Африканский паук и другие ангелы-хранители Варьки
Глава 1
Детство Андрюши
Когда Андрюша родился, его родителям было чуть за тридцать. Мама и папа Андрюши были врачами - эпидемиологами. Оба красивые, молодые, энергичные и талантливые в своей профессии. Они могли бы сделать весьма успешную карьеру, защитить кандидатские и даже докторские, прославиться в науке. И даже, возможно, получить какую-нибудь международную премию. Например, Нобелевскую. Но к этому они не стремились. Своё предназначение они видели в другом. Родители Андрея «спасали мир». В каких только регионах и странах они не делали это. Юго-восточная Азия, Африка, Южная Америка… Если по телевизору говорили, что где-то началась эпидемия чего-то очень опасного, можно было не сомневаться, что именно там мама и папа Андрея борются с недугом.
Когда маме и папе исполнилось слегка за 30 лет, они вдруг вспомнили ещё об одном своём предназначении – быть родителями. Несомненно, что на осуществление этой цели должно уйти не меньше 9 месяцев. У родителей Андрея на это ушло больше трёх лет. Нет, Андрей родился «вовремя», примерно через 8 месяцев после возвращения своих родителей из Южной Америки. С этим всёбыло нормально.
Родители не захотели оставлять «свою кровиночку» на родине. Они решили дождаться, пока Андрей достигнет того возраста, когда станет, как они говорили, «разумным», чтобы забрать его с собой. Туда, где они в очередной раз собирались «спасать мир». Никакие просьбы двух бабушек, двух дедушек и многочисленных дядюшек и тётушек, большинство из которых были бездетными или имели взрослых детей, не повлияли на решение родителей Андрея. Родственники просили «оставить бедного мальчонку», а не возить его «в джунгли на съедение диким зверям». Мама и папа кардинально пересмотрели и осознали свою родительскую ответственность за ребёнка, и без него никуда ехать не собирались. Но и ответственность за «спасение мира» в них с рождением ребёнка не иссякла.
Ребёнок рос здоровеньким, шустрым, практически ничем не болел, и был привит от всех возможных болячек.
К достоинствам маленького Андрюши можно отнести и то, что к трём годам он усвоил два постулата, внушённые ему мамой и папой. Безукоризненное исполнение Андрюшей этих догм свидетельствовало о том, что он стал «разумным».
Первый постулат, внушённый папой, – «не врать», Андрюша не понял, потому что не знал, что такое говорить неправду. Он и так никогда не врал, говорил всегда правду, даже если эта правда не очень нравилась маме, папе и любимой бабушке Нине.
Второй постулат, сформулированный уже мамой, гласил « не есть никогда поднятое с пола, даже если это очень вкусная вещь или даже конфета». Исполнять этот наказ было сложнее. На полу или на земле часто лежали такие соблазнительно вкусные вещи, что не подобрать их было очень затруднительно. Мама решила закрепить теорию практикой. Взяв красивую конфету, она прилепила к ней какое-то мерзкое на вид неживое насекомое и незаметно от сына бросила «бутерброд» на землю, наблюдая, как поведёт себя сын. Подняв с земли конфету, Андрюша сдул с «бутерброда» песок, отлепил насекомое, и, внимательно его рассмотрев, бросив конфету на землю, положил жука в рот.
На вопросы спохватившейся мамы, сразу вытащившей насекомое изо рта сына, почему он сделал именно так, Андрюша искренне ответил, что конфеты с пола есть нельзя.
Со временем второй постулат стал им выполняться, и родители решились взять Андрюшу с собой. Сначала в Африку. Они, конечно, читали «не ходите, дети, в Африку гулять». Но, полные решимости опровергнуть смысл этих детских стихов-ужастиков, без опаски повезли мальчика в «жуткую Африку». Было тогда Андрюше почти четыре года.
Летели с пересадками в двух аэропортах, потом летели в лагерь медиков на малюсеньком самолётике. Самолёт трясло, казалось, что он развалится.
Все говорили:
-Яма, яма.
Сколько Андрюша не смотрел в иллюминатор, ямы он не видел, везде были красивые облака, белые и чёрные, сверкала молния. Открывшаяся в иллюминатор картина вызывала у него восторг. Это было как на американских горках, в парке, куда Андрюшу водил дядя Слава, мамин брат. На горках Андрюша визжал от восторга, а дядя Слава молчал и сидел, вцепившись в ручки. Когда они слезли с горок, дядю Славу тошнило, и в перерывах между приступами тошноты он бормотал какую-то непонятную Андрюше фразу:
-Чтоб я ещё…
В самолётике тоже кого-то тошнило. Мама с папой, вцепившись в Андрюшу, повторяли по очереди:
-Не бойся, сынок.
