Разбитое стекло

Ирина Труфанова
 

   – Я спрашиваю, кто  разбил  стекло  в  учительской?! – раздавался пронзительный голос  классной.
 
   Напряженная тишина. В  распахнутые  окна  ворвался  свежий весенний ветер, пробежал по тетрадкам, перелистнул страницы.

   – Где мяч?.. Встаньте, кто играл в футбол на перемене!.. Как  вам  не  стыдно!..  У кого-то  из  вас  не  хватает  даже  смелости  признаться!..  Да  вы  же  трусы!..

   В  ушах  неприятно  звенело. Где-то  на  стекле  зажужжала  муха...

   – Я  разбил, – раздался  спокойный  голос  Давыдова.

   Все  удивленно  посмотрели  на  него.

   – Ты  разбил?!  И  не  мог  сразу  признаться? Я  от  тебя  не  ожидала!..  Давай сюда дневник! Сейчас я напишу твоим  родителям, какого  они  сына  воспитали!.. И    в  школу  не  приходи без  отца – пусть  завтра  же  вставит  стекло! А поведение тебе в конце года будет снижено!..

   Ольга смотрела на Давыдова и думала, что очень сложно было не попасть в окно, потому что спортивная площадка располагалась прямо напротив учительской.
   На  перемене в классе стояла тишина.

   – Ребята, как же так, – призывала Ольга, – почему вы все молчите?! Давыдову итак влетит дома, не один же он играл в футбол! Любой из вас мог бы разбить! Вы хотя бы на стекло деньги соберите!

   Но никто ничего не ответил, и все молча вышли из класса. Она так и осталась стоять в недоумении.

   На  следующий  день  отец  Давыдова  стекло  вставил, и  все как-то  само  собой  забылось…

   Через  месяц  они окончили  школу, а  после  выпускного  вечера  встречали  рассвет.

   Всем классом гуляли по набережной и центральным улицам. А когда подошли к планетарию, то мальчишки, с подачи Давыдова, взобрались по винтовой лестнице к самому куполу и стали кричать, прыгать и махать руками. Почему-то было очень смешно – и все смеялись.

   Ночь была темная. И белые рубашки мальчишек, и белые платья казались туманными пятнами. «Мы как ночные призраки», – подумала Ольга.

   Город спал. И девочкам, стоящим внизу, было очень трудно уговорить мальчишек спуститься.  Те их еще долго дразнили.   

   – Спускайтесь, пока не приехала милиция! – кричала Ольга.

– Ну и что, – кричал Давыдов, – если и приедет!.. будет даже интересно!.. ведь это в последний раз!..  Сегодня можно!..

   Ольга не узнавала Давыдова. Впервые она смотрела на него другими глазами и улыбалась – он нравился ей! Всегда скромный, интеллигентный и стеснительный, теперь он предстал перед ней азартным озорным мальчишкой, которого она до сих пор не знала. Как жаль, что не знала!.. И померкли перед ней выдающиеся личности класса: и сердцеед Сергей Манжосин, который почему-то нравился всем, и отличник Леонов Слава, тщательно обдумывающий свои слова и поступки, и Женя Иванов, который был похож на героя-индейца, и красавец Зиновский Саша. Теперь Витя Давыдов завладел ее вниманием. 

  Потом они ходили по проспекту, сидели на скамейках, разговаривали, смеялись и радовались тому, что, наконец, стали взрослыми и вся жизнь впереди…

  Никогда  еще Ольга не видела Виктора таким оживленным, он словно преобразился, смешил всех и подавал идеи… 
               
  Она  возвращалась  домой  вместе  с  Давыдовым. Они жили  почти  по  соседству, но  вдвоем  шли  впервые.

   – Вот  мы  и  встретили  рассвет, – он  улыбнулся  и  кивнул  головой  в  сторону  горизонта, где  розовело  небо, – а  ты  не  бойся! Когда вернешься, скажи, что  мы  тебя  одну домой не  отпустили.

   Ольга тоже улыбнулась в ответ и  на прощанье подала ему руку. Он пожал ее.
Она шла и думала о том, как хорошо они расстались. Ей захотелось еще раз посмотреть на него. Ольга оглянулась. Он все еще стоял. Потом улыбнулся – и помахал ей рукой. На душе стало светло и радостно.

