Гл.32
Уля дала добро на возвращение в свою группу. Если бы на чужую, то, возможно, она бы ещё поторговалась и, скорее всего, пошла в разнорабочую бригаду, но от родных бурёнок девушка не посмела отказаться. О таком скором намерении она доложила родителям и неожиданно столкнулась с несогласием матери.
- Уль, зачем тебе туда, на ту ферму? Лучше бы по теплу оформилась к овощеводам, там звено сплочённое, почти вся молодёжь и всегда будут рады такому пополнению.
- Мам, да ты сама меня отговаривала от этой работы! Не ты ли предостерегала, что там зимой холодно, а осенью и весной дождливо?
- Всё так, не спорю. Боюсь я, Уль. Из-за подруг твоих. Нынче они ещё злее от неустроенности в личной жизни, вот и начнут потом на тебе всё зло сгонять.
- Не сахарная, не растаю. - буркнула Уля, но в душе полностью разделяла мнение матери.
И в этот же день, проследив, когда Даша со Светой и Верой вернулись с утренней дойки, украдкой помчалась в корпус. Да, подобное зрелище не для слабонервных. Только почуяв её, ещё за версту, коровы подняли такой рёв на всю ферму, пытаясь освободиться от привязи, что сбежались перепуганные скотники.
- Улька, это ты? А мы уже думали, что воры бурёнок воруют. Гля, как ластятся, узнали хозяйку рогатые.
Уля подошла к каждой животине и на всех разделила буханку хлеба, прихваченную из дома, обещая своим "подопечным", что завтра на зорьке она приступит к привычным обязанностям.
Почти всю ночь девушка не спала. Только закроет глаза, как тут же возникает неприятная картина её встречи с девчатами. А то, что будет не так, как ей бы хотелось, в этом сомневаться не стоило. Но Уля поставила перед собой цель - помириться с подругами, потому что совершенно не представляла, как трудиться под одной крышей и волком зыркать друг на дружку.
Она встала задолго до начала дойки, но когда появилась на ферме, то с удивлением обнаружила, что товарки уже тут как тут. Видимо, Иван Маркович их предупредил, что Уля принимает свою группу.
Девчата сидели на куче силоса и вели спокойную беседу, не обращая на неё ни малейшего внимания.
- Доброе утро! - весело поприветствовала их Уля.
- Привет. - чуть слышно ответила за всех Даша. И всё. Они отвернулись и продолжали разговор, а на неё ноль эмоций, как будто она и не стояла рядом.
- Ладно, отдыхайте. А я пойду коровкам соломы подстелю. - как ни в чём не бывало отчиталась Уля.
Работалось легко, она соскучилась по всему и даже не заметила, что уже стелет не свою сторону, а Дашкину.
"Ладно, не переутомлюсь." - и она разнесла солому по всему корпусу, включая коров Светы и Веры. Уля была на сто процентов уверена, её заботу видели, но сделали так, вроде для них это новость.
- О, ты и нам разложила... - проронила на ходу Даша и приступила к дойке. Ни спасибо тебе, ничего.
"Терпи. - приказывала себе девушка. - Главное, не взрывайся. Иначе все старания даром. Надо же как-то настраивать былую дружбу."
Уля управилась раньше всех, но домой не торопилась, а приступила помогать всем по очереди. От помощи не отказывались, но снова никакой благодарности.
Домой шли все вместе. Подруги позволили ей находиться поблизости, но по-прежнему ни о чём её не спрашивали и она по-прежнему была для них пустое место.
Обида раздирала на части, а слёзы так и норовили брызнуть из глаз, но Уля собрала в кулак всю свою волю и продолжала "играть" по их сценарию.
Так длилось три недели. Всё это время девушка доила и себе и подругам, хваталась за самую тяжёлую работу, но взаимности так и не добилась.
Когда уже совсем потеплело и все дороги высохли от зимней грязи, то на улице во всех концах раздавался детский гомон. Ребятня, которой надоело сидеть зимой по хатам, не могли насладиться свободой. На высокой акации были приторочены качели, Уля понятия не имела, кто это смастерил, она помнила их всегда, ведь и самой приходилось на них кататься. Но качели, по своей "конструкции", необычные, сделанные по старинке. К двум толстым верёвкам крепилась длинная доска и на ней могли уместиться сразу несколько человек. Верёвки периодически заменяли, когда те выходили из строя, возможно, и доска уже другая, но принцип раскачивания оставался однообразным.