По их виду, однако, было понятно, что боялись они, Андрюша не боялся ничего. При очередном падении в «яму», он говорил, как на «американских горках»:
-У-у-х! - и заливисто смеялся.
Наконец долетели до лагеря. Самолётик шустро подкатил прямо к домику. Все вышли, Андрюшу нёс на руках папа, потому что Андрюша уже спал.
Утром Андрюша встал раньше всех. Мама и папа спали. В глубине домика кто-то тихо разговаривал. Надев шорты, висевшие рядом с кроватью, босиком, как он ходил на даче у бабушки Нины, Андрюша вышел на улицу. Забора не было. Вместо забора были заросли. Дорожек тоже не было. Вместо них вокруг дома был мягкий песок. Вокруг росли разные рас тения. Некоторые были с яркими цветами.
-Как у бабушки Нины на даче, - подумал Андрюша. Андрюша сразу обратил внимание на траву с узкими длинными листьями.
-Лук, - подумал Андрей. Лук тоже рос у бабушки Нины. Сорванный «лук» был невкусным, и Андрюша его выплюнул.
Почти около домика стоял хорошенький блестящий самолётик, на котором прилетел Андрюша. Около него ходил молодой весёлый лётчик Леша. Он насвистывал какую-то мелодию. Увидев Андрюшу, Лёша радостно сказал:
-Ну, ты, пацан, молоток, смелый. Давай пять, -и протянул руку Андрюше. Андрюша протянул ему свою ладошку.
-Хочешь порулить, - неосмотрительно спросил Лёша.
-Хочу, - искренне ответил Андрюша.
Лёша по махонькой лесенке завел Андрюшу в самолётик. Проведя его в кабину пилота, Лёша усадил Андрея в кресло, надел ему на голову наушники и сказал:
-Ну, рули.
Что-то вспомнив, Лёша пощёлкал тумблерами перед лицом Андрюши и, убедившись, что всё выключено, вышел из кабины. Минут десять он прибирался, посвистывая, в салоне, после чего, вернувшись в кабину, спросил:
-Ну, порулил?
-Порулил, - ответил Андрюша, слез с кресла и, сняв с себя наушники, передал их Лёше, после чего Лёша повёл его к выходу. Лесенки у самолёта уже не было. Лёша, спрыгнув первым, протянул руки и весело приказал:
-Давай, пацан, прыгай.
Андрюша прыгнул, произведя в прыжке какой-то металлический звук. Поймав его на лету крепкими руками, Лёша поставил его на землю и спросил, показывая на карманы шортов Андрея:
-Что у тебя там?
-Гайки, - сказал, как и положено, правду Андрюша.
-Какие гайки, где ты их взял, - заикаясь, спросил Алёша.
-Там, - показал на самолётик Андрюша.
Лётчик Лёша, молча вытащив из кармана шортов Андрюши три какие-то железяки, побледнел, опять ухватил Андрюшу своими крепкими загорелыми руками, поставил в самолётик, потом залез туда сам и попросил Андрюшу показать, где он взял эти «гайки». Взяв Лёшу за руку, Андрюша привёл его в кабину, и, присев, показал место, откуда пальчиками открутил «гайки».
Лёша побледнел ещё больше, молча вывел Андрюшу из самолёта, и, ухватив его покрепче, отнёс в сторону домика, метров на пять. Поставив его на уже нагревшийся песок, Лёша взглядом оценил расстояние от самолётика до Андрюши, потом опять, взяв Андрюшу подмышки, отнёс его ещё метра на три. После этого он уже не весёлым, а каким-то расстроенным голосом сказал:
-Вали отсюда.
Смысл сказанного был не совсем понятен Андрюше, он первый раз слышал такие слова, но почему-то решил, что это значит что-то вроде «иди, гуляй».
Днём лётчик Лёша, подойдя к метеорологу Дмитрию Петровичу, что – то долго шептал ему на ухо. Оба они при этом смотрели на Андрюшу, и Дмитрий Петрович несколько раз повторил:
-Да ты что!
После разговора с Лёшей, Дмитрий Петрович сходил на свою метеоплощадку, осмотрел заборчик вокруг неё, а на калитку, которая до этого не запиралась никогда с момента установки, навесил какой-то ржавый огромный замок. Несколько раз потрогав замок, Дмитрий Иванович принёс большую палку и закрепил её выше калитки, так, что калитка даже не шевелилась, когда её дёргали.
