Про С. -Петербург, крылатых львов и Елену Молохове

Падунский
Про С.-Петербург, крылатых львов и Елену Молоховец

В 1847 году, во время обучения в Смольном институте для благородных девиц, с Еленой Ивановной Бурман, которая тогда, разумеется, для всех была просто Леночка, случился необыкновенный казус. Впрочем, казус был весьма обыкновенным, из тех, что случаются со всякой юной барышней в известное время. Она влюбилась.

Влюблённость ея протекала со всеми приличествующими случаю симптомами: плохой сон, дурной аппетит, низкая успеваемость и заплаканные глаза. Вот на эти-то заплаканные глаза и обратил своё внимание законоучитель института, протоиерей Готлиб Фабианович Остен-Сакен. И велел Леночке Бурман после занятий явиться в учительскую. С дневником.

В описываемое время Готлиб Фабианович ещё не был посвящён в сан и являлся на уроки в виц-мундире. О, что это был за мундир! Он заменял ему, а вместе с тем и всему Смольному институту пресловутую «жилетку», в каковую надобно плакаться. Сколько девичьих слёз было пролито на этот мундир! Как жаль, что краеведы и петербургофилы не озаботились вовремя сохранить его в кунсткамеру – в назидание и пример.

Отечески выслушав Леночку, осушив ея слёзы батистовым платком, всегда лежавшем в кармане для подобных случаев, Готлиб Фабианович вынес свой вердикт: с этим надо что-то делать!

Следует отметить, что многих смущала громкая фамилия законоучителя. Остен-Сакен! Как у известных князей, графов и баронов, внесённых в дворянские матрикулы остзейских губерний и острова Эзеля, а также в родословные книги Орловской губернии. Но документы у Готлиба Фабиановича были выправлены справно, нрава он был смирнаго, а на все вопросы о родстве отшучивался – дескать, седьмая вода на киселе, младший отпрыск младшей ветви рода, к титулам отношения не имеющий.

Но вернёмся же, наконец, к Леночке и её сердечным заботам. Готлиб Фабианович понимал, что необходимо устроить встречу молодых, но при этом соблюсти приличия. Поэтому он вызвался сам выследить предмет леночкиных воздыханий и передать ему записочку.

Предмет оказался блестящим гвардейским офицером. Имени его мы, по причинам, каковые станут вам известны позже, назвать не вправе. Для связности же повествования пусть он будет величаться Арчибальдом Арчибальдовичем.

А.А. был нимало удивлён, но записочку взял, прочитал и обещался написать в своё время ответ. Увы, ответа этого не дождался ни Готлиб Фабианович, ни Леночка.

Тогда безрассудная студионтесса пошла на крайние меры. Вызнав, какой дорогой А.А. возвращается из полку на квартиру, и решившись на объяснение, в урочный час пошла ожидать его аккурат возле Банковского моста через Екатерининский канал.

К ея разочарованию, Арчибальд Арчибальдович в означенный вечер сей дорогой не проходил. Она повторила ожидание, раз, и второй, и третий. Так бесплодно прождала она неделю.

Читатель знает, конечно, что время ожидания тянется ужасно томительно. Чтобы не разреветься, как дура, Леночка стала воображать какими блюдами она будет потчевать своего избранника, после того, как счастье их случится. Стояние на Банковском мосту так раззадорило ея воображение, что к концу недели в голове уложилась ощутимо толстая поваренная книга.

Через неделю Готлиб Фабианович принёс ей пренеприятное известие: А.А. отправлен с секретной миссией в Австрийскую империю для наблюдения за подстрекательствами мадьяр к противуправительственным выступлениям, имея в виду соблюдение интересов Российской империи на Балканах. Скоро ли он вернётся, и вернётся ли после таких опасностей – никто ничего не мог и предположить.

Поплакав о своей неразделённой любви, Леночка по окончании курса уехала на родину, в Архангельск, где вскорости вышла замуж за архитектора Франца Молоховца.

Свою книгу она поначалу хотела назвать "Рецепты крылатых львов", но издатель воспротивился этакой фривольности. Посему теперь мы имеем «Подарок молодым хозяйкам или средство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве» за авторством Леночки, пардон, Елены Ивановны Молоховец.

Рассказывают, что время от времени она бормотала себе под нос: «крылатые львы способствуют пищеварению» и мечтательно улыбалась. Домашние считали слова эти милой причудой и не доискивались до причины ея