Его сгрузили военным летом сорок третьего года с железнодорожной платформы на однопутном перегоне между станциями Фрязино и Ивантеевка. С одной стороны железной дороги был густой еловый лес, а по другую сторону - обширное поле с не скошенной травой.
Ребята с ближайших домов во Фрязино не знали, как немецкий танк оказался посреди поля, в полукилометрах от насыпи железной дороги: то ли он прошёлся по полю своим ходом, то ли его тянули тягачом.
Но скоро за дальним лесом стали слышны раскаты орудийных выстрелов – танк послужил мишенью для пристрелки нового образца нашей пушки-сорокопятки с её удлинённым стволом.
Спустя неделю, когда буханье выстрелов стихло, мы с Мишкой Дёминым и Генкой Березиным пошли посмотреть, что стало с немецким танком. Мы опасались, не увезли ли его с поля, и нам не удастся полазить по его брони.
Сначала мы, босые, в лёгких рубашонках дошли от наших двухэтажных «стандартных» домов до станции Фрязино (сейчас это «Фрязино-товарная», а современная «Фрязино-Пассажирская» не была ещё даже в проекте).
Метрах в трёхстах к северу от станции простиралось большое озеро овальной формы с топкими торфяными берегами, заросшими тростником и осокой. Только в одном месте, прямо напротив станции, был единственный песчаный кусочек берега, откуда можно было войти в воду, чтобы искупаться. Старожилы посёлка Фрязино говорили, что на месте сегодняшнего озера было большое болото, откуда землечерпалка доставала торф и откладывала его на берегу для просушки.
После работы землечерпалки остались на озере небольшой топкий островок с редкими кустиками ивы на нём, да ещё большой полуостров, связанный с берегом узким заболоченным перешейком. Полуостров с редкими кривыми берёзами и елями, растущими на нём, разделял пространство озера на две части: большую, где было место для купания, хорошо освещённую солнцем, и, в общем-то, отрадную для глаз, и меньшую часть, тёмную, окружённую с трёх сторон угрюмыми елями. Говорили нам, ребятам, про это место, называя его омутом, что там, в тине, обитают русалки с рыбьими хвостами и косматыми, длинными, как осока, волосами.
И вот мы втроём идём по узкой тропинке вдоль полотна железной дороги в сторону Ивантеевки. Пока ещё утро, но безветренно, и солнце начинает жарко греть наши бока и спины. Первым из нашей ватаги шёл белоголовый Генка Березин (Берёзка по прозвищу). Замыкал нашу колонну Мишка Дёмин (Дёмка), как бы охраняя нас от нападения сзади.
Берёзка был очень общительным, всем встречным взрослым, даже незнакомым он говорил «Здравствуйте» и часто протягивал им руку для пожатия. Взрослые дяди, улыбались, руку Березке не подавали, но почти всегда старались потрепать мальчишку за белёсые вихры. Дёмка, старше нас с Берёзкой на два года был вровень с нами ростом, но широк в груди и ходил, всегда согнув мускулистые руки и отставив их от тела, будто собирался ввязаться в какую-нибудь драку. От одного его вида и презрительно смотревшего взгляда исподлобья, мальчишки даже старше его годами предпочитали не связываться с ним.
Мы с Берёзкой, узкоплечие, вечно шмыгающие носами, чувствовали себя уверенней, когда с нами был Дёмка.
Мы завели разговор о таинственной мрачной части фрязинского озера, разделённой выступающим до его середины полуостровом
- Ничего там страшного нет!- бодро говорил Дёмка, - я сам дважды переплывал озеро в том месте и ни одна русалка не тронула меня.
Дёмка, конечно, хвастался. Я примечал, как он боязливо преодолевал плаванием на спине уголок озера от места нашего купания до правого берега, где впоследствии, уже после войны, оборудовали лодочную станцию.
-Доплыл я до середины того омута, - воодушевлённо продолжал Дёмка, - набрал полную грудь воздуха и нырнул, чтобы опустится до дна...
- Видел русалок? – Гена Берёзка даже прикусил губу от испуга
Дёмка помолчал, соображая, что сказать.
По выражению его лица я понял, что Дёмка сейчас попытается «сморозить» нечто фантастическое насчёт картины подводного царства, и я задал ему коварный вопрос:
- Как это «нырнул»? Вниз головой?
- Ещё чего! Вниз головой…- передразнил меня Дёмка. - Просто сложил руки вдоль тела и стоя пошёл ко дну…
Дёмка засопел и с укором взглянул на меня из своего исподлобья.
Я не стал далее допытываться у Дёмки, можно ли с полной грудью воздуха опуститься в глубину, но если он в этом убедит впечатлительного Берёзку, то пусть фантазирует, встревать в его болтовню не буду.
