немного вина выплеснулось на руки перевозчика, и несколько капель стекло обратно в бочку. Стало ли вино «запретным»? Раввин указывает считать его запретным. Вот так. Еврей не только не имел право пить «запретное» вино, но в некоторых случаях и иметь от него доход, т.е. продавать» [76, с. 53]. Можно подозревать, что в условиях Бахмута таких вопросов не задавали никогда. Об этом запрете уже не помнили сами евреи.
Мало кто сейчас знает, что запрет строить дома без ограждения по краю крыши тоже из числа еврейских. А он помимо практического, имел и религиозный смысл: «Если будешь строить новый дом, то сделай перила около кровли твоей, чтобы не навести тебе крови на дом твой, когда кто-нибудь упадет с него» (Втор., 22; 8). Кстати, о домах. Поначалу у православного народа вызывало, мягко говоря, недоумение – почему, входя в дом, евреи не снимают головной убор, даже в своих синагогах, а наиболее религиозные евреи их не снимают никогда. Но потом смирились – негоже лезть в чужой монастырь со своим уставом.
Любопытные нюансы еврейского быта отметил писатель Йозеф Рот: «В молельном доме курят. Курят в основном дешевые сигареты или не очень изысканный трубочный табак. Евреи чувствуют себя тут не в гостях у Бога, а скорее – дома. Это вовсе не официальный визит, а трижды в течение дня встреча в бедном или богатом, но все же святом молитвенном заведении с Богом.
Молясь, они порой чем-то возмущаются, громко кричат, жалуются на избыточные Божьи строгости, по сути, ведут с Богом процесс против него самого, чтобы тут же признать, что они грешили, заслуживают наказания и надеются исправиться в будущем. Нет другого народа, у которого бы отношения с Богом носили подобный доверительный характер. Это от того, что они древний народ и знакомство у них с Богом давнее» [61; 77]. Для постороннего человека эта эмоциональная горячность, «несдержанность» странна и чудна, но евреи считают, что человек, обращаясь к Господу, может высказывать в молитве любые собственные мысли и чувства – во всякое время и в любом месте. Такого рода спонтанные призывы к Богу не раз встречаются на страницах Талмуда. Ценность спонтанных молитв заключается в том, что они произносятся в минуты духовного подъема и эмоционально сближают человека с Богом [90].
Весьма колоритными были еврейские похороны с факельщиками и плакальщицами. Отличалось от христианского кладбища и еврейское. Если перед Новым годом евреи просили своих умерших родственни¬ков быть заступниками перед Богом, то специальным обрядом йорцайт ежегодно, в день смерти умершего, они поминали его зажженной свечой. Пламя свечи символизировало «живое свечение» души умершего. Молитва, которая сопровождала этот ритуал, кадиш, облегчала участь души. С этой же целью молитва кадиш читалась в течение года после смерти родственника. Все эти обряды символизировали единение еврейского на¬рода не только на земле, но и на небе.
Вот это единение со временем станет предметом пристального внимания общественности. Но это будет потом, а пока евреи продолжали жить своей жизнью.
Глава 4
Стабилизация без «фанатизма»
В первой половине XIX века количество еврейского населения в Екатеринославской губернии и, естественно, в Бахмутском уезде посте¬пенно увеличивалось, хотя и оставалось значительно меньшим, чем в соседних регионах [17, с.186]. Бахмут оставался глубокой провинцией черты оседлости, периферией. Но процесс еврейского переселения, раз набрав силу и получив единственное санкционированное правитель¬ством направление – на юг, все же шел, несмотря даже на ужесточение политики правительства в отношении евреев. Особенно, в конце царствования Алек¬сандра I и в годы правления Николая I. Так, в 1823 году еврейское переселение в Новороссию было вообще запрещено. Правда, запрет был скоро снят. Затем по указу Николая I евреев выслали из крупных горо¬дов Украины [18, с.43] и, вероятно, это вызвало вторую волну еврейского переселения уже в границах Украины – из более крупных го¬родов в города провинциальные. Конечно же, эта волна тоже докатилась и до Бахмута.
Новое переселение и обустройство на новом месте проходило на довольно мрачном фоне. В 20-е и 30-е годы XIX века участились неблагоприятные природные яв¬ления, иногда принимавших характер стихийных бедствий. От них, конеч¬но, страдали не только евреи, но и остальное население южных и цен¬тральных губерний России, где природа особенно разволновалась. Однако в первую очередь удары стихии принимали на себя переселенцы с их не¬устроенным бытом, не совсем с ясным социальным статусом и материальными трудно¬стями.
Засухи, недороды, падеж скота, нашествие саранчи в 1820 – 1824 годах вызвали на юге повсеместный голод и массовые миграции населения. Люди бросали обжитые места и в поисках заработка, а то и просто пи¬щи, уходили в соседние губернии. Их места занимали евреи, чье пере¬движение было ограничено чертой оседлости, южные пределы которой как раз и были охвачены бедствиями. Еще более серьезное положение сложи¬лось на юге в 1832 – 1833 годах, когда в течение двадцати месяцев в степи не выпало ни капли дождя, ни снежинки. Министерство внутренних дел даже было вынуждено разослать «по всем губернаторствам наставле¬ния о приготовлении хлеба из винной бурды, из соломы и других веществ» [6, с.с.394-395]. Официальные документы свидетельствуют, что и в этот раз «разного звания люди губерний Хер¬сонской, Таврической, Екатеринославской, Слободской Украины /.../ удали¬лись из мест жительства на заработки» [5, с.78].
Евреям и в этот раз «удаляться» было просто некуда. Необычайно холод¬ная зима 1840 года нанесла такой урон степному животноводству, что по¬головье скота удалось восстановить только через двадцать лет [Там же]. Как мы помним, евреи «хлебопашество» проигнорировали, но от бескормицы страдали все. Декабрист М. Лунин в своих записках утверждал, что «годы 1833, 1834 и 1840 будут отмечены трауром в наших летописях из-за голода почти все¬общего» [Там же].
И если в начале XIX века в аналогичной ситуации, когда регулярно повторяющиеся недороды вызывали голод в западных губерниях, а причину голода стали искать среди еврейских торговцев [17, с.127], то теперь, к счастью евреев, этого не произошло. И даже – наоборот: все отметили, что налицо оказался урон, понесенный ярмарочной торговле именно после запрещения еврейским купцам принимать в ней участие. Так, например, в 1821 году, после первой вспышки голода на юге, евреям за¬претили торговать на Харьковских ярмарках. В результате пострадали многие еврей¬ские купцы, в том числе и бахмутские. Для евреев-бахмутчан это был очень ощутимый удар, так как Харьковские ярмарки были обяза¬тельным звеном в их годовом торговом цикле. Но, оказалось, что и Харьковские ярмарки пострадали из-за отсутствия на них евреев (естественно, не только бахмутских). Их оборот упал на 9 000 000 рублей. Сумма довольно большая, но, несмотря на оче¬видные убытки, которые несла казна, запрет тупо продолжал существовать до 1835 года. И только, когда в подобной же ситуации, после очередной вспышки массового голода, еврейским купцам разрешили-таки снова участвовать в Харьковских ярмарках [18, с.48].
Когда природа, казалось бы, успокоилась, на головы евреев свали¬лось новое несчастье. В 1847 году правительство распространило рекрутские наборы и на еврейское население, до этого к армейской службе не привлекавшееся. «Еврейские наборы», то затихая, то вновь вспыхивая, проводились с такой жестокостью, что их уместнее было бы назвать рекрутскими репрессиями. Евреев ловили прямо на ули¬цах, не обращая внимания на возраст, и отправляли взрослых – в солдаты, детей – в кантонирские школы, закрепощая их по военному ведомству, как закрепощали солдатских детей. Объективности ради, стоит отметить, что одновременно рекрутские наборы активизировались и среди православного населения, а также то, что весьма прибыльной профессией «ловчика» (специалиста по отлову рекрутов) не брезговали и отдельные представители еврейского народа.
Введением прямой рекрутской повинности в еврейской среде прави¬тельство предполагало стимулировать выплату еврейскими обществами не¬доимок по косвенной рекрутской повинности, которую евреи, вместо службы в армии, оплачивали деньгами. За последние годы эти недоимки нако¬пились, вот чиновники и пытались выбить их репрессиями. Но и жесткими мерами правительство не достигло желаемого, а «еврейские наборы» еще больше обездолили еврейское население. Медицинские комиссии подходили к отбору рекрут очень строго, и обычно одного рекру¬та выбирали среди 50-ти, а то и 100 кандидатов. Поэтому отобрать кандидатов было сложно. А еврейских новобранцев направляли, в основ¬ном, в нестроевые части. В тех же случаях, когда они становились на¬стоящими солдатами-строевиками, то они, по словам самого Николая I, лич¬но инспектировавшего евреев-новобранцев, выглядели «весело, здорово, словом – молодцами» [18, с. 58].
Еврейские наборы были отменены в 1856 году, но уже за несколько лет до этого они утратили свою остроту и ярко выраженную национальную направленность. Это моментально сказалось на численности еврейско¬го населения «черты оседлости». Она начала возрастать. В 1857 году в Бахмутском уезде проживало уже 1670 лиц еврейской национальности [43, с.101]. Как и раньше, евреи стремились в города, где могли заняться привычным делом – торговлей и ремеслами. Поэтому уже через пять лет, в 1863 году, только в самом Бахмуте проживало 1560 евреев, что составляло 15% горожан [54, с.180].
К этому времени быт еврейских общин, в том числе и бахмутской, претерпел довольно ощутимые изменения. В 1844 году правительство упразд¬нило кагальную организацию еврейского общества. В 1852 году вышли так на¬зываемые «туалетные правила», запрещавшие евреям носить пейсы, а также ермолки вне молелен, а женщинам брить головы и носить парики [18, с.44]. На этот раз обошлось без петровского фанатизма «брадобрития». Наиболее зримые перемены произошли в Новороссии. Здесь «общест¬венная ситуация /.../ была спокойнее и чище, чем в западных губерниях» [18, с.100].
Основ¬ной причиной, не позволяющей, по мнению правительства, уравнять евреев в правах с христианским населением, был так называемый «еврейский фанатизм». Что это такое, никто не мог толком объяснить, но подозревали, что это что-то нехорошее. В чем конкретно он заключался, чиновники в Петербурге затруднялись сформулировать и обратились за разъяснением к местным генерал-губернаторам черты осед¬лости. Те, изучив ситуацию на местах, представили в столицу свои соо¬бражения по поводу самого «фанатизма» и о мерах борьбы с ним. В основ¬ном признаки «фанатизма» сводились к возможной (!) враждебности (религи¬озной и экономической) и отдельным, действительно имевшим место, слу¬чаям ее проявления к христианскому населению, а также в неискренности, круговой поруке, необразованности евреев и т.д. И только Новороссий¬ский генерал-губернатор доложил, что на вверенной ему территории проявлений «еврейского фанатизма», даже среди новоприбывших из западных губер¬ний евреев, нет. А имеющиеся среди евреев «заблуждения» и возможно, и необходимо ликвидировать просвещением [18, с.с.96-97]. Традици¬онный интернационализм и связанная с ним веротерпимость населения Новороссии, прагматизм зарождавшейся буржуазии – все это способствова¬ло более логичному и прочному укоренению евреев в этом крае.
В то время Бахмут становился довольно крупным торговым центром. Особенно наглядно об этом свидетельствуют статистические данные о ярмарочной торговле в Екатеринославской губернии. В 1860 году на Екатеринославщине проводилось 125 ярмарок (из них 17 городских). Общий обо¬рот на них составлял 3 544 320 рублей серебром [85, с.177], сле¬довательно, оборот на одной ярмарке в среднем равнялся 28 354 рублей се¬ребром. В Бахмуте в то же самое время устраивали три ярмарки, и в сред¬нем оборот одной составлял 78 333 рублей серебром, т.е. в три раза пре¬вышал среднегубернский показатель [34, с.58; 35, с.11]. Цифры говорят сами за себя. Интересно и то, что во внутренних губерниях России по мере развития постоянной торговли через магазины, значение ярмарочной торговли постепенно уменьшалось еще с конца ХVIII века. На периферии же, в том числе и в южных губерниях черты оседлости, там, где города были малочисленны и развиты слабо, значение ярмарок не только не уменьшалось, но даже возрастало. Здесь открывались широчайшие возможности для торговой деятельности, и это не могло не привлекать еврейских купцов. Их дея¬тельность в Новороссии заметно активизировалась. Так же как и в Бахмуте.
Во многом благодаря именно еврейским купцам, расширился ассорти¬мент продаваемых на бахмутских ярмарках товаров. Если в 1799 году на них, помимо крупного рогатого скота и лошадей, торговали «разными шелковыми, шерстяными и из пушнины товарами» [50; 35, с.12], то в 1862 году, кроме этих товаров, продавали уже и «изделия медные и железные, стекло, хрусталь, фаянс, фарфор, глиняную и деревянную посуду, кофе, чай и бакалейные товары» [46, с.315]. Ведущая роль еврейских купцов в торговле «колониальными» товарами несомненна – они не только сохранили, но и упрочили свои деловые связи в западных губерниях и балтийских портах, куда бахмутским православным купцам было ездить и далековато, и доро¬говато, и не знакомо, и не привычно.
Евреи были более подвижны. В 50-е годы XIX века они уже берутся не только осваивать, но и контролировать южное направление бахмутской торговли – к Азовскому морю. В 1854 году начинается строительство почтового тракта от Бахмута до Мариуполя с его морским портом. К 1858 году на тракте построили восемь почтовых станций, семь из которых взяли в аренду евреи: две, Михайловскую и Новомихайловскую – купец Фроим Розенберг, три – Никитовскую, Скотоватскую и Авдеевскую – его брат Соломон Розенберг, Карловскую и Чердаклинскую – мещанин Стемковский [70, с. 8].
Активно развивающаяся бахмутская торговля уже не вписывалась в тесные рамки Торговой площади и Гостиного ряда. В середине XIX века го¬родские торговцы начали осваивать пустующую территорию бывшего солеваренного заводам, закрытого в 1782 году, и уже ненужной цитадели. Здесь возникла Базарная площадь. Судя по данным «Оценки недвижимых имуществ», в I908 году еврейским торговцам на Базарной площади принадлежало уже 53% лавок [35, с.12]. Конечно, хронологически эта цифра является более поздней и не совсем достоверно отражает картину, отделенную от 1908 года полусотней лет, но общая тенденция проник¬новения еврейского капитала в торговлю Бахмута прослеживается доволь¬но четко.
Еврейские лавки на Базарной площади принадлежали преимуществен¬но переселенцам второй волны. Собственно, выделение «переселенческих волн» - очень условно. В целом еврейская миграция шла перманентно, не реаги¬руя ни на запретительные меры правительства, пытающегося регулировать процесс, ни на благоприятные или неблагоприятные природные явления. Но у миграции имелись и пики, поднимавшиеся обычно после определенных репрессивных действий правительства. Таким образом, создавалась пери¬одичность миграции. Методика ее выделения и статистическое обоснова¬ние – дело будущего, пока же просто воспользуемся термином «волна пе¬реселения» априорно.
Установить фамилии еврейских купцов, прибывших со второй волной переселенцев, все еще довольно проблематично. В известных в настоящее время документах середины ХIX века они не встречаются. Впрочем, и фами¬лии православных купцов всплывают в них очень редко и то лишь в связи с теми немногочисленными попытками, которые они предпринимали для создания промышленных предприятий. Только на страницах переписки властей с теми немногими бахмутскими купцами, которые пытались стать промышленниками, можно установить отдельные фамилии купцов – Карталов, Ави¬лов, Ларионов, Иваницкий и немногие другие. Как видим, евреев среди них нет. Вероятно, чувствуя нестабильность своего по¬ложения в Российской империи, евреи не спешили вкладывать капитал в развитие промышленности и ограничивались торговой и ремесленной дея¬тельностью. Впрочем, и капиталов таких у них еще не было.
И в правительственных кругах, и на местах не раз отмечались неприхотливость и умерен¬ность в быту еврейских купцов. Еще в 1835 году в Государственном совете чуть ли не в вину евреям ставили то, что их купцы ведут не такой образ жизни, как купцы православные, «довольствуясь вообще в домаш¬нем быту своем весьма малым» [18, с.47]. В 1857 году об этом же, но уже уважительно, говорил и киевский генерал-губернатор [18, с.154]. Возможно, эта воздержанность в быту и привела к тому, что еврейское купечество уже к концу 60-х годов относительно разбогатело, хотя среди них все еще едва ли набиралась сотня купцов 1-й гильдии [18, с.71, с.158].
Качественные изменения в еврейской среде проходили на фоне демократических преобразований правительства Александра II. В отноше¬нии евреев это выразилось, прежде всего, в том, что отдельные категории евреев постепенно получили право выхода за черту оседлости. В 1859 году это право получили купцы 1-й гильдии, в 1861 – доктора медицины, а также доктора, магистры и кандидаты по другим факультетам университета, в 1865 году – военные врачи, механики, винокуры, пивовары и вообще ремесленники, в 1879 году – нижние армейские чины, отбывшие срок службы, в 1879 году – уже и просто выпускники высших учебных заведений [20, с.305; 18, с.с.155-208].
В числе предпринимателей, освобожденных от условностей черты оседлости, оказался и будущий «железнодорожный король России» Самуил Соломонович Поляков. Он построил несколько железнодорожных линий: Козлово-Воронежско-Ростовскую, Курско-Харьково-Азовскую, Фастовскую и Бендеро-Галацкую и другие. Даже критически настроенные современники не могли не восхищаться предпринимательским талантом Полякова. Он сделал очень многое для того, чтобы Россия догнала западноевропейские державы по показателям протяженности и пропускной способности железных дорог, а также по внедрению передовых на то время методов строительства. Нельзя и переоценить его вклад в создание железнодорожной сети Донбасса. В Бахмуте он построил великолепный особняк в центре города, основал Азовско-Донской банк. Но, к сожалению, не успел или не захотел основательно связать центр уезда с железной дорогой.
Между тем изменилось и еврейское купечество Бахмута. Промышленный бум, связанный с освоением природных богатств Донбасса, строительство желез¬ных дорог вызвали приток на территорию края как российского, так и иностранного капитала. В меру своих финансовых возможностей принимали участие в этом освоении и местные предприниматели, в том числе и ев¬реи. Финансовых возможностей хватало лишь на попытки внедриться в ин¬фраструктуру создаваемых промышленных гигантов, на создание небольших предприятий, обслуживающих разнообразные потребности многочисленных шахт, металлургических предприятий и многочисленного рабочего люда, устремившегося в Донбасс. Среди массы безвестных евреев-подрядчиков, мелких и средних торговцев и предпринимателей уже можно установить отдельные имена.
В 70-е годы промышленный бум в Донбассе поутих, а затем перерос в свою противоположность - промышленный кризис. Но, как бы это ни ка¬залось парадоксальным, именно 70-е годы стали для Бахмута периодом расцвета. Самые крупные предприятия – кирпично-черепичный, стеколь¬ный и алебастровый заводы Э.П.Фарке, солеваренный завод И.П.Скараманги, железнодорожная ветка (правда, тупиковая), водопровод, первое уличное освещение – все это появилось в Бахмуте именно в то десяти¬летие. В то время, как в тяжелой и горнодобывающей промышленности уез¬да, так и во всей России свирепствовал кризис, когда сельское хозяйств страдало от очередного недорода, экономика Бахмута, в которой «тяже¬лые» отрасли отсутствовали, резко пошла в гору, подпитываясь дешевой рабочей силой из окрестных сел. Среди новых отраслей промышленности, появившихся в городе в 70-е годы, необходимо назвать и полиграфию, тем более, что ее зарождение здесь непосредственно связано с интересующей нас темой – деятельностью еврейских предпринимателей.
В 1872 году мещанин Рафаил Грилихес открыл в своем доме на Харьковской улице первую в городе, да и в уезде, типографию [33, с.5]. Из небольшо¬го домашнего заведения, где первоначально работало всего три человека, за сорок лет типография разрослась в солидное предприятие – систему книжных магазинов с большим складом письменных, канцелярских, контор¬ских, чертежных принадлежностей и учебных пособий с музыкальным, иг¬рушечным книжным, фотографическим и электрическим отделом. Магазин был единственным место, где в Бахмуте продавали фортепиано фирмы «Шредер».
Типография, давшая начало всему предприятию, была уже только составной частью фирмы, имела переплетную и линевальную мастерские, и гордо называлась «Печатное искусство». Интересно, что развитие пред¬приятия Р.Грилихеса является исключением из правила, утверждающего, что «промышленность в России вышла из торговли» [8, с.21]. На примере Грилихеса мы наблюдаем как раз обратную картину – выраста¬ние торговой фирмы из небольшого промышленного предприятия.
В начале XX века фирму «Печатное искусство» возглавили сыновья бахмутского первопечатника – Леон и Исаак Рафаиловичи. Устранившись от руководства предприятием, будучи уже в преклонном возрасте (он родился в 1821 году), Р.Грилихес мирно доживал свой век. К этому времени Грилихесы обзавелись солидной не¬движимостью (4 дома общей стоимостью 11 500 рублей) и, по всей видимости, выезжать из города не собирались. Среди бахмутских домовладельцев из¬вестны два Грилихеса, Шая и Исаак. С Исааком все понятно, он владел книжным магазином, а кем был Шая пока непонятно. А Леон вместе с Исааком после того как в 1894 году Министерство внутренних дел разрешило частным предпринимателям изготавливать бланки открытых писем, к своей полиграфической деятельности добавили еще и изготовление фотооткрыток с видами городов, в том числе и Бахмута.
Глава 5
Разрушители традиций
Следующее десятилетие, время правления Александра III, известно в истории России как «период реакции», охватившей все стороны общест¬венной жизни. В 80-е годы XIX века было свернуто большинство демократи¬ческих преобразований, начатых Александром II. Наступление реакции – «шум прибоя» – евреи почувствовали раньше других слоев населения, еще при жизни Александра II.
Экономическая активность еврейских купцов не нравилась многим. Собственно говоря, этот еврейский экономический задор раздражал всю Европу. «Жалобы поразительно стереотипны и многочисленны: из Англии, Франции, Германии, Швеции, Польши /…/ Обычно евреев обвиняют в «обмане», – пишет Шафаревич. – Но, главным образом, подразумеваются не формальные правонарушения, а разрушение обычаев, норм морали в области торговли – традиций, сложившихся в христианском обществе» [76, с.80]. Евреи, например, «нарушали разграничение областей торговли по гильдиям, прибегали к демпингу, украшали витрины своих лавок, что считалось непорядочным, но закладывало основы свободной конкуренции, рекламы – основоположные черты капитализма» [76, с.82].
Конечно, за еврейскими дельцами грешки водились, но они были типичными для зари капитализма, для того периода, который получил на¬звание «период первичного накопления капитала». В России этот этап тоже проходили. Примеров множество. Хотя бы один – возможно, не самый яркий, но связанный с евреями. Точнее, со спровоцированной правительством ма¬нипуляцией земельным фондом в условиях новых арендных отношений, сло¬жившихся после отмены крепостного права в 1861 году. Бахмутские крестьяне, например, потерпели существенные убытки. Если до реформы в уезде на одну ревизскую душу приходилось до 3,58 десятин земли, то после реформы только 2,8. Выкупные платежи в 3-4 раза превышали рыночную стоимость земли. Около 28% ревизских душ вообще не получили наделов. Неслучайно треть помещичьих сел уезда (Дружковка, Еленовка, Елизаветовка и другие) выступили с требованиями «действительной свободы», и против них применили силу [29, с.91]. Малоземельным кре¬стьянам при аренде помещичьей земли, чаще всего, приходилось иметь де¬ло с посредниками-евреями, которые раньше, чем их православные кол¬леги, смогли предусмотреть выгоды этой деятельности [30, с.с.98-99]. Эти выгоды они просчитали, еще сотрудничая с польскими шляхтичами. Конечно, масштаб операций еврейских посредников в Бахмутском уезде был значительно скромнее, чем в западных районах, но трения крестьян с евреями-посредниками наблюдались и здесь, хотя до крайностей не доходило.
Очередная серия еврейских выселений началась на Дону в 1880 году, когда все евреи были высланы с территории Войска Донского, как элемент, «вредно влияющий» на развитие промышленности и торговли сре¬ди казаков [18, с.211]. В следующем году по Причерноморским губерниям пронесся ураган еврейских погромов, спровоцированных мелки¬ми недоразумениями и завистью к быстрому обогащению евреев-конкурен¬тов, промышленников и торговцев.
Новая очередная волна переселенцев с Дона и из Северного Причерноморья – будем считать ее третьей – растеклась по Малороссии, оседая в небольших городках. Евреи стремились уехать подальше от «горячих точек», опасаясь за жизнь близких и за свое имущество. Но – ближе к заветной черте оседлости в надежде, в конце концов, выбраться за нее. Для этого во всех отношениях Бахмут был почти идеальным местом. Не тихая заводь, конечно, но все же. Отдельные всплески антиеврейских настроений тоже начали докатываться и сюда. Немалую роль в разжигании страстей сыграла и пресса. Она осо¬бенно старательно начала разрабатывать еврейскую тему после 1870 году. В то время вышла в свет нашумевшая «Книга кагала» Я.Брафмана, которая «в первый раз открыла России и всему христианскому миру, сохраняв¬шуюся в строгой тайне мрачную картину еврейской жизни и привела про¬сто в ужас тех русских людей, которые с ней познакомились» [20, с.311]. Эти «крайне вредные черты», якобы имевшие место в жизни и деятельности евреев, «изменили взгляд на них части русского общества» [Там же]. И эта часть начала усиленно культивировать антисемитизм по всей России, даже в Сибири и на Дальнем Востоке, там, где евреев отродясь не видывали.
Стала модной еврейская тема и в прессе Екатеринославской гу¬бернии. В ее освещении наблюдался широкий спектр мнений, и опреде¬ленной точки зрения на проблему выработано не было. Так, в феврале 1881 года газета «Южный край» с сочувствием писала о бесперспективности судебного иска, возбужденного одним из евреев-подрядчиков против крупного шотландского предпринимателя Джона Джеймса Юза. Подрядчик имел смелость обвинить Д.Юза в хищении железной руды [94]. А уже через неделю, в марте 1881 года журналист (по-видимому, бахмутчанин) В.Онуфриев в той же газете, анализируя положение дел в экономике края, тоже отмечал хищнические методы разработки полезных ископаемых, но видел в этом чуть ли не национальную черту, присущую одним лишь евреям. «По большей части место¬рождения минералов и рудники, – писал он в статье "Степь богата, а население бедствует", – попадала в руки проходимцев-евреев и других кулаков, которые, платя ничтожные деньги, а нередко за несколько ведер водки, заарендовали /…/ богатые залежи и стали разрабатывать их по-своему, хищническим образом, лишь бы поскорее нажиться» [95].
В самом Бахмуте серьезных недоразумений пока не возникало, а если они и появлялись, то и тогда их разрешение не выходило за рамки приличий и не выливалось в межнациональные разборки. Мелкие же недоразумения вспыхивали на экономической почве.
В свое Грилихес занял в го¬родской экономике свободную нишу, а вновь прибывшие евреи начали не¬редко вторгаться в святая святых бахмутских предпринимателей. Эта «святая святых» были от¬расли, занимавшиеся переработкой продуктов сельского хозяйства и, в частности, мукомольным производством, которым в Бахмуте занимались издавна, традиционно используя водяные мельницы и, изредка, ветряки. И тут в городе появился человек, решившийся с присущей евреям предприимчивостью посягнуть на патриархальный способ производства, завещанный дедами и прадедами, и попытаться его по-своему переделать, модернизировать. Этим человеком оказался купец Соломон Иосифович Трахтеров, человек с предпринимательским задором и склонностью к техническим знаниям. Неизвестно, как бы развивались дальнейшие события, если бы он был православным. Надо думать – никак. Но Трахтеров прибыл, скорее всего, «на волне» последнего, третьего, выселения, и уже успел привыкнуть к треволнениям житейское моря.
Осмотревшись в Бахмуте, Трахтеров понял, что здесь есть, чем заняться. В сентябре 1884 году он получил разрешение на строительство паровой мельницы. Дело для Бахмута было новое, поэтому разрешение на строительство выдало не уездное руководство, а губернское правление. Там же утвердили и проек¬тную документацию. Согласно проекту, мельница строилась по месту жительства Трахтерова – прямо во дворе его дома. Такая практика дислокации мелких промышленных предприятий в Бахмуте практиковалась. Но то были салотопенные фабрики, водяные мельницы, воскобойни, свечные заводики… А тут паровая мельница!
И появление в городе мощного агрегата, способного заменить не одну мельницу, многим не понравилось. Во-первых, это нарушало планы Горуправы, которая два года назад санкционировала строительство на южной окраине аж 27 новых ветряков. В случае появления в городе паровой мельницы, необходимость в таком количестве ветряных мельниц пропадала. А вме¬сте с тем пропадали и поступления в городской бюджет от арендной пла¬ты за землю под строительство ветряков. Во-вторых, у местной полиции появлялась лишняя причина для головной боли по поводу соблюдения Трахтеровым правил противопожарной безопасности (а он их в целях максимальной экономии при строительстве постоянно нарушал). В-третьих, по из¬вестным причинам были недовольны потенциальные конкуренты Трахтерова. В-четвертых, его соседей явно не прельщала перспектива сосуществова¬ния рядом с дымящим и грохочущим производством. Обывателям свойственна осторожность к разным опасным инновациям. Именно соседи и на¬чали тяжбу с Трахтеровым, в которую постепенно были втянуты и Горуправа, и полиция, и Губернское правление, и даже Сенат. Интересно то, что в многочисленных посланиях бахмутчан в выше¬стоящие органы о Соломоне Трахтерове можно прочитать все. И о якобы имевшем месте подлоге документов, и о якобы технической несостоятельности проекта, и о его многочисленных нарушениях, и даже о возможной финансо¬вой несостоятельности самого Трахтерова, и много еще кое-чего. Но соображений по поводу его национальности в документах нет. Факт оч¬ень интересный и показательный [22; 34, с.42].
Между тем, дело затянулось надолго, результат его неизвестен, но, вероятно, компромисс был достигнут. Паровая мельница С.Трахтерова фигурирует в документах 1890 года [12, л.11]. У него появились и последователи. В тех же архивных доку¬ментах есть сведения еще об одной паровой мельнице, принадлежавшей некоему Гинсбургу [Там же]. Это указывает на то, что Гинсбург и Трахтеров взаимной конкуренции не остерегались. Сам же Трахтеров открыл в 1893 году в городе еще и пивоваренный завод, основатель¬но вписался в торгово-промышленные круги Бахмута. Пивзаводом Трахтерова руководил высококлассный специалист, выписанный из-за границы, «еврей, австрийскоподданный Энгельберт Францевич Збиров, обучавшийся на пивовара в г.Прага» [10].
По документации пивоваренного завода, можно выяснить штатное расписание работников заведения. Кроме главного пивовара на заводе работали бондарь, бродильщик или два помощника бродильщика, подвальный, кочегар, солодовник, три помощника солодовника, три дробильщика солода, два «сушарника солода». Сподручными были фасовщики: три мойщика бутылок и закупорщика. Доставкой продукции занимались два извозчика [72, с.39].
А кипучая деятельность Трахтерова продолжала удивлять бахмутское деловое сообщество новшествами. В 1895-1896 годах он уже в качестве «харьковского 1-й гильдии купца, проживающего в Бахмуте», организовал в городе сразу два акционерных общества: «Общество пивомедоварения в Бахмуте» и «Бахмутское Общес¬тво мукомольного дела» [34, с.с.42-43]. Создание акционерных обществ тоже было еврейским «ноу-хау» и широко практиковалось в Европе. Достаточно сказать, что в Германии уже в 70-е годы XIX века акционерных компаний и обществ существовало множество. Из 25 самых больших компаний 16 были еврейскими. В отдельных компаниях среди учредителей от одной четверти до одной трети составляли евреи. В населении же страны они составляли менее 1% [76, с.109].
В Бахмуте такие Общества были отзвуком «учредительной лихорадки», вспыхнувшей в России в 90-е годы, когда только за семь лет учредительные капиталы различных акционерных обществ возросли в 17 раз [66, с.307]. Возможно, одной из задач их создания была биржевая спекуляция акциями, очень популярное развлечение мелких бизнесменов в России того времени.
Но в Бахмуте акционирование пошло туго. В 1906-1910 годах у акционеров возникли труд¬ности, в результате контроль за деятельностью Обществ перешел к Азовско-Донскому банку. Какое-то время они еще существовали – упоминание о них имеется в документах 1912 года.
Имя Соломона Трахтерова встречается и в «Оценке недвижимых имуществ». Он владел небольшим домом рядом с Еврейским училищем. Остальные бахмутские Трахтеровы (Абрам, Даниил, Иосиф-Лейба) были домовладельцами и имели в Бахмуте довольно солидную недвижимость, суммарно оцененную в 1908 году в 9 800 рублей. Соломон Иосифович Трахтеров в Бахмуте увековечил память о себе еще и стро¬ительством в 1912 году здания Окружного суда.