Не далеко, у забора тёти Нади Коломиец, стояла широкая лавочка, на которой обычно усаживались мамаши, чтобы наблюдать за малыми детками. Часто там восседали и подруги, а как-то и Уля присоединилась к ним. Её не прогнали, но полностью игнорировали. Трогать не трогали, ведь раньше они являлись порядочными "матронами", а сейчас этим уже не похвастаешься, но и принять её к себе, по всему видать, не собирались. Извинения просить Уля тоже не хотела. Дело в том, что они не меньше перед нею виноваты. Да она и так, как может стремится навстречу, но всё время бьётся о холодную стену непонимания.
У Светы, младшей её девочке исполнилось только три года, за ребёнком нужен глаз да глаз, вот она и караулила за малышкой, но когда в их обществе появилась Уля, то как-то незаметно это стало её "призванием". Девчата сидят отдыхают, а она мотается за непоседливым ребёнком, дабы несмышлёныш не угодила под раскачиваемую доску.
Уля осознавала, что её просто используют и как-то не выдержала:
- Да что же вы за люди, такие чёрствые? Вы же видите, я стремлюсь вернуть нашу давнишнюю дружбу, а вы, как истуканы... Или смотрите на меня, как на раздавленную лягушку. Я переживаю, бросаюсь подсобить, а вы ко мне задом. Разве так можно поступать, я же вам не собака!
- А кто тебя просил нам подсоблять? Это было добровольное начало. Сама липнешь, как репей. - с ехидной ухмылкой высказалась Верочка.
"Ах так?!" - и с тех пор Уля тоже игнорировала товарок. Больше не вызывалась помочь, а выполняла лишь свои обязанности. И у неё сразу времени образовалось вдосталь, ведь обратно в село она теперь добиралась сама, а не разделяла компанию медлительных подруг.
Вскоре, у Веры разболелся желудок и она три дня пролежала в постели, а её группу раздаивали Даша со Светой. Уля слышала, как они нарочно громко сетовали, мол, побыстрее бы домой, огороды ждут, а тут ещё лишних коров доить не к стати. Уля поняла намёк, но даже ухом не повела.
"Как вы ко мне, так и я к вам."
Как-то вечером ей захотелось блинов, а яиц в холодильнике не нашлось, закончились. До родителей далековато бежать и девушка кликнула тётю Надю соседку.
- Уля, есть яйца, я уже дня три не выбирала, подожди меня, я скоренько. А деньги убери. Принесёшь мне бутылку молока с фермы, вот это и будет твоя оплата.
От нечего делать Уля уселась на лавочку и только сейчас заметила, что подросшие детки сильно раскачались на качелях, а в опасной близости от них бегала маленькая Кристина, дочь Светы. Девушка тут же подскочила и схватила ребёнка, прижав к животу. Света тоже показалась на порожках, проверить обстановку, но удостоверившись, что её малышка в надёжных руках, скрылась в доме. Уле это сильно не понравилось и она отправилась к Свете вместе с её девочкой. Зашла прямо в комнату, чем шокировала хозяйку.
- Света, следи за своим чадом. Я не нанималась к тебе в няньки, понятно?
- А никто и не просил, смотри, явилась меня учить! Без тебя управлюсь, проваливай отсюда. - Уля ничего не ответила, но от неё не укрылось, что у подруги не убрано, везде грязь и бардак. Повсюду валяются не стиранные детские вещи, на которых с удовольствием спала кошка с котятами.
"Вот это да! Ничего себе, Свету жизнь труханула! Не мудрено, что и она скоро с мужем расстанется. Какой нормальный мужик вынесет такой вопиющий беспорядок? Да это просто бомжатник, а не человеческое жильё. Поэтому Светка и наорала на неё, стыдно стало, что Уля застала её врасплох."
С блинами возиться уже не хватило терпения и Уля решила посадить морковь, до которой никак не доходили руки. Спереди не осталось места и она двинулась в конец огорода. Ничего страшного, если морковка будет расти за картошкой и кабачками.