- Достиг донышка,- с серьёзным видом продолжал Дёмка.- глубина там была восемнадцать с половиной метров. Потом упёрся ногами о камень на дне, подпрыгнул и, как пробка, вылетел из воды!
- Как интересно! – открыл рот Берёзка.
Дальше мы шли молча. Берёзка, как обычно, продолжал идти впереди, как разведчик и крутил во все стороны голову, как будто выискивал с кем можно поздороваться.
Поезд «Кукушка», состоявший из маленького паровозика «Овечки» и четырёх старых полупустых вагонов только что ушёл в сторону Ивантеевки, так что нам можно было не опасаться, что он заденет нас на припутевой тропинке.
Генка вдруг взобрался на насыпь, прислонил к рельсу ладонь, на ладонь приложил голову и сказал с торжеством:
- Послушайте, как гудит рельс!
Я последовал его примеру. В самом деле, было слышно, как удаляется от нас уже давно ушедший поезд. С отчётливой ритмичностью звучали удары колёс на стыках рельс:
«Тук-так, так-тук!
Дёма стоял, уперев руки в бока, и снисходительно кривил губы в усмешке:
- Давайте поторапливаться, ещё не прошли полдороги!
Приятно было ступать босиком по затравевшей тропинке. Только, когда зазеваешься и наступишь босой ногой на раскоряченную сосновую или еловую шишку, то приходится морщиться от щекотливой боли в ступне.
Я, как всегда заранее, стал размышлять о еще не виданном нами танке. Взрослые говорили, что он был немецкий. Но как он попал к нашим бойцам? Несомненно, его захватили в снегах на подступах к Москве где-нибудь на берегу Истры в конце сорок первого года. И куда делся его экипаж: убит, захвачен в плен? Конечно, танк должны были привезти на поле не повреждённым, с целыми гусеницами и пушкой. Иначе, какой интерес испытывать снарядами весь израненный танк!
Такими мыслями была заполнена моя голова, когда Мишка обернулся ко мне:
- Хватит фантазировать, Бочешка! Переходим через рельсы и вот он, танк.
Прежде чем посмотреть на то место, куда рукой показывал Дёмка, я увидел, что по ту сторону рельсов Берёзка, приложив еловую ветку к плечу, опустившись на одно колено и держась другой рукой за сучек ветки сосредоточенно повторял:
- Пах.. пах..!
Дёмка повернулся ко мне, заговорщицки подмигнув:
- Видал малолетку?
Проговорил он это тихо, так, чтобы не слышал Берёзка.
Великодушный Дёмка не хотел выводить белоголового Генку из его выдумок. Он как бы давал мне понять, что мы - то с ним уже вышли из наивных игр детства. Я оценил Дёмкину деликатность, но подумал, что, узнай он, как я, уже третьеклассник, подойдя к окну нашей комнаты, приложив щётку на палке к плечу, пускал в небо воображаемые очереди снарядов по немецким самолётам. Сбил одного, а вот уже второй, объятый пламенем рухнул за нашими домами, вот третий.., а вот уже десять стервятников догорают за дальним лесом…
Издали танк казался маленьким, едва заметным на фоне высокой некошеной травы, но когда мы приблизились к нему, он всё же удивил меня своими размерами: он не поместился бы в нашей комнате, даже, если бы занял ещё квартирный коридор коммуналки.
До этого мне не приходилось видеть танки, ни наши, ни тем более, вражеские.
У жёлто-зелёного танка валялись на земле с одной стороны уже заржавевшие траки гусеницы, а с другой стороны - с ведущего зубчатого колеса свешивалась, как ленточка, перебитая гусеница. На боках, сзади и на передней броне танка были чёрные фашистские кресты. Местами они были вдавлены от попаданий снарядов. Мне бросилась в глаза надпись мелом, огибавшая круглое отверстие в брони башни:
«Гитлиру капут»!
Значит, не мы первые подошли к продырявленным снарядами бокам танка, значит, побывали раньше нас ребята-грамотеи из Ивантеевки.
В газете, «Московский большевик», которую раз в неделю мы покупали на поселковой почте, на каждой странице упоминались, если не Гитлер, то обязательно «гитлеровцы с их зверствами на оккупированной нашей территории».
Ни до Дёмки, ни до Берёзки не дошла суть орфографической ошибки в слове «Гитлер». Они не читали газет, в их комнатах было проводное радио, а на слух произношение этого слова было динаковым.
Сначала мы обошли танк кругом, стараясь не напороться босыми ногами на железки, разбросанные поблизости, а потом вскарабкались на моторный отсек и подошли к гранёной башне.