Глава 6
Место под солнцем
Пока С.Трахтеров боролся с ветряками в Бахмуте, правительство продолжало бороться с евреями по всей стране. Не отменяя данной им Александром II возможности выхода за черту оседлости, правительство Александра III постепенно сокращало саму черту и урезало социальные права евреев, как на территории черты оседлости, так и за ее пределами. В 1882 году евреям запретили жить и владеть недвижимостью в сельской ме¬стности, и те из них, кто, все-таки, посчитали для себя земледельческий труд «приличествующим», были вынуждены отправиться в города. Это была четвертая волна переселения. В 1887 году из черты оседлости были изъяты Ростов-на-Дону и Таганрог с уездом. В 1891 году около 17 000 евреев было выслано из Москвы [38, с.с.308-307]. Это были пятая и шестая волны миграции. Законодательные акты 1890 и 1892 годов отстранили евреев от земских дел [18, с.с.223-232]. Ну, это уже – «по месту прописки», без далеких походов.
И вот здесь, в Бахмутском уезде, а точнее – в Юзовке, в 1892 году произошли межэтнические столкновения. Собственно говоря, это было не «столкновение», а настоящий еврейский погром. 2 августа 1892 года «толпа в несколько тысяч рабочих бросилась разбивать чайную, устроенную во время (очередной вспышки эпидемии – А.К.) холеры, разорять лавки, склады и магазины евреев, начался страшный грабеж. Мужчины, женщины и дети тащили, кто сколько мог. В 8 часов вечера начался пожар /…/, к ночи базарная площадь представляла сплошной пожар». Полностью сгорели синагога, гостиница, разграблены 7 домов, 182 магазина, 11 пивных. В пламени погибло 80 евреев [48 с.43; 71, с.54].
Местный священник Александр Матвиевский с крестом в руках пытался остановить пьяную толпу рабочих, которые считали евреев виновными в распространении холеры. Еврейские семьи спасались в Преображенском храме. Казачьи войска арестовали в Юзовке более 500 участников погрома. Было применено огнестрельное оружие, сабли, пики. 23 погромщика были убиты, 7 умерли от ожогов [71, с.54]. Это произошло за сотню верст от Бахмута. В самом городе было спокойно.
Между тем, чтобы попасть за заветную черту, евреи шли на все. В свое время И.Р.Шафаревич приводил такой пример российско-американо-еврейского отношений. В 1910 году в американской прессе была начата шумная кампания против русского правительства, ограничивающего въезд евреев в Россию – американских граждан. Одновременно та же пресса писала о бедственном положении евреев в России, и И.Р.Шафаревич справедливо удивлялся – зачем же евреи туда стремились? Но возбужденная пресса требовала даже ввести против России санкции – расторгнуть русско-американский торговый договор. С этой целью президента Уильяма Тафта посетила группа влиятельных евреев. Тафт, который уже успел разобраться в ситуации, объяснил им, что речь идет о евреях, недавно въехавших в США из России, получивших американское гражданство, и теперь желающих вернуться в Россию уже стопроцентными американцами, не ограниченными чертой оседлости. Президент к России претензий не имел, поскольку, по его мнению, каждая страна имеет право сама формировать свою иммиграционную политику, и американским евреям отказал. Правда, уже через несколько месяцев Тафт, все же, сдался под напором еврейского лобби, и договор с Россией был расторгнут. За что в следующем году еврейская организация Бнай-Брит вручила ему медаль, как «человеку, сделавшему в прошедшем году больше всех для блага евреев». [76, с.111].
Вот такие рычаги использовали российские евреи для того, чтобы выбраться за пресловутую черту. Путь долгий – из России в Америку и обратно в Россию, чтобы попасть во внутренние губернии. Думается, что после этого у российского правительства симпатии к евреям не прибавилось. И царское правительство все больше сужало для них поле деятельности. Сужало как территориально, так и профессионально, концентрируя евреев во второстепенных городах, и направляя их интересы в торгово-промышленную сферу, ремесленную и врачебную деятельность, фор¬мируя в еврейской среде определенные ценности.
Справедливости ради необходимо отметить, что в начале ХХ века, особенно после первой русской революции, положение в этом плане несколько изменилось. В Бахмутском уезде, например, евреи начали обживать уже не только промышленные центры. Так, согласно «Справочной книге Екатеринославской епархии за 1913-1914 (по июль месяц) годы», еврейская община численностью 28 человек обоих полов (вероятно, две-три семьи) проживала на территории прихода местной Николаевской церкви, составляя вместе с местными католиками и лютеранами иноверческое меньшинство, равное 1,2% среди православного земледельческого населения [67, с.8].
Для всех евреев ключом к территориальной свободе становилось выс¬шее образование. Евреям-ремесленникам такую свободу приносило профессиональное мастерство и конкурентоспособность. Это достигалось узкой спе¬циализацией в «интеллигентных» ремеслах и передачей секретов и навыков из поколения в поколение. Недаром многие профессии (закройщики, портные, цирюльники, сапожники, ювелиры, часовщики, юристы) становились поч¬ти еврейскими национальными ремеслами.
Торговцы стремились сколотить капитал: только за¬пись в купечество по 1-й гильдии обеспечивала возможность проживать в любом городе страны. Вспомним стремление С.И.Трахтерова стать купцом 1-й гильдии. С другой стороны эта возможность во многом оставалась теоретической и шаткой – в самый неожиданный момент мог появиться указ о выселении евреев из конкретного города или целого ряда го¬родов. Наиболее безопасными в этой ситуации становились средние и малые города, для купцов 1-й гильдии по всей стране, для всех осталь¬ных – в черте оседлости. Здесь была хоть какая-то гарантия стабильности, здесь можно было накапливать недвижимость. Особенно важно это было для промышленников, чья деятельность без создания такой недвижимости была немыслима. Кроме С.И.Трахтерова позже можно будет продемонстрировать общую бахмутскую тенденцию на примерах. Статистика городской демографии в Новороссии, в общем-то, не противоречит этому выводу.
Поэтому Бахмут в этом плане в конце XIX века был поч¬ти идеальным городом, своеобразным «местом под солнцем». Центр уезда со стремительно развивающейся промышленностью, он оставался тихим патриархальным городом. А точнее – «большой малороссийской степной деревней с улицами, покрытыми навозом» [87, с.37], как пренебрежительно называли его столичные визи¬теры. Просвещенные столичные жители знали о своеобразии «штетлов», и ассоциаций Бахмута с еврейскими местечками у них не возникали.
«Большая малороссийская деревня»? Может быть… Торговый центр для обширной территории – Бахмут собирал на свои ярмарки, в основном, продавцов сельскохозяйственных товаров, и остав¬лял большое поле деятельности для торговли городской, «цивилизован¬ной», через магазины. Солидный капитал в Бахмут не шел, здесь для него не было точек приложения. Солидный капитал направлялся на шахты, металлургические заводы Донбасса, на строительство железных дорог, в то время как сам уездный центр оставался в стороне от крупных магистралей. Поэто¬му в Бахмуте действовал капитал средний и мелкий, и, как и во всем Донбассе, – интернациональный. В определенной степени его интернаци¬онализм определялся и капиталом еврейским.
Стабилизировавшись на отметке 15-16%, доля евреев в демогра¬фии Бахмута явно не отражала их роль в городской экономике. С конца XIX века она постоянно и стремительно возрастала. В южных губерниях это наблюдалось повсеместно. Умные городские головы и губернаторы старались, по крайней мере, не очень препятствовать еврейской коммер¬ческой инициативе, считая ее полезной даже с воспитательной точки зре¬ния. Еще в 1857 году киевский генерал-губернатор, сравнивая потенциальные возможности православ¬ных и еврейских купцов, отмечал, что первые, «стремясь к монополии /.../ даже собственно для себя не извлекли из того (после удаления из Киева еврейских купцов – А.К.) никаких выгод, по недостатку предприимчивости потребных для торговли капиталов и, затем, несообразности частной сво¬ей жизни, поглощающей все их приобретения на утоление развивающейся между ними роскоши», а евреи же, «никогда почти не изменяя простоте в образе жизни, всегда довольствуются умеренными барышами и неутомимой деятельностью, более других в состоянии оживить и развить торговлю и промышленность... тем самым соревновать им купечество христианского общества» [18, с.154].
«Соревнование» обострилось в 90-е годы XIX в., когда правитель¬ство приняло ряд законодательных актов, открывающих дорогу к торговой и промышленной деятельности широких слоев населения. Грань между куп¬цами и мещанами начала стираться. Теперь «торговцем» или «промышлен¬ником» мог стать не обязательно купец, а любой желающий, выбиравший так называемое промысловое свидетельство, т.е. уплачивающий основной промысловый налог. Повсеместно наблюдался всплеск экономической актив¬ности средних слоев населения, в том числе, естественно, и евреев.
Такая же картина наблюдалась и в Бахмуте. В конце 90-х годов в городскую управу за разрешением на открытие торговых заведений и на аренду земли под промышленные предприятия обращаются мещане-евреи Яков Сталь, Есель Добрейцер, Колдынский, Арон-Лейба Фельдман и целый ряд других горожан, желающих начать собственное дело. Для занятия торговлей и мелкой промышленностью в России особых специальных знаний не требова¬лось. Необходимые навыки приобретались опытом и практикой. У евреев хватало и того, и другого. Вероятно поэтому «соревнование» они явно выигрывали: в начале ХХ века среди бахмутских торговцев евреи составляли 36,4%, а среди промышленников – 59,1%. Их доля среди бахмутчан составляла в то время 19%.
Интересно сравнить эти цифры с данными В.Кожиновым по России в целом. Притом, что евреи составляли всего 4% населения империи, среди торговцев их доля равнялась 72,8% [30, с.102]. Красноречивые проценты, но данных по промышленникам у Вадима Валериановича, к сожалению, нет.
И.Р.Шафаревич приводит интересные сведения из книги А.П.Субботина «В черте еврейской оседлости», изданной в Петербурге в 1888 году. Итак, в Минской губернии среди купцов 1-й и 2-й гильдий евреи в 1886 году составляли 88%. В Волынской губернии евреи были одной седьмой частью населения, а среди купцов их доля равнялась 91%. Но это – западные, традиционно еврейские районы. В Киевской губернии среди купцов 1-й и 2-й гильдий их было уже меньше – 43%, притом, что среди населения – 10% [76, с.133]. Указывая на преобладание евреев в русской торговле, В.В.Шульгин в 1929 году сделал такой вывод: «В каждом местечке Малорос¬сии... торговцев и ремесленников (православных – А.К.) /.../ еврейство отстранило от их занятий /.../ перевело в низший социальный класс, омужичило» [79, с.108].
Теперь посмотрим, как обстояли дела в Бахмуте. Цифры свидетельствуют, что доля еврейских торговцев здесь была в 2 раза ниже, чем в среднем по стране, и составляла чуть больше трети всех бахмутских торговцев. За сто лет «вытеснение» нееврейских торговцев увеличилось в три раза, с 12% в 1799 году до 36% в начале XX века. И в списках домовладельцев 1908 года встречаются явно обедневшие потомки бахмутских купцов середины XIX века, которые, кстати, и в то время миллионщиками не были. Причины «вытесне¬ния», вероятно, заключались в следующем. Во-первых, как среди русских, так и среди еврейских торговцев шел «естественный отбор», типичный для капитализма. Торговых династий, насчитывавших 3-4 поколения, и в масштабах всего государства было немного. Чаше всего «торговые фир¬мы» со смертью своего основателя прекращали существование [8, с.88]. Это происходило повсеместно, даже в российской глубинке, где в своеобразных тепличных условиях о таком жестком явлении, как еврейская конкуренция, и слыхом не слыхивали. Во-вторых, в Бахмут, за редким ис¬ключением, попадали мелкие еврейские капиталы, значительной конкуренции мелким же капиталам местных торговцев не составлявшие. В тех же случаях, когда в Бахмуте оказывался более или менее капиталистый еврей, он вкладывал деньги в развитие промышленности. Поэтому и доля евреев-промышленников в Бахмуте составляла уже 59%. Но и среди «нееврейских» 41%, доля «русских» промышленников была невысока. «Гиганты» бахмутской индустрии находились в руках чеха В. Штерцера, управляющего фирмой «Е.М.Фарке» и владельца собственных крупных предприятий. Сама фирма была основана немцем Э.П.Фарке, а после того, как он умер, перешла в руки его жены, греческой подданной Е.М.Папазоглу. Другой крупной «фирмой» – соле¬варенным заводом, владело греческое семейство Скараманг. Такова в об¬щих чертах картина, вырисовавшаяся в бахмутской экономике к началу ХХ века. Как видим, еврейский национальный колорит на этой картине доминировал несильно.
Прежде чем более подробно рассмотреть еврейский сектор городской экономики, необходимо отметить следующее. Хотя четких границ, сущест¬вовавших ранее между купцами и мещанами, торговцами и промышленниками, уже не существовало, в бахмутском обществе, в том числе и в еврейской среде, еще четко можно выделить группу торговцев, состоящую, правда, уже не только из купцов. Среди торговцев были люди разного происхожде¬ния и достатка, и основной особенностью этой группы можно считать стро¬гую приверженность именно торговле. Назовем ее первой группой. Вторая группа, торгово-промышленная, состояла из более зажиточных бахмутчан, купцов и мещан. Очень часто это были целые семьи, а то и кланы, вкладывавшие труд каждого своего члена в общее дело. Третья группа, группа «чистых» промышленников была немногочисленна, и формировали ее, скорее всего, представители технической интел¬лигенции. Границы этих групп очень условны. Помимо того, что в каждой группе, а то и в семье, произошло смешение торговцев и промышленников, был еще один нюанс, характеризу¬ющий социальный статус и экономическое положение человека, который объединял представителей всех групп, это – наличие недвижимости. По ме¬ре урбанизации ее значение, как показатель социального положения, уменьшался. Но все-таки наличие собственного жилого дома, а то и нескольких домов, было показателем состоятельности, а в то время, о котором идет речь, определяло место человека в общественной иерархии и даже полити¬ческие права. Поэтому попытаемся рассмотреть еврейскую общину Бахмута конца XIX – начала XX века не только на основе выделенных групп, но и учитывая наличие недвижимости.
Глава 7
Торговля мелкая и разная
В первой группе, к «чистым» мелким торговцам, можно отнести Ш.Я.Райпорта и С.Гальперина, у которых на Базарной площади были неболь¬шие лавки с оценочной стоимостью всего 100 рублей каждая. Эти лавки составляли всю их недвижимость, по крайней мере, в «Оценке недвижи¬мых имуществ» другой за ними не значилось. Нам не известно социальное положение Ш.Я.Райпорта и С.Гальперина. К богачам они явно не принад¬лежали, но с уверенностью отнести их к «низам» еврейского торгового сословия все-таки нельзя. Не имея другой недвижимости, кроме лавок, они вполне могли или снимать квартиры, или проживать у родственников, или иметь жилье при лавках, или жить в соседних поселках. Правда, других людей с такими фамилиями среди владель¬цев недвижимости тоже нет, и жить в лавке стоимостью 100 рублей, тоже особенно как-то не с руки. Поэтому, скорее всего, жилье они снимали. Возможности для этого в Бахмуте были, но об этом – позже.
Мещан Якова Сталя, Еселя Добрейцера, Колдынского, занимавшихся изготовлением и продажей газированных и фруктовых вод во временных ларьках, к «низам» отнести тоже нельзя, хотя они тоже не имели жилой недвижимости. Первый был провизором, и вряд ли бедствовал, а последний арендовал помещение под «завод» по производству фруктовых вод в зда¬нии самой Горуправы. Человеку из «низов» идея такой аренды даже не пришла бы в голову, да и в Горуправе вряд бы такую идею одобрили.
Нельзя отнести к «низам», да и к разряду мелких торговцев, пре¬успевающего владельца часового магазина, тоже расположенного в здании Горуправы с самого момента своего открытия, т.е. с 1888 года – Г.Г.Агуфа, хотя он и не значится в списках домовладельцев. Не относятся к ним и Михаил Брейнин, владелец керосинового склада, и его сын Д.М.Брейнин, хозяин маслобойного завода, хотя никто из них среди домовладельцев тоже не значится. Как и П.У.Немировский, торговавший шляпами, шапками и фуражками, или владельцы «Торгового дома А. и Р.Розенцвейг», продававший готовое мужское и женское платье. И совсем уже не вписываются в эту категорию И.И.Найговзен, Н.П.Гушнер, Я.С.Фридман, владельцы складов земледельческих орудий, а также Я.П.Штафинский, Н.Локшин, Моисей Эльберт, не имевшие другой недвижимости, кроме больших магазинов на Торговой площади. Таким об¬разом, социальный спектр «чистых» торговцев, не владевших жилой недвижимостью, очень широк: от Ш.Я.Райпорта, владельца скромной базарной лавки и одновременно кассира Общества пособия бедным евреям Бахмута (АГКМ НВФ 3034) до М.Эльберта, владельца одного из самых больших ма¬газинов в городе, разгромленного в 1905 году во время еврейского погрома.
Среди бахмутских торгующих евреев было определенное количество тех, кто лично жилой недвижимостью не владел, зато имел многочисленную родню из числа домовладельцев, и, вероятно, проживал у кого-то из них. Это Семен Пеняков, Исер Волкомирский, Хаим-Лейба Аронов, Хая Рысс, Мордхо и Моисей Новородские. Двое последних вели торговлю сообща – две лавки на Базарной площади в списке городской недвижимости записаны на них обоих. В семье Новородских был еще один торговец – Герш, он вел торговлю само¬стоятельно. У него была лавка в Торговом ряду и дом, так что Герш, скорее, относится к следующей категории – торговцев-домовладельцев. Возможно, он был потомком одной из первых семей, прибывшей в самом начале XIX века. Был дом и еще у одного Новородского – у Лейбы, который ни торговой, ни промышленной деятельностью не занимался. Вероятнее всего, это был пред¬ставитель старшего поколения, возможно – отец Мордхо и Моисея. Тогда их «бездомность» легко объяснима: эти члены дружной семьи Новородских и жили вместе, и торговали вместе. Вообще же в родственных связях многолюдных еврейских семейств разобраться очень сложно. Известные на сегодня документы, как правило, не указывают отчества евреев, поэтому ответить на библейский вопрос, кто кого родил, сейчас весьма затруднительно.
Значительно меньший социальный разброс наблюдается среди торгов¬цев-домовладельцев. Все они имели по одной или две лавки и одному или несколько домов. Так, например, если у Моисея Уманского были только лавка и дом, оцененные в 1908 году, соответственно, в 450 и 1 000 рублей, а у Лейбы Глезера – лавка стоимостью 600 рублей и дом, оцененный в 2 300 рублей, то у Семена Липарева было две лавки, и не где-нибудь, а в Тор¬говом ряду, суммарной стоимостью в 3 000 рублей и большой дом, оцененный в 10 700 рублей. Его наследники торговали бакалеей.
Лавки у этой категории торговцев были уже не деревян¬ные, а, в основном, кирпичные. Иногда их стоимость даже превышала стоимость жилья лавковладельца. Лавка Якова Мордковича, например, оценивалась в 1 500 рублей, а его дом – в 1 000 рублей. Сравнительно скро¬мная оценочная стоимость дома, вероятно, не отражала действительное материальное положение Мордковича. Он был очень состоятельным чело¬веком. В списке пожертвователей, финансировавших в 1902 году строитель¬ство Еврейской общественной больницы, его фамилия стоит на втором месте из двенадцати (АГКМ-918/ВД1-162), а это говорит о том, что Мордкович сделал очень крупный взнос. Да и его «лавка» называлась просто, без лишней навязчивой рекламы – «Модный галантерейный магазин».
Ицка (Иосиф Исаевич) Голдрин тоже значился в числе пожертвователей строительства больницы, но его фамилия в списке стоит лишь на восьмом месте. Хотя, если судить о его состоянии по оценочной стоимости принадлежавшей ему недвижимости, то он в то время был одним из самых богатых жителей Бахмута. На первый взгляд, стоимость его двух деревянных лавок, располагавшихся на базаре (1 200 рублей), репутацию очень богатого человека не подтвержда¬ла. Но ему принадлежал очень дорогой дом с весьма выгодным располо¬жением на углу Харьковской и Екатеринославской улиц, т.е. на Торговой площади, на одном из самых бойких мест, возле гостиницы «Бристоль». Первый этаж дома сдавался под магазины, и арендная плата составляла, вероятно, немалую часть дохода Ицки Голдрина. Возможно, домов было два, по крайней мере, так указано в «Оценке недвижимых имуществ». Но дело в том, что дом по Екатеринославской улице №1, сто¬имостью 20 000 рублей, и дом по Харьковской, №56, стоимостью 24 000 рублей, скорее всего, один и тот же дом. Такие казусы в «Оценке недвижимых имуществ» встречаются при оценке домов, расположенных на углу двух улиц. Не хотелось бы подозревать бахмутских чиновников в небрежности или, тем более, в махинациях, но создается впечатление, что в ряде случаев угловые до¬ма оценивались с разных улиц, разными чиновниками, чисто визуально, а затем вносились в общий список. Факт остается фактом. В противном случае, если домов было все-таки два, Ицка Голдрин автоматически становится самым богатым домовладельцем Бахмута, и его недвижимость суммарно оценивается в 55 300 рублей. Богатый домовладелец, он интересен еще и тем, что его фамилия встречается в бумагах Бахмутского музыкаль¬но-драматического Общества, правда, не среди учредителей, а в числе рядовых членов, и появляется там только в 1910-х годах.
Настоящим «королем» среди торговцев и, в общем-то, исключением в этой группе был Иосиф Лейферов. Кроме дома стоимостью 5 400 рублей, у И.Лейферова имелось пять лавок. Все они располагались на Базарной площа¬ди и были весьма неравноценны по стоимости - от 180 до 7 000 рублей. В 1910-е годы на Торговой площади находился большой магазин, принадле¬жавший фирме «Братья Лейферовы», торговавшей мануфактурой и готовым платьем.
На основе общих интересов создавались группы совла¬дельцев, и не только предприятий, но и жилой недвижимости. Любопытная картина наблюдалась в отношениях Шмули-Якова Брукмана, Шлемы Каменецкого и Давида Каплана, людей, принадлежавших к разным сословиям, но, возможно, связанных между собой какими-то родственными узами. Все трое были совладельцами дома, стоимостью 3 300 рублей и керосинового склада. Купец Ш.-Я.Брукман больше никакой недвижимости не имел, но его родственники (отец или брат) Михаил (Михель), владел домом по Магистратской улице и тремя лавками на Базарной площади. У мещан Ш.Каменецкого и Д.Каплана были собственные дома. Совместное ведение дел, в данном случае – торговля керосином, еще понятна, но совместное домовладение встречалось очень редко. Что их объединяло – то ли, действительно, родственные отношения по женской линии, не отражающиеся в фамилиях, то ли дружеские отноше¬ния – в настоящее время определить трудно, да и вряд ли необходимо. Важно то, что этот пример наглядно демонстрирует размывание сословных границ и активное занятие мещан торговым бизнесом.
На примере этой троицы мы впервые столкнулись с торговлей керо¬сином – делом, которое какое-то время было необычайно выгодным. Со второй половины XIX века керосиновое освещение стремительно входило в го¬родской быт, использовалось как на улицах, так и в помещении, где вытеснило свечное освещение. Одна лампа конструкции «Трипласс», «Коро¬на» или «Матральеза» могли заменить собой 23 – 34 свечи, а наиболее со¬вершенные конструкции типа «Реформа» – даже 115 свечей. Керосин был необходим и для развивающейся промышленности. Поэтому торговля горючим все прочнее входила в городскую экономику.
Зачинателем керосиновым бизнесом был Моисея Кауфмана. Еще в 1888 году Городская Дума разрешила ему строительство склада «по правую сторону линии железной дороги, идущей на деревню Ильиновку» [68, с.14]. У Кауфмана с Городской Думой, вообще сложились доверительные отношения. Первоначально Дума выделила ему землю площадью «в длину 20 сажень и в ширину сажень под устройство подвала для склада керосина», (т.е. 80 квадратных метров). Цену вопроса аренды обозначили в 150 рублей в год. Но дело в городе было новое и, вероятно, почему-то сходу не пошло. Через два года Кауфман обратился в Городскую Думу с просьбой уменьшить стоимость аренды, и ее снизили до 60 рублей, сроком на пять лет. Потом керосиновый бизнес встал на ноги, и 15 апреля 1893 года Городская Дума вновь возвратилась к этому вопросу, а годовая арендная плата была определена в 115 рублей за год. Но уже на срок 10 лет [72, с.с.23-24].
А евреи уже прочно входили в керосиновый бизнес и в самом начале 1900-х годов контро¬лировали большую часть торговли керосином в Бахмуте: Михаил Брейлин, Каплан, Каменецкий, Брукман, Хаим Браверманн, Ревека Каменецкая... Если судить по оценочной стоимости керосиновых складов (а, следовательно, и по их размерам), то торговцам-евреям принадлежало 55% городской керосино¬вой торговли, а Обществу «Мазут» – еще 45%, где и там евреи играли не последнюю роль. За 1908 год не указан ранее наиболее крупный керосиновый склад Моисея Кауфмана, скорее всего, на его базе было и создано общество «Мазут» с оценочной стоимостью в 6 тысяч рублей.
Среди уже известных нам Каменецких интерес представляет Ревека. Кроме склада, ей принадлежал и дом. Пример Р.Каменецкой интересен тем, что еще раз подтверждает тот факт, что в биз¬несе родственные связи перестали играть определяющую роль. Интересен и еще один торговец керосином – Хаим-Гессель Браверман. Он был домовла¬дельцем и довольно солидным – его дом оценивался в 5 100 рублей, в то время, как, например, дом Р.Каменецкой стоил меньше, чем ее керосиновый склад – всего 1 100 рублей. В 1901 году Х.-Г.Браверман купил у В.В.Горяинова его лавку в Торговом ряду. Это был один из тех редких случа¬ев, когда лавка в Торговом ряду все-таки продавалась. Браверман не сменил прежней специализации лавки. Она продолжала называться «Опто¬вый и розничный бакалейный и рыбный магазин», в котором «господам по¬купателям» предлагались «бакалейные и рыбные товары из первых рук по самым умеренным ценам» [96]. К этому времени у Бравермана была и фабрика колесной мази.
Старожилы помнят еще одного человека, занимавшегося торговлей керосином. Но его нет в списках владельцев керосиновых складов, он не проходит ни по одному из известных документов. Возможно, он занимался торговлей в рамках Общества «Мазут», и его фамилию следует искать в документах этого акционерного Общества, а может быть, его склад находился вне городской черты. Этот человек – Григорий Французов, представитель многочисленного еврейского семейства. В на¬стоящее время известно более десяти членов этой семьи. Бахмут, по всей видимости, уже не вмещал всех Французовых, и они начали обживать близлежащие поселки при стан¬циях Деконской и Никитовке. Эта семья дала городу и уезду купцов, про¬мышленников, торговцев, врачей, творческую интеллигенцию. К сожалению, родственные связи и в этом семействе прослеживаются фрагментарно, и нам придется, рассказывая о ней, предпринять попытку генеалогической ре¬конструкции. Семейство Французовых представляет интерес еще и в том плане, что на ее примере можно очень хорошо проследить, как стирались грани между купечеством и мещанством, как формировалась еврейская торгово-промыш¬ленная буржуазия.
Глава 8
«Нашествие» Французовых
Французовы заявили о начале своей экономической деятельности в Бахмуте громким судебным делом и, по сути, спасли город от боль¬ших неприятностей, которые рано или поздно произошли бы по вине бахмутского Уездного воинского начальника. А начиналось все довольно обы¬денно.
А события развивались таким образом. В 1891 году некий мещанин Французов обратился в Горуправу за разрешением построить на принадлежащем ему земельном участке, расположенном на северной окраине города, паровую мельницу. Семь лет назад, как и в случае с С.Трахтеровым, в Бахмуте это начинание Французова встретили без энтузиазма. И мельницу просто-напросто строить запретили. Конечно, можно было бы заподозрить в происках против потенциального конкурента и самого Трахтерова, но об этом история умалчивает. Запретили по более серьезной причине. «В виду могущей предста¬виться от подобного устройства опасности в пожарном отношении для на¬ходящегося в соседстве деревянного здания для склада военного имущес¬тва, оружия и патронов» [88, л.5об; 34, с.42]. Ну, и разумеется, «в виду беспокойства для местных обыва¬телей от дыма и шума, коими сопровождалось бы производство работ на означенной мельнице» [Там же]. Вот так подробно и многословно были сформулированы причины отказа.
Но «мещанин» оказался непрост. После отказа Французов обратился за разреше¬нием в Губернское правление, и неожиданно таковое получил. Но бахмутские власти сдаваться не собирались. Городской голова В.И.Першин и купец И.М.Клейменов опротестовали решение вышестоящего начальства, завязалось разбирательство и традиционная в таких случаях долгая переписка различных инстанций.
В ходе переписки, а затем и работы столичной комиссии, выясни¬лось, что в нарушение всех принятых норм Управление бахмутского уез¬дного воинского начальника хранило боеприпасы в абсолютно неприспособленном для этих целей помещении. А, кроме того, само помещение находи¬лось в черте города, что вообще было грубейшим нарушением. Военное министерство, которое об этом якобы и не подозревало, распорядилось немедленно перенести склад «в отдельное соответствующее помещение». Один из оврагов на южной окраине города до сих пор называют «Пороховой яр». Возможно именно туда, подальше от греха, перенесли склад. Инцидент был исчерпан, город спасен от возможного пожара, готового вспыхнуть в любой момент от малейшей небрежности, а местным обывате¬лям пришлось смириться со своей участью в очередной раз пострадать во имя техничес¬кого прогресса.
Характерная черта всей переписки – в ней ни разу не указано имя «мещанина Французова». Вероятно, так получилось не из-за неува¬жения к нему, а потому, что уточнять, о каком именно Французове идет речь, не было необходимости – в тот момент в Бахмуте был только один Французов.
Выяснив обстановку и обосновавшись в городе, безымянный Французов вызвал родственников, и вскоре клан Французовых, вероятно, в полном составе появился в Бахмуте.
На основании различных документов в настоящее время можно ус¬тановить 16 имен и инициалов, принадлежавших членам семьи, появившей¬ся в городе: Абрам, A.M., Борис, Б.М., Григорий, Мордух, М.Н., Софья Марковна, М.А., М.Б., Леон Борисович, Л.Б. (женщина), Григорий Гри¬горьевич, Вениамин Григорьевич, Вениамин-Минаш и Мина. Анализ докумен¬тов убедительно показывает, что Абрам и A.M., Мордух и М.Н., Борис и Б.М. – одни и те же лица. Сопоставив хронологию упоминания Французовых в различных документах с данными о времени работы различных французовских предприятий, можно предположительно реконструировать генеалогию этого семейства следующим образом.
Французовским «разведчиком» в Бахмуте, строителем паровой мель¬ницы и безымянным «мещанином Французовым» был, скорее всего, Мордух, он же – М.Н.Французов. В документах это имя встречается очень редко и только до середины 90-х годов XIX века. В отчете Горуправы за 1896 год есть запись о том, что 29 апреля Мордух Французов изъявил согласие «на устройство кирпичной лавки на принадлежащем ему месте на Базар¬ной площади, приобретенном от Коровиченко». Вероятно, факт приобрете¬ния состоялся недавно, и для широких масс требовалось разъяснение, о каком именно месте идет речь. В том же году начал действовать кирпично-черепичный завод М.Н.Французова. Поскольку инициал «Н» в именах и отчествах Французовых больше не встречается, предположим, что Мордух и М.Н., фигурирующие в 1896 году, – одно и то же лицо. В списке предприятий Бахмута, помещенном в справочнике «Вся Россия» за 1912 году, хозяином кирпично-черепичного завода значится Б.М.Французов, а в ско¬бках уточняется, что завод ранее принадлежал М.Н. Французову. Здесь все логично: завод от М.Н.Французова перешел к его сыну – Б.M. (Боруха Мордуховичу или, на русский манер – Борису Марковичу). Больше ни в одном из известных документов Мордух (Марк) Н. Французов не встречается. Нет его и в «Оценке недвижимости» за I908 год [53]. В тех случаях, когда нужно будет обозначить стоимость зданий в Бахмуте, мы будем использовать именно этот весьма информативный источник.
Зато в том же списке промышленных предприятий Бахмута из спра¬вочника «Вся Россия» указана паровая мельница А.М.Французова. Иници¬алом «А» в имени обладал только один Французов – Абрам, и паровая мельница у Французовых была только одна – та, которую в 1891 году построил мещанин Французов, чье имя, Мордух, мы уже установили. Таким образом, Абрам, или А.М., был вторым сыном Мордуха. Мельница находилась напротив солеваренного завода И.П.Скараманги, рядом с костелом. Здесь же, на углу Харьковской и Вокзальной, еще в 50-е годы нашего века было здание барачного типа, в котором одно время, сразу после революции, размещалась воинская казарма. Веро¬ятно, это и было то самое здание, где безалаберное воинское началь¬ство Бахмута хранило в свое время боеприпасы. Вероятно, вся эта территория в 90-е годы XIX века была достаточно пустынна, и В.А.Першин с И.М.Клейменовым умышленно сгустили краски, заселив ее вымышленными обы¬вателями. Как бы там ни было, но Французовым удалось приобрести под застройку в этом районе обширный участок земли. В густо населенном районе это было бы невозможно.
