Жилы на его лбу вздулись и медленно пульсировали. Он был разъярён, и казалось, что его голова лопнет, как лампочка, не выдержавшая напряжения. Осколки разлетятся по углам, забивая собой трещины в полу. И станет темно. Словно наступил конец Вселенной. Мрак покроет завесой сантиметр за сантиметром, и медленно преградит путь зрению. Каждый станет незрячим не от глаукомы или разрыва зрительного нерва, а потому, что перестал существовать свет. Никаких тонов и оттенков, только пустота, в которой теряется ориентир даже в собственных мыслях. Невозможно быть уверенным, сколько пальцев ты загнул на руке, и закинул ли ты ногу на ногу, когда сидишь на стуле. Может, это и вовсе не стул, и то, что ты сел -- это самообман. Ты не можешь знать наверняка, ведь ты не видишь даже своих мыслей. Уже невозможно разобрать, что являлось плодом фантазии, а что происходило наяву. Любой сон из прошлого становится твоей истинной историей.
Теперь ты уверен, что в тот раз, когда с другом ходили в лес по грунтовой дороге с глубокими промоинами, вы точно слышали медведя. Он вышел к вам из кустов дикой малины, наступая лапами на опавшие ягоды. В воздухе запахло бабушкиным вареньем, и показалось, что в зубах застряла малиновая косточка, которую никак не достать уже уставшим от попыток языком. И вот, этот медведь, со сладкими от варенья лапами, пробирался к твоему другу, потому что тот ушел несколько вперед от тебя. Робийяр выпучил глаза, а его губы, предательски дрожа, не хотели складываться для образования нужных звуков, и он промычал что-то вроде: "Ооээ, эээ мээвээ". Он пригнулся, и медленно ухватился руками за колени, чтобы не упасть от испуга, но бежать не решился. В это же время медведь, чавкая, подбирался к нему, явно не пытаясь напугать лысое существо. Косолапым двигал интерес и наивность молодости. Еще не будучи большим, он уже не являлся медвежонком. Юнец, забредший из леса к людям, искал ответы на волнующие каждого медведя вопросы. А ты стоял, едва сдерживая вопли, смотрел на сгорбленного Робийяра и принюхивающегося медведя, который подошёл к нему вплотную. Еще пара мгновений. Одна секунда. И Робийяр лег пластом, а на нем медведь, вылизывающий его перекошенное от ужаса лицо. Во всю прыть ты пустился вниз по дороге, забыв о друге. Надо позвать на помощь. Или взять кочергу у печки. А может достать дедушкино ружье? А что, если оно не заряжено? К тому, же ты не умеешь стрелять, из-за чего разразился рыданиями. Бежал, хлюпая носом, и по щекам горячие ручейки мчались к ушам, в которых стоял свист ветра. Спотыкаясь, и задевая левой голенью правую, ты всё же добежал до ближайшего дома в селении, и на глаза попался странный предмет. Полукруглая железяка, похожая на затупленный серп, покрытый красной ржавчиной. Ты схватил её левой рукой, и полетел обратно к другу. Переложив во время бега серп в правую руку, заметил, что вторая рука в красных разводах цвета засохшей крови. От этого к горлу подкатил ком, и новые потоки слез хлынули на малиновое лицо.
Робийяр уже не лежал на земле, а сидел и чесал медведя за ухом. И он не один. В том смысле, что не один человек. Рядом еще кто-то. В красном с желтым пятном одеянии. Слезы не пускали четкое изображение, и ты вытер глаза рукавом холщовой рубахи. Немного больно. Рядом стояла девушка. Да, определенно, молодая высокая девушка лет двадцати. Её волосы убраны в гладкий пучок, как у балерины. На ней бордовый камзол с жабо цвета спелой кукурузы. Она смеялась. Робийяр смеялся. Даже медведь, похоже, смеялся. Все хохотали, кроме тебя. Ты, как маменькин сынок, испугался и побежал звать на помощь. Ты не Чип или Дейл. Ты жертва, которой нужна кочерга, или битая бутылка, чтобы спастись.
-- Чего встал? Дуй сюда, тут такое произошло, когда ты сдрейфил и убежал!, -- крикнул Робийяр.
"Да, сейчас", -- еле сдерживая рыдания, ты подошел к необычной троице.
Оказалось, что это действительно молодой медведь, которого дрессирует Кало в бродячем цирке. А девушка очень приветливая, и у нее небольшая щель между передними верхними зубами, что придавало её вычурному наряду оттенок глупости и несоразмерности.
"Что за странное имя у тебя?", -- спросил ты.
-- Это псевдоним. Такая штука, вместо имени. Я его использовала в цирке, когда начинала, а теперь уже сама забыла настоящее. Это всё потому, что картины Фриды Кало сильнее моих воспоминаний. Мне даже имя не нужно. Есть только то, что дала мне вода.