Меня поразил тонкий ствол танковой пушки, напоминающий своей толщиной ту ветку, из которой «стрелял» Берёзка или палку нашей комнатной щётки. Ствол был погнут, и на его изгибе была зазубрина от чиркнувшего ствол снаряда.
Через открытый люк наверху башни, первый в неё забрался Мишка на правах старшего. Скоро вылез он оттуда хмурый с разорванным рукавом рубашки.
- Что, остались там скелеты дохлых фрицев? – почти шёпотом выдавил из себя Берёзка.
Дёмка проговорил, пытаясь прислонить лоскут рубашки к тёмной от загара руке:
- Никаких там убитых немцев нет, только лазить в башню нельзя.- назидательно пояснил он. - Там внутри из каждой круглой дырки торчат остряки брони!
Нам не хотелось рвать свою нехитрую одежонку об острые зубья порванной снарядами брони башни, и мы решили попасть в танк через люк механика-водителя.
Бронированная створка люка была покорежена снарядом, люк не открывался.
Находчивый Дёмка вынул из трака гусеницы заржавленный стальной палец, поддел им край люка, и тот со скрежетом откинулся к передней наклонной стенке танка.
Каждый из нас по очереди влезал и осматривал внутренности танка, присаживался на погнутые металлические места для экипажа, а потом выбирался назад через открытый нами люк.
Ничего примечательного в пустом танке не было. Только через многочисленные круглые отверстия в бронированных стенках в него вливались струи солнечного света, хорошо заметные в потревоженных нами пылинках. Через отверстия с завороченными краями просматривалась вся круговая панорама обширного поля и окружающего его леса
На днище танка ветром нанесло сухие прошлогодние листья берёз и еловые хвоинки.
Мне показалось странным, почему на днище танка среди высохших хвоинок и жёлтых листьев не было видно осколков снарядов нашей сорокопятки. Наверное, снаряды прошивали сразу две стены танка: стену со стороны пушки и противоположную. А может быть, наши артиллеристы сами собрали осколки и головки от снарядов посчитав их секретными для постороннего взгляда.
Мы уже собрались покинуть «танковое поле». Берёзка напоследок бросил в открытый люк водителя танка какую-то ржавую железку. Она звонко стукнулась о металлическое дно. И тут в голову Дёмки пришла мысль:
-А давайте-ка, пацаны, побросаем гранаты внутрь этой развалины!
- Какие гранаты? – испуганно встрепенулся я и осмотрел всё, что лежало поблизости - может быть, мы плохо смотрели, и где-то рядом лежали заржавевшие гранаты!
- А вот устроим состязание на меткость бросков в люк танка. Только наберём камешков у железной дороги.
Дёмкина задумка обрадовала нас: расстрелять немецкий танк, пусть камнями – это не то, что целиться в него палкой.
Мне опять понравилось благородство Дёмки. Другой бы старший мальчишка послал бы нас двоих принести круглые камешки. А вот Дёмка не стал прохлаждаться возле немецкой штуковины, а пошел за компанию вместе с нами.
- Только не брать камни с наружной стороны рельса, а брать их между шпалами и с не одного промежутка, а с разных! – слышался убеждающий дёмкин голос.
Мы набили карманы известняковым и гранитными камешками и заторопились к своей мишени.
Метров в пятнадцати от раскрытого люка танка Дёмка провёл черту и сказал об условиях соревнования:
- Пусть каждый отберёт по десять камней, сделает десять бросков. Тот, кто попадёт в люк больше всех, тот выигрывает!
Первым вышел на стрельбу Берёзка. Он долго целился перед каждым замахом руки, но сделал всего три попадания.
Потом стал метать "гранаты" Мишка Дёмин. У него только два камешка не попали в цель.
Я со страхом, заранее уверенный, что не попаду в люк ни разу, подошел к черте атаки. Первый бросок. Камень стукнулся о броню башни. Второй бросок – камень пролетел, вообще, мимо танка. Чувствовалась боль в руке: давно не бросал и растянул мышцу или сухожилие. Так ещё два раза мои снаряды пролетели мимо танка.
Я почувствовал, что стало жарко лицу от стыда за то, что какой я не расторопный. Таким давно считали меня и пацаны с нашего дома и даже взрослые соседи по коммунальной квартире.
- И тут пошёл я на непредвиденный для ребят и самого себя шаг: взял в горсть оставшиеся камни и разом швырнул их в переднюю стенку танка: авось некоторые из камней наверняка попадут в цель.
- И вот радость – мой массированный огонь принёс частицу удачи: два из пяти брошенных в горсти камешков скрылись в жерле люка. Хотя это было поражение, но не такое обидное. Метай я камни по одному, я не попал бы в люк ни разу.