В 1908 году французовская мельница уже принадлежала Абраму Фран¬цузову и была оценена в 20 000 рублей. Вокруг нее по улицам Соборной и Харьковской были расположены остальные домовладения Абрама Французова – два дома выходили на Соборную улицу. Они были маленькими, не по-купечески дешевыми (Абрам и Борис числились по купеческому сосло¬вию), стоили всего 100 и 300 рублей, и являлись, наверное, своеобразным плацдармом, откуда это семейство начало осваивать Бахмут, родовым доменом. Еще два дома А.Французова выходили на Харьковскую. Эти дома уже были солид¬ными, но не самыми богатыми в городе. Их общая стоимость составляла 7 400 рублей Кто их построил: еще Мордух, который, вероятнее всего, умер во 2-й половине 90-х годов, или уже Абрам – неизвестно. Имя Абрама Французова встречается в городских документах еще несколько раз. В 1899 году на одном из заседаний Городской думы заслушивалось сразу два его заявления. В первом он ходатайствовал «об отдаче ему в арен¬ду права разработки на городской даче огнеупорной глины». В то время огнеупоры были очень нужны Донбассу, а их добыча и переработка сулили немалые доходы. Но А.Французова в этом деле опередили. Исключи¬тельное право на добычу огнеупорной глины в Бахмуте уже получил дру¬гой купец, Исаак Хенкин, который и опротестовал притязания А.Французова на лакомый кусок. К сожалению, вердикт Думы по этому вопросу неизвестен, но Дума меняла ранее принятые решения очень редко, и И.Хенкин свою монополию, наверняка, сохранил. Второе заявление было логично связано с первым. А.Французов просил отдать ему в аренду сроком на 12 лет участок земли для строительства кирпичного завода. Кирпично-черепичный завод М.Н.Французова, как мы помним, унаследовал другой его сын, Борис, а Абраму хотелось иметь свой собственный. Ре¬шение Думы по этому вопросу тоже неизвестно, но в дальнейшем в городских документах кирпичный завод А.Французова не значится. Логич¬но предположить, что при отрицательном решении первого вопроса о са¬мостоятельной разработке огнеупорной глины, проект А.Французова по¬терял свою привлекательность – покупать сырье было дороговато, и Абрам Мордухович от проекта отказался. Жажда деятельности и поиск свободных, еще не монополизированных источников сырья, привели А.М.Французова в Никитовку, где он начал заниматься производством але¬бастра. В 1901 году его Никитовский завод вошел в «Бахмутский синдикат заводчиков алебастра», объединивший 16 владельцев алебастровых заво¬дов, и имел среднюю для синдиката квоту – 6% [27]. Возможно, аналогичный завод был у него и в Бахмуте. Имя А.М.Французова есть и в списке пожертвователей на строительство Еврейской общественной больницы, но стоит оно ближе к концу списка – на девятом месте.
Сын A.M.Французова, М.А.Французов, занимался разработкой але¬бастра на станции Деконской. Завод М.А.Французова тоже входил в Синдикат и имел квоту в 5%. Брат А.М.Французова, Борис, о котором упоминалось выше, полу¬чив в наследство кирпичный завод, тоже не успокоился. Разработка алебастра в бахмутских деловых кругах, по-видимому, становилась мод¬ным увлечением, и 24 ноября 1899 года Дума слушала заявление Бориса Марковича «об устройстве во дворе его дома по Садовой улице, бывшем Бегельмана, алебастрового завода». В списках домовладельцев 1908 года Б.М.Французова нет, как нет и французовских домовладений по улице Садо¬вой. В городских документах Б.М.Французов тоже не встречается. Это может означать только одно – Бориса Марковича не стало в период между 1900 и 1908 годах.
Но алебастровый завод все же был. Он принадлежал сыну Бориса Марковича – М.Б.Французову. Этот завод тоже входил в Бахмутский Синдикат, и его квота составляла 7%. Будучи состоятельным человеком, М.Б.Французов по каким-то причинам не имел жилой недвижимости, по крайней мере, в Бахмуте. В его биографии есть и такой интересный факт. По воспоминаниям старожилов, он и при советской власти в 20-е годы продолжал работать чиновником на своем бывшем заводе, а умер в 50-е годы ХХ века в Ленинграде [27]. Кроме М.Б.Французова, у Бориса Марковича было еще двое детей: Леон Борисович, городской врач, и некто преподаватель музыки.
Женский пол династии Французовых представляла в Бахмуте и Софья Марковна, вероятно, дочь основателя династии, Мордуха (Марка). В 1899 году го¬родская управа назначила ее на должность городской акушерки.
У Мордуха (Марка) Французова имелся еще один сын, деятельность которого в Бахмуте документально не зафиксирована, о чем уже говорилось выше. Это – торговец керосином Григорий Французов. Он вычисляется пока чис¬то теоретически и известен только благодаря своему сыну Вениамину Григорьевичу, о котором речь пойдет ниже. Тот факт, что Григорий был еще одним сыном Мордуха Французова, выплывает из другого факта, сообщенного местным краеведом В.Кацелем, о том, что Вениамин Григорьевич и Леон Борисович были двоюродными братьями [34, с.52]. А то, что Григорий Маркович торговал керосином, известно лишь из устных преданий. Домовла¬дельцем он тоже как будто бы не был. Кроме Вениамина, он имел еще одного сына, которого тоже звали Григорием, и чья личность тоже не за¬фиксирована в бахмутских документах. Но в свое время некоторые ста¬рожилы помнили и его, и его механический и чугунолитейный заводик [13, с.45].
Еще два представителя семейства Французовых, Мина и Вениамин-Минаш, известны пока лишь тем, что у Мины Французовой на Базарной и Соборной площадях было две лавки. Первая оценивалась в 190 рублей, а вторая – в 1 200. Ее недвижимость дополнялась двумя довольно прилич¬ными особняками, расположенными на Николаевской и Рождественской ули¬цах. Их суммарная стоимость составляла 4 100 рублей Вениамин-Минаш во¬шел в историю Бахмута только как владелец особняка стоимостью 3 000 рублей, расположенного рядом с бахмутским филиалом Азовско-Донского банка. Родственные отношения Мины и Вениамина-Минаша между собой и с основными ветвями родословного древа Французовых пока не ясны. Предлагаемая реконструкция генеалогии Французовых основывается на известных в на¬стоящее время различных документах.
Б.М., _ М.Б.
Мордух Борис Маркович
(М.Н., Марк Н. Леон
Французов) А.М., Борисович
Абрам Маркович
Софья Марковна Григорий
Григорьевич
Г.Французов Вениамин
Григорьевич
Мина Французова, Вениамин-Минаш Французов
Естественно, интересовавшие нас при реконструкции сведения, очень фрагментарны и малочисленны, и по мере появления новых данных древо может обрасти новыми ветвями, а то и вовсе измениться. Поэтому к данной генеалогической реконструкции необходимо относиться как к первому опыту, как к рабочей гипотезе.
Так, например, имеются сведения, что Леон Борисович Французов, по нашей гипотезе, внук «французовского разведчика» Мордуха Французова, родился в 1877 году в Бахмуте [70, с.38]. Следовательно, М.Французов появился в городе, по крайней мере, за 14 лет до того, как начал строить свою паровую мельницу. Но чем он занимался все это время – пока известно одному Богу.
Анализ деятельности Французовых убедительно показывает, что наличие разнообразных интересов и возможностей внутри клана, делало его экономическую деятельность разносторонней, а точнее – многоотра¬слевой. Конечно, и в семействе Французовых можно было бы выделить «чистых» торговцев (Мина, Григорий Маркович), промышленников (Борис Маркович, М.Б.) и домовладельцев (Вениамин-Минаш), и рассматривать их по отдельности, в соответствующих группах. Но тогда нарушилась бы цельность образа Французовского клана, как своеобразного феномена в экономике, да и общественной жизни Бахмута. Кроме того, большинство Французовых занималось смешанным бизнесом, сочетая торговлю с различного рода промышленной деятельностью, поэтому как единое целое они относятся к смешанной тор¬гово-промышленной группе.
В то же время в деятельности отдельных ветвей семейства Фран¬цузовых в последние перед революцией годы начала прослеживаться спе¬циализация: ветви Абрама Марковича и Бориса Марковича сосредотачивали свою деятельность на разработке алебастра, а наследники Григория Маковича, Григорий Григорьевич и Вениамин Григорьевич, пошли, как говорится, по механической части. Они, как и М.А., М.Б., Леон Борисович и Л.Б., были пред¬ставителями третьего поколения Французовых после их появления в Бахмуте. Наиболее интересен среди них Вениамин Григорьевич. Вероятно, интерес к себе он вызывал и при жизни. Неслучайно, наверное, из всех бахмутских предпринимателей он глубже всех врезался в память своих современников, и в их воспоминаниях встречается очень часто. На этой колоритной фигуре необходимо остановиться более подробно.
Глава 9
Бахмутский нувориш
Как вспоминали бахмутские старожилы, Вениамин Григорьевич некоторое вре¬мя работал управляющим на керосиновом складе своего отца [28]. Мы уже говорили, что в известных в настоящее время документах среди владельцев керосиновых складов Григория Французова нет. Но склад все-таки был, а владельцем его значился не Григорий Маркович, а его сын, Вениамин Григорьевич. Первый раз этот таинственный склад встречается в отчете Земской Управы за 1905 год, а второй раз в 1909 год, в рекламе, поме¬щенной на страницах «Народной газеты Бахмутского земства» [34, с.51]. В обоих случаях Вениамин Григорьевич указан как владелец склада. Из этого можно сделать следующие выводы: во-первых, Григорий Маркович умер или отошел от дел до 1905 года, и владельцем склада стал Вениамин Гри¬горьевич. Во-вторых, поскольку склад все-таки был, а по документам неизвестен, то скорее всего, и Григорий Маркович, и Вениамин Григорьевич были акционерами Общества «Мазут». В-третьих, построив завод, Вениамин Григорьевич не отказался от торговли керосином и является ти¬пичным образцом предпринимателя, занимавшегося торгово-промышленной деятельностью.
Как ни странно, идея строительства завода появилась у Вениамина Григорьевича, по всей видимости, во время кризиса, охватившего промышленность в самом начале XX века. Потребление керосина сократилось, конкуренция среди торговцев обострилась, склады в Бахмуте начали закрываться. Косвенные доказательства кризиса имеются и в бахмутских документах. В 1908 году отказался от торговли керосином Назарий Миленков, чуть позже – Брейдины. В.Г.Французов от отцовского дела не отошел, но решил подстраховаться.
Сначала он установил четыре станка для изготовления же¬лезнодорожных костылей непосредственно на керосиновом складе. В на¬роде эти станки прозвали «дрыгалками», и посетители стали чаще заглядывать на склад Французовых, чтобы посмотреть на чудачества уп¬равляющего. Но вскоре выяснилось, что кроме бесплатной рекламы, «дрыгалки» при¬носили своему владельцу еще и неплохой доход – новая продукция Вени¬амина Григорьевича пользовалась повышенным спросом на железных доро¬гах Донбасса. Доход, вероятно, был настолько неплох, что Вениамин Григорьевич решил расширить производство и не просто прикупить стан¬ков, а построить завод.
В начале 1904 года он приобрел участок земли на северной окраине города, недалеко от «родового гнезда» Французовых и поставил на нем деревянные бараки. Кроме старого оборудования – станков-«дрыгалок», он установил в бараках еще тридцать агрегатов: гвоздильные, волочильные и заклепочные станки. На работу Французов начал набирать народ непьющий – подростков и татар, а специалистов взяли со стороны. Всего было принято около семидесяти человек.
Уже первая зима показала неприспособленность бараков для про¬изводства. При обильных снегопадах оборудование заносилось снегом. Но, несмотря на это, завод выпускал продукцию, работая в две смены. Сырье – проволоку-катанку – Французов получал из Франции, поэтому стоимость продукции, произведенной из нее, увеличивалась в два раза по сравнению с изделиями, изготавливаемыми из отечественной проволоки. Чтобы снизить себестоимость, Французов уменьшал расценки, занимался выпуском ширпотреба – дешевой в изготовлении, но внешне броской про¬дукции – «золотой» проволоки, занимался посредническими операциями. Все было подчинено только одной цели – получению максимальной прибыли. Средства нужны были для строительства капитальных цехов, но де¬нег катастрофически не хватало. И, как поговаривали злые языки, Ве¬ниамин Григорьевич затеял аферу. Злые языки даже называли сумму – 500 рублей, которую Французов якобы заплатил поджигателям, предвари¬тельно застраховав свой завод в двух страховых компаниях на сумму 60 000 рублей.
Завод благополучно сгорел, Вениамин Григорьевич получил страховку и вложил деньги в реконструкцию предприятия. Были построены кирпичные корпуса, установлено иностранное оборудование, численность рабочих возросла до 150 человек, а вот управленческий аппарат, наоборот, был сведен к минимуму. Ближайшим помощником в организации производства был родной брат хозяина, Григо¬рий Григорьевич. Скорее всего, он свернул деятельность своего заводи¬ка и всецело начал поддерживать брата. Официальным управляющим стал Лев Павлович Гильберг. Некто Соломон Рафаилович, чья фамилия осталась неизвестной, выполнял функции инженера, а еще один некто тоже с неизвестной фамилией, Наум Маркович, был приказчиком. Позже, уже почти перед самой революцией, «своего» Соломона Рафаиловича на заводе почему-то сменил чех Антон Сухи. Раз в неделю для лечения рабочих на завод наведывался двоюродный брат хозяина, врач Леон Борисович, участник войны с японцами.
Отношения Вениамина Григорьевича с рабочими, судя по их воспоминаниям, складывались свое¬образно. Основной отличительной чертой характера Французова был демо¬кратизм. Ни о ком больше из бахмутских заводчиков рабочие уже в советское время не вспоминали с такой теплотой и даже сочувствием. Хозяин ежедневно обходил рабочие места, с удовольствием разговаривал с рабочими о житье-бытье, любил занимать им деньги то на обзаведение домашним хозяйством, то на по¬купку коровы, то на лекарства. Мелкие долги иногда прощал, но при случае не забывал напомнить о своей благотворительности. Каждую субботу в конце смены на проходной хозяин лично рассчитывался с каждым работником за неделю, а в понедельник там же встречал, выдавая особо страждущим 50 копеек на опохмелку [92].
Даже забастовки на его заводе проходили своеобразно. Обычно не¬довольные чем-либо рабочие приходили к конторе и требовали «Беньку», как его называли не только за глаза, но зачастую и в глаза. Вениамин Григорьевич выхо¬дил на крыльцо, и начиналась добродушная перебранка. Постепенно стра¬сти накалялись, и рабочие уже всерьез предъявляли хозяину требования. Французов начинал темпераментно объяснять, что у него нет денег, что их, в общем-то, по-настоящему никогда и не было, что он – самый ни¬щий еврей в Бахмуте... Он клялся, божился, призывал в свидетели покровителя завода «Свя¬того Мыколу». Рабочие, распалясь, начинали шуметь. Тут наступала кульминационная сцена годами отработанного сценария. По установившейся традиции «Бенька» начинал… плакать.
- Ой, Боже ж мой! - рыдал он. – Ну, что вы тут говорите, что вы себе думаете?! Мы и так еле дышим, а вы хотите с Беньки последние штаны снять…
На этом забастовочная увертюра заканчивалась, начиналась соб¬ственно забастовка.
Рабочие расходились по домам. Обычно на две-три недели. Пери¬одически Французов приказывал давать по утрам продолжительный завод¬ской гудок – приглашение на работу. Рабочие держались. Наконец, «Бенька» сдавался, вызывал зачинщиков. Договаривались о выполнении условий, поставленных рабочими. Обычно сходились на компромиссном варианте. Затем сообща растапливали котельную. Дым из заводской трубы служил своеоб¬разным белым флагом Французова и сигналом к началу работы [28, Воспоминания Ф.Полтавца].
Бывало так, что зачинщиками забастовки начинала интересоваться полиция. В таких случаях Французов их рассчитывал, выдавал документы, денежное пособие и приказывал через пару недель после того, как утихнут «страсти-мордасти», возвращаться на завод. Однажды, когда полицейские пришли арестовать кого-то из зачинщиков, хозяину пришлось выпускать возмутителей по¬рядка через окно своего кабинета, чтобы те не попали в руки правосудия [28, Воспоминания П.Попова].
В ходе многолетнего забастовочного диалога с Французовым рабо¬чие добились многого: сокращения рабочего дня с двенадцати до восьми часов, ощутимого увеличения расценок, введения двухнедельного оплачиваемого отпуска.
Перед 1-й Мировой войной на заводе уже работало около трехсот человек. Французов разбогател. Построил двухэтажный особняк, ездил на одном из первых в Бахмуте автомобиле – «Роллс-Ройсе». Прикупил земли для строи¬тельства большого железопрокатного завода, завез кирпич для строительства, но началась война. В числе прочих предприятий города гвоздильный завод Французова начал выполнять военные заказы, поставляя армии же¬лезнодорожные костыли.
О том, как в России наживались на военных поставках, мы знаем на многочисленных примерах. О том, что армию снабжали гнилым обмун¬дированием, недоброкачественной обувью, никуда негодной техникой, знаем тоже. О том, что армию снабжали и бракованными железнодорожными костылями, сообщил в своих воспоминаниях один из бывших рабочих завода Французова. В качестве примера он приводил такой факт.
Летом 1916 года для приемки очередной партии железнодорожных костылей на завод прибыл чиновник Министерства путей сооб¬щения. Отсорти¬ровав продукцию, он опечатал бочонки с годными изделиями и, не дождав¬шись их отправки, уехал.
Приказчик Наум Маркович позвал в кабинет Французова двух рабочих-подростков. Поговорив про то, про се, Вениамин Григорьевич неожиданно поинтересовался:
- Ну, хлопцы, а хозяина вы любите?
- Любим... – неуверенно признались ребята.
- О, молодцы, молодцы, – обрадовался Французов. И вдруг предложил: – Вы должны мне помочь.
Ошарашенные ребята совсем растерялись.
- Наум Маркович скажет вам, что нужно сделать, ну, а я заплачу за эту работу. Да так заплачу, что вам и не снилось, столько, сколько вы и за месяц не заработаете. Наум Маркович, покормите хорошенько хло¬пцев, пусть они немного отдохнут, и – дай Бог!
Накормив ребят колбасой, французскими булками и напоив ситро, приказчик поставил задачу: вскрыть подготовленные к отправке бочонки с продукцией и заменить часть годных костылей бракованными. Рабочие четко выполнили задание – военный заказ покатил на фронт, на одну треть состоящим из брака, а они получили премию – по семьдесят рублей, что действительно, значительно превышало их месячную зарплату [28, Воспоминания П.Попова]. Какую прибыль получил от этой операции Французов – неизвестно, но свой посильный вклад в превращение войны империалистической в ре¬волюцию и войну гражданскую он, несомненно, внес.
В октябрьских событиях 1917 года в России евреи сыграли не послед¬нюю роль. Как писал в книге «Россия и евреи», изданной в 1923 г. в Берлине некто Бикерман, «…в этой смуте евреи принимают деятельнейшее участие в качестве большевиков, в качестве меньшевиков, в качестве автономистов, во всех качествах, а все еврейство в целом /…/ на нее уповает и настолько себя с ней отождествляет, что еврея-противника революции всегда готово объявить врагом народа» (Цит. по: [76, с.183]).
Сыграл свою роль и Вениамин Григорьевич. Когда весть об Октябрьском перевороте в Петрограде достигла Бахмута, командование 25-го полка, расквартированного в городе, приняло реше¬ние раздать «свободным гражданам» оружие, рассчитывая на то, что население Бахмута, в массе своей непролетарского происхождения, дружно встанет на защиту Временного правительства. Но население оказалось в массе своей не только не пролетарским, но и не воинственным. Когда выяснилось, что оружие получили только рабочие завода Французова, стали думать, как это оружие у них отобрать. Пока рабочие радостно очищали от смазки новенькие английские карабины, хранившиеся на воинских складах, городские власти лихорадоч¬но соображали, как не допустить в Бахмуте повторения петроградских событий.
Выход нашел Вениамин Григорьевич. Он передал «господам-товарищам рабочим», что с нетерпением ожидает их на заводе для проведения профсоюзного собрания по какому-то нетерпящему отлагательства вопросу. Различные собрания в то время проводились чуть ли не круглосуточно, и рабо¬чие заторопились. Но идти нужно было через весь город, а красоваться с недочищенными карабинами – вроде бы не солидно. Поэтому по совету офицеров они составили оружие в пирамиды и помчались на завод. Там их, разумеется, никто не ждал. Сообразив, в чем дело, рабочие метнулись обратно, но было поздно – оружие надежно спрятали на складах. Так В.Г.Французов спас город от «штурма Зимнего» уездного масштаба.
Когда же революция и гражданская война начались всерьез и на¬долго, Французов остался верен своему детищу – заводу. Завод работал и при белых, и при жовто-блакытных, и при немцах, и при красных. Но при красных Вениамин Григорьевич все же сделал политический выбор – в пользу белых, и выехал в занятый деникинцами Ростов-на-Дону, ухитрившись вывезти с собой несколько вагонов оборудования и продукции. На новом месте он надеялся продолжить дело, на¬чатое в Бахмуте. Там, в Ростове, его след потерялся (Изложено по: [28]).
Глава 10
Город еврейских контрастов
Не так давно бытовал расхожий журналистский штамп типа «Нью-Йорк (далее по списку) – город контрастов». Без особой натяжки таким эпитетом можно наградить и Бахмут, как, собственно говоря, и любой населенный пункт в любой точке мира. В социальном плане это образное выражение можно ярко продемонстрировать на примере Гершковичей, еще одного торгово-промышленного семейства, которое, по сравнению с Французовыми имело в Бахмуте более древние корни.
Как и предки Вениамина Григорьевича, они жили в Бахмуте кучно, тоже сво¬еобразным родовым гнездом. Но располагалось это «гнездо», в отличие от Французовского, не на окраине города, а в самом центре. Поэтому можно предположить, что Гершковичи появились в городе в 1-й половине ХIХ века, когда центр Бахмута еще только формировался. Гершковичи были не столь многочисленны, как Французовы. Но их семейство тоже довольно четко делилось на ветви. В настоящее время можно проследить две та¬ких ветви. В обеих были торговцы и домовладельцы, правда, довольно разные по масштабам своей деятельности и по уровню благосостояния, а промышленники были лишь в одной.
Наиболее солидным из Гершковичей был Лазарь Яковлевич. В на¬чале XX века ему принадлежала лавка в Торговом ряду, что, опять-таки, указывает на относительную давность появления этого семейства в го¬роде. Лавка была недорогой, оценивалась в 1908 году в 700 рублей. Вероят¬но, торговля, сыграв свою роль в экономической биографии семьи, к этому времени отошла уже на второй план и значительной роли в дея¬тельности Лазаря не играла. Однако, время, проведенное предками Л.Я.Гершковича в лавке Торгового ряда, не было потрачено впустую, по крайней мере, для Лазаря. Он по каким-то причинам оказался главным наследником семейной недвижимости. Кроме лавки, ему принадлежало три дома по Екатеринославской улице, почти рядом с Торговой площадью. Стоимость домов составляла довольно значительную сумму – 12 900 рублей.
Приоритетным направлением деятельности Л.Я.Гершковича вместо торгов¬ли стало производство алебастра. Возле станции Деконской у него был за¬вод, входивший в «Бахмутский синдикат заводчиков алебастра». Завод был довольно большим, его квота, составлявшая 7%, уступала только квоте мощного алебастрового завода «Е.М.Фарке» и «Акционерного общества Деконских заводов алебастровых изделий и материалов». Кроме того, на северо-восточной окраине города он по соседству с фирмой «Е.М.Фарке» и заводчиками А.Токаревым и А.Новиковым основательно занимался раз¬работкой гипсового камня. Настолько основательно, что в подземных выработках, оставшихся после их деятельности, позже, в 50-е годы ХХ века разместился завод шампанских вин. Правда, до этого в годы войны выработки успели стать братской могилой для трех тысяч заживо замурованных там евреев – жителей оккупированного фашистами Артемовска. О значительных капиталах Л.Я.Гершковича и о его об¬щественной деятельности говорит тот факт, что в списке «строителей» еврейской общественной больницы его имя стоит на четвертом месте. А, кроме того, Л.Я.Гершкович возглавлял Второе Бахмутское отделение Общества взаимного кредита и Заемным Обществом мелкого кредита, которое поддерживало мелких предпринимателей.
Брат Л.Я.Гершковича, Григорий Яковлевич, владел значительно более скромной недвижимостью, хотя и он не бедствовал. Его дом, рас¬положенный по соседству с домами брата, стоил 3 300 рублей. На станции Деконской у него тоже был алебастровый завод, который тоже входил в Синдикат и тоже с квотой в 7%.
Очередной Гершкович, Абрам, отчество которого неизвестно, жил здесь же, на Екатеринославской улице, рядом с Лазарем и Григорием. Но его дом оценку не прошел – «по бездоходности». Связывали его какие-то родственные узы с семейством процветавших бахмутских предпринимателей, или он был просто однофамильцем и случайным соседом – остается пока загадкой.
Еще более загадочными остаются связи двух ветвей Гершковичей. Ко второй ветви относятся Моисей и Фейга. В отличие от остальных Гершковичей, у Моисея была лишь деревянная лавка на Базарной площади стоимостью 600 рублей, и домишко, который стоил в три раза меньше лавки – 200 рублей. А дом Фейги Гершкович был, вероятно, в таком состоянии, что в 1908 году его даже не стали оценивать. Для бахмутских евреев-домовладельцев это было вообще не характерно. Необычным для евреев-бахмутчан было и место жительства Моисея и Фейги. В городах Новороссии, в том чис¬ле и в Бахмуте, в отличие от других регионов, черты оседлости еврей¬ских гетто не существовало. В Бахмуте евреи приобретали земельные участки и дома в любой части города, хотя, естественно, тенденция обосноваться по соседству с единоверцами существовала и, довольно чет¬ко в Бахмуте прослеживается. На этом вопросе мы остановимся позже, а пока лишь уточним, что «гетто» в Бахмуте все-таки было, но форми¬ровалось оно не по национальному, а по социальному признаку. Таким своеобразным «гетто» был район Забахмутки – Николаевский и Покровский приходы, где жило неимущее православное население. Здесь, особенно в Покровском приходе, дома располагались хаотично, не сущест¬вовало даже улиц. Этот район не то, что городом, деревней назвать язык не поворачивался. Евреи здесь не жили. Ни один еврей, кроме Моисея и Фейги Гершкович. По каким-то причинам судьба занесла их именно сюда, в Покровский приход, в православную среду, где жизненный уровень прихожан был, что называется, ниже среднего.
Две ветви одной еврейской семьи с такой разной судьбой. Для еврейских общин это было, в общем-то, исключением из правил, но, как видим, все-таки было. С одной стороны – Лазарь и Григорий, с другой стороны – Абрам, Моисей и Фейга. Контраст налицо.
Глава 11
Абрамовичи из Бахмута
В одной переселенческой волне с Французовыми в самом начале 90-х годов XIX века появилась в Бахмуте еще одна довольно многолюдная семья – Абрамовичи. Глава семьи, Абрам Яковлевич Абрамович, был вла¬дельцем Торгового дома «А.Я.Абрамович», основанного в 1874 году [9, л.305]. «Торговыми домами» называли крупные магазины и торговые фирмы. Где был основан Торговый дом, полностью ли фирма перебралась в Бахмут или же здесь открылся ее филиал – по¬ка неизвестно. А.Я.Абрамович оставил в Бахмуте своим наследникам одну небольшую лавку на Базарной площади. Из этого факта можно сделать вывод, что в Бахмуте у Абрамовича были планы, не связанные с торговлей. И действительно, в Бахмуте он сразу же, в 1890 году приобрел пивоваренный завод у зачинателя бахмутского пивоварения Э.Е.Адельмана. Но эстафета бахмутского пивоварения все же прервалась. По каким-то причинам Абрамовичи смогли наладить производство только в 1893 году, вероятно уже после смерти Абрама Яковлевича. Он умер в 1893 году, завещав сыновьям лавку и простаивающее пивоварен¬ное производство, а городской богадельне – 5%-ные билеты на сумму 50 рублей и какую-то сумму Александровскому женскому училищу на приобре¬тение книг для библиотеки. Сумма была довольно значительной, т.к. и в 1896 году от нее на библиотечные нужды осталось еще 87 рублей [51, с.116].
Отцовское дело продолжили сыновья, купцы Юрий, Григорий, Изра¬иль, Давид, Яков, Илья и Моисей, объединившиеся в Торговый дом «На¬следники А.Я. Абрамовича». В купеческой среде к названиям фирм отно¬сились строго. Имя владельца или название фирмы ассоциировалось с определенным качеством товара или продукции, влиявшим на репутацию в деловых кругах. После смерти владельца качество товара или продук¬ции, их ассортимент, чаще всего, менялись. Не обязательно в худшую сторону, но – менялись. И чтобы не сбивать клиентов с толку, название фирмы тоже меняли. Лишь фирмы, зарекомендовавшие себя исключительно с положительной стороны и пользовавшиеся стабильным авторитетом, со¬храняли свои прежние названия с прибавлением к фамилии прежнего вла¬дельца слова «наследники» или «преемники», в зависимости от того, кто продолжал дело. Вероятно, Торговый дом А.Я.Абрамовича уважением и авторитетом в деловых кругах пользовался, как и его наследники.
Руководил предприятием «младший сын» А.Я.Абрамовича, Моисей Абра¬мович, окончивший Одесское коммерческое училище [9, л.305]. Тут сразу же возникает вопрос. Еще один из братьев, Давид, родился 13 января 1886 года, закончил гимназию в 1904 году, то есть, в восемнадцатилетнем возрасте, а после – изучал медицинскую психологию в Цюрихском университете [72, с.55]. Когда успел «младший брат» Давида, Моисей, закончить свое коммерческое образование и возглавить семейное предприятие? Кто кого младше? Непонятна и роль остальных братьев или «товарищей Торгового дома», как они назывались в деловой переписке. Это в бахмутских документах никак не отразилось. До революции термин «товарищ» обозначал «заместитель». Скорее всего, деятельность Торгового дома не ограничивалась Бахмутом, и братья представляли фирму в других городах. Есть сведения, что у Торгового дома наследников был магазин в Лисичанске [Там же].
О том, что Абрамовичи любили путешествовать, косвенно подтверждают и списки владельцев жилой недвижимости. В них из Абра¬мовичей имеются только Софья, некий Мендель, и Герш (Григорий). Гри¬горий, один из братьев, представлял Торговый дом в Бахмуте. Здесь свою тор¬говую деятельность наследники Абрамовича осуществляли через большой магазин «Оборот», известный по воспоминаниям старожилов и до¬революционным фотографиям, а также через лавку на Базарной площади и, возможно, через лавки Софьи и Баси Абрамович, расположенные на базаре и на Соборной площади [35, с.45].
Григорий продолжал семейную традицию благотворительности. В 1894 году Торговый дом, уже принадлежавший насле¬дникам, обязался вносить в городскую казну в течение восьми лет на устройство мостовой по 500 рублей в год. Факт сам по себе примечатель¬ный, он интересен еще и тем, что демонстрирует купеческую обязатель¬ность, необратимость данного купцами слова. Во 2-й половине 90-х го¬дов у Абрамовичей возникли какие-то финансовые затруднения, и в тече¬ние двух лет они не смогли выделять обещанную сумму. Но свой долг они не забыли, и эти 1 000 рублей кочевали из года в год из одной сметы городского бюджета в другую, как долг Торгового дома, пока не были по¬гашены. В 1902 году Г.А.Абрамович принимал участие в строительстве Ев¬рейской общественной больницы [35, с.46].
На пивоваренном заводе, все-таки начавшем вы¬пуск продукции, производством руководил специалист – «чех, австрийского подданства, образование получил в школе пивоварения в г.Праге». Пиво трех сортов (столовое, черное и пльзенское) производилось до 37 000 ведер в год. В отличие от завода С.Трахтерова, где пиво вари¬ли из местного сырья, Абрамовичи, для того, чтобы их пиво полностью соответствовало своим иностранным аналогам, завозили ячмень и хмель из Варшавы, Люблина, Нюрнберга [9, л.305]. В акционерное общество, созданное С. Трахтеровым, Абрамовичи не вошли. С 1909 года выпуск пива на заводе начал увеличиваться, о чем свидетельствует дореволюционная статистика. [15, с.с.194-195]. Но затем с заводом, а может быть, с самими Абрамовичами, что-то произошло. Есть сведения, что в 1910 году управляющим пивоваренным заводом Абрамовичей стал Абрам Мосин, по доверенности жен купцов Ревеки, Суры. Мирры, Розы Абрамович [52, с.39].
В 1912 году у наследников в Бахмуте уже не было ни одного предприятия. Вместо них владельцем пивоварен¬ного завода, «основанного в 1892 г.», значится А.Мосин [16]. В 1890-х годах А.Мосин как «пивовар» в Бахмуте неизвестен, а в 1908 году в «Оценке недвижимых имуществ» он указан как владелец какой-то значительной недвижимости, по своей оценочной сто¬имости (50 000 руб.) аналогичной пивоваренному заводу С.Трахтерова. Эта недвижимость располагалась по Рождественской улице, там, где раньше был завод Абрамовичей. Это, вероятно, тот же самый завод. Ко¬гда произошла смена его владельцев – необходимо еще уточнять.
