После звонка человека, представившегося священником, у меня испортилось настроение. Сложно сказать, был ли причиной звонок, или причины были совсем другие. Погода снова портилась, город затянули низкие тучи. Не небо – именно город. Низкие, влажные, тяжелые. Они медленно двигались строем над крышами, цепляя их дымными колтунами, поливая мелким дождем. Водяная пыль размочалила город, белые стены становились мутно серыми, стволы деревьев блестели от воды. Я пил кофе без сахара и смотрел в окно. Узкое окно старого маленького дома с микроскопическим двориком, который был наглухо закрыт всякими хозяйственными постройками типа летней кухни, в которой жила еще летом собака. Потом зимой собака умерла, не сдохла, а умерла. Когда я выносил вместе с хозяином дома собаку, обмотал правую руку розовым полиэтиленовым пакетом, чтобы не касаться мокрой шерсти. Тогда погода была получше – было солнечно и тепло, потом снова похолодало, даже снег шел пару раз, а теперь на море начался шторм и пошел мелкий дождь. Который, собственно, не прекращается уже вторую неделю.
Звонок мне тоже испортил настроение. По правде говоря, ничего особенного не произошло, мне часто звонят. А тут появилось какое-то предчувствие, не предчувствие, не могу объяснить толком. В общем, поговорили, договорились о встрече. Я допил кофе и пошел собираться. Встречу он назначил (если, конечно, вам не будет обременительно) в городке Старый Крым, вернее даже не в нем, а в армянской церкви Сурб Хач. Я пару раз там бывал – последний раз в ноябре. Там крокусы зацвели. Красиво. Горы, сухие дубовые листья и сквозь них проросли нежно-фиолетовые крокусы.
От Феодосии до Старого Крыма ехать двадцать минут – несколько поселков по дороге, особо не разгонишься. Практически под белым знаком окончания поселка я свернул влево, проехал пару кварталов частного сектора состоящего из мокрых заборов и крыш, начал подниматься в горы. Буквально через десять минут я был на пустой парковке перед церковью и монастырем.
Старая церковь, с пристройками и небольшим музеем, блестела мокрыми стенами. Чуть ниже били два родника, чуть выше – современное здание то ли гостиницы, то ли общежития для монахов и небольшое кафе с летней верандой. В кафе готовили, назовем это так, исключительно пакетированный чай, заварной кофе и сладкие пирожки. Больше там ничего не было. Кафе было закрыто, а на дубовой скамье под навесом сидел мужчина в спортивной куртке. Больше никого не было ни видно, ни слышно. Я подошел к нему, странно – он курил, мельком окинул его взглядом – плотный, около пятидесяти, из-под спортивной теплой шапки вились длинные с проседью темные волосы. Нос прямой, глаза серые, короткая борода.
- Добрый день. Вы звонили?
- Добрый, добрый. Спасибо за то, что нашли время… Мне по правде тяжело было бы добираться к вам.
- Если не ошибаюсь, вы сказали, что вы священник?
- Да, вас удивляет отсутствие униформы?
- Да.
- Прохладно и сыро. Не знал, сколько придется вас ждать. А у нас, - он усмехнулся, - не так как у военных. Зимней формы одежды у нас нет. Вот и пришел в куртке.
- Вы тут живете? В монастыре?
- И да и нет.
- Не важно. Вы позвонили, я приехал. Что вы хотели узнать?
- О том, как вы пишете. Видите ли, мне попалась ваша книга. Странное впечатление. Начиная с обложки. Там у вас фотография какой-то скульптуры – принцесса в короне, босоногая принцесса стоит в нише древней стены. И ждет. Откуда это?
Я присел на скамью, закурил. Странные вопросы и странный священник в лыжной куртке.
- На военном кладбище в Херсоне есть храм, построенный для Екатерины. По фронтону четыре ниши и четыре скульптуры. Эта принцесса – одна из них. Вот. Мне показалось интересным. Босоногая принцесса. Вот такая история.
- Спасибо. А вы помните, какие еще там были скульптуры?
- Еще одна женская – рубенсовская красотка и старик со свитком. Четвертую я не помню.
- Да, да, старик. И, как вы сказали, рубенсовская красотка? Да, она была чуть полновата.
- Что бы вы еще хотели узнать?
- Узнать? Скорее – спросить. Да, спросить. Вы внимательны к деталям, и, как ни странно, эти детали не мешают повествованию. Они достаточно органично вкладываются в него, создавая реалистичную картину. Так можно сказать, что вы из всех существующих деталей выбираете далеко не самые важные и характерные, но совершенно незаменимые? Без этих мелочей картина теряет, что ли, привязку к местности? Как у вас это получается?