   В то лето они больше не виделись.

   Через  год, в июне, она  приехала  домой  на  каникулы, а  на  второй  день  увидела  в  автобусе  Киселеву, свою бывшую  одноклассницу. Та  подскочила  и  вскрикнула:

   – Ольга, здравствуй! А ты знаешь, что Витю Давыдова убили?! 

   – Что-о?!

   – Да-да, а ты разве не знала?.. все  наши  знают... он  защищал  кого-то... сегодня в два часа будут похороны. Обязательно  приходи! Мы  к  тебе  уже  два  раза  бегали! – и  Киселева на  остановке  выскочила  из  автобуса.

     Кажется, плакала Ольга  тогда  так  впервые: слезы  сами  бежали  по  щекам, застилали  глаза, и  она  перед  собой  почти  ничего  не  видела.

     Все  уже  собрались. Манжосин  первым  поднялся  ей  навстречу.

    – Пошли, – сказал он тихо, – мы  теперь  только  в  таких  случаях  можем  собраться…

     Перед  гробом  шли  две  одноклассницы  и  бросали  цветы… Остальные шли сзади. И  когда  под  ногами  оказывался  цветок, Ольга  старалась  наступить, чтобы  смять  его…

   После  похорон  все  ждали  поминального  обеда. Сидели во дворе, под навесом, съежившись, словно маленькие  воробьи. Было  невыносимо  тяжело. Шел дождь, шумел по крыше и шлепал по лужам. Все молчали. Хотелось  бесконечно  плакать. Ольга сидела, стиснув носовой платочек зубами, как  и  там,  на кладбище, чтобы не разрыдаться…

   Вдруг, сначала тихо, а потом все громче и громче, Галка  Колыхаева  начала  что-то  рассказывать, а  потом  смеяться. Ее  голос  звучал  как-то  странно  и  дико. Наконец  все  поняли, что это анекдоты. Но  никто  ничего  не  сказал.

   Ольга смотрела на Колыхаеву  и  думала: «Какой  ужас, ведь  она  ему  нравилась...».

   Потом почувствовала, как кто-то потянул  ее  за  рукав.  Оглянулась – Манжосин.

   – Ты  знаешь, – произнес он, опустив глаза, – а  стекло  разбил  не  он, стекло  разбил...  другой.


   Через  несколько  дней  Ольге  приснился  весь  ее  класс. Они  сидели  и  кого-то  ждали.  Наконец  дверь  открылась – и  вошел  Давыдов, как  обычно,  в  сером  костюме  и  белой  рубашке. Он  прошел  по  рядам  и, улыбаясь,  остановился  возле  нее. Она (хотя  такого  никогда  в  ее  жизни  не  было!)  взяла  его  за  руки и спросила, почему они такие  холодные, но он не   отвечал. Тогда Ольга взялась руками чуть выше запястья – рукава  оказались  пусты, – она  сжимала  только  пустые  рукава! – а  он  стоял  и  смотрел  на  нее.

   Ольга  проснулась  и  осознала, что  он  умер.

   А  через  месяц  ей  приснилось, что  они  идут вместе  с  ним  вдвоем, держась за руки, через небольшую рощу и  поляну, а  вокруг  все  залито  розовато-золотистым  светом, и  на  душе  хорошо  и  радостно.

   Он вдруг останавливается, отпускает  ее  руку  и  говорит:

   – Ну вот и  все...  я  пошел.

   – Я тоже хочу с тобой! – восклицает  Ольга.

   – Нет, – отвечает  он и грустно  улыбается, – тебе  еще  рано.

   Поворачивается  – и  уходит, исчезая  за  деревьями.

   Она  просыпается  и  осознает, что  он  ушел.

   Смотрит  в  окно – и  видит: на  востоке  розовеет  небо…

   Ольга задумывается, потом садится к столу, достает школьную тетрадку и пишет :

    
                Мои  друзья, которых  больше  нет,
                Не  постучат, не  позвонят, не  встретят
                И  не  окликнут  торопливо  вслед, –
                Они  ушли,  их  просто  больше  нет,
                Остался  только  ветер, только  ветер...               
               
                Мои  друзья, обиды  затая,
                Ушли  однажды  по  другой  дороге...
                И  только  я  осталась, только  я,
                Как гость случайный на чужом пороге.