Завозившись с посевом, она не придала значения, что на улице крики детей стали сильнее да и взрослые голоса сюда добавились. Просто их разделяло немалое расстояние. Но когда девушка вернулась с приусадебного участка, то с изумлением обнаружила, что возле двора Светы собралась приличная толпа людей. Сердце, как-то нехорошо подпрыгнуло и опустилось, а потом понеслось с бешеной скоростью.
- Уля, тут такое... - крикнула ей тётя Надя. - У Светы Кристиночку качелей сбило.
- Господи... Сильно, тёть Надь?
- Сильно, Уля, сильно. Всю головёнку размозжило. Ещё живая, но... - женщина прикрыла рот ладонью, вроде не смела сказать о самом страшном, чтобы не сглазить ребёнка. - Светка с ней в больницу поехала. Их Толик Середа на машине повёз, председатель дал колхозную.
Уле хотелось завыть во всё горло, а ещё больше отколошматить Светку.
"Как можно не усмотреть за девочкой, я же предупреждала её."
Девушка плакала до самого утра и как чувствовала, Кристиночка не выжила. Девушка еле доплелась до фермы, Света, естественно, отсутствовала, а Даша с Верой посмотрели на неё уничтожающим взглядом.
- Что смотрите, как на прокажённую? И в этом несчастье хотите меня обвинить? Не выйдет, понятно, не выйдет! Всякая мать обязана воспитывать своих детей без посторонней помощи, на то она и мать. Это во-первых. А во-вторых... Вы вот обзывали меня буржуйкой, да к односельчанам я, вроде, отношусь отвратительно. А вы кто? Сами задержитесь у зеркала, на кого похожи? Используете чужой труд и никакой благодарности в ответ. Вы не в то время родились, слишком поздновато. С вас бы отменные эксплуататорши получились. - захлёбываясь, кричала Уля, но девчата сохраняли молчание. И, может ей показалось, вроде даже немного засмущались. Значит, есть ещё совесть.
На похоронах Ули не было, какой смысл? Да и Наталья Владимировна отсоветовала. Раз у них не лежит к ней душа, то ничего доброго из этой затеи не получится. Но потом, баба Варя, которая давала ей грибочки, по секрету доверилась Уле. Мол, после похорон Светка осталась наедине с подругами и пыталась её обвинить.
- Улька специально убралась с лавочки, могла бы предупредить, что на огород уходит. - сказала Света.
Но Даша, якобы, заступилась, и Вера её поддержала.
- Не Улька родила Кристину, а ты! Вот тебе и присматривать за нею, а Улька не обязана перед тобой отчитываться. Сама ты, Светка, виновата во всём. Это ты своего дитя на тот свет отправила.
Улю обрадовали такие новости. Нет-нет, малышку она до сих пор оплакивала, но то, что Даша с Верой справедливо рассудили, уже много чего значило. Проблески есть и это только начало.
Света явилась на работу спустя неделю. Всё лицо было разукрашено синяками. Это её муж постарался и его можно немного понять. А после он и совсем исчез. Собрал вещи и куда-то укатил. Кто предполагал, будто на Север за длинным рублём, а кто брал на себя ответственность заявить, что Светка и вовсе теперь его не увидит.
Подруги нынче разделились на три лагеря: Дашка с Верой, и Светка с Улей по одиночке. Света не могла простить товаркам, что не разделили её доводы, а те, как Уля наблюдала, и не собирались вымаливать у неё прощения.
Уля полностью согласна с тем, что Света просмотрела Кристиночку, но её душа не могла согласиться с другим: Света каждый день заливалась слезами, лицо у неё уже опухло от постоянных рыданий, а девчата ни разу не выразили ей, хоть малейшее сочувствие, они продолжали вести себя так, вроде ничего не происходит. Это жестоко. Сама же, не смела успокаивать Свету. После того, как последняя обвинила девушку в самом страшном, то подойти первой, значит признать свою вину.
Больше не находя в себе сил быть свидетельницей всего разом нахлынувшего, Уля отпросилась на выходные. Она шесть недель работала без передышки и теперь ей было положено шесть дней отгулов.