В начале семидесятых журналист Алексей Васильевич, тогда ещё просто Лешка, молодой, спортивный, лёгкий на подъём, работал в отделе писем газеты «Правда». Писем приходило много, все читали, ни одно не оставляли без внимания. Писали ответы, посылали в нужные инстанции запросы. Некоторые письма публиковали, и тогда чиновники, виновные в невнимании к гражданам, слетали со своих мест, а парторгов на местах срочно переизбирали.
Это сейчас чиновники сидят прочно, не сдвинуть. Обросли родней, знакомыми – везде свои люди. Да и чиновников развелось, как грибов в сырую погоду. Комитеты, отделы, департаменты.
А толку? Человек помыкается, помыкается, да и махнет рукой.
У них один ответ: идите в суд. А раньше большинство вопросов решалось на местах. А уж районное начальство решало почти все вопросы самостоятельно. Справедливости больше было. Нельзя сказать, что всё было идеально, вовсе нет. Но речь сейчас не о том, это так, отступление.
Лёшу вызвал начальник отдела, протянул письмо:
– Поедешь в командировку, узнай все подробности, фото сделай.
Если всё подтвердится, сразу к врачу езжай, побудь с ней день-два, если разрешит. Я хочу очерк сделать большой, на полосу.
Алексей получил командировочные и на следующий день уже ехал в поезде в Нижегородскую область, село Ивановское.
В дороге еще раз перечитал письмо.
"Здравствуйте, уважаемая редакция! Очень прошу написать в газете об очень хорошем человеке и враче от Бога Надежде Дмитриевне Ковалёвой. Она спасла моего сына от тяжелого недуга – заикания. У меня три дочери, старшие, а Костик четвертый, младший. Очень мы его ждали, хотели сына. Мальчик здоровенький рос, весёлый, умненький. А однажды, играл во дворе, и к нам забежала чужая собака, стали они с нашим псом рычать и драться. Мальчик испугался очень и с тех пор начал заикаться.
Наша врач сказала, что от испуга быстро пройдет, но не проходило. Я повезла его в Райцентр к логопеду. Она назначила лечение, и нужно было ходить на сеансы. А до города два часа на автобусе ехать, но я взяла отпуск и возила его целый месяц.
Стал получше говорить, а как разволнуется – ничего не может сказать. Пришла пора в школу идти. Учительница молодая, нетерпеливая, не нашла к нему подход, и дети злые, дразнили его.
Он стал плакать, отказывался ходить в школу, замкнулся. А такой весёлый был мальчик! Директор школы сказал, что его нужно в интернат отправить для детей с дефектами речи, и отчислил его из школы.
Поехали мы в интернат. Сначала мне показалось, что там хорошо.
Воспитательница вроде добрая, наговорила мне всего: и логопед у них хороший, и учителя специальные, и кормят хорошо. Я всему поверила. Приезжаю через месяц и просто в ужас пришла, в каком состоянии мой ребёнок! Вывели мне его в мокрых штанах, а нянечка его ещё при мне отругала: – Он у вас ссытся, не приучила его проситься, а мне убирай за ними!
Он заплакал, я тоже. Никогда он дома не писался, ни разу.
Бледный какой-то, маленький. Переодела я его, вещи собрала, и уехали мы. В поезде он заснул, а я всю дорогу плакала.
Подходит ко мне проводница и говорит: – Пойдём ко мне в купе. Поговорим.
Сказала она мне, что под Москвой, в посёлке Кратово, женщина очень хорошо лечит заикание у детей. Запись к ней за полгода, приезжать на собеседование надо с ребенком. Она дает методички, как заниматься дома, а потом уже сама лечит и очень успешно.
Я ей сказала, что мы уже и у бабок были, и гипнозом лечили, всё без толку. А она говорит, что эта женщина - врач, и вылечит обязательно. Дала мне адрес и телефон.
Приехали домой, я начала у него вшей выводить, парным молоком поить, яички свои, свежие. Смотрю, порозовел мой мальчик, окреп.
А говорит всё равно плохо. Позвонила я по телефону, что проводница дала. Ответили, чтобы приезжала на запись с ребёнком. Ну, мы и поехали в Москву. В Кратове красиво очень: сосны, ели в снегу, белки прыгают. Записали нас на двадцатое мая, а был январь. Дали отпечатанные методички, показали, как надо заниматься. И что меня удивило – петь надо больше.
Ещё мне сказали, что учительница должна на дом к нему приходить. А я и не знала, что закон такой есть.
Приехали домой, я в школу пошла и такую взбучку директору дала, запомнит надолго.