- В принципе, вы правы. А как получается – не могу вам сказать. Можно анализировать только по факту. Например, нет смысла описывать зеленую траву, а вот если описать каплю росы, искрящуюся на солнце – человек автоматически дорисует в воображении и цвет и запах. И птиц с кузнечиками. Тут как получается – если человек невнимательный и без фантазии, он увидит только то, что написано. А я пишу коротко и просто. А тот, кто и с фантазией и не обделен вниманием – он как… Вы же выращивали в детстве кристалл соли на ниточке?
- Вы меня поймали. Я уже вижу и лохматую ниточку, и граненый стакан с мутным раствором.
- И облезлый обломок красного карандаша, к которому примотана нитка?
- И его. Именно красного. Поразительно.
- Так вот, второй тип читателя делает все сам.
- Как я?
- Да, как вы. Читатель выращивает мир – запахи, цвета, формы, пристегивает к ним уже свои воспоминания, чувства, образы. И этот маленький мир моей новеллы становится чисто его, его личным, осязаемым миром.
- Поразительно. Да, очень похоже, так и есть.
- А как так получается – не могу сказать. Само получается.
- Предположим, ничего само не бывает. Еще есть важный момент – у вас есть несколько описаний, которые дают привязку к месту, очень точные описания, но не современные. Я имею ввиду то, что вы точно описываете некое место, но сейчас это место выглядит совсем не так.
- А, это вы про рассказы с провалами? С рваной линией? Где становится не по себе от всяких странностей?
- Да. Например, вы описываете в «Ленте» это место – Сурб Хач. И сейчас мы сидим под тем деревом, которое сажает главный герой. Сейчас дереву лет триста.
- Граб. Старый граб. Я часто такое делаю – надо же внести четкий реализм в картинку. Берешь карту города, берешь карту местности, ищешь информацию. И если героиня, предположим в Ванкувере, будет переходить Мэйн Стрит возле сквера, то она точно будет видеть какой-то гранитный постамент со скульптурой. Я там не был, но знаю про постамент. И героиня его увидит. И читатель прочитает. Привязка к местности, вы сказали?
- Да, я предполагал что-то подобное. Рваная линия повествования. А вот если так поставить вопрос – почему вам это важно?
- Что, простите?
- Детали, ключевое событие, выражаясь вашим языком, краткость – вы же можете, скажем так, шире раскрыть? Хотя, я и сам отвечу – можно, но тогда событие потеряет неожиданность, потеряет запах свежей крови. Наверно так…
- Наверно так.
- А ведь знаете, тот мостик еще сохранился.
- Какой мостик?
- В Роттердаме. Горбатый такой, с черной брусчаткой.
- Какой горбатый?
- Которая блестит под дождем, как зеркало.
- Извините?
- А вы не помните?
- Что?
- Событие. Ключевое. Вы ведь не женаты?
- Нет.
- А в который раз?
- Просто не женат.
- А в который раз не женаты – помните?
- Я не понимаю вопроса.
- А мостик помните?
- Какой мостик?
- Через реку. В Роттердаме много речек впадает в бухту. В бухте стояли корабли. Парусные. В 1763 году? Помните?
- Вы задаете странные вопросы.
- Тогда постараюсь напомнить. Она умерла от чумы, пока вы с дочерью ездили на базар в Роттердам. Приехали – а дом сгорел и ее сожгли. В деревне никого не осталось. И вы вернулись в Роттердам. Ночью в дождь в крытой телеге проехали мостик. Горбатый. С брусчаткой, которая блестела.
- И? Что за чертовщину вы рассказываете?
- Корабль уходил следующим утром, вам хватило денег – лошадь, телега, что-то еще. И вы уплыли. Новая жизнь и все такое. Вы ведь даже сейчас плохо умеете плавать?
- И что?
- Вспоминайте! Драка, вас выбросили за борт. Полная луна, волны над готовой, зеленая вода? Помните?
- Что за бред!
- Вы что, не ухватили суть? Не важно, видно еще не ухватили. Жаль, мне пора уже. Так вот, она доплыла, вышла замуж, случайно узнала важную деталь. И попросила меня найти и передать привет, сказать, что все хорошо. Вас найти. Она знала еще тогда и когда и куда и кого искать.
- Меня искать? Меня найти?
- Ну да, нашел. Принцесса босиком. Не важно. Мне пора, благодарю за встречу. И за возможность передать привет.
Он встал и зашагал по тропинке в гору. Я так ничего и не понял из его рассказов. Странный человек. Разных людей встречал – до сих пор удивляюсь. Дома было сыро, под полом скребла мышь. Вечером отключили свет, а свечи я забыл купить. Лег спать как стемнело. Среди ночи проснулся – было холодно и мокро. Телега выехала из уличной грязи на мост. Такой горбатый мост через речку возле гавани. Через рваные тучи проглядывала полная луна, под мокрыми тряпками спала дочь. Мостик блестел зеркальными булыжниками, отражая луну. Мокрые полотнища парусов хлопали на ветру.
- Просыпайся, принцесса! Хватит спать, города не увидишь, вспомнить нечего будет потом!