Теперь о женах братьев. На всех семерых «Наследников» Абрамовича по документам приходится четыре жены – Ревека, Сура, Мирра и Роза. Они-то в 1910 году и наняли Абрама Мосина управлять пивоваренным заводом Абрамовичей. Возможно, Софья и Бася Абрамовичи – тоже жены кого-то из братьев Абрамовичей? В принципе – возможно. Тогда из семи братьев только один может оказаться неженатым, наверняка – Давид, который в то время еще «изучал медицинскую психологию» в Швейцарии.
В Бахмуте Абрамовичи владели и паровой мукомольной мельницей с небольшим макаронным производством при ней. Но мельницей они только «владели». Еще в 1896 году наследники сдали ее в аренду харьковскому ме¬щанину Францу Щирбе, который непосредственно и занимался производством. В 1912 году владельцем мельницы был уже Б.Р.Рабинович. Среди бахмутских Рабиновичей, владельцев недвижимости, в 1907 году человек с такими инициалами неизвестен. Так что и с этим предприятием Абра¬мовичей тоже не все ясно.
Григорий (Герш) Абрамович «осуществлял» свою торговую деятельность, живя в Бахмуте, в одном из двух очень приличных домов, стоимостью 4 000 и 5 400 рублей. Совладельцем зданий был Мендель Абрамович, возможно – сын Григория. А Гитле Абрамович принадлежал небольшой домик по Нижней Мариупольской улице. Других домовла¬дельцев среди Абрамовичей не было.
В 1910-е годы Абрамовичи исчезают из бахмутской истории. Лишь в городской Книге Скорби в числе жертв фашистских оккупантов упоминает¬ся имя Баси Абрамович, скорее всего, той Баси, которая в 1900-е годы имела лавку на Соборной площади.
Глава 12
От кирпичей до конфет
К «чистым» промышленникам Бахмута, чья деятельность не была связана с торговлей, в первую очередь, необходимо отнести Моисея Исаевича Венгеровского. Его кирпично-черепичный завод, основанный в 1895 году при станции Бахмут (ныне - Артемовск-1), существенно выделялся на фоне бахмутского кирамического производства. Традиционная для Бахмута отрасль развивалась на удивление довольно вяло. Кирпичные за¬водики периодически возникали, поработав сезонно в течение нескольких лет, закрывались. Кто только в Бахмуте не выпускал кирпич! Купцы и ме¬щане, местные и приезжие. Даже женщины. Со временем сформировался довольно узкий круг предпринимателей, стабильно занимавшихся производством кирпича и черепицы – Минаев, Токарев, Зехов, Бадодин. Но прибыль, которую кирпично-черепичные предприятия приносили даже этим се¬рьезным заводчикам, была очень даже небольшой для промышленных пред¬приятий и составляла от 1 000 до 5 000 рублей в год.
Завод М.И.Венгеровского тоже работал сезонно (по крайней мере, в 1900-е годы), лишь 120-140 дней в году, но стремительно из года в год наращивал выпуск продукции. Документы, известные в настоящее время [15, с.144; 16], свидетель¬ствуют, как за восемь лет, с 1904 по 1912 года, численность рабочих на заводе Венгеровского возросла с 40 до 105 человек, а выпуск продукции увеличился до 300 000 рублей в год.
Вероятно, в начале своей деятельности М.Венгеровский и сам не рассчитывал на такой успех своего предприятия, и для подстраховки ре¬шил построить еще и известковую печь. В 1896 году для этой цели он просил Горуправу выделить ему землю [52, с.10]. В дальнейшем от этой затеи Венгеровский отказался – о его известко¬вом производстве неизвестно ничего.
Ничего неизвестно и о членах его семьи. К значительным домовладельцам он тоже не принадлежал. У него было два небольших дома по улицам Магистратской и Харьковской. И еще одно любопытное све¬дение о Моисее Исаевиче: в 1910-е годы он являлся членом Бахмутского музыкально-драматического общества. Без жены. А обязательное участие жены в этом развлечении в Бахмуте приветствовалось.
Какое-то время производством кирпича занимался и Исаак Хенкин, уже знакомый нам в связи с попыткой А.М.Французова разрабатывать огнеупорной глины. Именно он, И.Хенкин, владел в Бахмуте монополией на ее добычу и, похоже, не стал нею делиться даже с сопле¬менником. Вероятно, исключительно разработкой глины он и занимался до 1905 года, пока не открыл свой кирпичный завод. Этот завод тоже вы¬делялся на общем фоне бахмутского кирпичного производства, хотя в год выпускал продукции не так уж и много – на 25 000 рублей [16]. Располагался он на южной окраине города, там, где уже традиционно сосредотачивалось бахмутское кирпичное производство. На Харьковской улице у И.Хенкина был особняк стоимостью 1 000 рублей (его заводские цеха были оценены в 6 000 рублей).
В Бахмуте жил еще один Хенкин – Ицка. О нем известно лишь то, что был он домовладельцем. Есть соблазн считать, что Исаак и Ицка – один и тот же человек, но адреса и оценочная цена домов были разные. Дом Ицки находился недалеко от дома Исаака, тоже на Харьковской, но оценивался в 1 300 рублей.
Небольшим заводиком по производству извести владел Абрам-Лейба Фельдман. Завод был открыт, скорее всего, в 1900 году (в 1899 году А.-Л.Фельдман просил разрешение на его строительство, как сообщается в от¬чете Горуправы). В 1908 году завод еще работал – он числился в городс¬кой описи недвижимости, но в 1912 году сведений о его деятельности уже неизвестно. Дом, в котором жил А.-Л.Фельдман стоил 1 000 рублей, и был располо¬жен в любопытном месте – в Бузницком переулке, но о том, чем интерес¬но это место – позже. Еще один Фельдман, Шмуля, среди промышленни¬ков или торговцев не числился. Он был обычным домовладельцем и жил на Харьковской улице.
Необходи¬мо назвать и Нахмана Эрмана. В 1899 году он добивался в Горуправе разрешения открыть во дворе своего дома, кстати, довольно солид¬ного особняка по Соляному переулку (между Харьковской улицей и рекой Бахмуткой), мыловаренного завода [52]. Даже если этот завод был открыт, то, вероятнее всего, он смог составить конку¬ренцию аналогичному предприятию купцов братьев Лобасовых, которые уже давно снабжали мылом не только город Бахмут, но и его уезд. Правда, о мыловаренном заводе Н.Эрмана в бахмутских документах начала ХХ века больше ничего неизвестно. Но есть данные о таком производстве Наума Эрмана в Юзовке. Похоже, что Н.Эрман решил не становиться поперек братьев Лобасовых и открыть свое предприятие в другом месте. Там же, в Юзовке, расположился более крупный мыловаренный завод Баси Осиповны Давидовой.
Пытался организовать мыловаренное производство, домашнее, и купец Абрам Корсунский. Требования к производственным помещениям, их противопожарной безопасности Горуправа уже предъявляла довольно жесткие. Поэтому в прошении А.Корсунского было указано, что мыловарение будет осуществляться в каменном здании [51]. Проект А.Корсунского тоже не увенчался успехом – никаких данных о деятельности его бахмутского завода в документах нет. Но он не успокоился и открыл свой большой мыловаренный завод в Юзовке. Корсунский извес¬тен и как совладелец Товарищества «Корсунский и Остроухов». Их мебельно-зеркальный магазин с обойной и столярной мастерской пользовался популярностью в городе и уезде, хотя торговля не всегда проходила гладко. Периодически владельцы фирмы вынуждены были сокращать штат сотрудников и устраивать дешевые распродажи товаров [97, с.14].
Необходимо упомянуть и мещанина Абрама Симкова, владевшего на рубеже XIX и ХХ веков костопальным заводом. В то же самое время он яв¬лялся и подрядчиком по устройству мостовой на Торговой площади. Вы¬полнение подряда затягивалось, А.Симков не укладывался в график. По этой причине его «заслушивали» на заседании Горуправы, А.Симков попал в отчет, а его имя вошло в историю города.
Другой подрядчик, мещанин Ефим Шухер, в тот же период занимался поставкой леса для разнообразных городских нужд. E.M.Шyxep числится и в списке стро¬ителей Еврейской общественной больницы. Учитывая, что жил он в небольшом домишке, стоимостью 400 рублей в удобном для торговли месте, но все же не на престижном – на Базарной площади, отнести его к зажиточ¬ным слоям еврейской городской общины нельзя, он не мог пожертвовать крупную сумму. Однако в списке благотворителей он стоит на почетном седьмом месте. Наверняка, не тугой кошелек, а непосредственное участие в строительстве в качестве поставщика обеспечило ему место в списке между такими действительно богатыми людьми, как И.Голдрин и М.М.Гриннер. В списках домовладельцев Бахмута имеется еще один Шухер – Хаим, человек действительно богатый, имевший на ули¬цах Рождественской и Садовой три особняка. Но не он, а Ефим увекове¬чен на латунной табличке, укрепленной некогда на здании больницы, а из всех пожертвователей, которые на табличке названы «строителями», пожалуй, только он, непосредственно принимавший участие в работах, по-настоящему, достоин этого звания.
По правде говоря, среди подрядчиков, поставщиков и посредников, невзирая на их национальную принадлежность, довольно часто встречались люди, мягко говоря, недобросовестные. Но, поскольку речь идет о евреях, пример будет соответствующим. Некто Симон Давид, турецкоподданный, поставил в 1892 году для богоугодного заведения недоброкачес¬твенные одеяла. Когда это обнаружилось, Горуправа заставила его запла¬тить в городской бюджет штраф в размере 10 рублей 50 копеек [51, с.116].
Успешно работали бахмутские евреи и в пищевой отрасли. Мукомол и пивовар Трахтеров, пивовары и макаронных дел мастера Абрамовичи – о них уже говорилось. Чтобы продемонстрировать широту интересов еврейских предпринимателей Бахмута, помимо уже упомянутых владельцев «заводов» фрук¬товых и газовых вод Е.Добрейцера, Колдынского и Я.Сталя, нужно назвать и других предпринимателей. Давид Леонтьевич Деглин, владелец двухэтажного особняка в центре города, ря¬дом с Горуправой, в 90-е годы XIX века занимался изготовлением пряни¬ков. Его пряничное заведение располагалось «за Бузницким мостом» в доме Анны Деглиной, которая, кроме этого дома, имела еще одну недвижи¬мость, стоимостью 100 рублей, то ли домик, то ли лавку, расположенную на Базарной площади. Заведение приносило своему владельцу ежегодную прибыль – 10 000 рублей [11, л.л.601-603].
Аналогичное производство, но усложненное еще и изготовлением конфет, принадлежало в те же 90-е годы и Фейсе Лазаревне Сангурской, и размещалось на улице Екатеринославской. Годовая прибыль от него, как и у Деглина, составляла тоже 10 000 рублей [Там же]. Вероятно, к крупным предприятиям этой отрасли заведения Д.Л.Деглина и Ф.Л.Сангур¬ской не принадлежали, т.к. в городе в то же время работало крупное за¬ведение по производству пряников, принадлежавшее М.С.Беленко. Оно вы¬пускало пряников на 25 000 рублей в год [Там же]. В начале XX века Ф.Л.Сангурская умерла. Дом по Екатеринославской, где находилось пряничное заведение, перешел к Прасковье Сангурской, которая по какой-то причи¬не отказалась от выпуска сладкой продукции.
Среди других Сангурских необходимо назвать Ольгу, владевшую лавкой в Гостином ряду, Владимира, имевшего небольшой домик в Поли¬цейском переулке, и Григория, который в 1894 году вместе с ме¬щанином Абрамом Григорьевичем Палантом просил Горуправу о выделении земли для строительства кирпичного завода. Все-таки кирпичное-черепичное производство евреев продолжало привлекало. И не зря: великолепные изразцы, которыми обложены печи в замке Вавель в Кракове были некогда изготовлены еврейскими мастерами на Ровенщине еще в польском городке Корец [77]. Так что изразцовое искусство уже давно было знакомо еврейским керамистам. Что касается завод Паланта, то его построили, и он су¬ществовал довольно долго. В 1896 году он выпускал продукцию на сумму 2 800 руб. [12, л.152]. В 1912 году заводом уже единолично владел А.Г.Палант, который увеличил выпуск продукции, доведя ее до 7 000 рублей [16]. Если говорить о владения жи¬лой недвижимостью, то у Абрама Григорьевича в Бахмуте ее не было, но в семействе Палантов домовладельцы были. Исааку, Хаиму и Ите Палантам принадлежали четыре солидных особняка, расположенные довольно компактно по Харьковской улице. А Ревека Палант даже занималась лесом, не лесоповалом, разумеется – у нее была лесопилка.
Так что, пусть с земледелием у евреев в Бахмутском уезде не получилось, но в остальном они оказались мастерами на все руки.
Вопросный листок переписи 1908 года зафиксировал в Бахмуте та¬кие ремесленные профессии: портные, модистки, сапожники, слесари, столяры – и все. А были еще и часовщики, и парикмахеры, и пекари, и кузнецы, и приказчики, и рабочие типографий, и каретники, и ювелиры, и т.д. и т.п. Но в вопросном листке почему-то они не выделены. А в некоторых ремеслах евреи начинали постепен¬но доминировать, вытесняя иноверных конкурентов и превращая эти ремесла чуть ли не в национальные. Взять хотя бы врачей, аптекарей, адвокатов, сапожников… Это не говоря о целом наборе профессий специфических, «еврейских»: ученые талмудисты, служители культа, синагогальные служки, учителя хедеров, стряпчие, соферы (переписчики Торы), ткачи-надомники, изготавливавшие талиты или талесы (молитвенное облачение в иудаизме, представляющее собой особым образом изготовленное прямоугольное покрывало), могелеи (специалисты по обрезанию), культовые резники, гробокопатели и кладбищенские каменотесы [77].
Конкуренции, как таковой, евреи не боялись, благодаря своему высокому профессионализму, и чувство¬вали себя в хитросплетениях рыночной борьбы, как рыба в воде. В борьбе за место под солнцем вытесняли не только иноверных, но и своих соплеменников. Таковыми были «законы жанра». Примером может служить история появления в городе семейства Габелевых.
В начале 1910-х годов из небольшого белорусского местечка прибыл в Бахмут «на разведку» один из представителей этой много¬численной династии, издавна и успешно занимавшейся портняжным ре¬меслом, доведя его, если не до искусства, то до очень высокой сте¬пени мастерства. Осмотревшись, портной Габелев обнаружил, что там, «на Донбассе», евреев тоже много, но все же меньше, чем в Белорус¬сии. И портные, действительно, имелись. Их численность в городе еще, кстати, в 1908 году, составляла 279 человек, или 3% трудоспособного населения Бахмута [34, с.67]. Из них, как удалось установить Габелеву, евреев было около 200. А среди них мастеров высокого класса было не более полутора десятка, а в их круге уважением пользовалось се¬мейство Цыпиных. Таким образом, конкуренты были, в том числе и среди соплеменников. Но опять же – их было значительно меньше, чем на родине.
Габелев был не из робких, и смело начал в Бахмуте собствен¬ное дело. Будучи очень хорошим специалистом, он быстро встал на ноги, а когда в 1912 году прибыло и остальное семейство, дела пошли еще лучше. Наибольшего успеха достиг в своем ремесле один из братьев Габелевых – Владимир. Пошить у него костюм считалось среди аристократов Бахмутского уезда не менее престижно, чем сегодня для представителя московского бомонда пошить костюм, скажем, у Юдашкина.
Это только одна еврейская семья, а таких в Бахмуте было сот¬ни, и не только портных. Конечно, не у всех дела складывались так удачно. Бывали и трудные случаи, как бывали и трудные времена для всех. Когда такие времена наступали, в действие вступала знамени¬тая еврейская взаимопомощь. Из таких трудных времен известна сво¬еобразная «кооперация» владельцев мануфактурных магазинов Лейферова и Абрамовича с портными-соплеменниками. Торговцы практически за бесценок продавали портным залежалые отрезы тканей. Те шили костюмы, да такие, что не купить их было невозможно. А продавали их в тех же магазинах. Доход делили по совести.
Много евреев было и среди сапожников, рядовых и знаменитых. И сегодня жители города помнят Горчанниковых – династию мастеров-сапожников. Была в городе и масса евреев-цирюльников, бривших и подстригавших мужскую половину Бахмута, и сооружавших немыслимо модные прически для женской. Фамилий, к сожалению, нет, но остался бахмутский анекдот о конкурентной борьбе среди цирюльников.
На Торговой площади по соседству располагались две парикма¬херские. Естественно, отношения между их владельцами-евреями складывались довольно сложно. Как-то раз на одной из них появилась вывеска: «Только у нас вы можете побриться за 10 копеек!». Действительно, цена была несколько ниже, чем в остальных парикмахерских города, в том числе и у соседа. На следующий день хозяин этой соседней парикмахерской вывесил объявление: «У нас вас побреют за 8 копеек». Тогда первый парикмахер к своей вывеске сделал приписку следующего содержания: «Обещаем за 2 копейки залечить все раны и порезы, полученные в соседней парикмахерской».
Община была большой, и работы хватало всем. В целом же изучение обширной темы еврейских ремесел Бахмута – дело будущего, а пока необходимо вернуться в основное русло этой главы.
Глава 13
«Дворцы» и «трущобы»
Выше мы познакомились с типичными и не совсем типичными, но яркими представителями еврейской торгово-промышленной буржуазии Бахмута, начиная от мелких торговцев и кончая крупными промышленниками. Познакомились довольно подробно, настолько, насколько позволяют из¬вестные в настоящее время документы. Но в еврейской общине города была еще одна категория, о которой говорилось только вскользь, но постоянно подразумевалось.
Эта категория – домовладельцы. Категория объединяла все слои город¬ского населения, от рабочих до промышленников. Конечно, владение до¬мишком стоимостью 100 рублей и особняком ценой несколько десятков ты¬сяч рублей – две большие разницы, как говорят евреи в Одессе. Наверное, и в Бахмуте тоже. Сам факт владения жилой недви¬жимостью значил очень многое. В частности, он отличил представителя «босой команды» (так называли в Бахмуте чернорабочих-пролетариев, приходивших на заработки Бог весть, откуда), от рабочего местного, об¬заведенного семьей, а значит и домом или квартирой. Дом мог быть ла¬чугой, или коммуналкой, в «доходном» доме, но все-таки это был дом. Для евреев, пользовавшихся репутацией народа подвижного и непоседливого, наличие собственного дома было особенно немаловажным показателем.
Для нас вопрос о недвижимости, в данном случае еврейской, ин¬тересен еще и тем, что анализ уже знакомого нам сохранившегося любопытного документа начала века, все той же брошюры «Оценка недвижимых имуществ г. Бахмута на 1908 г.» [53], по¬зволит предпринять попытку решить несколько проблем городской истории. Это будет первая подобная попытка, и не исключена возможность, что еще больше проблем после этого анализа возникнет. Где-то когда-то в Бахмуте (в Артемовске) в архивах хранились «домовые книги», в которых фиксировались все сведения о домовладельцах, о владельцах квартир и прописанных жильцов. Но если они сохранились, то «раскопки» таких документов – это будут про¬блемы уже следующего порядка, и их решение – дело будущего. А пока попробуем выяснить, во-первых, как еврейские домовладения отличались друг от друга с точки зрения их доходности. Выше была попытка слегка коснуться этой проблемы, а теперь попытаемся копнуть чуть глубже. Во-вторых, попробуем определить уровень благосостояния бахмутских евреев и, в-третьих, постараемся проследить топографию расселения евреев в черте города.
По мере урбанизации, по мере развития миграционных процессов, жилье начало превращаться в «недвижимость, приносящую доход». Появи¬лись дома, предназначенные специально для сдачи квартир в наем, дома, приносящие доход, которые так и назывались – доходные дома. Домовла¬дение стало бизнесом. Еще в одном интересном бахмутском документе начала XX века, о котором уже упоминалось, в «Анкете г.Бахмута», приводится стоимость сдаваемых в наем квартир. Большие квартиры, состоявшие более, чем из шести комнат, стоили от 35 до 50 рублей в месяц. Средние, от четырех до шести комнат, – от 25 до 40 рублей. Квартиры маленькие, а такими в то время считались квартиры, имевшие менее четырех комнат, стоили от 5 до 15 рублей в месяц [2, л.31]. Вариант «однушек» в бахмутском быту в то время даже не рассматривался. Не будем вспоминать профессора Ф.Ф.Преображенского из булгаковского «Собачьего сердца» с его профессорскими семикомнатными апартаменты. Согласимся, что средняя по нашим меркам квартира, состоявшая из двух комнат, стоившая рублей восемь – это по-божески.
В центральной России в начале XX века съемное жилье стоило в среднем 20 копеек в месяц за квадратный метр. Небольшая квартирка с безыскусной обстановкой даже на столичных окраинах можно было снять за 5-7 рублей. Обычная же стоимость съемной квартиры для семьи со средним доходом, порядка 80 рублей, была примерно 15 рублей в месяц [58]. В общем, цены реальные, не заоблачные, сопоставимые с ценами продуктов, одежды и всего подобного.
Кто в Бахмуте был потенциальным квартиросъемщиком, кто мог по¬зволить себе снимать квартиру? Зарплата городских «низов» в то время составляла: разнорабочих – от 80 копеек до 1 рубля в день, т.е. 20-25 рублей в месяц. Жалование домашней прислуги (кухарки, горничной, няньки, повара) была в пределах 8-15 рублей [2, л.31]. Для разнорабочих, которые, в основном, были пришлыми сезонниками, при заводах существо¬вали казармы, прототипы современных заводских общежитий, а для прислуги условиями найма, чаще всего, предусматривалось жилье в доме хо¬зяина. Поэтому квартирный вопрос для этой категории работников осо¬бой роли не играл.
Рабочие и специалисты, а также квалифицированная прислуга зарабатывали до 35 – 50 рублей в месяц [Там же], и они уже могли позволить себе снимать небольшую квартиру. Зарплата завод¬ских мастеров достигала 150 рублей в месяц [98]. Правда, это было уже в 1912 году, когда стоимость жизни несколько возросла, а вместе с ней возросла и зарплата рабочих и слу¬жащих. У нас нет данных за 1908 год и о жаловании городской интелли¬генции, потенциальных квартиросъемщиков, за исключением учителей земских школ, чья зарплата известна и составляла в то время 30 рублей в месяц [99]. Размер жало¬вания городских чиновников известен по 2-й половине 90-х годов ХIХ века. Учитывая, что цены на продукты, начиная с 1890-х годов до начала 1910-х годов, увеличились в 2-3 раза [Там же], размер жалования за этот период тоже увеличился, скорее всего, как минимум, в два раза. Таким образом, в 1908-1909 годах самым высокооплачиваемым чиновником в го¬роде продолжал оставаться городской голова с жалованием 300 рублей в месяц, городской архитектор получал 100 рублей, бухгалтер Горуправы – 50 рублей, столько же получал заведующий учебным заведением, а старший чин по¬лиции – лишь 20 рублей в месяц. Некоторые служащие (учителя, врачи, инженеры, полицейские чины) при оплате наемного жилья пользовались льготами. Частично или полностью квартиры им оплачивали земство, за¬воды, фирмы, ведомства. Поэтому иметь недорогую квартиру они могли себе позволить, а именно такие квартиры в Бахмуте и преобладали. Ма¬ленькие, состоящие из двух комнатушек с большим общим коридо¬ром-кухней, с «удобствами» во дворе – их еще помнят многие квартиро¬съемщики довоенных и послевоенных лет.
В том, что в Бахмуте было большое количество доходных домов, нетрудно убедиться на основании «Оценки недвижимых имуществ». Среди домовладельцев, в том числе и евреев, выделяется определенная группа людей, чья недвижимость значительно превышала нужды, необходимые для одной семьи среды обитания, и состояла из нескольких жилых домов. Если на¬личие у А.Французова четырех домов еще можно объяснить обилием род¬ни, большинство из которой собственного жилья не имело, то два из трех домов Л.Гершковича, все родственники которого имели собственные дома, безусловно, были предназначались именно для сдачи внаем. Вспомним, по три дома было у Хаима Шyxepa и Леона Абрамова, по два – у Моисея Венгеровского, Хаи-Блюмы Сухаревой, Альтера Рогоскина, Ханы Рогоскиной, Абра¬ма Рывкинда, Гамлиеля Леванта, Ицки Голдрина.
В этой компании выде¬ляется, конечно же, последний, владелец одного или двух зданий на углу Екатеринославской и Харьковской. О запутанной истории с его особняками уже говорилось выше. Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что, даже если у Ицки Голдрина был только один дом, то все равно он был одним из самых богатых домовладельцев Бахмута. Даже, учитывая, если первые этажи этих зданий занимались магазинами. Очень большие, являвшиеся «непозволительной» роскошью для одной семьи дома, были у Суры Хургиной, Аделаиды Двойно, Якова Смоленского, Давид Косовского, Хацкеля Тумаркина, Вульфа Крамарева, Айзека Розенберга и целого ря¬да других евреев.
Кстати, о последнем. Можно вспомнить газетную шумиху, которую в свое время подняло еврейское лобби в Соединенных Штатах о притеснениях евреев в России. Тогда евреям иммунитетом для выхода за черту оседлости был американский паспорт. Можно предположить, что наш Айзек Розенберг был, всего-навсего, Исааком Розенбергом, но стопроцентным американцем, занесенным судьбой внутрь черты оседлости. Он не занимался ни торговлей, ни промышленной деятельностью, при этом, судя по его недвижимости, далеко не бедствовал.
Дома сдавались не только под квартиры. Первые этажи зданий на Торговой площади и центральных улицах использовались под магазины, лавки, питейные заведения, конторы. Выше уже говорилось о том, как использовал выгодное расположение своего дома И.Голдрин. Взглянув на старые фотографии и на объявления в бахмутских газетах, можно легко убедиться, что такая форма использования недвижимости широко практиковалась. Причем, к вопросам сдачи-наема подходили без всякой национальной пред¬взятости. Вот только несколько примеров. Контора фирмы «И.И.Найговзен и Я.С.Фридман» располагалась в доме И.М.Карталова. Присяжный поверенный А.М.Бабаков арендовал помещение под офис в доме Леона Абрамова. Агент Общества взаимного страхования от градобития и огня С.Н.Апте¬карь расположился рядом с Благовещенской церковью в доме Лобасовых. Владимирское училище до переезда в специально построенное для него здание арендовало дом Софьи Бриль. Часовой магазин Агуфа размешался в здании Горуправы, а Колдынский для своего «завода» фруктовых вод арендовал помещение в Народном доме. И так далее, и так далее. Конечно, не об укреплении ин¬тернациональных связей думали арендодателя и квартиросъемщики, а о взаимной выгоде, а это, собственно, и укрепляло интерна¬циональные связи.
Чтобы выяснить, какая часть бахмутского жилого фонда принадле¬жала евреям, необходимо воспользоваться все теми же источниками – «Оценкой недвижимых имуществ» и «Анкетой г. Бахмута». Правда, в имеющемся в нашем распоряжении экзем¬пляре «Оценки», отсутствует несколько последних стра¬ниц. Список домовладений обрывается на № 2 583. Но интересующая нас цифра имеется в «Анкете» и равняется 2 862. Именно столько строений, разнообразных по конструкции стен (каменных, кирпичных, деревянных, саманных, смешанного типа и земляных) и кровли (железо, дерево, толь, черепица, солома и камыш) было в Бахмуте в интересующее нас время. В «Оценке» указаны все строения, включая и производственные, но по¬скольку их было немного, всего два-три десятка, существенного влия¬ния на подсчеты эта цифра оказать не может, и нею можно пренебречь. Кроме того, можно не принимать во внимание и отсутствующие страницы «Оценки»: на них приходятся окраинные улицы Покровского прихода, на которых евреи в то время не селились. Если же все-таки, каким-то образом там все же проживало несколько евреев, и они окажутся неучтенными, то при расчетах ошибка составит лишь доли процента, и на нее можно не обращать внимания.
Итак, в 1907-1909 годах в Бахмуте было 2 862 единицы недвижимости, из которой евреям в 1908 году принадлежало 273 дома, что состав¬ляет 9,5%. На основании данных «Анкеты» (всего жителей в Бахмуте было 25 147 человек, из них евреев – 4 777) легко подсчитать долю еврейского насе¬ления в Бахмуте. Их доля в «племенном составе» (так назван нацио¬нальный состав в документе) составляла 19%. Таким образом, 19% на¬селения проживало в 9,5% жилого фонда Бахмута. Цифры интересные и указывают на большую концентрацию евреев в одной единице недвижимости, т.е. в одном доме. Действительно, получается, что в одном ев¬рейском доме проживало 19 человек, в то время, как на одну единицу нееврейской недвижимости приходилось лишь 8 человек-неевреев. Даже если при¬нять во внимание, что еврейские семьи были многодетными и многолюд¬ными, трудно представить себе, что по численности они в 2,5 раза превосходили семьи нееврейские. Скорее всего, причина заключалась в другом – подавляющее большинство еврейского населения собственного жилья не имело, и именно это большинство составляло ядро бахмутских квартиросъемщиков. На них, в первую очередь, и рассчитывали в свое вре¬мя строители доходных домов, как христиане, так и евреи-старожилы, которые поселились в Бахмуте с первыми волнами еврейских переселен¬цев. Действительно, в «Оценке» зафиксировано всего 210 евреев-домовладельцев, т.е. всего 4,4% численности еврейской общины Бахмута.
Теперь посмотрим на еврейскую недвижимость с другой стороны, учитывая ее «относительную» (оценочную) стоимость. Вся городская не¬движимость в 1908 году оценивалась в 1 621 905 рублей. Цифра приблизитель¬ная, т.к. «Оценка» хоть и незначительно, но все же фрагментарна. Еврейская недвижимость была оценена в 512 150 рублей, что составляет 31,5% общегородской недвижимости. Цена одного строения, принадлежав¬шего евреям, в среднем составляла 1 876 рублей. Нееврейская недвижимость (всего 2 589 домов) оценивалась в 1 109 755 рублей, т.е. цена одного нееврейского строения составляла всего 429 рублей. Получается, что сре¬дний еврей-домовладелец был почти в четыре раза богаче среднего домовладельца-нееврея. Но не будем забывать, что домовладельцы среди бахмутских евреев составляли всего 4,4%. Это с одной стороны. А с другой стороны, если среди еврейских домовладельцев было всего 20 человек, чья недвижимость была не оценена по причине их бедности, то среди нееврейских домовладельцев количество бедняков с жильем, не прошедшим оценки, превышает 1 260 человек.
Они жили целыми улицами (Широкая, Манежная, Броварская, Кузнечная, Мариупольская). Их жильем были деревянные лачуги, мазанки и полуземлянки («лемпачевые строе¬ния» – под таким «кодовым» названием они фигурируют в «Анкете»), крытые соломой и камышом. «Недвижимостью» их назвать можно было лишь условно, т.к. любой ураган мог не только сдвинуть их с места, но и разметать по округе. Поэтому попробуем вычислить среднюю стоимость нееврейской недвижимости, принимая во внимание только те строения, которые прошли оценку. В этом случае средняя стоимость одного из 1 329 жилых домов составит 835 рублей. Она, эта средняя стоимость, хоть и возросла почти в два раза, но все же продолжает оставаться в два раза меньше, чем средняя стоимость еврейского дома. Все же евреи-до¬мовладельцы были богаче своих соседей-неевреев.
Евреи-домовладельцы по уровню благосостояния тоже были не¬однородны. Как отмечалось выше, 20 человек из них или 9,5%, находи¬лись за чертой, отделяющей владельцев домов от владельцев лачуг. Это уже знакомые нам Фейга и Абрам Гершковичи, а также Гитля Абрамович, Моисей Давидович, Петр Рафалович, Гдаль Браиловский и другие. Инте¬ресно, что очень небольшое количество евреев, всего 6%, имело дома бедные, оцененные в 100 рублей. Домовладельцев, чье жилье оценивалось до 500 рублей, было значительно больше – 21%. Основная масса евреев-до¬мовладельцев имела дома, стоимостью до 2 000 рублей (36%). По всей видимости, такая стоимость дома была своеобразной чертой, отделявшей состоятельных евреев от евреев богатых. Владельцев домов с оценочной стоимостью до 5 000 рублей было уже значительно меньше – 15%. А тех, чьи дома были оценены в диапазоне от 5 000 до 10 000 рублей, еще меньше – 8,5%. Очень богатых людей, чья недвижимость оценивалась до 20 000 рублей и выше, было единицы – всего 8 человек, т.е. 4%. Это Ицка Голдрин (опять же, при условии, что у него было два дома) – 45 300 рублей, Абрам Французов – 27 800 рублей, Вениамин Французов – 27 000 рублей, братья Рабиновичи, чья недвижимость оценена общей суммой в 26 000 рублей, Абрам Рывкинд – 19 000 рублей, Иосиф Лейферов – 13 790 рублей, Семен Липарев - 13 790 рублей, Лазарь Гершкович - 13 600 рублей.
Чтобы не сложилось ложного впечатления, что бахмутские евреи были все сплошь людьми зажиточными, домовитыми, «капиталистыми», в общем – мироедами, необходимо напомнить, что более четверти хозяев-домовладельцев (27%) были владельцами жилья, стоимость которого не превышала 500 рублей, т.е. – весьма скромного и лишь в отдельных случа¬ях приспособленного для извлечения дохода. Именно из этой катего¬рии формировалась многочисленная армия еврейских ремесленников. Конечно, особняки бахмутских еврейских буржуа вряд ли можно было назвать «дворцами». Как и домишки подавляющего количество домов жителей города тоже нельзя считать «лубяными избушками». Но в социальном плане еврейская община стремительно расслаивалась.