Учительница стала приходить. Он мальчик умненький – быстро нагнал, что пропустил. Особенно у него математика хорошо шла и рисование. Как раз и в рекомендации было, больше рисовать и писать печатными буквами на больших листах. А ещё – петь больше.
А главное – покой в доме. Дочери мои с ним много занимались, как в методичках написано, и к маю мальчик мой стал хорошо говорить, почти не заикался.
Приехали мы в назначенный день и час. Приняла нас сама врач, Надежда Дмитриевна. Молодая совсем, лет тридцать, простая такая с виду. Поговорила с сыном, посмеялась с ним, пошутила. Он как-то сразу потянулся к ней. Мне сказала, чтобы я сняла комнату на месяц, утром приводила его, а вечером забирала.
Одновременно она занималась с группой детей примерно одного возраста, в течение месяца. Стоило это совсем недорого.
Я ещё подумала, что же ей остаётся? Детей там ещё кормили обедом – привозили из соседнего детского санатория.
Да аренда дачи, да помощница? Она просто подвижница какая-то!
Как лечение шло, я не знаю. Сын говорил, что они повторяют за ней слова и предложения, поют хором, рисуют и занимаются в спортивной комнате. Я думаю, она знала, что делать.
Женщины рассказывали, что Надежда Дмитриевна защитила кандидатскую диссертацию по своему методу, но в поликлинике ей не разрешили так лечить – есть утвержденная методика.
Она взяла лицензию и действительно вылечивает!
Вернулись мы совсем здоровыми. Врач сказала, что если будут сбои, сразу приехать к ней. Но вот уже год прошёл, а Костик говорит чисто и быстро, уже и забыл, что заикался.
Очень прошу, напишите про неё – таких людей я больше не встречала."
Дальше шла подпись и пожелание всем доброго здоровья.
Алексей вспомнил, что у них в классе тоже один мальчик заикался, и его дразнили, и никто с ним не дружил, стало стыдно, даже в краску бросило.
Приехал на место уже вечером, его ждали, телеграмму получили.
Алексей привёз гостинцев: конфет московских и докторской колбасы батон. Всё это было тогда в дефиците.
Мальчик был бойкий, белобрысый, весёлый. Говорил очень чисто.
Старшие сёстры посматривали на молодого журналиста с интересом, смущались. Отца семейства не было, подрабатывал сторожем – семья большая. Мать ещё раз рассказала про их мытарства и чудесное исцеление. Переночевал, утром сделал несколько снимков и уехал в Москву.
Предстояло самое трудное: встретиться с врачом, договориться об интервью. Согласится ли она?
Худшие опасения подтвердились. Надежда Дмитриевна отказалась от интервью и категорически запретила писать о ней.
Напрасно Алексей просидел весь день на скамейке около дачи, где шло лечение, она так и не вышла.
Подошла помощница, пожилая женщина, с добрым лицом.
– Что ты тут сидишь, мерзнешь? Сказала она тебе, что не хочет этого очерка! Она с трудом получила лицензию. А будет статья - и отнимут! Зависть страшная штука.
– Как же так!? У меня письмо, всё подтвердилось.
– Иди домой, не надо ничего писать, ты молодой ещё, много чего не понимаешь. Оставьте её в покое, дайте спокойно работать, ведь она почти бесплатно лечит. Я больше её получаю. Святой человек!
Алексей ушёл. Всю дорогу думал: как же так? Чуть не плакал.
Редактор сказал: – Я так и думал. Не пришло ещё время. Ладно, вот другие дела, займись.
2. Надежда Дмитриевна.
Обычно дети, у которых нелады со здоровьем, хотят стать врачами. Надя была совершенно здорова. Семья многодетная – пятеро детей. Отец и мать верующие, пели в церковном хоре по выходным. Работали оба в НИИ. Отец даже был кандидатом каких- то наук, мама работала лаборанткой. Дети – четверо мальчиков и одна девочка Надя, редко болели. Росли, как трава в степи. Старшие смотрели за младшими, так и жили, бедно, дружно.
Когда родился младший, Игорёк, Наде было десять лет, а старший брат уже в армии служил. Наде пришлось быть и мамой и няней. Мать рано вышла на работу. Надя брала братишку из яслей, потом из садика, кормила, купала и очень полюбила его. Ей казалось, что она без колебаний отдаст за него жизнь.
Мальчик рос спокойный, но почему- то долго не говорил. А как начал говорить, сразу стал заикаться. Немного заикался и старший брат, но совсем чуть-чуть, его даже в армию взяли. А Игорёк говорил с трудом. В детском саду был логопед, она с Игорьком занималась, но результатов почти не было.