Ни ты, ни твой друг не поняли, что именно она имела в виду, и не обратили на это никакого внимания, поскольку всё оно было обращено к загорелой брюнетке, вышедшей из леса в бордовом камзоле за медведем.
Вы пошли за ней лишь потому, что она пообещала что-то очень интересное, от чего будете в восторге. Но ты не доверял ей. Казалось странным всё: кукурузное жабо, странная одежда, туго завязанные волосы и еще... Она хромала. Тебе потребовалось много усилий, чтобы разглядеть то, что она ловко прятала. Робийяр точно не заметил, он, кажется, влюбился в неё не на шутку. Смеялся над глупыми рассказами про акробатов, упавших с вышки, про красотку, сломавшую шею на представлении с конем. Странная девушка, как ни посмотри. Кто же смеется над чужой болью? Тебе она сразу не понравилась. И даже не потому, что она забавлялась такими ужасными вещами. Что-то в ней было не так. Вдалеке послышалась музыка.
-- Мы почти пришли. Еще несколько меток, и мы на месте, -- Кало отрезала от очередной красной ленты на дереве
небольшой кусок, и бросила на землю.
"Вообще-то мусорить в лесу -- плохо", -- нудно протянул ты.
-- Не слушай его, Кало, он всегда такой правильный. Ему сложно угодить, даже если твоя обувь начищена до блеска. Он найдет пятнышко, и укажет тебе на него, -- вставил раздраженный Робийяр.
-- Ничего, -- тихо ответила она.
Ты взбрыкнул, но ничего не сказал.
Выйдя на опушку, вы зашагали быстрее. Шум усилился. В кричащей толпе звучала гитара. Ты спросил, почему никто не беспокоится, что Кало гуляет по лесу с медведем, ведь он может удрать.
-- Так и есть, он каким-то образом вылез из клетки, пока никто не видел, и скрылся в лесу. Когда я это заметила, решила не беспокоить друзей, и отправилась на поиски сама. У меня хороший нюх, я его нашла по следам.
"Ты нюхала его следы?", -- съехидничал ты, и осекся, поняв, что вопрос слишком глупый.
Кало лишь рассмеялась, а Робийяр, которому устроенный балаган начал надоедать, грозно заглянул тебе в глаза и поджал губы.
На поляне стояло два больших красных шатра и четыре поменьше. Сзади них громоздился длинный прицеп, где, видимо, перевозили животных. Тент каждого шатра был в каких-то черных и желтых, как кукурузное жабо Кало, загогулинах. На минуту показалось, что шатры сшиты из десятков её камзолов, а дурацкие воротники с рюшами были порезаны на кусочки и сложены в пазл. Издалека ты не смог его разглядеть, и захотел непременно ознакомиться с ним.
-- Нам нужно пробраться незаметно в самый последний шатер, и запереть Муфту до того, как Баала вернется, а то будут проблемы.
Ты помнишь, как едва сдержал злорадный вопль, когда Кало сказала это. Ты мог бы выдать её с потрохами, но что-то остановило твои потоки злобы.
-- Кто такой Баала?, -- почесывая затылок, поинтересовался Робийяр. Ты ухмыльнулся. Было забавно наблюдать, как твой друг пыжится ради внимания взрослой девчонки.
Тебе всего девять, а ему тринадцать. Он частенько бахвалился тем, что поцеловал соседскую девчонку, которую все звали Веснушкой. Ей было пятнадцать, и в школе у неё уже появилась геометрия, отчего победа Робийяра казалась весомее в глазах остальных мальчишек, бегающих за одноклассницами. Поцелуй, если верить его словам, произошел на заборе, когда он сидел возле её дома на продольном бревне, свесив ноги, и насвистывал мазурку. Веснушка возвращалась с подготовительных занятий в старшую школу, и начала задирать его, чтобы он убрался оттуда.
-- Эй, конопатая, у тебя что-то упало!
-- Очень смешно. Проваливай, пока не накостыляла тебе по твоей дурной головешке.
-- А вот и нет. Силёнок не хватит. В отличие от меня, ты не носишь дрова дважды в день, и я тебя уложу одним мизинцем, -- загоготал Робийяр.
Веснушка порывисто подбежала, и замахнулась сумкой, которую проворный Робийяр сбил рукой, после чего захватил запястье девушки. Притянул её к себе, и поцеловал. Что было дальше, он не рассказывал, но обязательно добавлял, что Веснушка покраснела и ушла домой довольной. Но ты всё видел. Ты сидел на дереве поодаль, читал про красных карликов, и остановился на главе про Проксиму Центавра, самую ближайшую после Солнца звезду, когда услышал голос Робийяра. Он не знал, что ты находился рядом. Видел, как Веснушка оставила маленькую Вселенную ему на глазу. Как твой друг свалился с забора, и наставил себе еще больше синяков, после чего, отчаянно ругаясь, убежал к себе домой. Естественно, юный Казанова не признавался, откуда синяк, и нагло врал. Но ты не выдал его, хотя сам чуть не грохнулся с ветки от смеха. И ты сохранил его позор в тайне.