Глава 14
Особенности городской топографии
В общественной жизни западных губерний России с 1825 года появилось такое понятие как «ревиры». В биологии «ревир» – это занимаемый и охраняемый животным четко отграниченная площадь, участок пространства, воздуха или воды над какой-либо территорией. «Еврейская энциклопедия Брокгауза-Ефрона» дешифрует это понятие в социальном смысле таким образом: «Из числа поселений (городов и посадов) /…/ в восьми были введены «ревиры», т. е. вне определенных улиц могли жить лишь привилегированные евреи; в пяти – имелись привилегии, или вовсе не допускавшие евреев» [23]. Введение этих «зоологических» новшеств приводило к образованию в перенаселенных городах печально известных еврейских гетто, и в конце концом в 1862 году ревиры отменили. Но это было в западных губерниях, в Новороссийских городах про такие социально-биологические эксперименты только слышали. Новопришлые евреи могли селиться там, где удавалось приобрести готовый дом или участок под застройку – в любом городе, разумеется – в черте оседлости. Поэтому в Бахмуте еврейская недвижимость была рассредоточена по всему городу, и легче назвать улицы, на которых не проживала хотя бы пара еврейских семей.
Для начала, чтобы продолжить тему, нужно понять, что представлял собой Бахмут начала XX века с точки зрения топографии. В плане он был похож на вертикальный прямоугольник с неровными краями. С юга на север протекала речка Бахмутка, разделяя город на две части. На правом берегу в то время располагались два прихода – Николаевский и Покровский. Их границей был Николаевский мост через речку, от которого на запад тянулась Николаевская улица. Перпендикулярно к ней, ближе к левому берегу реки, протянулись две основные магистрали города – Харьковская и Александровская (бывшая Большая Харьковская). В центре, между ними размещались Базарная (ближе к реке) и Торговая площадь (между этими улицами), Свято-Троицкий собор с Торговыми рядами. В южной части города от реки на запад шли еще две улицы – Екатеринославская и Мариупольская. Между ними петлял Бузницкий ручей, впадающий в Бахмутку. Все эти улицы когда-то и ограничивали довольно компактную бывшую крепость. Вот и вся история с топографией. Остальные улочки были второстепенными.
Уже при беглом знакомстве с «Оценкой недвижимых имуществ» об¬ращает на себя внимание тот факт, что за очень редким исключением евреи избегали строить и приобретать дома на правом берегу Бахмутки – в Николаевском и Покровском приходах. В Покровском приходе их уже не наблюдалось. Уже в 1914 году несколько человек появилось в Николаевском приходе. Исчезли (умерли, а, может быть, разбогатели и перебрались в более престижные районы города) даже знакомые нам Моисей и Фейга Гершкович [67, с.с.3-4]. Причиной была не толь¬ко «непрестижность» правобережного района Бахмутки с его хаотической планировкой, с отсутст¬вием названий большинства улиц, застроенных «лемпачевыми строениями». В книге «Евреи в России» дается типичная картина предместий Бахмута: «Окраины, населенные мещанами-неевреями, представляют подобие улиц: мещанские хаты (маленькие, обмазанные глиной и покрытые соломой) представляют вид домовитости, имеют огороды и надворные строения, хотя весьма жалкие» [67, с.44].
Местный народ имел свои собственные представления о «престиже» и «домовитости». Население этих приходов было в большинстве своем земледельчес¬ким и состояло из тех горожан, которые и в 1908 году в количестве 10 061 человек числились в сословии крестьян [100]. Их специфические интересы, быт, запросы не совпадали с образом жизни еврейских торговцев и ремесленников, нацеленных на удовлетворение потребностей более зажиточной категории, мещан, проживавших на левом берегу. И даже евреи-владельцы складов земледельческих орудий, чья деятельность, казалось бы, была тесно связана с земледелием, на правый берег Бахмутки перебираться не спешили. На левом же берегу, в «городской» части Бахмута, евреи не брез¬говали даже окраинами.
Дома на улицах обычно стояли вперемешку – еврейские, русские, украинские, хотя тенденция к расселению по национальному признаку все же просматривалась. Но причины этому были скорее социальные. Так, например, украинское население Бахмута было, в основном, земледель¬ческим, поэтому не удивительно, что располагалось, главным образом, по окраинам. Судя по «Оценке недвижимых имуществ», именно здесь проживали бахмутчане с типичными украинскими фамилиями: Харченко, Покотило, Овчаренко, Бойко, Побегайло, Макогон, Крутенко и т.д. Рабочие, состоявшие, в основном, из русских, старались селиться по¬ближе к предприятиям, в северной части города. Конечно, такая закономерность в расселении бы¬ла всего лишь тенденцией, а не жестким правилом, а, кроме того, в го¬роде было много и рабочих-украинцев, и русских крестьян. Примеров тому достаточно, и они подтверждают социальный характер этого феноме¬на, а не национальный.
Что касается евреев, то при их расселении по городу главную роль играли тоже причины профессионального и социально¬го характера, а также, естественно и те причины, «почему европейцы в Шанхае селятся в отдельном квартале» [4, с.153]. Еврейские торговцы и ремесленники стремились, естественно, в центр города, к Торговой и Базарной площадям, заводчики – в северную, уже в то время промышленную часть города. Об экологии в то время еще не думали или она, эта экология, в то время не представляла опасности для жизни. Кроме того, всегда и везде существовал престиж центральных улиц с их брусчаткой, бульваром и относительной чистотой, и не случайно почти весь еврейский бомонд Бахмута со временем оказался на Александровской, Харьков¬ских и Екатеринославской улицах. А если учесть, что его доля в общегородс¬ком высшем обществе достигала 40%, то и получалось, что эти улицы оказались на 40% заселенными евреями.
При картографировании еврейской недвижимости удается выделить несколько зон с очень густым еврейским населением, где еврейские до¬ма тянулись по обеим сторонам улицы почти сплошными рядами на сотни метров. Они группировались вокруг объектов, имевших как общегород¬ское значение, так и вокруг зданий, игравших важную роль в жизни только евреев. В первую очередь, следует назвать Торговую площадь и прилегающие к ней с юга кварталы Харьковской улицы, которая во¬обще, а на этом участке особенно, была самой «еврейской» в Бахмуте.
Не случайно, наверное, здесь, на углу с Четвериковым переулком, через квартал к югу от Екатеринославской улицы, на¬ходилась синагога, а рядом и напротив – два молитвенных дома. Здесь же, на углу Четверикового переулка и Александровской улицы, располагалось еврейское училище, которое, в свою очередь, служило как бы цен¬тром, вокруг которого группировались еврейские дома, расположенные по Четвериковому переулку и на площади вокруг Благовещенской церкви. Еще одна довольно значительная группа еврейских домов находилась к востоку от Харьковской улицы – на Базарной площади. Вместе с лавками, принадлежавшими еврейским торговцам (а их было более 50%), они соста¬вляли довольно солидный еврейский массив.
В северной части города, опять же, на Харьковской улице, в самом ее начале и в непосредствен¬ной близости от железнодорожного вокзала, компактной группой находи¬лись дома еврейских промышленников и купцов, в том числе и «родовое гнездо» Французовых. Между Алексеевским и Благовещенским переулками, западнее от Торговой площади, прослеживается еще одно скопление еврейских домостроений, центром которого было еще одно «родовое гнездо», но поменьше, принадлежав¬шее Гершковичам, а также и еще один молитвенный дом.
Отдельно от основной массы еврейской недвижимости на юго-западной окраине, в Бузницком переулке, по берегам Бузницкого ручья, существовал еврейский микрорайон, «привязанный» к еврейской общественной больнице и еврейскому кладбищу. Кладбище в то время располагалось в северной части современного городского кладбища, а христианское кладбище в то время было на западной ок¬раине города в конце Кладбищенского переулка. Подтверждение этому находим и в «Справочной книге Екатеринославской епархии за 1913-1914 годы». В бахмутских приходах Свято-Троицкой и Благовещенской церквей (в центре и на юго-западе) авторы насчитали 3 367 евреев, т.е. более 70% еврейского населения [67, с.с.1-2].
Такие консолидированные анклавы или заповедники существуют и в настоящее время. Взять хотя бы такой пример – в Вильямсбурге (Бруклинский квартал Нью-Йорка) компактно проживает самая большая община хасидов. Они обладают, кроме прочих замечательных черт, тенденцией заселять целые кварталы таким образом, что при желании можно родиться, вырасти и дожить до старости, говоря почти исключительно на идиш. Даже не на иврите. А английский многие не знают напрочь [65].
Но то – хасиды, своеобразное протестантское направление в иудаизме, а это – ортодоксальные иудеи. То – миллионный Бруклин, а это – Бахмут, в котором все друг друга знали. Там – мультикультурализм и индивидуализм, здесь – традиционный интернационализм с остатками уклада крестьянской общины. И все-таки такая концентрация иудеев на одной квадратной сажени, видимое невооруженным глазом единение евреев привлекало внимание, любопытство и… не могло не настораживать.
Глава 15
Темная сторона вопроса
Это единение евреев привело в свое время В.В.Шульгина к выводу о том, что «у них (евреев – А.К.), кроме душ индивидуальных, есть ка¬кая-то коллективная душа, удивительно функционирующая» [79, с.108]. Вывод интересный, но В.В.Шульгин, не чуждый модным в то время мистицизму и тео¬софии, должен был знать, что с точки зрения теософии, подобные «коллективные души», по современной терминологии – эгрегоры, присущи всем народам и у всех без исключению «удивительно функционируют». Возможно, еврейская «коллективная душа» функционирует эффективней и более эффектно.
Разве нехорошо, что евреи должны выполнять заповеди (мицвот) – нормы поведения, очень схожие христианским? Десять Заповедей, полученных Моисеем на Синайской горе, устанавливали наиболее общие правила человеческого поведения: единобожие, почитание родителей, запрет убийства, прелюбодеяния, воровства, лжесвидетельства и пожелания чужого имущества. Ну, разве что – запрет на изображение Бога, на произнесение Его имени всуе, соблюдение Шаббата (субботы). В период формирования догматики иудаизма число заповедей увеличивалось и достигло 613, таким оно остается и по сей день [90]. Разве нехорошо, что иудеи видят в мицвот, как написано в Талмуде, важное средство формирования личности: «...заповеди даны, чтобы облагородить человека»? Например, законы о наказании преступника воспитывают уважение к человеческому достоинству, а законы о ссудах и займах учат сочувствию к бедным. На более глубоком уровне соблюдение мицвот рассматривают как форму непосредственного эмоционального сближения с Богом. Само слово мицва («заповедь») родственно другому ивритскому слову, означающему «соединение» [90].
Василий Витальевич Шульгин, пожалуй, был первым в отечественной историографии, кто попытался объяснить еврейский феномен с позиций мистики. Но своеобразно. Го¬воря о еврейских религиозных обычаях, нельзя обойти вниманием его толкование роли праздника Пурим в истории евреев. Напомним, что этот праздник установлен в память о спасении евреев от поголов¬ного истребления от рук персов в IV веке до н.э. Тогда евреи спаслись только благодаря кровавым превентивным мерам, предпринятым ими против врагов. Но, вспоминая еврейские погромы, В.В.Шульгин трактовал Пурим по-своему. «Есть мистика в жизни народов, – писал он. – Именно по¬гром является национальным праздником у данного народа». И далее он сделал далеко идущие выводы: гибель 75 000 персов, «воспоминание о прошлых кровавых расправах», «тысячелетнее празднование массового убий¬ства», «кровавое желание не родит ли опасных клубков злобы, которые теософы называют "мысленными элементалями"? По их, теософов, мнению, такие клубки чувств очень часто обрушиваются на головы тех, кто их создал. И не в этом ли причины погромов, которые преследуют именно евре¬ев в течение тысячелетий?» [79, с.128].
Как и любая другая, эта гипотеза, связанная и с еврейской религией, и с причинами погромов, имеет право на существование. О бахмутском погроме будет рассказано ниже, а пока, чтобы завершить тему о еврейских религиозных обычаях, нужно вспомнить еще одну интересную гипотезу Шульгина, выдвинутую им по поводу происхождения так называемого «кровавого навета».
В Европе и в России периодически вспыхивали шумные антиеврейские судебные процессы, связанные с якобы имевшем место в иудейском культе обычаем использовать в ритуальных целях кровь христиан. Так вот, по Шульгину, первыми инициаторами «кровавого навета» были сами иудеи. Они доносили римским властям о том, что пер¬вых христиане-евреи якобы причащались настоящим «телом и кровью» и, разумеется, не Христовой, а человеческими. «Сия стрела, – писал Шульгин, – обратилась вспять и даже сделалась неким неловким бумерангом», который «в течение веков колотит "дикаря", в своем религиозном изуверстве сей снаряд запустившего» [79, с.132]. Тоже занятная гипотеза. Занятно, что первые погромщики юга Новороссии могли и не ведать о «криминальном чтиве» желтой прессы того времени. Занятно и то, что эту антисемитскую теорию выдвинул уже в 1929 году тот же Шульгин, который антисеми¬тизмом не отличался. К тому же, в 1913 году он защищал в прессе Менделя Бейлиса в известном деле о «кровавом навете», и за Василия Витальевича в то же время в определенный день и час во всех еврейских общинах мира был совершен молебен. О чем Шульгин с гордостью позже писал [78, с.146].
К счастью в истории Бахмута подобных «ритуальных» ужасов не зафиксировано. А вот банальная уголовщина фиксировалась. Как еврейская, так и «нееврейская», если в уголовном мире подобное разделение, вообще, существовало. Но, вероятнее всего, его не было. Исследователи, небезразличные к этому вопросу, приводят примеры полного интернационализма в этой сфере общественной жизни Бахмута начала ХХ века. Вот только нескольких любопытных примеров.
…19 февраля 1908 года возле еврейского кладбища был найден труп Исаака Мордковича. И.Мордкович оказался там после совместной пьянки с Михаилом Блажиевским и Никифором Тараненко…
…В городе имел место быть и чисто свой, «межэтнический» еврейский рэкет. Как-то зимой 1908 года хозяева шапочных мастерских Иосиф Могилевский, Илья Сахновский и Мендель Писаревский заявили бахмутскому приставу, что их мастеровые Зелик, Левитин, Сладкевич, Дворкин сначала угрожали своим хозяевам, а потом избили И.Могилевского. Причем мастеровые «разбирались» с хозяевами от имени «Профессионального Общества рабочих и работниц мужского и дамского верхнего платья, модисток и белошвеек»…
…Еще в 1902 году сформировался профсоюз аптечных служащих Бахмута, объединивший евреев-фармацевтов против евреев-хозяев аптек [69, с.с.36-44]. Профсоюз тоже действовал на грани закона, но без мордобоя. Интеллигентные разборки выливались на газетные полосы, возбуждались судебные процессы…
…В 1912 году поймали интернациональную банду фальшивомонетчиков, куда входили также и местные евреи. С января 1911 года злоумышленники – Кононенко, Попов, Кулик, Тер-Давыдов, Мусалов, Шаргородский, Жабченко и братья Соловьевы – «работали» на Петровских заводах Бахмутского уезда, в Ростове-на-Дону и Нахичевани. Слепой нищий Кулик в Грушевой Балке заводов искал покупателей на фальшивые серебряные рубли и золотые империалы (по 45 копеек и 3 рубля). Потом возил их в Нахичевань. Взяли Мусалова и Тер-Давыдова в Ростове, в их лавке изъяли 300 рублей и 34 империала. Выдало фальшивомонетчиков анонимное письмо в полицию. Виновные получили от 8 до 4 лет каторги [72, с.79]…
…6 декабря 1916 года в Бахмуте произошло громкое ограбление меховой мастерской Хаима Марголина. Были вынесены дамская беличья шуба с енотовым воротником, 30 каракулевых и 60 котиковых шкурок, 84 аршина плюша (почти 65 метров), шелк и костюмная ткань. Всего на 3 972 рубля...
Были и курьезные ситуации.
…Один еврей, владелец шорной мастерской, изобрел новый вид аферы: он рассылал наложенным платежом по железной дороге мешки с углем на мифические адреса, регистрировал документы в казначействе и получал деньги. От преследования аферист своевременно скрылся [Там же]…
…Поздним зимним вечером 1910 года неизвестные проникли в типографию Грилихеса, закрыли хозяина в кабинете и положили перед ним бомбу, приказав тому не двигаться, так как бомба взорвется при малейшем движении. Когда Грилихес устал бояться, он выяснил, что «бомба» была обычным апельсином. Кроме этого рождественского подарка на печатной машине Грилихес обнаружил деньги – плату за оказанную услугу [13, с.69]…
…Ночью 29 апреля 1915 года у купца 2-й гильдии Абрама Менкеса утащили из-под головы, во время сна, жилет, где лежали 190 рублей, золотые часы на золотой цепочке за 150 рублей, портсигар с монограммой за 50 рублей. Купец крепко спал и ничего не почувствовал...
…А 13 мая того же года у Меера Долинского во время сна из-под головы (!) вытащили бумажник с 450 рублями, серебряный портсигар, паспорт и 2 лотерейных билета. Купец спал сладким сном [73]... Так что были и преступники и жертвы.
Даже пресловутое утверждение о том, что евреи сознательно спаивали православный честной народ, фактами не подтверждается. Да, евреи традиционно «шинковали» в своем «домене» черты оседлости – в Польше и в Западной Украине, но нужно помнить, что в начале своей собственной карьеры и «сам» Самуил Соломонович Поляков занимался мелким винным откупом. Это потом он по заданию Воронежского губернатора графа И.М.Толстого, будущего Министра почты и телеграфа, организует винокуренный завод, который вскоре станет давать большой доход. Это потом С.С.Поляков станет купцом 1-й гильдии, коммерции советником, поднимется в первые ряды российской деловой элиты [80]. А мелких торговцев потом будут «кошмарить».
Да, еще в 1887 году рапорт жандармского командования сообщал, что в районе завода Новороссийского общества на Донбассе есть восемь питейных заведений, из них шесть или семь принадлежат евреям. Но никто не обращал внимания, что самыми известными хозяевами питейных заведений в Юзовке были русские – Дронов, Брусилов и Титов. Даже англиканская церковь держала в поселке пивную [36].
Да, около станции Деконская вблизи соляных шахт находились питейные заведения Якова Уманского и заезжий дом Ольги Коробочной, которые продавали рабочим водку в среднем по 4 рубля на душу в месяц. Причем, Уманский открещивался от «промысла», потому указал финансовому инспектору «только 6 рублей дохода на месяц» [72, с.46].
Да, в конце XIX – начале XX века в Бахмуте имелось несколько питейные заведения: 18 винных лавок (то есть – водочных), 4 винно-бакалейных лавок, 4 пивных и 13 трактиров [15, л.52]. Но их количество постоянно сокращалось. Если в 1897 году было 13 трактиров, то в 1909 году их стало семь [2]. Да и массовое пьянство в городе не было распространенным явлением, а алкоголь потребляли чаще всего на праздники [62].
Так что в этом плане в Бахмуте было все более или менее в норме. Все было – разбои, убийства, махинации, аферы, кражи, пьяные драки… Что было, то было. «Ритуальных убийств» не было.
Глава 16
Моральный кодекс иудея
Что касается «единение еврейского на¬рода не только на земле, но и на небе», то эта тема периодически постоянно возникала в речах государственных и общественных деятелей, на страницах прессы, и не только российской, но и западной. Воочию зримое единство народа, разбросанного по всему свету, одних просто раздражало, другие пытались этот феномен понять и объяснить, третьи старались помочь обрести государственность этому народу. Единством духовным, тоже, почти как у Шульгина, мистическим, объяснял русский философ и общественный деятель В.В.Розанов невозможность для туземного населения конкурировать с ними в экономической деятельности. «Какая же с ними конкуренция, – спрашивал Розанов, – когда в каждой точке они – "все", а всякий русский, хохол, валах – "один"?» [30, c.101]. Эту же ситуацию харьковский генерал-губернатор князь Н.А.Долгоруков, в свое время, объяснял элементарно – круговой порукой, су¬ществовавшей в еврейской общине. Или другими словами, «мушкетерским» принципом, придуманным А.Дюма – «Один за всех и все – за одного». Но это, в принципе, было, то же самое.
Но затем посыпалось обилие антиеврейских публикаций. Это было связано с появлением в 1870 году уже упомянутой выше «Книгой кагала» Я.А.Брафмана. В чем только ни обви¬няли евреев после этого! В своей работе «К истории еврейства» в 1893 году Н.С.Граве, суммировав все известные ему по прессе «провинности» евреев, выделил главные. Нужно сразу сказать, что к реалиям Бахмут эти мудрствования не относятся, но – любопытно и забавно.
Во-первых, Граве проинформировал, что в черте оседлости якобы тайно продолжали существовать кагалы и еврейские общинные суды (бет-дины), которые, несмотря на то, что давно были распущены российским прави¬тельством, продолжали строго следить за соблюдением соплеменниками религиозных законов и наказывать за их нарушение.
Во-вторых, вся черта оседлости и Царство Польское, помимо общегосударственного административного деления, тайно разделены евреями на кагальные округа (хезкат-ишубы). А сделано это было для того, чтобы более выгодно и, не конкурируя друг с другом, эксплуатировать христианское население, имевшее несчастие проживать на территории таких «округов». Причем, все имущество христиан почему-то считалось кагальной собственностью. Конкуренты-хри¬стиане, промышленники и торговцы, безжалостно устранялись.
В-третьих, существовало право «хазака», по которому еврей с разрешения кагала получал неограниченные возможности эксплуатировать имущество какого-либо определенного христианина.
В-четвертых, существовало и право «меропии» – право исключительной эксплуатации личности христиан [20, с.329].
И.Р.Шафаревич пошел дальше. Он тоже говорил об этом общем принципе отношения евреев к собственности окружающего населения, «хезкат-ишубе», включавший в себя и бет-дины, и хазаку, и меропию. Он уже не привязывал их географически только к Царству Польскому, поэтому получалось, что все это существовало всегда и везде, т.е. и в Екатеринославской губернии, и в Бахмутском уезде, и в самом Бахмуте. И даже в Африке. Если там был кагал со своими атрибутами. У Шафаревича, со ссылкой на Брофмана, «хазака» – это принцип, по которому «имущество неевреев все равно, что пустыня свободная», «меропия» – закон, который гласит: «Если человек (еврей) имеет в своей эксплуатации нееврея, то в определенных местах запрещается другим евреям входить в сношения и делать подрывы первому; но в других местах вольно каждому еврею иметь дело с этим субъектом: давать ему деньги в заем, подкупать и обирать его, ибо имущество нееврея все равно, что гефкер (свободное), и, кто им раньше овладеет, тому оно принадлежит» [76, с.с.63-65].
Таким образом, получалось, что вся черта оседлости, в том числе и Бахмут с его уездом, представляли собой незримое еврейское государство с еврейской властью, еврейским административным делением и населенного, кроме еврейского меньшинства-элиты, христианским большинством – то ли рабами, то ли крепостными, которые об этом даже не подозревали.
Картина, нарисованная выше, в общем-то, настолько фантастическая для Бахмута, что на ней не следовало бы так подробно останавливаться. Но этой картиной пугали обывателя со страниц газет и журналов. В Бахмуте прессу читали тоже и, наверное, удивлялись. Конечно, кагал и бет-дины после их официальной ликвидации в 1844 году, еще какое-то время существовали, хотя их существование в «интернациональной» среде евреев, прибывших из совершенно разных мест, в общем-то, проблематично. Конечно, трудно было сразу отказаться от вековых тради¬ций. Но их дея¬тельность в Новороссии никак не зафиксирована.
Зато документов и фактов, опровергающих, по крайней мере, три из четырех предъявленных Граве «обвинительных» пунктов, множество. Они убедительно свидетельствуют о том, что конкуренция в бахмутской экономике, как говорится, имела место быть, но существовала не по национальному принципу. В борьбе бахмутских «керосиновых магнатов» жертвами были и евреи. Разработчики алебастра, столкнувшись с проблемами конкуренции, решили их цивилизованно: они объединились в «Бахмутский Синдикат заводчиков алебастра». Синдикат создавался по интернациональному признаку – в нем были и русские, и евреи, причем никаких аг¬рессивных действий, направленных на вытеснение православных заводчиков, евреи не предпринимали. В случае необходимости расширяться, заводчики искали свободные месторождения.
Вспомним попытку А.Французова нарушить монопольную разработку И.Хенкиным огнеупорной глины в Бахмуте. Если бы кагал и хезкат-ишуб в Бахмуте действительно существовали, А.Французову даже в голову не пришло бы решиться на такой шаг. В противном слу¬чае он моментально был бы осужден бет-дином и предан херему (анафеме). Так было в 90-е годы XIX века, так было в 80-е и 70-е годы, когда сначала Гинсбург, а затем М.Французов разрушили монополию С.Трахтерова в паровом мукомольном производстве. Попробовали Н.Эрман, а потом и А.Корсунский потеснить мыловаренный завод братьев Лобасовых – не получилось. Они начали заниматься мыловарением в Юзовке. Там их и «приютила» Б.О.Давидова. Юзовка была крупным промышленным центром, и шахтерам с металлургами мыла требовалось очень много. Не чувствовалась и единая воля кагала и в создании первых в Бахмуте акционерных обществ. Ни евреи-мукомолы, ни евреи-пивовары не спешили поддержать С.Трахтерова в его начинаниях. Монополию Р.Грилихеса в бахмутской полиграфии на¬рушали не только евреи, но и русские. Работы хватало всем.
Практика аренды помещений по интернациональному принципу, о чем подробно говорилось выше, указывает на то, что в Бахмуте не действовало и правило хазака. Как не действовало и правило меропии. Бахмутские ев¬реи добивались успеха в бизнесе, не прибегая к «тайному мистическому оружию».
Даже к такому явлению, как «субботнее рабство», т.е. к выполнению христианами в благочестивых еврейских семьях каких-либо хозяйственных работ, запрещенных Шаббатом (Субботой), в Бахмуте относились спокойно и прагматично, не так, как в Европе, да и в некоторых местах черты оседлости. Почему не помочь соседу-еврею по хозяйству, если его религия запрещает ему работать в субботу, да к тому же – за деньги?! И помогали, и нанимались на субботние работы, и вообще – шли в домработницы, прислугой, в кучера. Коренной бахмутчанин, М.В.Габелев, поведал историю о многолетней службе-дружбе некоей домработницы Марфуши с семейством М.Б.Французова, владельца кирпично-черепичного завода. В свое время Французовы выдали Марфушу замуж, помогли дать образование ее детям. Уже в советское время, живя в Ленинграде, жена бывшего заводчика Эсфирь Исаковна почти ежегодно гостила вместе с внуками у Марфуши в Бахмуте.
Что же касается кажущегося или действительного единения евре¬ев, то оно было не «еврейским заговором», а «национальной особеннос¬тью» ведения бизнеса. Или мицвот – нравственные нормы поведения. Никто, впрочем, не мешал развитию аналогичной «особенности» и у православных, но те развивали свои особенности. Русский писатель Н.С.Лесков, подходя к «проблеме еврейства» с моральных позиций, пи¬сал: «Евреи трудолюбивы, бережливы, чужды мотовства, празднолюбия, лености и пьянства /.../. Евреи почти повсеместно стараются устранить свои семейства от этого рода соблазнов. Однако, к удивле¬нию, такая-то осторожность вменяется евреям не в похвалу, а в пори¬цание. Это самое и выставляют как стимул обособленности и замкнуто¬сти еврейства» [44, с.29].
«Бережливость», «осторожность»… Надо думать, индишкайт – традиционные еврейские ценности – были В.Г.Французову вряд ли присущи: первый автомобиль в Бахмуте, «Роллс-Ройс» стоимостью не менее 2 000 рублей, мошенничество с продукцией завода, азартные игры … В феврале 1909 года за этим занятием, за игрой в карты, его и застукала полиция в Коммерческом клубе. Вся компания – Вениамин Григорьевич с купцами Георгием Смоленским и Георгием Чехировым, с нотариусом Иосифом Томашевским были оштрафованы на 500 рублей. Евреям тоже ничто человеческое было не чуждо.
Но между тем, Лесков отметил и еще одну национальную особенность евреев. «Почти невозможно указать другую национальность, – писал он, – где бы сочувствие своим было так велико и деятельно, как в еврействе» [Там же]. Даже при том незначительном объеме данных, которое имеет¬ся в настоящее время, при изучении общественной жизни бахмутских евреев очевидна справедливость характеристики Лескова.
Глава 17
Идишкайт и меншлихкайт
В еврейском обществе кроме принципа «мицвот» существовало понятие «идишкайт» – традиционные еврейские ценности. Помимо религии, взаимопомощи ее составляющей являлось «меншлихкайт» – человечность, гуманность [77] не обязательно в отношении только к единоверцам. Выше уже го¬ворилось о благотворительной деятельности Абрамовичей и С.Трахтерова, направленной на общественные нужды города. Теперь остановимся на обустройстве внутриобщинной жизни евреев, которая тоже происходила в основном, за счет благотворительности.
В 1914-1916 годах в городе известна деятельность Общества пособия бедным евреям Бахмута. Аналогичные Общества были созданы в Юзовке и в Дмитриевском (ныне – в черте города Константиновка), а в Лисичанске – Общество вспомоществования нуждающимся ученикам штейгеровской школы. В истории города можно отметить множество благотворительных мероприятий. Возьмем хотя бы лотереи. 25 сентября 1911 года Уездное попечительство детских приютов провело массовую лотерею «Аллегри» и собрало 3 518 рублей. Из 473 участников этого мероприятия более 130 были евреи-промышленники и купцы. Товары из своих магазинов на содержание детей пожертвовали Браиловский, Абрамович, Лейферовы, Гершкович, Гуревич, Кауфман, Львов, Мордкович, Немировский, Паперный, Прейс, Сорин, Тумаркин, Шухер, В.Г.Французов и другие.
Аналогичная лотерея проводилась 13-14 мая 1912 года по инициативе опекуна Александровского училища Шабашевой. В училище было до 300 учениц, «дети самой недостаточной части населения, вечно нуждающиеся в самом необходимом» [76, с.с.59-60]. В том же 1912 году в связи с недородом в Бахмуте был создан Комитет помощи голодающим под названии «Колосок ржи», но он оказался в целом не очень эффективным. В этом же ключе в кинематографе О.О.Чепурковского «Модерн» в апреле 1912 года показывали фильмы, доход от показа которых предназначался голодающим. В Народном Доме 23 апреля 1912 года состоялся спектакль «Веселый месяц май» и одновременно проходил сбор средств Обществу помощи бедным ученикам мужской гимназии [Там же].
Рост общины привел в 1897 году к ее разделению. Община раздвоилась, в каждой был собственный молитвенный дом, построенный, естест¬венно, на общинные деньги. Рядом со старой синагогой, выстроенной в восточном, «мавританском» стиле, выросло здание хоральной синагоги, крупневшей в Донбассе. Здесь наверху, на хорах, во время богослужения присутствовали и женщины, которые в других синагогах молились отдельно от мужчин. Число еврей¬ских молитвенных домов, указанных в «Оценке», не отражает действи¬тельного количества синагог в Бахмуте. Старожилы называют число семь, но их могло быть и больше. Десять евреев, объединившись в «миньон» (минимальная численность верующих для коллективного моле¬ния), уже являлись синагогой, и учесть такие мелкие молитвенные общества-синагоги было сложно, даже в то время, и даже самим евреям. В основном они строились по цеховому признаку – сапожников, порт¬ных и т.д. И к 1914 году в Бахмуте насчитывалось шесть – восемь таких частных молитвенных домов. А вот богадельня, построенная ранее, в 1891 году, оставалась общей [35, с.3].
Одной из основ традиционных еврейских ценностей – идишкайт – было образование. Частные школы существовали в еврейских общинах давно. Учителя-меламеды обучали мальчиков языку, основам Торы, основой арифметики, а потом и Талмуда. Этим, соб¬ственно, учение в то время и ограничивалось. Необходимость систематического обще¬го образования для евреев понимали и правительство, и немногочисленная еврейская интеллигенция – маскилим. Еще в 1835 года по заданию императора Николая I Министерство народного просвещения приступило к выработке плана казенных еврейских училищ, «целью которых было постепенное сближение евреев с христианским населением и «искоренение суеверия и вредных предрассудков, внушаемых учением Талмуда». С этой целью в 1842 года все еврейские учебные заведения были подчинены надзору Министерства народного просвещения, а «в 1844 году были изданы положения о казенных еврейских училищах, о раввинских училищах и о еврейских частных учебных заведениях и о домашних учителях» [55, с.220]. Но народная масса, запуганная в свое время рекрутскими наборами, относилась к идее создания школ или казенных училищ с явным недоверием. Когда в 1847 году эти училища начали появляться, в них стремились отдать беднейших, бесприютных детей, иногда бедняки направляли туда своих де¬тей лишь за некоторое денежное вознаграждение. Во главе училищ стояли смотрители-христиане, что также подрывало в еврейской среде авторитет этих учебных заве¬дений. К 1864 году в Бахмуте уже было казенное еврейское училище 1-го разряда, т.е. – начальное, возникшее по некоторым данным еще в 1859 году, несколько частных еврейских школ [54, с.181].