К обеду Лёша откатил свой самолётик на другой конец взлётной полосы. В течение следующих двух недель, пока Андрюша жил в лагере, уходя от самолётика, Лёша метёлкой чертил вокруг него что-то типа КСП - контрольно-следовой полосы, как у пограничников. Приходя к самолётику, он просматривал свою КСП и только после этого залезал в самолётик.
На следующий же день после приезда в лагерь мама и папа Андрея улетели на вертолёте в очередной уголок, где была эпидемия какого-то очень опасного заболевания. Ребёнка оставили на попечение двух нянек: пожилого, но не совсем старого негра, и шустрой молоденькой негритянки со сложными африканскими именами. Упрощённо их имена звучали как Мол и Бет.
Африка поразила трёхлетнего Андрея. Сначала он пытался найти общий язык с няньками. Это было очень трудно. Он не знал их языка, они – его. Поэтому изъяснялись, в основном, жестами. Затем его обуяла потребность научить нянек умываться. Он просто не мог понять, почему няньки умывают его каждые полчаса, в то же время, не отмывая себя до нужной чистоты.
Нянькам сразу понравился шустрый и умный малыш. Он постоянно что-то рассказывал им на своём языке, а они, не понимая его, согласно качали головами. Если он рассказывал что-то, по его мнению, смешное и при этом смеялся, смеялись и няньки. Можно было считать, что они нашли общий язык.
Через несколько дней общения с ним няньки пришли в большое уныние. Мальчонка успевал попробовать все те растения, которые попадались на его пути, говоря при этом «лук».
А если добавить сюда массу ползающих и прыгающих насекомых, которых он почти всегда успевал догнать и безбоязненно схватить в свою ладошку. Нет, он их не ел. Отбрасывая их в сторону, Андрюша говорил непонятные для нянек слова:
-Брысь, мясо.
Смысл этого выражения не знал и Андрюша. Просто он не раз видел, как дядя Артём, папин младший брат, обедая на даче у бабушки Нины, вытаскивая из тарелки вкусного борща попавшую туда муху или пчелу, говорил эту фразу, отбрасывая насекомое в сторону, после чего доедал борщ. Дядя Артём был военным моряком, и не мог понять, как можно выбросить целую тарелку вкуснейшего борща, даже если в нём кто-то побывал. Видимо, на корабле, на котором служил дядя Артём, было туго с продуктами. Хотя, глядя на дядю Артёма, нельзя было даже заподозрить, что он мог недоедать. Он был здоровенный, румяный, с громким голосом и красивыми усами. У него были такие же глаза, как и у Андрюшиного папы, серые, смеющиеся, с густыми чёрными ресницами. Жены у него не было. Бабушка называла его непонятным для Андрюши словом «бабник». Подумав, Андрюша решил, что «бабник» - это любимец бабушек. В своих рассуждениях он был частично прав. Бабушка Нина очень любила Артёма. Он был её младшим ребёнком.
В конце первой недели пребывания в Африке, Андрюша научился играть в разные игры и научил своим играм нянек.
Мол сделал Андрюше красивый лук и научил стрелять из него. Потом пожалел об этом. Увидев Андрюшу с луком, весь небольшой персонал лагеря убегал и прятался в укрытия. Нет, Андрюша не стрелял ни в кого специально. Просто стрелы летели не туда, куда он их направлял. Доставалось всем, и поварихе и метеорологу. Лук у Андрюши забрали.
Потом Андрюша научил своих нянек играть в прятки. Чаще всего искали именно его. Ему, видимо доставляла удовольствие эта игра. Однажды он спрятался под кустом с развесистыми листьями прямо у веранды дома. Сев под куст, он засыпал песком свои ноги, и выжидающе, как охотник, наблюдал сквозь листву, как буквально в нескольких сантиметрах от него, обезумевшая от ужаса Бет бегает со скоростью гепарда и кричит «Эндрю, Эндрю». В конце концов песок стал осыпаться, из-под куста выглянул синий сандалик, и Андрей был обнаружен.
Два дня его держали в помещении. Потом с опаской выпустили под бдительный присмотр нянек. Почти сразу в мгновение ока он исчез. Выдал его победный вопль откуда-то из-за дома. Андрюша был обнаружен стоящим около зарослей. В левой поднятой вверх руке он держал ещё живого, похожего по внешнему виду и размером на белку, зверька. По повреждениям на тельце бедного животного было видно, что «белка» первоначально была добычей какого-то более крупного, чем Андрюша существа. Показывая на кусты, ребёнок с восторгом повторял:
-Собака, собака.