Поэтому твой друг считался взрослым, и имел власть над мелкотой. Не то, что ты, та самая мелкота, кого поцелуи приводили в недоумение, и от одной мысли о них хотелось плеваться. Тебя интересовала астрономия, как появилась Вселенная, и что представлял собой Бог, и как до него добраться. Куда интереснее, чем какие-то девчонки в разноцветных юбках.
-- Баала -- это наша мать, -- начала Кало, -- она здесь главная, и все её боятся, хоть и любят всем сердцем.
Вы сделали большой полукруг со стороны, где циркачи не могли вас поймать. Ты вошел в шатер следом за Робийяром, и вдруг врезался носом в его спину. Отойдя на метр вбок, ты задрал голову и увидел нечто. Оно высилось над головой в полтора твоих роста; а тени падали таким образом, что лица было не разглядеть. Но несмотря на это, ты понял, что это -- двухметровая женщина с пышными формами. С такими пышными, что никто бы не удивился, если бы узнал, что она обедает маленькими мальчиками. На эти формы был надет тот же самый дурацкий камзол, только черного цвета, и без жабо. Огромная грудь виднелась из-за верхних расстегнутых пуговиц, и ты отвернулся в отвращении.
-- Какого черта, Кало? Почему медведь не в клетке?, -- с нескрываемым раздражением процедила великанша, скрестив руки на груди.
Ты, едва скрывая удовольствие, ждал, как Кало потупит глазки, и начнет блеять в свое оправдание, но твои надежды не оправдались.
-- Да такого! Муфте тоже хочется иногда гулять по травке, и вдыхать ароматы леса, -- невозмутимо ответила девушка.
-- Что ты городишь, несносная мартышка? Он убежал бы, и не сносить тебе головы, -- чуть громче продолжила Баала, а пальцы на скрещенных руках уже отстукивали три четверти.
-- Это мой медведь, и я сама решу, что он будет делать и когда, никому тут дела нет до него, кроме меня!, -- выпалила Кало, и, обратившись к нам, сказала, -- пойдем.
-- Эй, медведя запри назад! И что за мальчуганы тут бродят такие?, -- бросила в наши спины разъяренная мамаша Кало.
"Почему ты не заперла медведя и ослушалась маму?", --прищурившись, обратился к девушке ты, когда вы отошли от логова дракона.
-- Она не моя мама. Мы так просто называем её. Это тоже цирковое. А медведя сейчас нельзя запирать, пока она там злая. Она его побьет.
Мы с Робийяром переглянулись, и ничего не ответили на это.
-- И что мы будем делать?, -- после неловкого молчания всё же вставил влюбленный.
-- Вы пока погуляйте здесь, если что, говорите, что вы мои друзья, и всё будет в порядке. А мне надо с Муфтой отойти ненадолго. Не больше получаса, и я найду вас, -- с этими словами они испарилась в толпе.
"Ты как хочешь, а я пойду смотреть рисунки на шатрах", -- продолжил ты.
-- Валяй, я пойду погляжу, что там за гитара, и кто на ней лабает.
И ты пошёл. Но разочаровался в увиденном. Тебе хотелось увидеть что-то таинственное, что бы раскрывало суть этого цирка, и помогло бы лучше узнать, кто такая Кало, и какие секреты она прячет за своей щербатой улыбкой. Тебе казалось, что должна быть какая-то брешь, осечка, откуда выльется, словно раскаленная лава, правда её жуткой жизни. Но она не выливалась. Ты всё еще не знал, кто эта девушка, и почему она так привязана к медведю. А еще хромает на правую ногу, но никто, кроме тебя, этого не замечает. Словно, это то, что ты придумал, приписал ей как правду, а в действительности ничего такого и не было. У неё были здоровые крепкие ноги, равной длины, и однозначно целые, а ты придумал глупости из ревности и для поглаживания своего эго.
Ты стоял у маленького шатра, поставленного с той стороны, где крики под музыку стояли громче всего. А на красном тенте красовались желтые подсолнухи, нанесенные явно не очень умелой рукой, раз издалека это были кракозябры, а не цветы. То, что это растение солнца можно было понять только если внимательно приглядеться. Черная сердцевина, разбавленная той же желтой краской для эффекта "в ней что-то есть, и это вроде семечки", хотя на деле это была убогая мазня. Желтые лепестки вышли получше, но лишь потому, что не смешивались с "грязными" красками. Чистенькие такие лепестки, но корявые до безобразия. Раздосадованный, ты побрел на поиски друга в противоположную сторону, ко второму большому шатру, забыв, что он планировал поглядеть на гитару. Крики немного стихли.