В конце XIX века началось строительство нового еврейское училища. Инициатором строительства в 1889 году стал купец 1-й гильдии Мирон Маркович Заславский. На строительство выделили 1 000 рублей кроме Заславского, еще Мерейнес и Французов. В 1893 году его построили. Среди попечителей были вдова купца Сангурского – Хайма, купец Яков Абрамович, купчиха Мария Остроухова. Заведовал училищем тридцатидвухлетний Лев Леонтьевич Геккер, окончивший пятиклассную классическую гимназию. Оклад заведующего составлял небольшой – 80 рублей в год. В 1895 году на содержание училища израсходовали 1 260 рублей от Общества пособия бедным евреям и 500 рублей – от собранного Городской Думой коробочного налога с евреев [72, с.50]. Законоучителем, раввином в Бахмутском училище был пятидесятилетний Арон Нухимович Розенфельд, его оклад уже составлял 300 рублей в год [72, с.51].
Бахмутское училище являлось одним из 98-ми таких учебных заведений, существовавших в черте оседлости. Одесский учебный округ, куда входил и Бахмут, по числу учащихся евреев уступал только Дерптскому. Здесь, в Одесском округе, один ученик приходился на 66 душ еврейского населения, в то время как, например, в Киевском - 1 на 272 ду¬ши [18, с.с.119-121]. Кстати, «в 1893 году уничтожено и самое название Дерптского университета. Дерпту возвращено прежнее его, чисто русское, наименование Юрьев. Дерптский университет переименован в Юрьевский, а учебный округ получил название Рижского» [41, с.89].
Училище продолжало оставаться общим для обеих общин и единственным, поскольку на фоне стремления к светскому гимназическому образованию острой нужды в его расширении общины не испытывали. Для содержания еврейских училищ еще в 1844 году законодательно был утвержден так называемый свечной сбор. На эти же нужды частично использовался и коробочный сбор. В 1895 году, например, его доля в бюджете училища составила 28%. Правда, в это время в городе вместо казенного еврейского училища появилось училище общественное. Плата за обучение была довольно невысокой – 7 рублей в год. Ученик проходил полный курс «в зависимости от способностей» за три - четыре, иногда за пять лет.
По сравнению с платой за обучение, в частных еврейских школах-хедерах и одноклассных школах Талмуд-Торы, где за обучение брали от 75 копеек в месяц, выглядела вообще чисто символической. Но и хедеры, и школы Талмуд-Торы – были элитными учебными заведениями, где меламеды-учителя более углубленно изучали с детьми и язык, и священные книги. Таких школ в городе насчитывалось до десятка, и обучалось в них не более 100 детей. Наиболее престиж¬ным считался хедер бахмутского раввина И.Гительсона. Его посещало восемь учеников, в то время как у Хайтина училось 35 детей. Кроме этих двух школ в Бахмуте начала ХХ века известны хедеры и школы Талмуд-То¬ры, принадлежавшие Каплуну, Элькину, Крупоткину, Кирзнеру, Розину, а также С.Баскину, И.Брагинскому, Х.Гальперину [81, с.с.23-24]. Каникулы в хедерах почти совпадали с православными и проходили с первых чисел месяца Иара (апрель-май) до чисел месяца Тишрея (сентябрь-октябрь) [21].
В 1902 году была построена еврейская общественная больница. Об отдельных евреях, пожертвовавших средства на ее соз¬дание, говорилось выше, теперь уместно привести их список полнос¬тью: «В 1902 г., июня 16 дня, – гласит латунная табличка, некогда укрепленная на здании больницы, – в благополучное царствование Государя Императора Николая II Александровича сооружена Еврейская Общественная Больница на городской земле средствами добровольных пожертвований при городском голове В.И.Першине строительной комиссией. Председатель Я.А.Смоленский, члены Я.А.Мордкович, С.М.Крамарев, Л.Я.Гершкович, А.И.Фарбман, М.М.Гринер, Е.М.Шухер, И.Я.Гордрин, А.М.Французов, Г.И.Лукашок, А.М.Мордкович-I и Г.А.Абрамович» (Экспозиция АГКМ, инв. номер: АГКМ-918/ВД1-162). Больница предназначалась для нужд всего городского населения без деления по национальности и религии. Помимо православных врачей в ней работали Р.А.Шершевская-Розенфельд и О.И.Токарева [72, с.66].
Больницу построили капитально, как говорится, – на века. Оно и сегодня служит благородной цели – лечению больных, но уже только легочных, и не только евреев. Болезнь – явление интернациональное. Жаль только, что латунная табличка с перечнем строителей больницы находится в экспозиции музея, а не на своем первоначальном месте – на стене больницы. Там она была бы уместнее, там она была бы не только памятным знаком еврейской общине дореволюционного Бахмута, но и своеобразным памятником инженерной мысли начала ХХ века, и вот почему. Во время одного из инвентаризационных осмотров здания где-то в 1970-е годы комиссия обнаружила на чердаке больницы отдушины воздуховодов неизвестного назна¬чения. Как позже рассказывал один из членов комиссии, Г.Г.Копыл, заинтересовавшись, строители изучили их более тщательно. Отдушины оказались частью остроумной системы отопления, вентиляции и регуляции влажности в больничных палатах. Система к моменту ее «исследования» настолько хорошо сохранилась, что при минимальных затратах на ее восстановление она и сегодня могла бы функционировать индивидуально для каждой палаты, заменив собой центральное отопление и сэкономив на кондиционерах, которые, возможно, когда-то появятся в больничные палатах [35, с.74].
В 1912 году в больнице случился пожар. На ремонт и реконструкцию больнице Екатеринославский губернатор выделил 6 000 рублей, а евреи доложили необходимые деньги из коробочного сбора. Кроме того, богатые еврейки собрали 2 000 рублей и пошили для больницы белье. Одно крыло здания в больнице было отведено для инфекционных пациентов. К маю подготовили палата, для десять бесплатных кроватей [72, с.67].
И все же возрастающее стремление евреев давать своим детям образование вне стен национального учебного заведения проявлялось в Бахмуте очень наглядно. Например, в Еврейском училище имелось три отделения: два – с русским языком преподавания, одно — с еврейским. Учебные планы включали в себя изучение тех же предметов, что и в городских и церковно-приходских училищах [72, с.51].
Об эмансипации в плане обучении говорит хотя бы тот факт, что, обучаясь в еврейском училище, дети могли параллельно получать знания и в городской гимназии или же в одном из училищ Бахмута [81, с.23-24]. В 1882 году в Бахмутской мужской прогимназии училось 57 православных и 62 иудея. Заметил эту особенность и Екатеринославский губернатор. «Еврейский элемент сильно конкурирует, не смотря на значительное меньшинство по отношению к христианскому коренному населению, нет возможности соревноваться с еврейским населением...» – писал он в Отчете правительству. Такое положение было во всех гимназиях Екатеринославской губернии, где от 60 до 80 % учащихся были еврейского происхождения [72, с.50].
В ходе реформы мужских гимназий и реальных училищ в 1890 году ввели в действие новые учебные планы гимназий. Особенность их заключалось в том, что преподавание Закона Божия и русского языка было усилено и были приняты «некоторые узаконения, например /…/ об ограничении приема детей еврейского вероисповедания в учебные заведения» [41, с.88]. Но и в конце ХIХ века в губернских гимназиях и реальных училищах училось православных детей до 59%, иудеев.
В то время принудительная русификация проводилась повсеместно. «В царствование императора Александра III весьма ясно и в высшей степени последовательно проводилась идея обрусения окраин, которая произвела совершенный переворот в постановке учебного дела в Финляндии, Прибалтийском и Привислянском крае, затронув также магометанские и еврейские школы», – писал биограф императора Александра III К.Н.Корольков [41, с.89]. Так что высочайшим вниманием были удостоены не только евреи. Но результат этих мер оказался отрицательным. Правительственное распоряжение по улучшению состава учеников от 11 июля 1887 года административно ограничивало прием в подготовительные классы, в средние гимназии и реальные училища учеников-евреев до 10%. В результате это ограничение привело к общему уменьшению количества учеников [72, с.50].
А 18 июня 1909 года Городская Дума рассмотрела вопрос о переименовании частного мужского училища 1-го разряда К.И.Грунского в частную мужскую гимназию с предоставлением ей прав казенн¬ой гимназии. Впрочем, и в самом еврейском училище программа уже практически не отличалась от программ других городских училищ. Те же предметы, те же учебники. Новому учебному заведе¬нию Грунского было указано принимать «детей иудейского вероиспо¬ведания в числе 50% ввиду постоянной оседлости евреев в городе Бахмуте» («Народная газета», №23 от 21 июля 1909 г.). И это при том, что еврейская доля среди постоянных жителей Бахмута в том году составляла 24,3%. Процент в истории города довольно высокий, но все же не настолько.
Среди списков выпускников Бахмутской мужской гимназии имени Николая II встречаются дети уже известных нам еврейских купцов и предпринимателей: Давид Абрамович, Аарон Китаев, Гавриил Сангурский, Владимир Трахтеров, Зельман Грилихес, Израиль Еланчик, Маркус Львов. Интересно, что в 1906 году экзамен по латыни сдавали еще и 18 девушек. Некоторые еврейские юноши продолжали образование в высших учебных заведениях. Достаточно вспомнить уже упомянутых Давида Абрамовича и Владимира Трахтерова, которые успешно продолжили высшее образование и стали гордостью бахмутчан [72, с.54].
Еврейский интерес к высшему образованию наблюдался по всей Российской империи. В.Кожинов приводит красноречивые данные по «пред¬ставительству» евреев в вузах страны в 1911 году. В Петербургском университете среди студентов было 17,7% евреев, в Киевском – 20%, в Новороссийском (в Екатеринославе) – 34%, в Харьковском – 12,6%, в Московском – 10%. И опять же, все это при том, что правительс¬тво постоянно навязывало вузам так называемые «еврейские квоты» – нормы приема евреев в вузы: для столиц – всего 3%, для Централь¬ной России – 5%, для вузов черты оседлости – 10% [30, с.151]. Жажда к знаниям, как говорится, – налицо. И сейчас самое время вернуться в Бахмут, и, насколько возможно, ближе познакомиться с маскилим - еврейской интеллигенцией, усвоившей светское образова¬ние.
Глава 18
Евреи-маскилим
Прослойка маскилим включала в себя и служащих, и инженерно-технических работников, и учителей, и врачей, и творческую интеллигенцию. Как видим, категория очень обширная, и важная роль евреев-маскилим в истории Бахмута неоспорима.
Только служащих в Бахмуте было с десяток специальностей: при¬казчики в магазинах, бухгалтера, служащие в банках, кассиры, страхо¬вые агенты, разнообразные чиновники. Более или менее четкие статистические сведения о служащих-евреях Бахмута 1910-х годов можно привести только по числу страховым агентам. В Бахмуте и уезде в 1914-1916 годах действо¬вали отделения семи страховых обществ: «Россия», 1-е и 2-е Российские, Петро¬градское, Северное, «Саламандра» и «Якорь». В других населенных пунктах уезда свои представительства имели лишь отдельные общества. Так, в Юзовке действовало шесть стра¬ховых обществ, в Гришино и в Дмитриевском – по два, в Дебальцево, в Яковлевке, в Енакиево и в Никитовке – по одному. Только бахмутское отделение «Якоря» каким-то образом смогло обходиться без евреев. Все же остальные страховые общества предпочитали иметь в Бахмуте и в по¬селках уезда своими агентами именно евреев. Они составляли 66,6% городских страховых агентов и 62,8% уездных [35, с.76].
Общество взаимного кредита, созданное в 1890-е годы одним из флагманов российского бизнеса Самуилом Соломоновичем Поляковым, возглавлял в Бахмуте глава Правления Абрам Крамарев. В состав Правления входили Яков Бельский и бухгалтер Моисей Лев. В филиалах Общества евреи составляли от 50 до 70% численности всех функционеров. В 1910 – 1911 годах в городе открывается филиал Российского торгово-промышленного банка. В Азово-Донском банке в Бахмуте руководство тоже состояло из евреев – управляющим был Исаак Гранов, бухгалтером – Григорий Смоленский. Несмотря на то, что правительство не допускало евреев к работе в учреждениях государственного казначейства, они играли значительную роль в управлении банковскими капиталами Донбасса. [72, с.с.41-42].
Помимо крупных финансовых учреждений, в городе работало Бахмутское мелкоторговое ремеслен¬ное и кустарное ссудо-сберегательное товарищество. Председателем на общественных началах работал Абрам Тувиевич Еланчик. Подобное об¬щество действовало и в Дмитриевском, где его возглавлял И.А.Бершант, человек, по всей видимости, очень влиятельный и разносторонне одаренный. Одновременно он являлся председателем местного Коммерческого собрания, председателем пожарной дружины и председателем правления Общества пособия бедным и больным евреям.
В Екатеринославе уже в 1880 году действовал фи¬лиал Общества распространения просвещения между евреями в России, которое, в свою очередь, являлось подразделением Всемирного Израильское Союза. Деятельность этого общества не могла обойти стороной Бахмут, довольно значительный город Екатеринославской губернии, но его деятельность здесь еще предстоит изучать [20, с.346].
А в это время правительство продолжало настойчиво закрывать перед евреями двери в общероссийскую общественную жизнь. В 1890 году, например, было утверждено положение о недопущении евреев к участию в земских избирательных собраниях и съездах. А в 1892 году для евреев были установлены правила, по которым в гласные Городской Думы они могли попасть только по решению местного городского присутствия, которое избирало гласных-евреев из особого списка, составленного Го¬родской Управой, в количестве не более 10% от общего числа гласных. До этого, по положению 1870 года количество евреев в Городской Думе не должно было превышать одной трети в составе гласных [20, с.с.342-346]. Как было в Бахмуте в 1870-1880-е годы неизвестно, но в 1899 году из 26 гласных Бахмутской городской думы двое было евреями (Рева, с.29), а в 1909 году среди гласных уездного земства евреев не было совсем [101]. На этом фоне любопытным фактом выглядит то, что одним из инициаторов проекта о сокращении количества гласных-евреев выступила Екатеринославская Городская Дума.
На предприятиях Донбасса среди инженерно-технических работников было много евреев (до 27%), но среди уездных инженеров имелся только один еврей – Краевский Леон Иосифович. По специальности он был горным инженером и состоял на должности окружного инженера Юзовского горного округа. Одновременно он преподавал в Юзовском коммерческом училище. В документах начала века зафиксирован и русский эквивалент имени и отчества Краевского - Лев Осипович. Известен и его табельный чин – коллежский советник. Чин очень высокий – шестой из четырнадцати. Высокий уже сам по себе, а для Бахмута – тем более. Достаточно вспомнить, что многолетний бессменный предводитель Бахмутского уездного дворянства К.И.Карпов имел чин действительного статского советника, т.е. четвертый в Табели о рангах. Что касается чина Леона Иосифовича (или Льва Осиповича), то явление это не массового порядка, факт сам по себе интересный.
Среднее звено евреев-ИТР дореволюционного Бахмута включало уже известного нам мастера-пивовара Э.Ф.Збирова, руководителей завода В.Г.Французова – приказчика Наума Марковича, управляющего Льва Павловича Гильберга, и.о. инженера на том же заводе Соломона Рафаиловича, и целый ряд других безвестных пока мастеров, техников, штейгеров и т.д.
Еще одного управляющего, Григория Марковича Бирнбаума, хотелось бы отметить особо. Молодым служащим он появился в имении Петра Александровича Карпова, богатого землевладельца, чья латифундия раскинулась в центре Бахмутского уезда. Здесь, в Трудовой, крестьяне только-только нашли каменный уголь и продали месторождение П.А.Карпову за 110 золотых рублей – все, что у того было на тот момент из наличных денег, как вспоминала позже внучка Карпова, княгиня Софья Вачнадзе [86, р.7]. Служащий оказался смекалистым и скоро стал правой рукой хозяина месторождения и «провел его через все финансовые трудности строительства шахт и приобретения оборудования. Именно ему принадлежала идея рассчитываться с рабочими чеками, которые можно было отоварить в шахтных магазинах» [86, р.14]. Во многом благодаря ему, прибыль от добычи угля на карповских шахтах очень скоро достигла 2 500 000 миллионов рублей золотом. Г.М.Бирнбаум и позже, после смерти хозяина в 1903 году, продолжал оставаться главным финансовым советником наследницы Трудовой, Веры Петровны Карповой и ее мужа, инженера Владимира Петровича Пестерева.
Мы уже упоминали имя заведующего Бахмутского еврейского училища Льва Леонтьевича Геккера. О нем ничего любопытного больше неизвестно, а вот его брат, Нахман (или Наум) Леонтьевич – человек интересный. Он родился 30 апреля 1862 года в Бахмуте, учился в Бердянской гимназии, в 1879 году поступил в Новороссийский университет, через год уехал в Киев, где сблизился с членами Южно-русского рабочего союза – одна из первых рабочих политических партий России. В 1881 году Союз был разгромлен, но его члены успели побезобразничать. В частности пытался организовать ограбление денежной почты между Бердянском и Мариуполем – разумеется, не корысти ради, а только для приобретения средств на революционные цели. Геккера приговорили к каторжным работам в рудниках, а потом отправили на поселение в Якутский округ. В свободное от каторжных дел время Геккер занялся наукой. Вероятно – успешно, поскольку его пригласили участвовать в организованную на средства иркутского купца и мецената И.М.Сибирякова и Восточно-Сибирским отделом Географического общества в этнографической экспедиции для обследования жизни и быта якутов. В следствие ему разрешили выезд в Европейскую часть России, а потом в 1900 году – на лечение в Германии. С образованием партии социалистов-революционеров стал ее активным членом. Умер Геккер в Одессе в 1920 году [72, с.51].
Так что Наума Леонтьевича можно смело считать одним из первых бахмутских революционеров, которые «отреклись от старого мира».
Глава 19
Бахмутские люди в белых халатах
О повышенном интересе еврейской молодежи к высшему образованию уже говорилось. При более пристальном взгляде выяснилось, что интерес этот был специфическим. В дореволюционной прессе и литературе, посвященной еврейскому вопросу, начали с ревностью отмечать возросшее в конце XIX века стремление евреев к получению именно высшего медицинского и юридического образования. Н.С.Граве в своей работе «К истории еврейства», написанной в 1893 году, приводил следующую статистику: «В 1865 году во всех университетах было всего 120 евреев, не более 30 на каждую тысячу студентов вообще. Число это из года в год увеличивалось, в 1878 году утроилось и в 1886 году достигло 145 человек на тысячу, причем, более половины всех евреев-студентов (1 050 человек) состояло на медицинском факультете и более четверти (627 человек) – на юридическом» [20, с.345]. И в обществе возникли нехорошие подозрения.
В плане высшего образования и успешной научной карьеры, бахмутчане были тоже не последними. В.С. Трахтеров, сын купца 1-й гильдии, со временем стал известным ученым-криминалистом. А.М.Финкель – лингвистом, автором школьных и вузовских учебников по русскому языку, профессором Харьковского университета. Там же в Харьковском университете заведовал геологическим музеем Г.Д.Мерейнес, сын хозяина фотоателье [72, с.76].
Что касается будущих врачей из города Бахмута, то и здесь они, разумеется, в городе имелись. По крайней мере, о двух из них уже известно. О Давиде Абрамовиче, будущего «медицинского психолога», мы уже говорили. Студентом Цюрихского университета был еще один бахмутчанин – Габриэль (Гавриил) Сангурский, выросший в купеческой семье. В 1904 году он окончил мужскую гимназию, а после этого изучал медицинскую гистологию в Швейцарии. К сожалению, о нем больше ничего неизвестно. Возможно, он был сыном Фейсы Сангурской, владелицы прянично-конфетной фабрики.
Есть и соответствующая статистика по поводу уже практикующих врачей, которые в свое время были тоже студентами. Еще в 1843 – 1846 годах уездным врачом Бахмутской городской больницы был некто Нахман Крывц. В начале ХХ столетия в Бахмуте работали врачи Соломон Юсевич, Фиалковский [71, с.37]. В 1879 году окончил медицинский факультет Харьковского университета Яков Абрамович Смоленский, в последствие работавший участковым Александро-Шультинской волости, обслуживал огнеупорные заводы Часова Яра, работал врачом Бахмутской земской больницы. Известен и Лейба Абрамович Давидов – санитарный и городской врач Бахмута …
Среди городских врачей 16,6% были евреями. По уезду их было 19,7%. Казалась бы, такая скромная статистика по Бахмуту должна была бы успокоить возбужденного обывателя, подозревавших врачей-евреев в «засилье». Но это данные только на 1914 год и только о тех евреях-врачах, которые находились на государственной или земской службе. Среди таковых можно назвать уже известного нам Л.Б.Французова, который в 1914 – 1916 годах был врачом городского приемного покоя, и Я.А.Смоленского, врача земской больницы. В основном же евреи-врачи были вольнопрактикующими, поэтому их действительное количество в Бахмуте и его уезде было больше. Многие еврейские врачебные династии Донбасса зарождались именно здесь, и именно в те годы. А может быть, и раньше. А потом в Бахмуте появилась новая плеяда врачей.
В 1910 году в городе появился двадцатишестилетний Аарон Львович Китаев, выпускник медицинского факультета Харьковского университета. Уже через год он «ликвидирует эпидемию холеры в Бахмутском уезде» [71, с.40]. А с 1914 года в звании капитана продолжал вершить подвиги сначала на фронтах 1-й Мировой, затем, уже в 1920-е годы в Бахмуте – на ниве гинекологии, а в конце 1930-х годов – в качестве депутата Верховного Совета СССР 1-го созыва. На этом посту в 1940 году он и умер [Там же].
Накануне 1-й Мировой войны в Бахмут попал и Д.Г.Махлин, который вскоре стал одним из самых уважаемых врачей в городе, о высоком профессионализме которого сначала бахмутчане, а потом и артемовцы слагали легенды, а о чудачествах – анекдоты. Есть среди них и такой.
Известного в свое время инициатора стахановского движения на железной дороге Петра Кривоноса в 1937 году выдвинули на руководящую работу. Сначала он был начальником депо, потом – всей Юго-Западной железной дороги. Управление дорогой находилось в Бахмуте, тогда уже в Артемовске, и Кривонос из Славянска переехал сюда. Здесь его жена родила ребенка, но новорожденный вскоре с симптомами непонятной болезни попал вместе с молодой матерью в железнодорожную больницу. Сколько не бились врачи, чтобы диагноз поставить – безрезультатно: у грудного малыша стабильно держалась высокая температура, он был весь красный и постоянно кричал. В конце концов, собрали консилиум и пригласили Махлина. Доктор взглянул на ребенка, повернулся и вышел из палаты. «Мальчишка банально пьян!» – бросил он через плечо. Отойдя от шока, врачи начали уточнять – действительно, анализ крови ребенка на наличие алкоголя дал положительный результат. Матери устроили допрос с пристрастием и выяснили: начальник ЮЗЖД имел привычку, придя домой на перерыв, пропустить перед обедом стаканчик водки. Жена, которая прибегала из больницы покормить мужа, составляла ему компанию, а потом возвращалась в больницу, чтобы покормить грудью малыша… Так доктор Махлин спас грудного младенца от невольного бытового пьянства.
Особого внимания достоин и Леон Борисович Французов. И не только потому, что он приходился двоюродным братом Вениамина Григорьевича Французова, чья трудовая биография более или менее подробно изложена выше. Возможно, Леон Борисович был менее колоритной личностью, чем его кузен, но не менее интересной. Он родился в 1877 году в Бахмуте. После окончания с золотой медалью местной гимназии поступил на медицинский факультет Харьковского университета. Специализировался в Австрии по акушерству и гинекологии. Вернувшись в Бахмут, занялся врачебной практикой. Принимал участие в русско-японской войне 1904-1905 годов и в 1-й Мировой войне, за что и был награжден сначала боевым орденом, а потом – орденом Владимира IV степени «за мужество при спасении раненых во время налета вражеской авиации на госпиталь». В 1917 году демобилизовался и вернулся к мирной медицинской практике. В отличие от своего кузена, Вениамина Григорьевича, в годы гражданской войны свой выбор Леон Борисович сделал в пользу красных, а может быть, в пользу Бахмута, где красные в 1920 году назначили его санитарным комендантом города. Позже работал и гинекологом, и врачом заводской амбулатории, и преподавал в медицинском техникуме. Во время Великой Отечественной войны, находясь в эвакуации, продолжал работать в поликлинике авиамоторного завода под Уфой, где и умер в 1942 году [68, c.с.38-39]
Граве, собравший в своей работе все, что только можно было найти в прессе конца XIX века нехорошего о евреях, видит в стремлении евреев в медицину, естественно, только злой умысел, жажду наживы и, вообще, стремление навредить православным [20, c.с.354-356]. Теоретически основания для такого мнения имели место быть. Первый талмудический свод Маймонида, например, запрещал врачу-иудею лечить язычника, даже за деньги. Правда, существовало исключение: если отказ грозит вызвать враждебность язычников, лечить можно, но только за плату. Сам Маймонид, кстати, этим исключением из собственного правила и пользовался: он был врачом султана Саладина [76, с 60].
Вряд ли бахмутские «язычники» разделяли точку зрения Граве и относились к врачам-иудеям враждебно. Вряд ли бахмутские врачи-иудеи помнили древний талмудический казус. 27 августа 1896 года Городская Дума рассматривала заявление акушерки Софьи Французовой об изъявлении согласия именоваться городскою акушеркою. Софья Марковна именно «изъявила согласие» на предложение городских властей занять этот ответственный пост. Сколько бахмутчан – иудеев и православных, протестантов и католиков появилось на свет с ее помощью?
А сколько евреек после начала 1-й Мировой войны заменило врачей, многие из которых, кстати, тоже были евреями, в уездных земских больницах уезда и амбулаторных пунктах? Феодосия Самуиловна Бенгем в Андреевке, Сарра Зусьевна Розенблюм в Авдеевке, Тамара Шмулевна Рабинович в Святогоровке... Список можно продолжить, но уже и так понятно, что бахмутчане в евреях-врачах потенциальных убийц не видели.
Это подтверждается и тем фактом, что среди провизоров в уездных аптеках евреи составляли 97%, а в городских – 100%. Все бахмутские аптеки в 1914-1916 годах принадлежали евреям: Д.Я.Межировскому, А.-Л.Я.Зильберману, М.-А. и Г.-Г.Розенбергу, В.Г.Гальперину. И если в Москве, где, согласно газете «Сын Отечества», «аптекари-евреи уже берут верх, и как грибы растут /.../ и, откровенно говоря, доверия к ним нет» [102], то в Бахмуте евреям-аптекарям доверяли, так же, как и евреям-врачам.
Так что Граве и остальные «сыны Отечества», мягко говоря, заблуждались. Бурный период бахмутской истории начала и середины XX века, факты, собранные в книге «Штетл-Бахмут – феномен еврейского народа в Донбассе», это подтверждает [72].
Глава 20
Провинциальная культура
Выше рассказывалось о бахмутском первопечатнике Рафаиле Грилихесе, начавшем работать в 1872 году. Его сыновья, Леон и Исаак, не только продолжили дело отца, создав фирму «Печатное искусство», но и расширили бизнес, занявшись фотографией. Так полиграфия, соединившись с фотографией, умноженное на деловую хватку Грилихесов стало уникальным явлением культуры Бахмута. И это еще не всё. Один из братьев, Исаак, в 1890 году открыл первый книжный магазин. Правда, не в Бахмуте, а в Енакиево. В 1894-1899 годах в городе работал еще и книжный магазин Шиндермана, Вальдштейна и Гардинского.
Но Рафаил Грилихес не был зачинателям бахмутской фотографии. Практически полную историю бахмутской фотографии скрупулезно воссоздал Михаил Зильбербранд, внук знаменитого бахмутского фотографа Ефима Яковлевича Львова [26]. Что касается Рафаил Грилихес, то он открыл свою типографию практически одновременно с двумя фотоателье. В декабре 1871 году начали работать «ростовский купец 2-й гильдии Яков Рубанчик и прусский подданный Август Горье». Горье работал недолго, а Рубанчик дольше, но потом дело этого фотографа продолжила его дочь Розалия, а еще позже – ее муж Давид Мерейнес. Долгое время их ателье было единственным в Бахмуте, работы Розалии известны до 1889 года. А работу Давида Григорьевича Мерейнеса продолжал довольно долго и плодотворно. Ко всему прочему его творчество по достоинству оценило городское руководство, и он был не только привлечен к фотографированию арестованных и заключенных Бахмутской тюрьмы, но и награжден серебряной медалью с надписью «За усердие» для ношения на шее на Аннинской ленте [Там же].
А потом фотография в Бахмуте стала «национальной» профессией то ли искусством, то ли бизнесом. В 1890-х годах в Бахмуте, помимо братьев Грилихес, работали Авраам Иссов, Герш Бродский и Лея Моисеевна Гуревич. Позже, когда в 1894 году Министр внутренних дел разрешил частным предпринимателям изготавливать бланки открытых писем, к своей полиграфической деятельности братья Грилихес добавили еще и изготовление фотооткрыток с видами городов, в том числе и Бахмута.
В конце 1890-х годов начало работать фотоателье Ехиеля (Ефима) Яковлевича Львова, которое было «за отличные работы удостоено золотой медали на Международной художественной выставке в Брюсселе в 1905 году». Уже в советское время Е.Я.Львов стал действительным членом Всероссийского союза фотографов. После революции, в 1925 году его сменил сын, Давид Львов, также действительный член Всероссийского союза фотографов. В 1928 г. он стал участником «Выставки советской фотографии за 10 лет», которая проходила в Москве.
Позже всех в Бахмуте начал работать Эммануил Борисович Белоцерковский. В 1925 году он, как и Е.Я.Львов, стал действительным членом Всероссийского союза фотографов, впоследствии – Всероссийского фотографического общества, а после революции работал фотографом в Бахмутской ЧК.
Самое большое фотоателье содержал в Юзовке Михаил Леонтьевич Ицкович. Он единственный из юзовских фотографов выпускал почтовые открытки с видами поселка и окрестностей. «Его фотоработы высоко ценились за качество и профессионализм. Семья Ицковичей проводила фотосъемки не только в салонах, но и на производстве. Известны снимки Ицковича на металлургическом заводе и на шахтах, причем не только надземной части, но и снимки работы забойщиков, проходчиков, откатчиков» [Там же].
В самом конце 1900-х годов в Бахмуте долго работал Лазарь Хадак, а вот фотоателье В.М.Медзона просуществовало недолго. После национализации все частные фотоателье в 1930 году были закрыты, заодно ликвидировали и Российское фотографическое общество [Там же].
К детям Якова Рубанчика мы еще вернемся, а пока уточним, что дочь четы Мерейнес, Адель, в свое время стала основательницей музыкальной школы в Бахмуте и инициатором музыкально-драматического общества. В 1903 году выпускница Венской консерватории Адель Мерейнес открыла в Бахмуте частную музыкальную школу с трехгодичным курсом обучения. В школе учили игре на скрипке, виолончели, на духовых инструментах и, естественно, на фортепиано, а также пению – соло и хоровому, изучали теорию и историю музыки. Школа организовывала домаш¬ние и публичные концерты и музыкальные вечера. Из школы Мерейнес вышли многие известные в дальнейшем музыканты и преподаватели музыки. Уже в советское время выпускники школы Адель Мерейнес Н.Французова, И.Ротенберг, Р.Коган продолжили бахмутские традиции музыкального образо¬вания и стали у истоков Бахмутского (Артемовского) музыкального училища.
Частные уроки музыки в дореволюционном Бахмуте давала и Л.Б.Французова. Еврейские музыканты-бахмутчане Р.Лейтман, И.Райхельсон, И.Ротенберг и многие другие активно участ¬вовали в благотворительных музыкальных концертах, которые регулярно устраивались в годы 1-й Мировой войны для сбора средств в пользу се¬мей, потерявших кормильцев в связи с призывом в армию [83, c.с.37-39]. Их исполнение классических музыкальных произведений резко контрастировало с «произведениями» заезжих артистов типа «еврейского комика джентльмена г. Матвеева», навязчиво и безвкусно разрабатывавших на эстраде еврейскую тему.
Характерно, что пробуждение у бахмутских евреев интереса к творчеству произошло резко, носило характер всплеска, хронологически пришлось где-то на конец 1-го десятилетия XX века и имеет пока неясные причины. Еще в 1900 году, когда городская интеллигенция создавала музыкальное драматическое общество, среди его учредителей было лишь 7,6% евреев: Софья Израилевна и Самуил Аронович Юсевичи, Розалия Исааковна Немировская, Софья Марковна Французова и Вера Марковна Герцова. Как видим, в подавляющем большинстве – женщины. Самуил Аронович в эту женскую компанию попал, вероятно, чисто случайно, в качестве бесплатного приложения к жене. Идеи женской эмансипации пробивались в общественную жизнь. И не только в общественную жизнь, но и в экономику. Вспомним, в 1896 году завод И.Р.Решетникова заарендовала Е.Пивоварова, а в 1899 году для строительства собственного завода землю просила и Т.Зехова. Ревека Каменецкая занималась продажей керосином, а Ревека Палант владела лесопилкой. М.Я.Французова основала в 1896 году собственный кирпичный завод, правда, управляющим на этом заводе был М.Б.Французов. У Баси Осиповны Давидовой был крупный мыловаренный завод, а у Фейсы Лазаревны Сангурской конфетно-пряничное производство… Так что были «женщины в русских селеньях».