Этого слова няньки не знали, но о том, что это было за существо, и при каких обстоятельствах Андрей смог отнять у него добычу, няньки постарались сразу забыть. Надо отметить, что в радиусе двух километров от лагеря собак не было, так как две имеющиеся ушли с хозяином на охоту ещё неделю назад. Зато в изобилии водились гиены и шакалы.
В этот раз Андрюша просидел взаперти три дня. Нет, он не сидел буквально взаперти, его выпускали на закрытую веранду. Громадные застеклённые до пола окна и двери веранды были надёжно заперты. На веранде было прохладно. Возле одной стены стояло полдюжины пятилитровых горшков с прекрасными, цветущими африканским растениями. Разложенная здесь же куча Анрюшиных игрушек осталась без его внимания. За десять минут, пока уверенные в его безопасности няньки находились внутри дома, он вытащил все цветущие кустики из горшков и аккуратно сложил цветы в кучу, создав что-то в виде клумбы, «как на даче у бабы Нины». Землю из горшков, правда, менее аккуратно, он сложил в другую кучу, и стал что-то лепить из неё. После этого случая лексикон нянек пополнился новым и диковинным словом «куличи».
На следующий день няньки, сделав ему напротив крыльца дома подобие песочницы, сев на лавочку рядом, с умилением стали смотреть, как он лепит эти самые куличи. Бдительность бдительностью, но именно Андрюша раньше них узрел бегущее по дорожке существо. Существо на «мясо» было не похоже размером и передвигалось очень быстро. Бросившись вдогонку всей силой маленьких, но крепких и шустрых ножек, Андрюша догнал это существо и ухватил его буквально перед густыми зарослями, не дав ему скрыться. После этого он издал победный вопль, от которого у Бет, почти догнавшей его, чуть не отнялись ноги, а Мол схватился за сердце. Подбежавшие няньки, увидев добычу Андрея, оцепенели. В руках ребёнок держал громадного чёрного паука. Мощные чёрные лапки делали паука похожим на краба, а громадные глаза были как линзы фонарика. Туловище паука было размером чуть меньше спичечного коробка. Андрюша, держа паука очень бережно, как хрупкую игрушку. с интересом рассматривал насекомое, пытаясь заглянуть ему в глаза, Паук был ещё жив. Он обречённо закрыл глаза и слегка пошевелил лапками. Похолодев от ужаса, Мол, как завороженный, протянул к пауку руку. Поняв, что у него пытаются отнять его добычу, Андрюшенька издал такой визг, по децибальности значительно превосходящий первый, что Мол, отдёрнув руку, бессильно сел рядом, а паук, резко дёрнув всеми лапками, перестал шевелиться. Где-то за спиной Мола плакала Бет, читая какую-то молитву. Оценив ситуацию и поняв, что у него уже никто не отбирает его новую игрушку, Андрей аккуратно поставил паука на песок дорожки и сказал услышанные от лётчика Лёши слова:
-Вали отсюда.
Увы, лапки паука уже не держали его, он был мёртв. Резво, слишком резво для своего возраста и ситуации, Мол подхватил Андрюшу и какими-то немыслимыми прыжками побежал в дом. Следом, едва успевая за ним, бежала рыдающая Бет.
В доме Андрея раздели, и с участием спешно вызванного врача, подсвечивая яркими лампами, осмотрели. Затем осмотр повторили. Следов укуса на ребёнке обнаружено не было. Скорее всего, паук был ядовит, хотя точно этого никто не знал. Странно, но Андрюша совсем не противился осмотру, всем улыбался и хихикал, когда ему было щекотно.
Доктор – пожилой итальянец всю ночь просидел у кроватки Андрея, часто трогая его лоб. Утром, открыв глаза, Андрей сказал: «Молока». Доктор, бормоча под нос что-то по-итальянски ( в переводе это звучало как «феноменально») удалился к себе в амбулаторию.
К обеду на вертолёте прилетели срочно вызванные мама и папа. Полчаса мама с папой радостно целовали и тискали ребёнка, выхватывая его друг у друга, и щебетали, щебетали. Оставлять Андрюшу в лагере, да и в целом, в Африке, было действительно опасно.