- Пора по домам! – скомандовал Мишка.
- Подождите! - Я подобрал известняковый камень, из тех, что не попали в цель при нашей стрельбе, снова вскарабкался к башне танка, и затёр букву «и» в слове «Гитлиру» и вместо неё поставил, пусть не очень отчётливо букву «е».
Мне подумалось, что в Германии, а может быть, в оккупированной ею Австрии живёт безобидный рабочий и крестьянин по фамилии «Гитлир», зачем предвещать ему такой «капут».
Обратно в свой посёлок Фрязино шли цепочкой опять по знакомой тропинке и в том же порядке: впереди Генка Берёзка, за ним я, а в арьергарде замыкал нашу тройку, как обычно, Дёмка. В отличие от ходьбы к танку по дороге домой мы шли не торопясь, мало разговаривали: каждый переживал увиденное на заросшем танковом поле. Перешагивали через выпиравшиеся из земли изогнутые корни сосен, но уже осторожнее обходили валявшиеся на нашем пути сосновые шишки. От непривычки к долгой ходьбе ощущали усталость во всем теле. У меня побаливала правая рука - повредил мышцу при неловком бросании «снарядов» в люк танка.
Солнце ещё было высоко над лесом. Мы рассчитывали ещё искупаться на нашем озере по дороге к дому. Уже три раза прошла в сторону Ивантеевки и обратно в сторону Фрязино «Кукушка».
Я шёл и думал о немецком танке. Сколько бед натворил он нашей стране! Ведь не привезли же его на подступы к Москве по железной дороге. Всю эту тысячу с лишним километров он прошёл своим ходом, постреливая из пушечки и пулёмёта и наезжая узкими гусеницами на наши окопы. Но всё же ему пришлось хотя бы частично загладить свою вину – послужить мишенью для нашей новой пушки, а в скором времени отправиться на московский металлургический завод «Серп и Молот» на переплавку, и из его брони уже на другом заводе наготовят новые снаряды.
В газете я прочитал о недавнем танковом бою под селом Прохоровка. Где уж там воевать лёгкому немецкому танку, против нашей тридцать четвёрки и громадного танка «КВ» - «Клим Ворошилов» - не менее мощного, чем ихний «Тигр».
Молчание прервал экспансивный Берёзка, который по своей привычке поворачивал голову направо и налево, стараясь не пропустить из виду все достопримечательности дороги.
- Глядите, какая полянка, давайте присядем здесь, отдохнём!
Голос Берёзки вывел нас с Дёмкой из задумчивости.
Полянка выглядела очень уютно: окружённая соснами, с мягкой шелковистой травой она так и манила на отдых.
- Да здесь растёт щавель! Глядите, как его много! – обрадовано воскликнул Дёмка.
В самом деле, вся середина поляны заросла щавелем, правда начинающим стареть. Высокие стебли с уже созревшими метёлками-семенами придавали всей поляне красноватый вид, сочетающийся с цветом коры соседних сосен.
К слову сказать, в ближайших к нашему посёлку полях и лесах крупный листовой щавель не рос. Находили только узкие листики, так называемого воробьиного щавеля, и то на старых пахотных полях. Хороший сочный щавель рос только на фрязинском кладбище между могильными холмиками, но мы брезговали его собирать, считая, что он впитывал в себя соки от мертвецов.
Дёмка и я набросились на щавель, отрывали у стеблей широкие зелёные листья и сдув с них приставшие к ним игольчатые травинки запихивали щавель в рот. Тут только мы вспомнили, что ни завтракали, да и ожидание ужина нас особенно не радовало. У меня дома ещё оставалась в кастрюльке вчерашняя похлёбка из отрубей, хлеб мы выкупили по карточкам на сегодняшний день ещё вчера и тогда же съели его. Наверняка, и семья Дёмки также голодала.
Мало-помалу чувство голода отступило. Дёмка первый, а затем и я стали набивать щавелем карманы – пригодится на ужин.
В знак солидарности с нами Берёзка только попробовал пару листиков щавеля и больше не притрагивался к нему. Тем временем он облюбовал себе сосну с низко расположенными ветвями – было удобно взбираться на неё, чем он и не преминул воспользоваться.
Мы знали, что семья Берёзки, в общем, не страдала от недоедания – его мать работала в заводской столовой и кое-что из оставшихся винегретов и каш приносила домой.
Так что мы не особенно прислушивались к Берёзке, когда он с верхних ветвей сосны горланил припев военной песни, которую слышали на учениях красноармейцев:
Стоим на страже
Всегда, всегда.
А если скажет страна труда,
Прицелом точным врага в упор.
Краснознамённая, даёшь отпор!
Дальневосточная, смелее в бой.
Смелее в бой!