Между тем, в начале 1910-х годов в музыкально-драматическое общество массово пошли евреи-мужчины, и не только интеллигенция, но и предприниматели, и их дети: М.И.Венгеровский, А.М.Нахумов, И.И.Голдрин, Р.П.Гуревич и многие другие, решили «проводить время с пользой и удовольствием /…/ собираться для чтения книг, периодических изданий, исполнения музыкальных и драматических произведений, устраивать публичные концерты, спектакли, литературные вечера, дозволенные законом зрелища».
Вероятно, Общество не имело постоянного помещения. Занятия проводились в Зимний театре в Народном Доме, в Реальном училище, в саду А.А.Чепурковского. Старожилы-бахмутчане вспоминали про Зимний сад: «…Маленькая сцена, скудное освещение, небольшое количество стульев и скамей, неудобный и тесный амфитеатр, еще более неудобная галерка, всегда переполненная молодежью». (Воспоминания Розенфельд В.А., Цит. по: [72, с.74]). В основном публика принимала артистов благосклонно, но аншлага не наблюдалось. В репертуаре были «Борцi за мрiю», «На бiдного Макара», «Сватання на Гончарiвцi», «Фарисеи», «Хорошо сшитый фрак», «Тайны гарема» и тому подобные оперетки. Ценители серьезной музыки любили слушать музыку Листа, Шопена, Рубинштейна, Бетховена, Рахманинова, Чайковского и других известных композиторов.
Будущий известный оперный певец, Народный артист СССР Марк Осипович Рейзен в то время еще заканчивал частную школу, но уже заслушивался мелодичным пением в Свято-Троицком соборе. Аншлаг в Зимнем театре или в саду Чепурковского случался, когда выступали заезжие труппы, известные артисты России: балерина Софья Белая, балетмейстер Мариус Петипа, скрипач Леопольд Ауэ, труппа МХАТа. Заезжали и зарубежные артисты – Венский струнный оркестр, труппа еврейско-немецких актеров «Дегель Махне Иегуда». Местные композиторы тоже презентовали свои произведения. К.Зосин, например, издал в журнале «Музыка и пение» концерт духовной музыки на четыре голоса и вальс «Листья падают». Еще один композитор Михаил Кушлин написал «Реквием» и «Элегию на смерть погибших рудокопов» шахты «Итальянка» и вальс «Надежда». Это были, конечно, не Рубинштейны Антон с Николаем Григорьевичи, но… В 1909 – 1917 годах в Бахмуте существовал нотный магазин «Эхо» [72, с.73].
Среди бахмутчан были и писатели. К сожалению, Шолом Алейхем, Менделе Мойхер Сфорим или Йозеф Рот родились не в Бахмуте, но родился бахмутчанин Александр Финкель, чье имя хорошо известно многим представителям международного филологического сообщества. Профессор Александр Моисеевич написал свыше полутораста обширных монографий и учебников. Но еще в 1916 году стихи и переводы ученика 7 класса Александра Финкеля были опубликованы в литературном журнале «Проблески», который выходил до революции в Бахмутском реальном училище. А потом в 1925 году Финкель был одним из авторов знаменитого в Донбассе сборника пародий «Парнас дыбом» [19].
Еще один литератором был коллега заведующего Бахмутского еврейского училища Л.Л.Геккера – раввин того же училища Арон Нухимович Розенфельд. Будущий раввин родился на Волыни в 1846 году и в Бахмуте проявил себя уже яркой личностью, известным педагогом и писателем. В 1880 году он впервые в России издал хрестоматию с переведенными на иврит стихами Лермонтова, Пушкина, Некрасова и других русских писателей.
В еврейской общине Бахмута был еще один писатель – Константин Григорьевич Житомирский. Он родился в 1863 года в семье еврея-ремесленника. Потом уже стал известен как автор поэмы «Падение Иерусалима» на иврите. Учился он на историко-философском факультете Новороссийского университета, преподавал латинский язык, печатался в газетах «Приазовский край», «Таганрогский вестник», «Донское слово» и в ряде других изданий. Любопытно его нигилистическое отношение к преподаванию русского языка в школе. Например, он писал: «…Не только Гоголь или Полонский всю свою жизнь писали невероятно неграмотно, но также и Лермонтов, и Тургенев. В факсимиле Тургенева в издании Маркса шесть раз повторялось «как хороши, как свежи были розы». Они едва ли закончили бы курсы в наши дни. Гоголь никогда бы не перешел во второй класс гимназии. И сложно допустить, чтобы при таком уровне образования он когда-нибудь все-таки написал бы «Мертвые души» или «Ревизора» [Цит. по: 72, с.с.52-53].
Вот живописцев среди бахмутчан, к сожалению, не оказалось. Исааку Левитану, Марку Шагалу, Натану Альтману, Леону Баксту не случилось родиться в Бахмуте, да и таких еврейских художников-бытописателей как Илекс Беллер, Александр Вайсман среди бахмутчан не оказалось…
Глава 21
А был ли «штетл»?
Теперь снова о культуре, точнее, конкретно о своеобразной еврейской культуре «штетлов» – еврейских местечек. Этот феномен уже достаточно описан культурологами [65], [77], но в последнее время появилась желание «добавить» в это понятие культуру всего неоднородного еврейского населения черты оседлости без учета особенностей региональных отличий [72].
Обычно штетлом принято считать «поселение полугородского типа в Восточной Европе, а затем в черте оседлости в России, с преобладающим или значительным еврейским населением. Под этим термином подразумевается также своеобразный характер бытового и духовного уклада восточноевропейского еврейства» [65]. И далее с уточнением географического порядка: «После первого разбора Польши в 1772 году /…/ еврейские местечки на территории Польши, Литвы, Белоруссии и юга Украины оказались в составе России. Другая их часть, расположенная в так называемой Восточной Галиции (современные области Украины: Львовская, Тернопольская и Ивано-Франковская), стали частью Австро-Венгрии. «Штетлы» возникли также и на Буковине, и в Молдавии» [77]. О восточных областях нынешней Украины речь не шла.
Выше мы уже неоднократно убеждались в особенностях интернациональной общественно-политической и экономической жизни обширного юго-восточного региона современной Украины, долгое время называвшегося Новороссией и значительно отличавшегося и от Буковины, и от Галиции. Посмотрим, насколько же обоснованно можно считать все населенные пункты черты оседлости (и в частности Бахмут) «штетлами»?
В свое время Л.Н.Толстой, участвовавший в переписи 1897 года населения Москвы, назвал перепись «зеркалом» государства, «в которое хочешь не хочешь, посмотрится все общество и каждый из нас» [Цит. по: 91]. Основной задачей подготовки той переписи являлся как можно более точный и тщательный сбор сведений о названиях, количестве и точном местонахождении самих населенных пунктов. «Все города, посады, местечки, села, деревни, выселки, жилые маяки, сторожевые будки, заводы, станции, скиты и т.д., или другими словами – любые поселения, имеющие хотя бы одно жилое строение (т.е. строение, имеющее печь), должны были быть учтены, чтобы во время самой переписи не было каких-либо недоразумений» [91].
Таких местечек по российской переписи 1897 года было 1522. В то время «чиновники в царской России присваивали статус местечка селу, если в нем происходили ярмарки и если в нем жили евреи. В XVII – XVIII веках продолжалось переселение в эти маленькие городки, где уже еврейская община была консолидирующим началом и имела определяющее значение» [77]. Понятное дело, что Бахмута в списке «местечек, сел», тем более в реестре штетлов не было. Была бывшая крепость, был город, центр самого большого в России уезда, со своим гербом, созданном еще в 1745 году, а потом в 1811 году в измененном виде пожалованный Александром I.
Теперь о демографии. Что касается «местечка», то оно могло насчитывать и меньше 1 000 жителей, и больше 20 000. По документам 1908 года в Бахмуте проживало 23 321 человек, евреев из них – 19% [34, с.65]. Но это не столь важно, важно то, чем занималось население. Согласно той же переписи около 40% жителей еврейских местечек занималось торговлей и посредничеством, а 35-40% были ремесленники [77]. Что касается Бахмута, то в начале ХХ века среди бахмутских торговцев евреи составляли 36,4%, а среди промышленников – 59,1%. [34, с.71]. Больше 40%, но не ремесленников, а уже промышленников. Разница между «ремесленниками» и «промышленниками» ощутима. Правда, по российским меркам «качественный состав» этих промышленников все же был довольно скромным.
Далее, разве еврейские капиталы определяли экономику Бахмута? Нет, ее определяли деньги грека Скараманги, немца Фарке, чеха Штерцера и множество более мелких и крупных предприятий уезда. В том числе и с иностранными инвестициями – английскими, французскими, бельгийскими... Были, конечно, и еврейские капиталисты – те же Венгеровский, Французовы, Гершкович… Но не они «делали погоду», тем более назвать их «акулами бизнеса» язык не поворачивается.
С другой стороны, разве бахмутская «еврейская община была консолидирующим началом и имела определяющее значение», что, в общем-то, считается главным признаком штетла? [77]. Нет, об удручающей ситуации с еврейским участием в работе Городской Думы мы уже говорили. Два-три гласных из евреев в составе 30-38 человек в составе Думы тоже ничего не «консолидировали» и не «определяли».
Да, бесспорно, бахмутские евреи сыграли важный и даже определяющий вклад в мукомольную и пивоваренную промышленность города, в полиграфию и фотографическом деле. Но к промышленности эти два вида деятельности не отнесешь, как и к ремесленному делу. Скорее всего – к искусству. Как и лучшие образцы портняжного и сапожного ремесленного дела.
Что же касается искусства, то, как отмечают специалисты, «штетл был известен как место, где евреи создали богатый и своеобразный мир, способствовавший широкому развитию идиш-культуры» [77]. Кроме того, «в начале XX века возникло понимание, что местечки – центры культуры восточноевропейского еврейства, народного творчества. Это нашло отражение в интересе к фольклору, который начали собирать в начале XX века» [65]. Специалисты вопроса так же отмечают существование «самодеятельных сельских оркестров в селах Западной Украины. Многое в их репертуаре было явно клезмерского происхождения – наследство исчезнувших соседних еврейских местечек. Клезмер-оркестры с их богатым инструментальным и вокальным репертуаром были важной составляющей культуры местечек» [77]. При всем уважении к еврейской общине, нужно констатировать, что в Бахмуте не было ни «еврейских самодеятельных сельских оркестров», ни «интереса к фольклору»., ни других «важных составляющих культуры»
Вместо этого бахмутская выпускница Венской консерваторией Адель Давидовна Мерейнес, положила начало Бахмутского музыкального училища и местного музыкально-драматического Общества. И программа ее музыкальных курсов, и репертуар Общества были вполне интернациональны, если не сказать «украiнсько-свiдомими» (украинско-сознательными). Вспомним творческий репертуар Общества: пьесы «Борцi за мрiю», «На бiдного Макара», «Сватання на Гончарiвцi»… Вспомним состав учредителей Общества и участников спектаклей: помимо представителей еврейской интеллигенции здесь были городской голова В.И.Першин с женой, купец Г.М.Карталов с женой, сыновья братьев-купцов Лобасовых, Илья и Сергей [34, с.61].
«Украинский» репертуар «еврейского» Общества неслучаен. Вспомним, что гости, приезжавшие из центральных губерний, воспринимали Бахмут «большой малороссийской степной деревней с улицами, покрытыми навозом» [87, с.37]. Поэтому в русско-еврейско-малороссийсом бахмутском социуме кто заказывал музыку, тот и танцевал. А что касается просвещенных столичных жителей, то они знали о своеобразии «штетлов», и ассоциаций Бахмута с еврейскими местечками у них не возникали.
В обще-то, сам город и его культурный уровень современниками воспринимались неоднозначно. Молодая Софья Пестерева, дочь Веры Петровны Карповой, вспоминала бахмутские «чистые, выметенные улицы, мило огороженный парк и площади» [86, с.42]. Украинскому поэту Н.Чернявскому Бахмут представлялся как «нiкчемне, темряве мiстечко». И отставному инспектору Управления Одесского учебного округа А.А.Луцкевичу городок не понравился. Город «показался мне до того жалким, убогим, грязным и отвратительным, что наполнявшее мою душу чувство обиды от незаслуженной ссылки сюда до слез давило и угнетало меня, – жаловался Антиох Андреевич в автобиографическим очерке. – По части внешнего благоустройства Бахмут стоит неизмеримо ниже железнодорожных, заводских и рудничных поселков уезда. На бахмутских улицах весной и осенью стоит такая ужасная грязь, что в ней лошади тонут, а летом такая пыль, от которой нет спасения даже в домах с наглухо закрытыми дверями и ставнями. Керосиновые лампочки далеко стоят друг от друга, уличные фонари не освещают улиц и в безлунные ночи повергают их в непроницаемый мрак; город страшно бедствует от недостатка воды, так как не имеет своего водопровода, лишен пруда, в колодцах вода соленая и для питья вовсе не годится. Вот в какой город занесла меня судьба!» [89]. Конечно, опальному чиновнику, попавшему из солнечной и приморской Одессы в степной и провинциальный Бахмут, город не мог понравиться. И не только внешне, а по определению, но об этом немного позже.
В западных регионах черты оседлости еврейские общины были в значительной степени изолированными от внешнего мира. Со своим своеобразным широким пластом культуры и бытом [77]. Но не следует идеализировать мир местечкового еврейства. Например, князь Клеменс фон Меттерних, хитроумный министр иностранных дел империи Гогенцоллернов заявлял, что «Азия начинается сразу за оградой его резиденции в Вене». Правда, это было сказано в другое время, но и позже немецкие и австрийские евреи стеснялись своих восточно-европейских единоверцев с их «своеобразным пластом культуры» и презрительно называли их «кафтанюден» [77].
С середины XIX века, особенно после ликвидации кагального самоуправления, особенно на юго-востоке «черты», на его периферии, на территории зарождавшегося Донбасса, понятие «колоритный быт евреев» практически потеряло свой узкий патриархальный смысл. А возможно, и раньше. Да и об «изолированности от внешнего мира» еврейской общины не могло быть и речи.
Считается, что «расцвет идиш-культуры пришелся на 1920 – 1930-е годы в городах Украины, Польши и Литвы и в значительной степени основан на ценностях, рожденных в еврейских местечках» [77]. Возможно, и в России, хотя бы в границах черты оседлости, тоже со временем увидели бы ренессанс культурных еврейских традиций, но не успели. Началась революция, гражданская война, в российском обществе возникли совсем другие ценности, обществу стало не до еврейских ценностей. Но Бахмут все же сохранил свой особый своеобразный колорит. Без штетла.
Глава 22
Еврейская карта
Выше, в соответствующем месте, уже говорилось об оживлении еврейской экономической деятельности, последовавшей в 90-е годы ХIX века и связанной с оживлением экономичной жизни России в целом. Теперь же наступила и активизация евреев в политической жизни. Это явление тоже было повсеместным, но в центре России его наблюдали раньше, одновременно с экономический активизацией. «В конце ХIX века устойчивая, замкнутая жизнь религиозных общин, объединявших почти всех живших в России евреев, – писал И.Р.Шафаревич в своей работе «Русофобия», – стала быстро распадаться. Молодежь покидала религиозные школы и патриархальный кров и вливалась в русскую жизнь – в экономику, культуру, политику, все больше влияя на нее» [72, т.2, с.142].
Общественно-политическая жизнь евреев на рубеже XIX – XX веков начала набирать обороты и структурироваться. Оказалось, что «вливаться в русскую жизнь» предполагали не все. Существовали варианты. Одни мечтали уехать в «Землю обетованную» – на Ближний Восток, чтобы создать свое государство. Вторые уезжали в Северо-Американские Соединенные Штаты (САСШ) – так в то время назывались США. Третьи были готовы остаться в России, «влиться», но с условием вырваться за пределы черты оседлости или вообще разрушить ее.
Первые алия (еврейская эмиграция из Восточной Европы в Палестину и дальше – в САСШ) началась с 1881 года после погромов. Вторая – возникла с 1904 года после Кишиневского погрома [7]. Многие потенциальные эмигранты стали акционерами Лондонского Национального Банка, ведавшего колониальным еврейским фондом в размере 2 000 000 фунтов, составленным из шекельного сбора. Фонд был учрежден Беньямином-Зеевом Герцлем в 1899 году в качестве финансовой поддержки сионистского движения, в том числе, и для переселения в Палестину. Но Российские власти запретили всяческие операции с этим фондом [72, с.82].
Однако операции продолжались. В том числе и в Новороссии. В секретном циркуляре МВД Екатеринославскому губернатору от 16 апреля 1907 года сообщалось, что «всякие организации сионистов и их сообщества должны быть признаны запрещенными». А в рапорте Бахмутского уездного исправника говорилось: «в Екатеринославе – комитет, в Александрове и Бахмуте – кружки /.../ В Бахмуте в настоящее время существуют единичные личности, сочувствующие идее колонизации евреев в Палестину, но никаких активных действий не предпринимают». И, опять же, следовал циркуляр Екатеринославского губернатора: «за махинациями еврейских дельцов уследить невозможно. Сионисты сохраняют связь с деятелями еврейских революционных организаций» [72, с.83].
И бахмутская полиция не дремала. 6 января 1908 года в номерах гостиницы Шейко был арестован некий мещанин Хаим Меерович Гринберг. Паспорта у него не оказалось, зато Хаим Меерович предъявил удостоверение корреспондента газеты «Южная заря». Во время более тщательного обыска «при нем была обнаружены переписка на еврейском и русском языках, много еврейских брошюр, воззваний и отчетов». Как потом выяснила любознательная бахмутская полиция, оказалось, что в Бахмуте Гринберг «занимался организацией сионистских отделов, агитацией на собраниях, денежными сборами для организации» [Там же].
Среди акционеров Еврейского фонда были и семейства именитых, уже известных нам бахмутских евреев. Достаточно вспомнить таких людей как Михель Гольдберг, Исая Голдрин, Евгений Гальперин, Яков Лейферов, Давид Деглин, Иосиф Лейферов, Гамлиел Левант, Арон Мордкович, Хаим Браверман, Герш Агуф, Шломо и Ревека Каменецкие, Исаак Венгеровский, Моше Финкель, Леон Грилихес. В списке акционеров 189 человек [Там же]. Скорее всего, это были потенциальные эмигранты.
Те же евреи, которые пытались приспособиться к реалиям общественной жизни России, занялись политической деятельностью. Революционеры-евреи начали связывать разрешение еврейских проблем с общими судьбами России, с борьбой за свержение самодержавия в рамках русского революционного движения. Но были и национальные особенности.
Еще в октябре 1897 года на нелегальном съезде в Вильне была создана Социалистическая партия в России – Бунд (Всеобщий союз еврейских рабочих в Литве, Польше и России). Уже через год, в Минске в 1898 году, на I учредительном съезде РСДРП трое из девяти делегатов уже были бундовцами. Но Бунд постоянно полемизировал и дискутировал с руководством РСДРП по вопросу о будущей еврейской культурно-национальной автономии и требовал, чтобы РСДРП признала его единственным представителем еврейских трудящихся по национальному признаку. Потом Бунд покинул РСДРП в 1903 году, потом вернулся в 1906 году, но Вождь пролетариата продолжал вести идеологическую борьбу против позиций Бунда.
Нужно помнить, что оформление Бунда состоялось в «еврейской Литве», то есть в шести северо-западных губерниях черты оседлости – (Виленская, Витебская, Гродненская, Ковенская, Минская, Могилевская) с городом Вильна в качестве центра, и в Варшаве, то есть в регионах с довольно многочисленным еврейским пролетариатом [7]. Поэтому на юге Новороссии «бундовцев» было немного, а после установления советской власти руководство Бунда в России сначала раскололось на «правых» и «левых», после чего значительная часть представителей правого крыла эмигрировала, а «левые» ликвидировали Бунд в 1921 году и частично вступили в коммунистическую партию.
Но это будет потом, а пока нерешенный «еврейский вопрос» продолжал витать в воздухе, и почти все политические силы, действовавшие в стране в то время, пытались «разыграть еврейскую карту», зачастую с совершенно противоположных позиций. Особенно пристальное внимание евреям уделяли те политические силы, которые подпитывались завистью к конкурентам, ненавистью к «мироедам», религиозной нетерпимостью.
Возникло общественно-политическое движение «черносотенцев». «Черная сотня» в Древней Руси – тяглое посадское население, которое делилось на сотни, представлявшие собою военно-административные единицы. Термин «Черная сотня» вошел в широкое употребление в значении ультраправых политиков и антисемитов. В противовес демократическим институтам черносотенцы выдвигали принцип абсолютной, единоличной власти. По их мнению, у России было три врага, против которых следует бороться – инородец, интеллигент и инакомыслящий, в неразрывном восприятии [84].
Довольно образное определение сделал русский государственный деятель С.Ю.Витте «Черной сотне»: «…Она патриотична стихийно, она зиждется не на разуме и благородстве, а на страстях. Большинство ее вожаков политические проходимцы, люди грязные по мыслям и чувствам, не имеют ни одной жизнеспособной и честной политической идеи, и все свои усилия направляют на разжигание самых низких страстей дикой, темной толпы /…/ Она состоит из темной, дикой массы, вожаков-политических негодяев, тайных соучастников из придворных и различных, преимущественно титулованных дворян /…/ К чести дворян эти тайные черносотенники составляют ничтожное меньшинство благородного русского дворянства» [14, с.223].
Сергей Юльевич в свое время принадлежал к подпольной монархической организации «Священная дружина», созданной для борьбы с революционным террором сразу после убийства императора Александра II 12 марта 1881 года. Организация была хорошо законспирирована, в ее состав входили представители высшего офицерства и аристократических родов. Она занималась в первую очередь охраной императора Александра III в Санкт-Петербурге и в поездках по городам России, а также членов Императорской Семьи. Поэтому к нашей теме они вряд ли относятся. Сомнительно, чтобы они были причастны к еврейскому погрому в Юзовке в августе 1892 года. «Дружинников» скорее могли заинтересовать украинские народнические организации, печатавших прокламации откровенно антиеврейского характера. Да и то, только за то, что народники императора Александра III называли «панским и жидовским царем», напоминали простому народу о былых «подвигах» предводителей гайдамаков Гонте и Зализняке, «которые мечем и огнем изгоняли панов и жидов, и добыли себе вековечную славу» [68].
Традиционно ответственность за организацию еврейских погромов возлагали на черносотенные организации, возникшие в России в 1900-е годы. Хронологически первой из них можно считать «Русское собрание», созданное в Санкт-Петербурге в октябре-ноябре 1900 года. Партия объединяла представителей русской интеллигенции, чиновников, духовенства и помещиков столицы. Первоначально «Русское собрание» было литературно-художественным клубом, на первый план выдвигалась культурно-просветительская деятельность, политизация усилилась лишь после 1905 года. «Русское собрание» имело отделения в Харькове, Казани, Одессе и других городах [84]. Часть черносотенных ячеек были оформлены как Общества трезвости, чайные и даже пивные. Бахмутский мещанин Павлов и дворянин Шабельский в 1900 году открыли такую «чайную Общества трезвости» в Народном Доме [34, с.72]. Трезвость всеми черносотенными организациями активно пропагандировалось. При этом предполагалось, что умеренное потребление пива является альтернативой водочным отравлениям.
Скорее всего, и епископа Екатеринославского Агапита, который осенью 1901 года во время ревизорской проверки в гимназиях Бахмута выступал с антиеврейскими проповедями, тоже можно причислить к «Русскому собранию» [Там же]. Педагог с дореволюционным стажем Ю.А.Полтавцева, например, вспоминала о проповедях, читавшихся в бахмутских учебных заведениях Агапитом. В своих речах тот «обрушивался на евреев, называл их врагами русского народа. Здесь же присутствовали дети евреев (вспомним, их было в бахмутских гимназиях до 50% – А.К.). Еврейские дети, слушая его, плакали, их сейчас же удаляли из зала. Плакали и русские дети, т.к. дружили с евреями, но с ними потом говорили строго, вызывали родителей, уменьшали оценку за поведение» [57, с.3]. К этому же времени – к 1903 году – относится и рост антиеврейских настроений в уезде: в Юзовке, Гришино и в других поселках [42, с.34].
Кишиневский погром в апреле 1903 года, положивший начало крупномасштабным антиеврейским выступлениям XX века, к Бахмуту прямого отношения не имел. Но даже социал-демократы Донбасса отменили майские маевки, опасаясь их перерастания в погромы евреев. Хозяева шахт предусмотрительно вызвали казаков и не допустили погромов [72, с.с.85-86]. Однако этот факт ярко продемонстрировал созревшую в стране проблему, связанную с экономической мощью еврейства и с отношением к этому делу определенной части российского народа.
Проблема, действительно, имелась. Мизерная часть населения империи, благодаря своим способностям, образу жизни, предприимчивости, широким экономическим связям, играла все более значительную роль в экономике страны. Но при этом евреи оставались неполноценными гражданам – людьми второго сорта, лишенными политических прав и зачастую элемен¬тарной возможности свободно передвигаться по стране. Самой ощутимой преградой, стоявшей на пути евреев во внутренние губернии страны, была религия. Все остальные условия правительства – образовательный и имущественный ценз, специализацию на отдельных профессиях и ремеслах евреи, чтобы вырваться за черту оседлости, выполняли, но отказаться от веры предков – на это, как мы убедились на бахмутских материалах, шли не многие. Между тем, экономический потенциал евреев возрастал, его можно было видеть даже невооруженным глазом. Зависть переходила в раздражение, раздражение – в нена¬висть. Ненависть вырвалась наружу в период первой русской революции
Роль «спускового механизма» в антиеврейском взрыве сыграл цар¬ский манифест 17 октября 1905 года, который, неся на себе «следы торопливости, несогласованности, не¬лепости», «даровал» народу ряд политических свобод [49, с.118], Он создал в стране атмосферу безвластия, вседозволенности и безнаказанности. Почти одновременно, в течение 12 дней, с 18 по 29 октября, во многих местах черты оседлости произошло 690 еврейских погромов, в которых одни исследователи видят стихийную реакцию масс на все возрастающее засилье еврейского капитала, а дру¬гие – четко спланированную монархическими кругами акцию. На этот раз сия горькая чаша не миновала и Бахмут, в котором, казалось бы, конкуренция развивалась чинно, мирно, по правилам.
По традиции еврейский погром октября 1905 года связывают с черносотенцами из «Союза Михаила Архангела» [13, с.63]. Но этот Союз возник только в 1908 году выделившись из «Союза русского народа», который, в свою очередь, организовался в ноябре 1905 году в Петербурге, т.е. уже после погромов, и далеко от них. Три организации праворадикального толка сформировались до трагических событий октября 1905 года. «Русское собрание» сложилось в 1900 году, «Союз русских людей» – в марте 1905 года, а «Русская монархическая партия» – в апреле 1905 года [30, с.69]. Но в 1905 – 1907 годах они были еще весьма малочисленными [84]. «Союз русского народа» возник только в ноябре 1905 году, «Всероссийский национальный союз» – с 1908 года, «Всероссийский Дубровинский Союз русского народа» – с 1912 года [Там же].
Несмотря на это, погромы развивался почти полностью по характерному для подобных мероприятий сценарию, классическому и для других городов империи [49, с.123]. В Бахмуте тоже началось со «стандартной ситуации» – с обычной в таких случаях провокации.
В первую субботу после опубликования манифеста, т.е. 21 октября 1905 года, во время так называемого «подторжия», вечерней базарной торговли накануне воскресного базара, на один из крестьянских возов с криком «Долой самодержавие!», взобрался некто в студенческой курточке, но с лицом потенциального погромщика. Митинговать ему не дали, стащив с воза. Тут же появился второй провокатор и начал кричать, что «студента» подучили евреи. В других городах в этот момент полагалось еще пару раз выстрелить из револьвера в воздух, и под крики «Жиды убивают!» толпа шла громить еврейские магазины и дома. В Бахмуте обошлось без выстрелов, но это еще страшнее. Насколько, оказывается, была накалена атмосфера в патриархальном Бахмуте, что достаточно было одного крика, чтобы толпа прониклась идеей погрома. Пока одни копили деньги, другие накапливали зависть и ненависть.
В.П.Обнинский, вероятно, не без основания обвиняя в организации погромов, кроме черносотенцев, и городские власти, в частности и полицию, писал, что под погромы «срок назначался трехдневный» [Там же]. Совпадение это или нет, но бахмутский погром продолжался именно три дня. Были разгромлены и сожжены магазины Абрамовичей, Лейферовых, Марка Остроухова, Нехемия Гольберга, Моисея Эльперта. Не ограничившись магазинами, погромщики начали поджигать еврейские дома. И через три года среди «сгоревших» в «Оценке недвижимых имуществ» числились дома Я.-М.Вольского, И.Паланта, Д.Трахтерова. Действия погромщиков не имели конкретной цели и личностной направленности – разобраться с конкретным евреем. Пострадавшие дома и магазины находились вокруг Торговой площади, и беспорядки практически не выплеснулись дальше прилегающих к площади кварталов. Поэтому в действиях толпы при желании можно было бы усмотреть обычное хулиганство, принявшее массовый характер. Если бы не действия военных.
Для наведения порядка в город были присланы казачья сотня и рота Павлоградского полка. Казаки сразу подключились к грабежам, а солдат, начавших было наводить порядок, погромщики во главе с Шабельским встречали на местах портретами царя, которые, как писал Обнинский, для этой цели специально выдавались из присутственных мест [Там же]. Вряд ли городской голова Васи¬лий Илларионович Першин или кто-либо другой из Городской Управы выдавал погромщикам портрет царя. Однако портрет был. Были и речи, обращенные к солдатам – не вступаться за врагов Бога и царя. В подобных ситуациях, если командир был толковый и честный, все обходилось более или менее благополучно; если же командир был глуп и бессовестен, войска принимали деятельное участие в грабежах [Там же]. Командир Павлоградской роты оказался ни то, ни се: солдаты не приняли участия в грабежах, но и порядка не навели – их просто вернули в казармы, а погром продолжался. Были даже убитые и раненые. Как среди евреев, так и среди нееврейской молодежи, вставшей на защиту товарищей (Изложено по Винк Н.В.[13]).
Погромная волна прокатилась и по уезду. М.Рейзен, чье детство прошло в Бахмуте и Никитовке, вспоминал, что в Никитовке люмпены разгромили дом его отца, которого к «мироедам» отнести никак нельзя: он ведал погрузкой угля на станции и был вполне уважаем рабочими, так сказать, «менеджером» [59, с.17]. В октябре 1905 года рабочие Юзовки после того, как евреи показали им Манифест Николая II о «свободах», разгромили почти все лавки, сожгли синагогу, убили 12 человек, нескольких евреев живьем сожгли в доменной печи.
«Был прекрасный солнечный осенний день /…/ Солдаты не пускали рабочих в город /…/ Раздался залп, кричали, что стреляют холостыми /…/ На второй день войска не останавливали рабочих, были разгромлены магазины /…/ Пух и перья летали на улицах, т.к. погромщики вспарывали перины. «Еврейского царя» сожгли на кодзаводе /…/ Кто выносил иконы, того не трогали», – так в свое время описывал увиденное в Юзовке в пятнадцатилетнем возрасте Никита Хрущев (Цит. по: [72, с.85]).
Нужно заметить, что для некоторых жителей окрестностей Юзовки события 1905 года остались незамеченными. «Я не описываю революцию 1905 года, о которой много писалось за рубежом, как об удивившей своей жестокостью. Потому что она не затронула наш регион абсолютно. Ближайшим ее отголоском был отряд казаков, стоявший на всякий случай в Юзовке, но никаких ужасов не происходило», – со слов Веры Петровны Карповой, хозяйки шахты Трудовая, вспоминала ее дочь Софья [86, p.20]. Правда, сама Софья еще не родилась, а Вера Петровна к этому времени стала уже Пестеревой, и ее волновали совершенно другие вопросы. «В 1905 состоялось Верино бракосочетание, медовый месяц они провели в Крыму возле Ялты, где и купили имение «Наташино». В 1906 у них родилась дочь Наталья», – вспоминала Софья Владимировна [86,p.16].
Бахмутский погром имеет одну особенность. Для погромщиков поня¬тия «студент», «долой самодержавие!», «еврей» были понятиями одного порядка, почти синонимами. Это было недалеко от истины. Помимо того, что евреи действительно в массовом порядке пошли «в студенты», «еврейская молодежь, – писал в 1912 г. И.Я.Гурлянд, еврей, близкий черносо¬тенским кругам в столицах, – с головой окунулась в политические заговоры против исторических устоев Русского государства» (Цит. по: [30, с.144]).
Были ли наказаны участники погрома? Вряд ли. И даже если они по¬несли наказание, то вскоре были помилованы высочайшей монаршей волей. «Я знаю, что русские суды относятся к участникам погрома с излишней строгостью, – сказал как-то Николай II. – Даю вам мое царское слово, что буду всегда исправлять их приговоры по просьбам дорогого мне «Со¬юза русского народа» [49, с.199]. Так погромная идеология на¬шла поддержку на самом верху русской государственности.