Собрали консилиум. К большому круглому столу в гостиной поставили десять стульев, обшитых бархатом, старинных, но хорошо сохранившихся. За столом собрались восемь человек. Решалась судьба Андрюши. Девятым был сам Андрей. Он сидел на стуле, чистенький, умытый, одетый в полосатую маечку и такие же шортики. Болтая босыми ногами, он ел из глубокой тарелочки привезённый мамой и папой вкусный мёд диких пчёл, обмакивая в тарелочку один палец, Когда он наелся мёда, в тарелочке оставалось этого лакомства чуть больше половины. Подумав, Андрюша старательно вылил остатки мёда на единственный не занятый, стоявший рядом с ним свободный стул. Понаблюдав за тем, как красиво стекает густая янтарная жидкость, он аккуратно поставил пустую тарелочку перед собой. После этого, ковыряя в носу, стал складывать вынутое из носа содержимое в рот. Но на эти его шалости никто не обращал внимания.
Все ждали представителя консульства. Несколько задержавшись, в зал зашла элегантная особа неопределённого возраста в белоснежном шикарном брючном костюме. Поискав глазами свободный стул, она села на тот, что стоял рядом с Андрюшей, ласково погладив Андрюшу по голове. В благодарность ей мальчик очаровательно улыбнулся.
Через два часа бурных дебатов, осложнённых испорченным костюмом чиновницы из консульства, было решено отправить Андрея на родину. Потом ещё час спорили, кто его повезёт. Мама и папа нужны были здесь, в Африке, потому что здесь ожидалась очередная эпидемия.
Метеоролог Дмитрий Петрович, работавший без отпуска три года, и каждое утро за завтраком говоривший одну и ту же фразу:
-Когда же я к родным берёзкам поеду, - кардинально изменил свой подход к отпуску и сказал, что он не может оставить такой участок, как метеослужба.
-А вдруг завтра ливень и шторм? Как вы будете летать, не зная погоды.
Всем сразу показался странным такой поступок, поскольку дожди в этой местности бывали раза два в год, а то и меньше.
Лётчик Лёша, собиравшийся в отпуск, чтобы жениться, тайно позвонил на родину, перенёс дату свадьбы, и, сидя за столом, говорил, как-бы с обидой:
-Не поймёшь этих женщин. То женись, то не женись.
Оставались папа с мамой. Папа, зная о характере проделок Андрея, и узнав к тому же, что придётся делать пересадки в двух аэропортах, один из которых в Африке, а другой – в Европе, явно струсил, и сказал, что ребёнка должна везти его мать. Мама стала спорить и говорить, что ребёнку необходимо мужское воспитание. Поняв, что может проиграть, папа решил взять хитростью. Наклонившись к уху мамы, он стал что-то ей шептать, отчего мама сначала молчала, а потом стала хихикать, как в первом классе, когда впервые познакомилась с папой. Мама расслабилась, утратила первенство в споре, и победил папа. Везти Андрюшу домой было доверено маме.
Когда Андрюшу увозили, все гладили его по голове и почему-то плакали.
Больше всех плакала Бет. На прощание она поцеловала его и несколько раз произнесла абсолютно незнакомое ему слово на своём языке. Андрюша, конечно, его не знал. В переводе на русский оно значило «воин».
Лётчик Лёша, пожав ему руку, на прощание сказал:
-Лётчиком будешь. Прости, если что не так.
Мама повезла Андрея в Москву. К дедушке Коле и бабушке Нине. Это родители папы. В отличие от других бабушки и дедушки по маминой линии, всех тётушек и дядюшек, они были уже на пенсии, и им было доверено воспитывать ребёнка дальше. Жили они почти всё время на даче, расположенной на громадном земельном участке.
Мама довезла Андрюшу почти благополучно, если не считать случая в аэропорту в Европе.
За два часа до посадки в свой самолёт, мама, сморенная постоянным напряжением из-за присмотра за сыном и пересадками, задремала. Сначала Андрюша вытащил из маминой ослабевшей руки свою ладошку, потом выронил изо рта конфету. Строго соблюдая наказ мамы, не есть ничего с пола, он решил просто поднять конфету. Наклонившись за ней, под соседним стулом он увидел красивый фантик. Пытаясь достать фантик, Андрюша прополз метра 2 под лавками, под следующим стулом увидел брошенный кем-то красочный буклет… Устав ползать и собирать брошенные так необдуманно взрослыми ценные, с точки зрения Андрюши, вещи, он нашёл себе уютное местечко меж двух чемоданов, где и уснул.