Надя сразу начала активно лечить его. Завела тетрадь, куда записывала слова, которые трудно ему даются, что предшествовало этому – обидел ли кто? Пыталась его рассмешить – весёлый он меньше заикался. Как-то заметила, что когда он поёт, не заикается совсем. Стали петь, даже сказки пели. Когда он рисовал или раскрашивал, тоже не заикался.
Так начала создаваться система. Надя свою учёбу почти забросила – лечила Игорька. Когда пошёл в школу, почти не заикался, а у доски не мог слова сказать. Надя пошла к учительнице, попросила, чтобы не вызывали к доске, пусть пишет в тетради. Тут было полное понимание. Дети тоже не обижали – старшие братья постарались.
А Надя продолжала заниматься с ним. Взяла в библиотеке мединститута книги по лечению заикания. Кое-что там было дельное, помогло ей.
Кем быть – вопрос не стоял, конечно, логопедом.
В институте познакомилась с парнем – он уже учился в аспирантуре, стали встречаться. Он предлагал замуж, Надя не соглашалась – как она бросит Игорька? Парню это надоело, расстались. Больше у неё никого не было, где она могла встретить человека? В институте одни девчонки.
Зато Игорёк говорил всё лучше и лучше. Надя поняла: нужно развить в нём спокойную уверенность в себе – никаких комплексов.
Когда мальчик пошёл в шестой класс, Надя поступила в аспирантуру. Игорь говорил хорошо – сколько труда вложено.
Надя уже готова была защищаться по своей системе. Но надо было ещё доработать кое- что. Начала заниматься с группой детей в поликлинике. Результаты превзошли все ожидания – родители боготворили. Диссертацию защитила легко, в нескольких журналах напечатали сообщение о её методе. Надю пригласили работать в Германию, в ГДР. Но её не выпустили – родители работают в закрытом институте, верующие, да и сама она держалась уж очень независимо на собеседовании в Горкоме.
Пошла работать в поликлинику логопедом, преподавала в институте детскую психологию. На её лекциях всегда аншлаги.
Как-то заведующая поликлиникой услышала, как её группа детей с дефектами речи, поёт.
– У вас что, тут хор Пятницкого? Извольте заниматься по утвержденной методике. Ещё раз услышу, уволю. Назащищают диссертаций и делают, что хотят. Безобразие.
Надя уволилась. Но стали приходить мамы, бабушки, папы – просили заниматься частным образом. Это было в то время запрещено, к тому же лучший результат давали групповые занятия.
Как-то случайно встретила своего бывшего возлюбленного, сказала о своих проблемах. Он был уже женат, солидный мужчина, работал в министерстве. Обещал помочь. Лицензии на частную практику давали с большим трудом. Он предупредил, чтобы не афишировала.
Так началось её служение детям.
Мамы сидели на скамейке около дома. Слышно было, как дети хором поют, повторяют за Надей слова, предложения, смеются. В конце занятий хором скандируют: " Я- буду-говорить-хорошо!"
Неожиданно одна женщина расплакалась: – Столько мытарств, унижений, неужели всё кончилось?
Соседка погладила её по плечу: – Все мы через это прошли.
Однажды приехали на черной «Волге» два молодых человека и попросили Надежду Дмитриевну, пока дети обедают и спят, съездить к одному, очень значительному лицу.
Надежду проводили в кабинет члена ЦК КПСС. Он был предельно вежлив, усадил в удобное кресло, попросил принести чаю с бутербродами. Чтобы Надя не смущалась, сам принял участие в трапезе. Надя черной икры никогда не ела, и с удовольствием съела бутерброды с икрой и сёмгой. После некоторого молчания, он наконец сказал: – Внук заикается. Сноха довела: заставляет музыкой заниматься, а он не хочет, так она бьёт его по лицу!
– Это недопустимо! Как Вы это допускаете!
– Можете помочь?
– Постараюсь, но я занимаюсь с группой детей, это даёт лучшие результаты. Внука привозите завтра. Но предупреждаю: дома должна быть абсолютно спокойная обстановка, проследите за этим. Музыку исключите, только хор и бассейн.
После того, как Надежда вылечила мальчика, ситуация изменилась.
Ей предоставили большой кабинет в одной из лучших поликлиник Москвы, со спортивной комнатой и бассейном. А в министерство поступила директива: пересмотреть методы лечения заикания с учётом новейших разработок молодых учёных.