Глава 23
Антисемит Антиох и другие юдофобы
Несмотря на то, что бахмутское общество внешне продолжало развиваться «чинно, мирно, по правилам», всплески антисемитизма в городе периодически продолжались. Они подпитывались появившимися в 1905 году в России новыми черносотенными организациями. Основой движения стал «Союз русского народа», инициаторами которого стали три видных деятеля монархического движения: врач Александр Иванович Дубровин, художнику Аполлон Аполлонович Майков и игумен Арсений (Алексеев). Дубровин позднее писал, что «мысль о нем зрела у меня с 9 января 1905 года. Как выяснилось, почти одновременно со мной тою же мыслью был охвачен и Аполлон Аполлонович Майков». Игумен Арсений в описании возникновения Союза вспоминал, что мысль об открытии организации появилась у него 12 октября 1905 года. Первое собрание проходило в квартире А.И.Дубровина в Петербурге 8 ноября 1905 года, а первый номер газеты «Русское знамя», печатного органа «Союза», вышел 28 ноября 1905 года. Лишь 7 августа 1906 года был утвержден устав «Союза русского народа», а 27 августа 1906 года был проведен съезд руководителей региональных отделов [84]. Вот такая получается неожиданная апология «Союза». В бахмутских событиях октября 1905 года они не принимали: «Союза» еще просто не существовало.
Это уже потом «Союз русского народа» во главе с Дубровиным станут лидерами черносотенного движения. Именно их организации начнут активно действовать в регионах со смешанным населением – на Украине, в Белоруссии и в 15 губерниях черты еврейской оседлости. Именно там было сосредоточенно более половины всех членов «Союза русского народа» [Там же].
Разумеется, большое внимание «Союз» уделял еврейскому вопросу. Но по этому вопросу единого мнения не существовало – от лишения евреев всех прав до осуждения оголтелых юдофобов и до поддержки стремления евреев к обретению своего государства в Палестине. Но все вместе вдруг обеспокоились возросшего деятельного участия иудеев в политике и революционном движении. В целом, «Союз» выступал за более жесткое соблюдение закона относительно еврейского населения империи, и против смягчения законодательства, имевшего место в предреволюционное время.
Нужно сказать, что полиция по мере сил пресекала юдофобию. В Юзовке некие Мануйленко и Тарасенко разбили в Преображенской церкви икону с целью спровоцировать очередной еврейский погром. Преступников нашли, полиция провела расследование, и выяснилось, что надругательство над святыней совершено не евреями [68].
В 1906 году газета «Русское слово» сообщила, что «среди бахмутчан вызвал большую сенсацию арест купца, гласного Думы Н.С.Миленкова, у которого был обнаружен целый склад черносотенных воззваний, призывавших к избиению евреев и интеллигентов» [Там же]. Тогда Назарию Степановичу все сошло с рук. Но, кроме того, что в Думе он слыл известным скандалистом, являлся еще и активным антисемитом. К его «подвигам», в частности, относился и срыв в 1912 году в синематографе А.А.Чепурковского благотворительной лотереи для бедных учащихся-евреев, и конфликт… с городскими нечистотами. Конфликт возник в апреле 1912 года в Городской Управе между Апаренко и Миленковым по поводу требований Управы ввести правила уборки Торговых рядов и вообще – нечистот. Миленков почему-то начал обвинять в антисанитарии «известную расу». Городском голове В.И.Першину пришлось пояснять депутату, что «раса» ни при чем, но проект, между тем, провалили [Там же].
Вообще-то, отношениями между гласными Думы назвать дружественными было сложно. Безотносительно к национальной принадлежности. Так, например, во время вспыхнувшей склоки в 1908 году между бахмутскими промышленниками и уездным исправником Шишковым, один из них пожаловался окружному фабричному инженеру, что исправник настоящий «оборотень в погонах» (в современном смысле) – «польский дворянин, променявший блестящий мундир артиллерийского офицера на полицейский, его помощники в еврейских хедерах учились и променяли свою древнюю иудейскую веру на православную, уже успевшие приобрести рудники» [Там же].
Антисемитизм продолжал процветать и в учебных заведениях Бахмута. Газета «Бахмутский листок» в апреле 1912 года опубликовала отрывки из Правил для учащихся мужской гимназии: «…православным учащимся с евреями говорить нельзя /…/ гимназистам с евреями гулять нельзя /…/ при новых знакомствах обязательно требовать свидетельство о крещении /…/ учащиеся гуляют со знакомыми еврейками по разным сторонам улиц» [Там же].
Известный советский певец М.О.Рейзен в «Автографических заметках» вспоминал, что в свое время его не допустили в Бахмутскую мужскую гимназию, поскольку его отец-еврей ведал погрузкой угля на станции Никитовка [59, с.20]. 6 июня 1912 года «Донецкое слово» указывало на «строгое отношение к экзаменующимся гимназистам-евреям» в Бахмуте [34, с.72].
Что касается народного просвещения, то император Николай II озаботился допризывной подготовкой молодежи. К этой идее императора подвели поражение в русско-японской войне 1905 – 1906 годов и начавшаяся после этого военная реформа. 21 января 1908 года он записал: «Завести в деревнях обучение детей в школах строю и гимнастике запасными и отставными унтер-офицерами за малую плату». Так родилось всероссийское массовое движение детских потешных войск. И получилось так, что отцом-основателем этого почина стал педагог, инспектор народных училищ Бахмута Антиох Андреевич Луцкевич. Все бы хорошо, но Луцкевич был ярым антисемитом. Настолько ярым, что из Управления Одесского учебного округа инспектора уволили и отправили «в ссылку» в Бахмут.
Но поначалу Луцкевич пришелся ко двору. И не только «к бахмутскому двору», но и к императорскому. В 1909 году, объявляя ему благодарность, Николай II начертал: «Искренно благодарю Луцкевича за отличный почин и что понял и привел в исполнение мою мысль». Педагог обучал ребят истории, основам оказания первой помощи, преподавал гимнастику, проводил с потешными подвижные, строевые и тактические игры, а также парады. 4 июня 1910 года в Царском Селе состоялся смотр Бахмутских потешных войск, в котором принял участие «1-й народный класс военного строя и гимнастики Его Императорского Величества Наследника Цесаревича и Великого Князя Алексея Николаевича». Смотр принимал сам августейший покровитель класса [25].
Дело бахмутского учителя было подхвачено по всей Российской империи, и началась массовая организация отрядов, команд, батальонов, рот, школ, войск потешных солдат. Среди военных воспитателей было много превосходных офицеров. В статье «Юные разведчики», напечатанной в газете «Царскосельское дело» от 23 июля 1910 года было сказано: «Все почувствовали, что почин Луцкевича – благой почин, что ему надо помочь, что это единственный и верный путь к подготовке хорошего солдата /.../. И вот ежедневно телеграф стал приносить известия, что по всем уголкам нашего необъятного Отечества возникают потешные полки /.../ и повсюду они находят сочувствие широких кругов населения и материальную поддержку» [Там же].
После смотра в Царском Селе, которым вместо Луцкевича руководил Бахмутский городской голова В.И.Першин, Антиох Андреевич был возведен в чин действительного статского советника. Здесь, в городе, возможно, Луцкевич несколько преувеличил свое значение как педагога и «зачинателя» всероссийского движения. Об этом говорит и такой факт. Когда летом 1910 года в уезде для борьбы со вспышкой эпидемии холеры, прибыл врач из Харькова, то инспектор народных училищ потребовал у него справку о благонадежности и только после этого обещал дать разрешение на допуск к медицинскому осмотру учеников. Возможно, этот инцидент не было причиной новой опалы, но неожиданно в 1911 году Луцкевич оказался под следствием «за упущения в работе» и умер в 1912 году [Там же]. А перед смертью в своем очерке он и дал свою оценку не только Бахмуту, но и жителям городка.
«…Город оказался переполненным жидами, захватившими в свои руки торговлю и промышленность, банковые операции, врачебную часть, адвокатуру, народное образование, – ужасался Луцкевич. – Жиды и неразлучные их спутники поляки проникли далее в разные местные комитеты и правительственные учреждения, в особенности в Земскую Управу и во все почти земские учреждения. Здесь процветает также еврейский клуб под названием «Коммерческий». Русский клуб, слывущий под громким наименованием «Общественное собрание» представляет собою какое-то жалкое явление как по внешнему своему виду, так и по внутреннему содержанию: нет ничего, чтобы свидетельствовало об объединении русских на национально-патриотических началах, нет соответствующих русскому духу развлечений, процветает карточная игра и кутежи с певичками, т. е. все, что и в еврейском клубе.
Жидовское господство и русская раболепная приниженность сказываются здесь во всем и на каждом шагу, куда ни глянешь.
Жиды живут в лучших домах, жены и дочери их щеголяют в самых модных и самых дорогих нарядах, едят тонкие блюда и пьют дорогие вина, разъезжают в шикарных экипажах, а на лето уезжают в заграничные курорты, а русские, у которых жиды из под носа забрали все местные богатства, закупили имения и сделали еще и своими должниками, только умильно глядят им в глаза и всячески прислуживаются в ожидании какой-нибудь подачки. Русский обыватель не может без жидакоммиссионера ничего ни купить, ни продать, ни нанять себе квартиру, ни договориться за прислугу. Наибольший и разнообразнейший привоз на местный базар всякой птицы, рыбы, яиц, молочных продуктов бывает только по пятницам перед еврейским «шабашем», а в самый шабаш (субботний день) базар совершенно пуст и в городе как будто все вымерло» [89].
Интересно, что эту книжку отпечатали в еврейской типографии, что общественность Бахмута никак на нее не отреагировала. Но в преддверии революции атмосфера в провинциальном Бахмуте все же, если не накалялась, то старательно разогревалась.
Глава 24
Финиш и старт
В начале XX века в силу ряда причин еврейское общество расслоилось и структурировалась на тех, кто хотел эмигрировать и на тех, кто хотел остаться в России. Те, кто собирался остаться, пытались отстаивать свои экономические, политические и религиозные интересы. Но в южных регионах черты оседлости организации Бунда были немногочисленны. В Киеве, Екатеринославе, Харькове, Мариуполе и Бахмуте, они были невелики, разрозненны и существовали в состоянии «летаргического сна». Местных бундовцев Илью Яковлевича Кельзона и Арона Гершелевича Молочникова вместе с другими в 1911 – 1912 годах выслали в Сибирь [72, с.с.37-38]. Но, минуя Бунд, большинство молодых евреев решили полностью «влиться в русскую жизнь», а точнее – в жизнь общественно-политическую, революционную. Со всем ее многообразием. Таких «вливающихся» оказалось много.
Уже говорилось о брате заведующего Бахмутского еврейского училища – о члене Южнорусского рабочего союза, о неудачнике-экспроприаторе, а потом каторжанине-этнографе, о Науме Леонтьевиче Геккере. Но кроме него были и другие колоритные личности. В книге «Штетл-Бахмут – феномен еврейского народа в Донбассе» приводится пример: «невероятной была судьба еврейских девушек из Бахмута Евгении и Ольги Рубанчик. Известно, что они родились в 1861 году в многодетной семье. Сестры входили в подпольную организацию «Черный передел», которая была создана после раскола «Земли и воли» в августе 1879 года» [72, с.90].
Не будем вдаваться в программные подробности «Земли и воли», «Черного передела», «Народной воли» и прочих «союзов» – в истории политической борьбы конца ХIХ – начала ХХ веков осталось достаточно много имен «ярких р-р-революционеров», в том числе и выходцев из Бахмута. Для начала нужно вспомнить хотя бы первого в Бахмуте фотографа Якова Исаевича Рубанчика, точнее его двух дочерей. По поводу этой «многодетной семьи» сразу же возникают несколько вопросов.
Вопрос первый: поскольку Евгения и Ольга родились в один год, значит, они были близнецами или погодками? Это совершенно понятно, такие случаи нередки. Тем более, в многодетной семье. Но об этом ничего не говорится. Собственно, это несущественно, но любопытно. Вопрос второй: согласно списку лиц, находящихся под надзором полиции по Енисейской губернии, составленный 3 мая 1882 значилось: «Рубанчик Ольга. Возраст 24 года, имеет отца Якова Исаевича, проживающего в Бахмуте, 65 лет; братьев – Арона, 20 лет, там же, Иосифа, 17 лет, учащегося Белгородской гимназии; сестер – Федосья, 30 лет, Софья, 14 лет, Эсфирь, 12 лет (проживает при отце), Розалия, по мужу Мерсинес, 28 лет, проживает в Бахмуте» [72, с.92].
С Ольгой понятно – «24 июля 1879 года Ольга Рубанчик была выслана в Восточную Сибирь», а вот вторая сестра, некая «Евгения скрывалась от жандармов. Ее выслали позже за то, что отказалась выдать сестру» [Там же].
Но в списке особ женского пола, который цитируется в книжке, Евгения в числе домочадцев семейства Рубанчик не фигурирует. Действительно – есть Федосья 30 лет, Розалия 28 лет, Софья 14 лет, Эсфирь 14 лет. «Таинственной» Евгении в списке нет. Софья и Эсфирь были еще подростками, игравшими в куклы, а не в революцию. Розалия унаследовала фотографический бизнес Якова Исаевича, помогала своему мужу Давиду Григорьевичу Мерейнесу и в то время занималась рождением и воспитания дочерей Адель и Марии [26]. Понятное дело, что необычную фамилию «Мерейнес» чиновники царской охранки в далекой Иркутской губернии могли исковеркать не только как «Мерсинес», а как угодно, но Розалия – оставалась Мерейнес.
Итак, Ольга – сидела, а вот Евгения, которую «выслали позже за то, что отказалась выдать сестру», это – кто? Может, это не одна из близняшек, а старшая сестра Ольги, тридцатилетняя Федосья? По крайней мере, о Федосьи больше ничего неизвестно, но Евгения продолжает фигурировать в истории. В ноябре 1879 Евгения вместе с мужем Евгением Ивановичем Козловым входила в организацию «Черный передел», а потом «О.Я.Рубанчик вместе с сестрой Евгенией с начала 1879 года проживала в Харькове, совместно они содержали часовую мастерскую» [72, с.91]. Разумеется, не корысти ради, а токмо для конспиративной переписки. Потом был арест Ольги и высылка в Енисейскую губернию.
А Евгения Рубанчик вместе с Евгением Козлова перебрались в Петербург. Они меняли адреса и явки: Невский проспект, Почтамтская улица, Пески, потом опять Невский и Пески… Весной 1880 года Е.Я.Рубанчик для устранения теоретических разногласий революционеров как представитель революционной организации ездила в Женеву [72, с.93].
Ольгу Рубанчик и ее будущего мужа С.А.Анджейковича встретила в Сибири еще одна «народовольная» революционерка – О.К.Буланова-Трубникова [72, с.92]. Там же, на этапе, упоминается некая Фани Морейнис, но к нашим Мерейнесам она, скорее всего, не относилась.
Потом сестры соединились в Сибири. «Помню двух сестер, урожденных Рубанчик – Евгению Яковлевну Козлову и Ольгу Яковлевну Андржейкович», – вспоминала племянница писателя В.Г.Короленко Т.Г.Морозова в книге «В.Г.Короленко в воспоминаниях современников» (Цит. по: [72, с.93]. За участие в 1884 году в революционном «Красном кресте» Ольга была переведена из Западной Сибири подальше – в Восточную Сибирь [72, с.94]. Ей было 28 лет.
Что же касается Евгении и Евгения, теперь уже супругов Козловых, можно предположить, что они «хорошо знали Александра Ульянова, поэтому и привлекались по делу о покушении на царя Александра III 1 марта 1887 года». Практически до 1917 года, до Февральской революции, канцелярия Нижегородского губернатора вела постоянный надзор за Евгенией Яковлевной Козловой, а после этого следы сестер потерялись [Там же].
Вот и все отрывочные сведения об этих женщинах-революционерках из Бахмута. Разве что, сохранилась телеграмма, где О.Я.Рубанчик просила разрешение выехать на родину для свидания с умирающим отцом, зачинателем бахмутской фотографии Яковом Исаевичем Рубанчиком. Сыновья первого в Бахмуте фотографа, Арон и Иосиф, пошли в революцию по стопам старших сестер и в свое время «выразили недоверие Временному правительству и потребовали немедленной передачи власти Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов» [Там же].
Одна из сестер, Розалия, как помним, продолжила дело отца, воспитала двух дочерей, дала им в Вене высшее музыкальное образование. Адель (1881 года рождения) и Мария (1885 года рождения), в период с 1899 по 1904 год учились в Венской консерватории, и мать, по-видимому, большую часть времени была с ними за пределами России [26]. Одна из дочерей, Адель, в будущем стала организатором Бахмутских музыкальной школы и музыкально-драматического Общества.
А творчество свояка революционерок, Давида Григорьевича Мерейнеса по достоинству оценило городское руководство, он был не только привлечен к фотографированию арестованных и заключенных Бахмутской тюрьмы, но и награжден серебряной медалью с надписью «За усердие» для ношения на шее на Аннинской ленте [Там же].
Такие разные судьбы членов одной семьи. Поразительно и то, что уже через несколько десятков лет в такой же ситуации все они попали бы в категорию «чесеир» – членов семьи изменников родины. Со всеми соответствующими последствиями. Но в их ситуации время было еще «старорежимное». Поэтому, скорее всего, «зверства царской охранки» в свое время были сильно преувеличены.
Еще одна еврейка-революционерка Софья Яковлевна Цукублина (по мужу – Дерман), родилась в Бахмуте в 1886 году, жила в Луганске, где ее муж, Дерман, тоже уроженец Бахмута, вел революционную работу. Дерманы были уже следующим поколением, ушедшим из народничества и связавших себя с 1901 года с РСДРП. В 1902 году Софья Яковлевна посещала рабочий кружок вместе с К.Е.Ворошиловым в Луганске, была координатором подпольных социал-демократических организаций в Юзовке, Бахмуте и Горловке [72, с.95]. В 1909 – 1910 годах отбывала в Бахмуте административную ссылку, переписывалась с А.М.Горьким. Потом стала постоянным корреспондентом газеты «Правда», имела литературный псевдоним «Дальняя». В 1912 – 1914 годах работала на нелегальном положении в Майкопе, переписывалась с В.И.Ульяновым и Н.К.Крупской.
Софья Яковлевна вела большую общественную деятельность, в Майкопе открыла частную школу-хедер, внесла пожертвование в сумме 250 рублей в строительство Майкопской городской больницы. 8 марта 1914 года под редакцией Дерман вышел первый номер журнала «Работница», который, правда, через семь номеров был закрыт [Там же].
Из-за конфликтов с Л.П.Берией, подвергалась арестам в 1935 и 1948 году. Реабилитирована была в 1956 году. Долгие годы находилась на партийной работе в Грузии. Умерла в Тбилиси в 1960 году [72, с.96].
Подпольной работой в Бахмуте занималась Александра Абрамовна Лалова-Бразгаль, уроженка Саратовской губернии. Она, будучи членом РСДРП, уже с 1904 году под псевдонимом «товарищ Саша» занялась подпольной деятельностью в Новороссии – в Кременчуге, Харькове, Бахмуте, Полтаве… Арестовывалась в 1907 и 1908 году, а потом приговорена к ссылке на поселение в Усть-Уде Иркутской губернии. После революции работала на политической работе. Застрелилась в 1929 году [82, с.200; 45; 72, с.96].
К слову сказать, по поводу еврейской активности «вливания в русскую жизнь». Подсчитано, что «до 70% состава организаций анархистов, эсеров, эсдеков (большевиков и меньшевиков) составляли евреи, что они в полной мере, если не больше, подвергались судебным преследованиям, ссылке и каторжным работам» [72, с.96].
Еврейская активность в переплетениях политических отношениях того времени можно продемонстрировать еще на нескольких примерах. 8 января 1908 года в Бахмуте был обнаружен труп девятнадцатилетнего мещанина Моисея Розенблюма, убитого из револьвера. При нем обнаружили письмо некого «Бахмутского революционного комитета», в котором говорилось, что Розенблюм приговорен к смерти за провокаторскую деятельность и за выдачу полиции некоторых членов комитета эсеров.
17 июня 1909 года бахмутская полиция изъяла у Михаила Соломоновича Брайловского и Якова Григорьевича Еременко, членов Бахмутского окружного комитета эсеров, печатный станок. После приговора Екатеринославского суда они были отправлены на каторгу. Но уже в сентябре 1910 года полиция снова раскрыла подпольную типографию эсеров в доме у Якова Александровича Ошера. И опять тот же результат – суд и каторга [72, с.97].
В период 1-й мировой войны большевистскую организацию Бахмута возглавляла Рошаль Борисова. В 1915 году полиция разгромила организацию, на воле остались только три ее члена, в том числе Исай Шейкин, конторский служащий.
В марте 1915 г. правительством были упразднены ограничения на передвижение евреев. Ограничения по приему евреев в высшие учебные заведения оставались нетронутыми. Им запрещалось занимать определенные должности, евреи не могли быть офицерами. Хотя в Русско-японской войне участвовал врачом Л.Б.Французов, получил орден, а в 1-й Мировой капитан-врач А.Л.Китаев.
Евреи гибли на фронтах Первой мировой войны. Только по сводкам погибших и раненых в 1916 году значится 400 человек из Бахмутского уезда, из них 8 – евреи [72, с.88].
Круговорот событий на финишной прямой истории Российской империи втянул в себя представителей всех национальностей, проживавших на необозримых просторах от Балтийского моря до моря Охотского. Разумеется, были втянуты в него и евреи. Собственно говоря, их никто не втягивал. Пытая покончить с унизительным положением граждан второго сорта, еврейская молодежь целенаправленно пошла в революцию. «Все, в ком было достаточно задору, все побежали на шумную площадь творить еврейскими руками русскую революцию», – писал в 1911 году известный еврейский общественный деятель В.Е.Жаботинский. Он явно преувеличивал. Революция была не только русской, и творилась она не только еврейскими руками. Руку к ней приложили многие. Но еврейская рука, как всегда, была наиболее деятельной. Даже в провинциальном Бахмутском уезде.
Революция, о которой страстно мечтала еврейская молодежь, пока еще впереди, но она обязательно состоится. Решив одни проблемы, она поставит новое общество перед проблемами новыми. Сначала национальный вопрос будет отодвинут на задний план, а затем его, вообще, объявят решенным. Евреи станут полноправными гражданами, а в отдельные периоды истории новой страны и ее хозяевами, жестко, а иногда и жестоко этой страной руководящими. Они даже получат свою автономию, правда, далековато – за Сибирью, на Дальнем Востоке, у китайской границы. Делать из нее новую черту оседлости, естественно, никто не будет. Но почему-то все эти бронштейны, розенфельды, цедербаумы и губельманы, ставшие еще до революции троцкими, каменевыми, мартовыми и ярославскими, к фамилиям предков возвращаться не станут. Наоборот, тенденция к русификации будет еще какое-то время усиливаться, даже на бытовом уровне: Моисеи будут продолжать становиться Михаилами, Самуилы – Семенами, Борухи – Борисами... Вместе с другими народами Советского Союза они переживут ужас фашистской оккупации, будут гибнуть в концлагерях, гореть в крематориях, вместе со всем многонациональным народом страны уничтожит фашизм.
Пока же заканчивался бахмутский период истории городской еврейской общины, начался период артемовский. В городе тоже начиналась новая история – история с новыми миграциями, с новыми династиями, с новыми радостями и новым горем, история без общины, без синагоги, без религиозных праздников. Опять же, потом, после появления на карте мира государства Израиль, евреи из хозяев страны постепенно перейдут в разряд диссидентсвующих, а то и откровенных диссидентов. Но это будет потом. А это «потом» в тему данной книжки не вписывается.
Источники и литература
1. Адамов И. Радиостраницы прошлого. «Вперед-Тиждень», 8 июля 2009 г.
2. Анкета г. Бахмута за 1907-1909 гг. // РГИАПб, ф.1290, оп.5, д.230
3. «Бахмутский листок», 27 апреля 1912
4. Бела Моше. Мир Жаботинского. Иерусалим - Москва, 1992
5. Борисенков Е., Пасецкий В., Рокот забытых бурь (первая половина XIX в. «Наука и жизнь», №8, 1987
6. Борисенков Е., Пасецкий В., Тысячелетняя летопись необычайных явлений природы, М., 1988
7. Булаховский Л. Бунд. // Электронное еврейская энциклопедия. www.eleven.co.il
8. Бурышкин П., Москва купеческая. М., 1990
9. Ведомость о состоянии пиво-медоваренного завода торгового дома наследников А.Я.Абрамовича в 1895 г., // РГИАПб, ф.20, оп.12, д.52
10. Ведомость о состоянии пиво-медоваренного завода С. Трахтерова в 1895 г. // РГИАПб, ф.20. оп.12, д.53
11. Ведомость о состоянии пряничных и конфетных заведений г. Бахмута в 1896 г. // РГИАПб, ф.20, оп.12, д.54
12. Ведомость о фабриках и заводах Екатеринославской губ. за 1890 г. // РГИАПб, ф.20, оп.12, д.51
13. Винк Н. История города Бахмута-Артемовска. (Машинопись), Фонды АГКМ
14. Витте С. Воспоминания. Т.2, Петроград, 1923.
15. Вопросный листок со статистическими сведениями о застрахованных и не застрахованных предприятиях г. Бахмута // РГИАПб, ф.32, oп.1, д.1571
16. Вся Россия, 1912 г., ч.2, CПб, 1913
17 – 18. Гессен Ю. История еврейского народа в России, ч.1-2, Москва - Иерусалим, 1993
19. Гончарова Е. Наш земляк-артемовец Александр Финкель: и пародист, и филолог. bahmut.com.ua; donbass.ua
20. Граве Н.С., К истории еврейства. // Русский архив. Избранные страницы. Изд. Русская беседа. Новосибирск, 1994 г.
21. Гуревич Д. Еврейский календарь. www.jewteen.ru
22. Дело о расс¬мотрении в сенате жалобы соседей бахмутского купца С. Трахтерова. РГИАПб, ф.1431, оп.154, д.867
23. Еврейская энциклопедия Брокгауза-Ефрона. brockhaus-efron-jewishenciclopedia.ru beje/16-3/
24. «Екатеринославский листок», 5 августа 1883 г.
25. Жаров А. Потешные Бахмута. http://dnews.donetsk.ua
26. Зильбербранд М., Корнацкий И. Опыт изучения истории провинциальной фотографии на примере уездного города Бахмута Екатеринославской губернии. www.rusalbom.ru
27. Калашник А. Воспоминания. Фонды АГКМ
28. Кацель В. История Артемовского машиностроительного завода «Победа труда». Фонды АГКМ
29. Книга о Донбассе (Природа, люди, дела). Донецк. 1972
30. Кожинов В. Загадочные страницы истории XX в. «Черносотенцы» и революция. Изд. "Прима В", М. 1995
31. Копыл А. Евреи в Бахмуте // «Рідний край». Донецк, 1993.
32. Копыл А. Очерки экономики Бахмута. М., «Центр», 1995
33. Копыл А. Аскаров Ю. Артемовская городская типография: 125 лет. Артемовск, 1997
34. Копыл А. Бахмут, столица «Новой Америки». Артемовск, 1998
35. Копыл А. Точка за чертой. История еврейской общины Бахмута (Артемовска). М. «ООО Книжный перекресток». 2013
36. Корнилов Д. Как пили в Юзовке. http:// Infodon.org.ua
37 – 39. Корнилов А. Курс истории России XIX в., 1-3 т., М. 1918
40. Коробочный сбор // Ежевика – еврейская академическая вики-энциклопедия. www.ejwiki.org
41. Корольков К. Жизнь и царствование императора Александра III. / М., Мир книги, 2008
42. Куромі Г. Свобода та терор у Донбасі. К., «Основа», 2002
43. Лаврiв П. Iсторiя пiвденно-схiдноi Украiни. Львiв, 1992
44. Лесков Н. Еврей в России. Изд. «Книга», М., 1990
45. Максимова В. Женская политическая каторга и ссылка в Восточной Сибири. http://cheloveknauka.com
46. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Екатеринославская губ. / Сост. Генерального штаба капитан В.Павлович. СПб, 1862
47. Нариси земської медицини Бахмутського повіту. Артемівськ, 2011
48. Обзор Екатеринославской губернии за 1892 год. Приложение к нижайшему докладу губернатора Е.И.В. – Екатеринослав, 1892;
49. Обнинский В. Последний самодержец. Изд. «Республика», М., 1999
50. Описание атласа Новороссийской губернии. Бахмут и его уезд. 1799 г. // РГВИА, №18336, 11
51. Отчет Бахмутской городской управы за 1896 г. Бахмут, 1897
52. Отчет Бахмутской городской управы за 1899 г. Бахмут. 1900
53. Оценка недвижимых имуществ г. Бахмута за 1908 г. Бахмут, 1909
54. Памятная книжка Екатеринославской губернии на 1864 г. Изд. Екатеринославского губернского статистического комитета. 1864
55. Полиевктов М., Николай I. Биография и обзор царствования / М., Мир книги. 2008
56. Полицейские органы Бахмута. http://donbass.name
57. Полтавцева Ю.А. Воспоминания. Фонды АГКМ
58. Пядышев Д. Цены и жалования в России в начале XX века. // www.talers.ru
59. Рейзен М. Автобиографические записки. М., 1980
60. Рева А.А., Татаринов С.И., Абрамов М.В. История Бахмута-Артемовска, Артемовск. 1996
61. Рот Й. Дороги еврейский скитаний. Изд. «Книжники». М., 2011
62. Сараева О. Земства и борьба за трезвость в Донбассе (конец XIX – начало XX вв.) www.viaevrasia.com
63. Свиридов С., Русско-еврейский вопрос. А.И. Солженицын и И.Р. Шафаревич. Общность и различие подходов.// «Русский образ», №4, 2004
64. Солженицын А.И., Двести лет вместе. М., 2002
65. Старохамская К. Что такое «штетл»? Немного еврейской истории. http://shkolazhizni.ru/arhive/0/n-9729/
66. Струмилин С. Очерки экономической истории России. М., 1960
67. Справочная книга Екатеринославской епархии за 1913-1914 (по июль месяц) годы. Екатеринослав, 1914
68. Татаринов С., Антисемитизм и мечта о «Земле обетованной» в Донбассе в конце XIX – начале XX столетий.http://zavantag.com УДК 323/325, 2013
69. Татаринов С., Казаков А., Федяев С. От «черты оседлости» к Холокосту. Артемовск, 2003
70. Татаринов С., Семик Ю., Федяев С. Евреи Бахмута-Артемовска. Очерки истории XVIII-XX столетий. Артемовск, 2001
71. Татаринов С., Тутова Н. Нариси історії самоврядування у Бахмуті та повіті. Артемiвськ, 2008
72. Татаринов С., Федотов С. Штетл-Бахмут – феномен еврейского народа в Донбассе. Историко-культурологический сборник. Xарьков, ЧИПП «Слово», 2013
73. Товлыга А. Полицейские органы Бахмута. http://donbass.name
74. Шаховская З. Евреи и Россия // «Слово», №8, 1991
75. Шафаревич И. Русофобия // Сочинения в 3-х т. М., 1994, т.2
76. Шафаревич И. Трехтысячелетняя загадка. История еврейства из перспективы современной России. «Библиополис», СПб, 2002
77. Шейнбаум М. Штетл. Еврейское местечко в истории и литературы. www.jewish.ru
78. Шульгин В. Годы. Изд. АПН, 1979
79. Шульгин В. Что нам в них не нравится. СПб, 1992
80. Федько А. Поляковы. Infodon.org.ua
81. Федяев С. Еврейские школы Бахмута // «Бахмутський часопис» № 5-6, 1996-1997 гг.
82. Царевский П. Памяти А.А.Лаловой-Бразгаль (тов. Саша) // Каторга и ссылка, 1931, № 2 (75), с.с.200-201
83. Череповский В.А. Музей и культурно-музыкальные традиции города // Роль музеев в краеведении. Артемовск, 1994
84. Черносотенцы. www.rpg-mg.ru
85. Дружинина Е. Южная Украина в период кризиса феодолизма. 1985-1866г.г. М.1981
86. Wacznadze S. Of old forgotten far off things and battles long ago. Quiller Press Ltd., London, 1995
87. Горшков В., Грищенко А. Соль земли Донецкой. ч.2. Донецк, 1995
88. Дело о рассмотрении в Хозяйственном департаменте МВД жалобы жителей Бахмута по поводу строительства мещанином Французовым паровой мельницы. 1891-1892 г.г. РГИАПб, ф.1287, оп.41, д.206
89. Луцкевич А. Бахмутские потешные. Бахмут, типография И.Х.Новикова. 1912
90. Основы вероучения иудаизма. www.polnaja-jenciklopedija.ru
91. Бажин В. О подготовке к I Всеобщей переписи населения 1897 года в Козьмодемьянском уезде Казанской губернии: как это было (к 110-летию с периода проведения) komarh.tk (dok/vestmari-el/2005/5.DOC
92. http://bahmut.com.ua/news/last_news/3126
93. «Менора», №4, 1990 г.
94. «Юж¬ный край», 27 февраля 1881 г.
95. «Южный край», 5 марта 1881г.
96. «Народная газета Бахмутского земства», №4-5, 12 февраля I909 г.
97. «Народная газета Бахмутского земства», №23-24, 19 июня 1909 г.
98. «Донецкое слово», №11, 1912 г.
99. «Народная газета Бахмутского земства», №6-7, 28, февраля 1906 г.
100. «Народная газета Бахмутского земства», №10-11, 23 марта 1909 г.
101. «Народная газета Бахмутского земства», №31, 19 августа 1909 г.
102. «Сын Отечества», №77, 1892 г.
Список сокращений
АГКМ – Артемовский краеведческий музей
РГВИА – Российский государственный военно-исторический архив
РГИАПб – Российский государственный исторический архив в Санкт-Петербурге