Минут через 10 очнувшаяся от усталой полудрёмы мама обнаружила пропажу ребёнка. На кресле, где он сидел, осталась только его панамка. Встав и оглядевшись вокруг, мама диким голосом закричала:
-Андрюшенька-а-а-а!
Наступила такая тишина… Казалось, что даже самолёты, подлетающие к аэропорту, зависли в воздухе и выключили двигатели, а отлетавшие застыли на том месте, где их застал мамин крик. Кто-то в огромном зале громко икнул от испуга. Потом началась беготня. Двадцать минут работа аэропорта была парализована. Самолёты принимали, но не выпускали. Проверяли все оказавшиеся около аэропорта машины, багаж, все помещения, урны, прилавки, холодильники, автоматы по продаже напитков и газет, банкоматы. К досмотру просили предъявить все вещи, размером больше футбольного мяча. Персонал, перешёптываясь друг с другом, «по секрету» рассказывал, что у русской мадам, работающей во Всемирной организации здравоохранения при ООН, украли ребёнка. Многозначительно помахивая аккуратно причёсанными головками, молоденькие сотрудницы аэропорта говорили, что без русской мафии тут не обошлось.
Маму в медпункте отхаживали медики. Она беспрестанно спрашивала одно и то же, сколько самолётов вылетело из аэропорта за последние 15 минут. Узнав, что «только два», причём один – в Новую Зеландию, а другой в Канаду, мама принималась рыдать ещё сильнее. Перспектива, что Андрюшу теперь будут воспитывать папуасы или эскимосы, её явно не устраивала.
Наконец привели собаку. Нет, скорее собака привела проводника, щупловатого, но очень серьёзного и очень молодого полицейского. Собаке дали понюхать Андрюшину белую панамку, на которой были изображены весёлые «божьи коровки». Понюхав панамку, собака рванула под лавку так, что утянула за собой проводника. Освободившись от поводка, проводник стал бегать по залу за собакой. Траектория движения собаки под лавками соответствовала пути движения Андрюши и раздающимся то там, то здесь воплям сидевших в огромном зале пассажиров. Через полминуты раздался крик старой англичанки – хозяйки чемоданов, затем визг Андрюши и его радостный смех. Отодвинули сиденья, и под ними обнаружили заспанного Андрея. Обнимая за шею облизывающую его собаку, он, уворачиваясь от её языка, громко и радостно смеялся. Мама, схватив Андрюшу, плакала и целовала его замурзанное, липкое лицо, а он, показывая ей зажатые в ладошке бумажки, пытался в утешение поделиться с нею своими сокровищами.
Потом мама целовала полицейского, который держал на поводке собаку, потом целовала саму собаку, потом Андрюша целовал собаку, потом собака целовала, то есть облизывала Андрюшино лицо…Поманив маму пальчиком, громким шёпотом Андрюша спросил, нельзя ли ему забрать эту собаку с собой в Москву к дедушке и бабушке, чтобы собака искала его там. Мама вздрогнула и прижала его к себе ещё крепче.
После этого происшествия, о котором мама сообщила родственникам по телефону, на даче, куда ожидалось прибытие Андрюши, ещё раз проверили целостность каждой досточки двухметрового сплошного забора, запоры и задвижки на всех помещениях, колодцах, бочках и других ёмкостях.
В самолёте мама не отпускала Андрюшу от себя ни на шаг. В туалет она заходила с сыном, ставила его спиной к себе, и, попросив не оборачиваться, делала, как говорил Андрюша, «свои дела». За то время, пока мама «делала свои дела», Андрюша, отвернувшись от неё, откручивал пальчиками железячки, которые можно было открутить только с помощью шуруповёрта.
Французские стюардессы увидев, как мама салфеткой бережно и аккуратно привязывает ручку Андрюши к своей, перед тем как хоть немного вздремнуть, предлагали русской мадам отпустить его побегать, добавляя, что уж с самолёта Андрюша никуда не денется. В ответ мама, загадочно улыбаясь, на идеальном французском говорила, что не уверена в безопасности пассажиров и экипажа, если она отпустит от себя ребёнка.
В Москве Андрюшу и маму встречали родственники. Их было так много, что они приехали на микроавтобусе. Все обнимали и целовали Андрюшу, который выдержал испытание Африкой и даже победил громадного паука. От тряски в добрых любящих руках Андрюша смеялся, а снятые им в туалете самолёта железки, лежавшие в кармане курточки, тихо побрякивали.